Дневник, найденный в звездолете

Владимир Леонидович Кузьменко.

Древо жизни.

Книга 1

 

 

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Издательский центр "ТЕРРА" и "Книжное обозрение", 1991

OCR: Alex A. Bel.

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

 

Книга первая

 

 

В.Кузьменко -- кандидат медицинских наук, доцент кафедры патофизиологии и заведующий лабораторией нейробионики Львовского мединститута. У него более ста научных работ и сорок изобретений в области сложных самоорганизующих систем, т.е. искусственных нейронных сетей и систем искусственного интеллекта.

"Древо жизни" -- первая художественная публикация В.Кузьменко. Роман большой, состоит из трех книг, каждая из которых может существовать самостоятельно. Вместе с тем они, конечно же, единое логическое целое. Автор исходит из того, что наша цивилизация -- только одна из ветвей огромного древа Вселенной, и знакомит нас, читателей, с другими побегами. И с нами самими... через 300--400 лет. Искусственный интеллект -- Сверхсложная Система -- делает человека "бессмертным". Но все равно он остается самим собой. И Разум - выше Сверхразума. Вечные темы Добра и Зла, Любви и Ненависти, Жизни и Смерти -- главные герои романа. Написанный в форме приключенческой фантастики, он читается легко и приятно.

 

 

"И сказал Господь Бог:

вот, Адам стал один из

Нас, зная добро и зло; и

теперь как бы не простер

он руки своей, и не взял

также от древа жизни, и

не вкусил, и не стал

жить вечно"

(Первая книга Моисея

"БЫТИЕ", стих 22)

 

 

Предисловие автора

Все живое смертно! Это истина, с которой не может примириться разум. Именно разум! Ибо разум познал бесконечность времени и, познав его, содрогается, от ужаса перед бесконечным Ничто, которое ожидает его в его кратковременном пути, с которого, он не может свернуть, зная при этом, что каждый шаг приближает его к этому всепоглощающему Ничто и ничто не может отвратить его встречу с ним. Как бы нас не отвлекали повседневные заботы, волнения, радости - мысль о смерти, она неизбежно снова и снова приходит к нам, к каждому из нас по-разному: к одним - неся неудовлетворение от несделанного, несовершенного, к другим - с острым чувством утраченного, к третьим - с щемящим животным страхом, от которого хочется куда-то спрятаться, подобно тому, как ребенок прячется на груди матери. Но всех, даже самоубийц, решивших покончить счеты с жизнью, чтобы уйти от Реальности; героев, сознательно жертвующих ею во имя идеалов, - всех без исключения посещает великий Страх перед небытием. Только одни побеждают его отчаянием, другие - душевным порывом самопожертвования.

Как только человек стал достаточно разумным, чтобы познать странность нашего мира и ожидающего его Ничто, он, чтобы сохранить свою психику от вечного страха перед ним, изобрел религию и мир потусторонней вечной жизни. Не буду утверждать, что только один страх перед неизбежным породил религию, но все-таки он играл, да и играет по сей день основную роль в создании человеком Всемогущего Защитника и Спасителя. Чем в данном случае человек отличается от малолетнего ребенка, для которого этим защитником является мать?

Бессмертие. Если оно и возможно, то оно не даруется, а создается! Человек должен сказать себе: я человек, я одинок в этом мире, и моя судьба зависит только от меня! Я хочу жить, желая бессмертия не только роду человеческому, но и себе лично. Но я смогу, может быть, добиться бессмертия, если мое бессмертие будет целесообразно. В том случае оно будет целесообразно, если мое бессмертие будет так же необходимо всему тому, что меня окружает, как и мне самому. Следовательно, надо искать такого бессмертия, которое не только даст мне все блага вечной жизни, блага не ущемленные, но полноценные, с удовлетворением всех моих человеческих потребностей, как духовных, так и чисто биологических, но не только не принесет неудобства и вреда окружающему меня миру, а станет ему столь же необходимым, как и мне самому. Возможно ли это? Что я могу взамен предложить природе и Космосу? Только свой разум. Но если эта сделка еще не совершается, значит, товар мой еще не настолько качественный. Вот в чем суть вопроса. Не лежит ли ответ на него в самом разуме, в его развитии? Но каком? Развивается ли разум поступательно, или же он должен проходить стадии, каждая из которых: отличается от всех предыдущих? Стоп! Стадии... Нет ли здесь коварства судьбы? Ведь я, человек, даже в обмен на бессмертие не хочу терять ничего человеческого: ни своих эмоций, ни радости, ни доброты, ни жестокости, ни гнева, ни любви, ни страдания, ни наслаждения. Пусть все мое останется со мною! Я хочу жить вечно и не уставать от жизни, не терять желаний. Только в этом случае я останусь человеком. Как это все соединить? Как достичь бессмертия, отдавая, но ничего не теряя?

Человечество в своем развитии идет по запутанному лабиринту. Впереди его ждет неизвестное Тупик или выход? Можно ли сейчас понять, куда мы идем? Ведь выход один, а тупиков великое множество! Какой же путь предпочесть? Вновь всплывает слово целесообразность. Если человечество живет только для себя, целесообразно ли оно? Мы существуем в Великой Самоорганизующейся Системе, именуемой Космосом. Космос в переводе обозначает порядок. Но порядок не создается сразу. Он возникает из Хаоса, и, раз он существует, следовательно, он развивается. Кто мы, носители разума, в этой огромной системе? Никому ненужные паразиты, живущие только для себя, или же этап и часть развития этой системы? Если мы сможем когда-нибудь ответить на этот вопрос, то мы ответим и на вопрос - целесообразно ли будет наше бессмертие в этой большой системе.

 

Книга первая

ОСТРОВИТЯНИН

 

ЛЕТ СПУСТЯ

 

Его разбудил шум прибоя. Он лежал на песке у самой воды, совершенно голый. Волны разбивались о прибрежные скалы, и остатки их, пенясь и шурша о гальку, плескались у самых его ног, не доставая их каких-нибудь полтора-два метра. Сергей поднял голову, присел и осмотрелся. По обе стороны белел песчаный пляж, образуя справа равномерную дугу, заканчивающуюся мысом. Слева, вдали, громоздились скалы, закрывая дальнейшее продолжение берега. Метрах в ста от него берег поднимался, переходя в холмы, поросшие буйной растительностью.

Его глаза стали различать породы деревьев. Километрах в десяти возвышалась гора, конус которой блестел на солнце, казалось, покрытый снегом. Он перевел взгляд на свои голые ноги и вдруг заметил (он готов был поклясться, что минутой назад здесь ничего не было) свою одежду. Это была та же самая одежда, которую он надевал за год до вылета, когда они с Ольгой ездили отдыхать в Крым: белые парусиновые брюки, сандалии и голубая тенниска. Он быстро оделся. Сзади послышались шаги. Обернулся. К нему приближалась Ольга. Сергей бросился к ней, и уже через секунду они сжимали друг друга в объятиях.

-- Вернулся, -- шептали губы жены. -- Милый мой...

Она, прильнув к нему всем телом, страстно целовала его в губы, затем, уткнув лицо в его плечо, заплакала счастливыми слезами.

-- Постой, -- наконец сказал он, -- никак не соображу. Где мы с тобой находимся? И потом... -- он боялся произнести это, -- прошло 200 лет по земному времени...

Она молчала, только счастливо всхлипывала.

-- Понял! -- закричал он. -- Ты тоже летала в космос! Но когда? -- Сергей вспомнил, что последняя радиограмма, полученная с Земли звездолетом, сообщала о готовящейся экспедиции в созвездие Стрельца, но он и не представлял, что в ее состав может войти его жена. Потом, такая невероятная случайность -- вернуться назад в одно и то же время.

-- Да, мы стартовали через два года за вами в созвездие Стрельца, -- сказала Ольга. -- И вернулись недавно.

-- А что это за местность?

-- Я не знаю, -- она засмеялась. -- Я знаю только, что ты здесь и это наш дом. Я ничего не помню. -- Ольга снова счастливо засмеялась.

-- Пойдем, -- она потянула его за руку.

--Куда?

-- Все равно.

"Дом..." -- подумал он. Когда-то ему хотелось вот так пожить на берегу моря, лучше всего на острове, вдвоем с Ольгой. В детстве он много раз перечитывал "Таинственный остров", и долго потом этот остров был его затаенной мечтой, мечтой, которая, он знал, никогда не осуществится, но всегда бывшей для него какой-то второй реальностью, которая, впрочем, не мешала ему.

Они медленно подымались по склону холма. Могучие стволы кедровых сосен постепенно окружали их со всех сторон, под ногами хрустели сухие ветки. Послышалось тихое журчание, и они вышли к ручью, который, извиваясь, бежал между деревьями. Вода в ручье была холодной и прозрачной. Захотелось пить.

"Там дальше должно быть озеро", -- подумал он. И действительно, вскоре стволы поредели, и они вышли на опушку, у которой расстилалось большое озеро. Ручей вытекал из него с высоты около пяти метров. У самого берега стоял деревянный двухэтажный коттедж, именно такой, какой ему хотелось когда-то иметь. Они подошли к дому и поднялись на крыльцо. Дверь была открыта. Они вошли и очутились в просторном холле.

-- Есть кто-нибудь! -- крикнул он, не надеясь почему-то получить ответ. Он уже знал, что дом принадлежит ему. Осмотр дома занял полчаса. Здесь было все, что только можно желать. Библиотека, заставленная дубовыми шкафами с книгами, кабинет, спальня, ванная, современная кухня. Обставлен дом был со вкусом, старинной, XIX века мебелью, причем вещи казались чем-то давно знакомым, во всяком случае они отвечали его представлению об удобстве и красоте. В холле стоял большой холодильник. Открыв его, он обнаружил бутылку шампанского, банку икры и много другой снеди. Все было в таком виде, как будто только что туда положено.

Позавтракав (это можно было назвать завтраком, так как было около восьми часов утра), Сергей с Ольгой хотели было пойти на берег озера, но в это время стена холла, не имевшая дверей и не заставленная мебелью, засветилась, и на ней появилось объемное изображение человека. Это был мужчина лет пятидесяти в сером, спортивного покроя костюме. Он приветливо улыбнулся Сергею, не замечая почему-то Ольги.

-- Доброе утро, профессор, -- обратился он к Сергею. -- Как вы себя чувствуете? Добро пожаловать на Землю!

-- Спасибо, -- ответил Сергей. -- С кем я говорю, кто вы?

-- Николай Владимирович Кравцов. Я старший научный сотрудник института сверхсложных систем. Но это не важно. У вас, конечно, масса вопросов. Давайте их, но не спешите, все постепенно. Сначала разрешите передать вам благодарность Академии наук за ценные результаты вашей экспедиции. Академия поручила вам передать, что в ближайшем будущем на открытую вами планету будет послана специальная экспедиция.

-- Каким образом? Ведь материалы экспедиции почти полностью погибли во время катастрофы.

-- Мы сняли мнемофильм с вашей памяти. Если хотите, я вам продемонстрирую.

На экране появилось изображение первой высадки на Счастливую. Затем его сменили другие кадры разведки в пурпурных скалах, возвращения, наконец, момента катастрофы. Сергей видел своих товарищей, погруженных в анабиозные ванны, когда он помогал капитану корабля отнести почти недвижимые их тела в анабиозный пункт. Затем над ним склонилось лицо капитана, и все исчезло. На экране снова появился Кравцов.

-- Сергей, к сожалению, больше, кроме вас, никого не удалось спасти. Доза излучения вызвала распад нервной ткани, они были мертвы уже тогда, когда вы их поместили в камеры. Вам повезло. Доза излучения, полученная вами, не превышала 20000 рентген. Капитан, по-видимому, получил меньше, но он задержался со входом в анабиоз, проверяя курс корабля. И последнее. Сейчас 2280 год. Население Земли превышает 20 миллиардов человек. Теперь задавайте вопросы.

-- Во-первых, где мы находимся? Я имею в виду себя и Ольгу, мою жену.

-- А ваша жена здесь? -- Кравцов оглядел комнату, не замечая стоящую рядом с Сергеем Ольгу. -- Хорошо! Прекрасно! -- вдруг как-то странно обрадовался он.-- Здравствуйте, Ольга!

-- Здравствуйте! -- ответила Ольга. -- Где мы находимся? -- повторила она вопрос Сергея.

-- Вы не удивляйтесь, но я сам пока еще не знаю, где вы находитесь, -- сказал Кравцов. -- Автомат перенес вас, согласно вашему скрытому желанию, в место, которое мне пока неизвестно.

-- Я же вас просил не удивляться, -- Кравцов отвел глаза в сторону. -- Мы наладили с вами контакт, ну, а место, в котором вы находитесь, оно что, вам не нравится?

-- Нет, нравится, конечно, но как это вы не можете знать, где я нахожусь? Я этого никак понять не могу. Дпустим, мне понадобится срочная помощь. Вы ведь мне сказали, что доза, которую я получил, где-то около 20 тысяч рентген. -- В мое время она в 20 раз превышала абсолютно смертельную дозу.

-- Не забывайте, что прошло 200 лет. За это время наука далеко продвинулась вперед. Я вам гарантирую, что медицинская помощь вам никогда, т. е. я хотел сказать, что долго не понадобится. Ведь вы чувствуете себя превосходно, не так ли?

-- Да! У меня такое впечатление, что я даже помолодел.

-- Вот именно. В данном случае все зависит от вашего психологического состояния. Если вы хотите, то можете еще помолодеть, скажем, лет до 20, но смотрите, не превратитесь в младенца, -- пошутил он. -- Одним словом, вы должны желать быть здоровым. Что касается места вашего пребывания, то не могли бы вы описать его мне.

-- Охотно. Это, по-видимому, остров, довольно большой, в субтропиках.

-- Понятно! Вы находитесь на одном из островов Тихого океана. Все необходимое вам будет доставляться немедленно. Достаточно только мысленно пожелать этого. На острове много, дичи, Вы не охотник?

-- Почему же?

-- Тогда в вашем кабинете вы найдете превосходное ружье. Стреляйте на здоровье.

-- Но, может быть, это запрещено?

-- Нисколько. Вы можете охотиться на оленей, если они там есть, на медведей, на фазанов и даже на павлинов. Сколько хотите и когда хотите. Этим вас никто не будет ограничивать.

-- Спасибо, но мне непонятно, каким образом при населении 20 миллиардов вы смогли мне выделить целый остров, который по размерам с хороший район, если не область.

-- Сергей, пусть вас это не беспокоит. Со временем вы все поймете. А пока позвольте проститься. Мы встретимся с вами через несколько дней. Пока отдыхайте.

-- Когда я могу вернуться к работе?

-- Не думайте пока об этом. Вы заслужили отдых. Во всяком случае, месяц-другой ни о чем, кроме отдыха, не думайте. Экран погас.

 

Прошло три года. Жизнь на острове нравилась Сергею, но его начинало тяготить бездействие. Охота, рыбная ловля приносили много азартного удовлетворения, прогулки по морю на яхте вместе с Ольгой -- все это вроде бы и заполняло время, но не заполняло жизни. Рождение маленькой Оленьки не внесло больших забот. Девочка была идеально здоровой и быстро развивалась.

Тяготило отсутствие связи с большим миром. Ни телевизора, ни радиоприемника в доме не оказалось. Он много раз пытался постичь тайну экрана, но безуспешно. На вид это была обычная стена, покрытая гладким непрозрачным пластиком серого цвета. Ни выключателя, ни кнопок, ни малейшего намека на управление.

В тот день первой и последней встречи этот пластик как бы превратился в экран телевизора, но с тех пор, как этого Сергей ни ждал, связь не включалась.

В доме было много книг. Большая часть их была художественной литературой, но было также много по математике, биологии и системотехнике. Книг по истории, касающейся последних ста пятидесяти лет, он не обнаружил, хотя тщательно пересмотрел всю библиотеку. Не было также художественных произведений последнего столетия.

Читая, Сергей заметил в себе некоторую странность. Все прочитанное легко запоминалось. Он и раньше обладал прекрасной, почти феноменальной памятью, иначе он бы просто не попал в отряд космонавтов. Но та, прошлая память не шла ни в какое сравнение с этой. При желании он мог теперь без всякого затруднения, почти мгновенно, вспомнить любое место в прочитанной книге, процитировать целые страницы текста. Необходимая информация в нужный момент как бы всплывала у него перед глазами, но в то же время не была навязчивой, т. е. заявляла о себе только в нужный момент. В остальное же время она хранила скромное молчание, ничем не напоминая о себе.

Как ни странно, Ольга не проявляла никакого интереса к чтению, что за ней ранее не замечалось. Она была всегда рядом, всегда внимательная, заботливая и ласковая. Характер ее, если и претерпел изменения, то только в лучшую сторону. Ранее она часто не соглашалась с мужем, была язвительной в споре. Эта язвительность одновременно нравилась и приводила в раздражение его, тем более, что он сам обладал сходными чертами характера, а такое сходство, как правило, приводит к размолвкам и ссорам. За год до отлета столкновение характеров чуть было не привело к полному разрыву.

Теперь Ольга всегда и во всем соглашалась с мужем, часто развивала его мысль, как бы предугадывая ее. Странно было, что, почти ничего не читая, она прекрасно разбиралась в сложных вопросах и научных положениях, которые еще вчера для самого Сергея были откровениями. Наконец, случилось то, чего так долго ждал Сергей. Как-то вечером, когда все семейство, отужинав копченым окороком убитого несколько дней назад оленя, сидело на веранде и любовалось красочным закатом солнца, из-за приоткрытой двери холла послышался шум работающего экрана видеосвязи. Сергей быстро встал и вошел в холл. Экран светился бледно-голубым светом, но на нем ничего не было. Минуты через три на экране возник Николай Кравцов.

-- Доброе утро, -- лицо его расплылось в улыбке.

-- Добрый вечер, -- поправил его Сергей.

-- Простите, вечер, -- смутился Николай, -- я забыл разницу во времени. У нас сейчас утро.

-- Послушайте, -- начал Сергей, -- как это понимать? Три года! Вы что, забыли про меня?

-- Простите нас, Сергей Владимирович. Дело в том, что мы просто хотели дать вам хорошенько отдохнуть и поэтому не беспокоили. Поздравляем с рождением дочки!

-- Спасибо... Но...

-- Во-вторых, -- перебил Николай, -- двусторонняя связь несколько затруднена...

-- Не понимаю...

-- Пока это все, что я могу вам сказать. Если вы испытываете в чем-либо потребность -- говорите! Мы все исполним.

-- Дело не в этом. Меня интересует, сколько мне, вернее, нам, торчать на этом острове?

-- Боюсь, что долго. Но разве он вам не нравится?

-- Опять не то! Место прекрасное, лучшего не пожелаешь. Меня тяготит безделье. Я хочу работать! -- Сергей начал злиться. -- Работать, работать! Вы это понимаете?

-- Вот об этом я и хотел бы с вами поговорить, -- обрадовался Николай.

-- Слушаю.

-- Вы, насколько я знаю, полевик?

-- Да, это моя основная специальность. Смежная -- биология.

-- Нам известно, что еще в студенческие годы вы увлекались проблемой времени.

-- Да, я даже опубликовал работу о фазности времени, но меня тогда не поддержали.

-- Знаю. За прошедшие двести лет ваша идея, высказанная eщe студентом, нашла подтверждение в ряде косвенных феноменов, и нам бы хотелось, чтобы вы вернулись к этой проблеме.

-- Я очень рад, но я давно уже этим не занимаюсь.

-- Не беда. В вашей библиотеке вы найдете весь материал, касающийся этого вопроса.

-- Странно, я ничего подобного не встречал.

-- Поищите получше. Это на второй полке сверху, в четвертом шкафу от двери.

-- Но там только художественная литература. Кажется, Кервуд, -- удивился Сергей.

-- Да? Но вы все-таки посмотрите.

-- Хорошо! Что я должен делать?

-- Ознакомьтесь с состоянием вопроса и, если у вас появятся идеи, проработайте их.

-- Хорошо! Как я вам сообщу результат?

-- Пусть это вас не беспокоит. Не спешите. Времени у вас более чем достаточно, не забывайте об отдыхе и развлечениях.

-- Не понял?

-- Ну, например, если у вас появятся какие-то особые желания, даже странные, пожалуйста, не стесняйтесь. Мы можем многое!

-- Меня тяготит отсутствие связи. Хотя бы телевизор...

-- Пожалуйста! Экран будет включаться по вашему мысленному желанию. Вы будете смотреть фильмы, развлекательные программы, но пока это все, что мы можем вам обещать в этом отношении.

-- Странно, что при такой технике...

-- Увы! Есть обстоятельства, которые даже наша техника не может пока преодолеть. До свидания.

-- Опять через три года. -- горько усмехнулся Сергей. Но экран уже погас.

Сергей полностью погрузился в работу. Несколько дней он читал найденные в шкафу книги. "Странно, -- думал он, -- как я их раньше не заметил". Необыкновенные, никогда раньше не испытанные приливы сил и энергии, воображения привели к какому-то особому состоянию его организма. Сознание было предельно ясное и в то же время как бы затуманенное. Время исчезло, оно скрутилось в клубок и одновременно было растянуто до бесконечности. Работа доставляла то крайнее наслаждение, знакомое только немногим, в сравнении с которым все другие, известные человеку наслаждения представляются мелкими, не заслуживающими внимания. Строки уравнений, выводов, казалось, сами ложились на бумагу. В статье профессора Сытникова он нашел ссылку на свою студенческую работу и с удивлением узнал, что его считают основоположником современной теории времени. Идея, пришедшая ему в юности, казалась теперь наивной, но продолжала будить воображение.

Что, если идти дальше? Волнообразность... Да, конечно... Переход в противофазу... Но если это так, то пульсация Вселенной -- только отражение этой волнообразности... Тогда в точке экстремума... постой... А если, если все другие измерения тоже имеют волнообразную функцию... Совпадение экстремумов...

Ну, конечно. Тогда вся Вселенная вмещается в размеры атома... и никакого нарушения... второго начала... Выходит, мы не можем знать, в какой фазе времени мы находимся, и расширяется ли Вселенная или сужается. Для наших чувств и наших приборов она только расширяется. В любом случае мы видим только рост энтропии... Так, если пойти дальше... Нет, этого быть не может, потому что быть не может... Многомерность времени! Бред!

Сергей встал из-за стола, сложил разбросанные на нем листки бумаги и вышел на веранду, забыв выключить компьютер.

-- Доброе утро, -- Ольга шла к нему с дымящейся чашкой кофе.

Сергей только сейчас заметил, что наступило утро. Легкий дымок окутывал стволы деревьев. Воздух был свеж и прохладен. Машинально выпив кофе и поцеловав Ольгу, все еще во власти возбуждения, Сергей спустился с крыльца и подошел к берегу озера. Туман клубился на его гладкой поверхности. На противоположном берегу стволы сосен были не видны, и только их вершины четко обозначались на фоне голубого неба. Сергей постоял немного на берегу, всматриваясь зачем-то в противоположный берег. Сзади послышались легкие шажки. К берегу спускалась Оленька. В руках она несла удочки и банку с червями.

-- Папа, поедем на рыбалку. Я уже вчера червей накопала. Посмотри, какие жирные! -- она протянула ему банку с червями.

-- Поздновато вроде!

-- Ну, немножко. Пожалуйста, -- стала просить Оленька.

Ей шел третий год, но по своему развитию она не уступала пяти-шестилетней девочке. Сергей в этом году впервые взял ее с собой на лодку. Девчушке так понравилась рыбалка, что она с нетерпением ждала, когда отец возьмет ее снова. К ним подошла Ольга. Она несла теплые куртки дочери и Сергею.

-- Оденьтесь, -- категорически потребовала она. -- На озере прохладно. Еще простудитесь. Возись с вами потом! -- это уже звучало притворно-сердито. Они покорно натянули куртки. Сергей взял у дочери короткие зимние удочки с катушками лески, на конце каждой была небольшая пружинка -- сторожок. При клеве эта пружинка сгибалась, каждый раз по-своему, в зависимости от того, какая рыба сидела на крючке. В озере водилось много лещей и угрей.

Сергей оттолкнул лодку, на корме которой уже сидела Оленька и хлопала от радости в ладошки, и направил ее к прикормленному месту, обозначенному белым буйком из пенопласта.

Бросив якоря, он установил удочки и стал ждать. Вскоре сторожок на одной из них медленно стал сгибаться, затем выпрямился. Сергей резко подсек и почувствовал знакомую вибрирующую тяжесть -- источник вечного рыбацкого волнения, когда чувствуешь, что там, в глубине, на крючке сидит крупная рыба. Сергей отбросил удочку, и перебирая руками леску, сбрасывая ее в воду, осторожно, но достаточно быстро стал вытягивать рыбу. Вскоре сквозь прозрачную воду можно было увидеть идущего громадного, килограммов на пять, леща. Когда лещ уже был почти на поверхности, Сергей перебросил леску в левую руку, взяв правой подсак и дождавшись, когда лещ, выйдя на поверхность, глотнет воздуха и, одурев от него, начнет ложиться на бок, быстрым движением подвел подсак и вбросил рыбу в лодку.

-- С приездом! -- подражая отцу, крикнула Оленька. Так всегда почему-то говорил Сергей, вытягивая крупную рыбу. Лещ, придя в себя, начал буянить в лодке и весь покрылся слизью. Сергей затолкал его в рюкзак. Слизь леща, знал Сергей, попадая в воду, является сигналом тревоги для других в стае, и уже тогда клева не жди.

-- Не вытирай руки о штаны. Мама будет ругаться, -- назидательно сказала Оленька. -- На, -- протянула ему полотенце, -- возьми.

"Почему маленькие девочки такие глубокомысленные? -- подумал Сергей. -- Может быть, потому, что весь запас расходуется в детском возрасте?" -- внутренне усмехнулся он. Однако послушно вытер руки протянутым дочерью полотенцем.

Поймав еще двух лещей, затратив на это около часа, Сергей вытащил якоря и направил лодку к берегу. Туман уже давно рассеялся, и желтое солнце, еще не поднявшись над верхушками сосен, плясало расселенными лучами по глади озера. Только сейчас Сергей почувствовал, как он проголодался, так как со вчерашнего обеда, кроме кофе и бутерброда с икрой, ничего не eл.

-- Как дела, рыбаки? -- встретила их Ольга. На ней был ситцевый фартук, руки в муке. Она почесала тыльной стороной кисти правый глаз и вопросительно посмотрела на Сергея.

-- Вот! -- Сергей протянул было ей рыбу, но, видя, что руки ее в муке, положил лещей на цемент крыльца.

-- Значит, на второе будет жареная рыба.

-- А что на обед вообще? -- спросил Сергей. -- Учти, что мы голодные, как черти.

-- Я это давно учла. Грибной суп, вареники с черникой и теперь - жареная рыба. Вы пока погуляйте и переоденьтесь. Через полчаса я вас позову. Да, -- она замолчала в нерешительности, но потом продолжила. -- Я там прибрала у тебя на столе. Ты забыл выключить компьютер. Я немного подсчитала, У тебя там в уравнении 7/15 небольшая ошибка. А так все верно! Если учесть ошибку, то выходит, что любое измерение многомерно!

Сергей, ничего не понимая, ошалело смотрел на жену.

-- А что такое, -- пожала она плечами. -- Пока вы там рыбачили, я немного посчитала. Мне хотелось тебе помочь. Ты страшно устал. Сегодня уже не работай!

Сергей бросился в кабинет. Да, ошибка была! Как он ее раньше не заметил. Но выводы... выводы. Они были ошеломляющие!

-- Немедленно иди отдыхай! -- потребовала вошедшая. Ольга. -- Иначе я с тобой разведусь! -- полушутя-полусерьезно пригрозила Ольга. -- Такой муж мне не нужен. Ты совсем перестал замечать меня. Не считаешь меня женщиной!

-- Олька! Милая, ты -- гений! -- восхищенно вскричал Сергей, заключая ее в объятия и покрывая поцелуями ее перепачканное мукой лицо.

-- Но как ты додумалась?

-- Обыкновенно. Все! Разговор на эту тему считаю законченным, и если ты не пойдешь отдыхать, то...

-- То мы разведемся, -- продолжил Сергей. -- Мне, конечно, не хочется терять такую жену и поэтому иду.

-- Папа! Я тоже с тобой разведусь, -- Оленька стояла в дверях и внимательно слушала разговор родителей, -- если ты не будешь слушаться маму, -- добавила она, смягчая угрозу.

Весь оставшийся день, выполняя обещание, данное жене, Сергей не подходил к письменному столу. До обеда он сходил на огород и нарвал свежей зелени. Как никогда, в этом году удались помидоры. Ярко-красные, сочные, они на разрезе отливали белым сахаристым отливом. Особенно они были хороши маринованные. По части кулинарии Ольга была непревзойденным мастером. Маринованные подосиновики, соленые рыжики, моченая брусника -- вся эта продукция ее тонких, ловких и красивых рук была каждодневным украшением обеденного стола.

-- Куда нам столько, -- говорил Сергей, наблюдая, как она ловким движением закручивала очередную банку разносолов жестяной крышкой.

-- Мне это просто нравится, -- отвечала она. – Нравится смотреть, как ты ешь с аппетитом. Для женщины, -- продолжала она, -- большое удовольствие наблюдать, как мужчина насыщается. Тебе этого не понять!

Сергей любил в такие часы сидеть рядом, украдкой любуясь стройной фигурой жены. Одновременно в ее хрупкости и стройности чувствовалась, и Сергей это точно знал, скрытая сила.

"Как заблуждаются те, -- думал Сергей, -- кто считает, что красивая женщина, как правило, глупа. Красивая не может быть глупой, как не может быть глупой красота. Природа либо щедра, либо скупа, и ее она дарит, так дарит щедро и обильно. Красота -- это носитель какой-то высшей, непонятной нам мудрости, которую можно постичь чувством, но не разумом". В такие минуты его буквально захлестывала волна нежности к жене, и ему страстно хотелось сделать ей что-то особенно приятное, увидеть на ее лице радостную улыбку.

-- Да ты растешь! -- воскликнул Сергей, пристально вглядываясь в Ольгу. Они лежали на прибрежном песке. Было время отлива. Море ушло, обнажив поросшие водорослями камни, среди которых копошились крабы. Их дочь пыталась оседлать медленно ползущую к берегу гигантскую черепаху, достойную представительницу своего рода, стада которого заселяли всю прибрежную зону.

-- Я это заметила, -- спокойно отозвалась жена. -- Месяц назад, -- продолжала она, -- когда мы с тобой поехали ловить рыбу, я, не имея ничего другого подходящего, надела твои парусиновые брюки. Помнишь, те, в которых ты был в первые дни нашего пребывания на острове. И ты знаешь, -- она смущенно улыбнулась, -- они мне оказались почти впору. По длине, конечно! -- еще более смущаясь, добавила она.

-- В таком случае твой рост более ста восьмидесяти сантиметров. Почему же я этого не замечал?!

-- Потому, что ты растешь сам, -- ответила Ольга. -- В тебе сейчас чуть больше двух метров!

-- Тогда наша дочь...

-- Да, она по росту соответствует семилетней. Ты заметил, как она быстро развивается! Я тебе не говорила, но она уже умеет читать! Причем, овладела чтением поразительно быстро!

-- Интересно, интересно. Сколько это будет продолжаться?

-- Ты имеешь в виду рост?

-- Не только рост, но и его тоже. В таком возрасте расти?

-- Ну, твой биологический, вернее, земной возраст 42 года, а биологический трудно определить. Здесь все не так. Я думаю, что нам, судя по состоянию организма (учитывая мою вторую специальность врача, я могу это утверждать), где-то 25 -- 27 лет. В этом возрасте иногда бывает вторая вспышка роста, но мне кажется, что дело не в этом. Рост, я думаю, скоро прекратится. Скажу тебе другое. У меня было два запломбированных зуба. Я тебе об этом не говорила, стеснялась. Зубы что-то за два года до твоего отлета на Счастливую начали портиться. Здесь они меня не беспокоили, и я о них почти забыла. Три дня назад я вдруг обнаружила, что все зубы здоровые, без всяких признаков пломбирования.

-- Двести лет -- немалый срок, -- сказал Сергей. -- Может быть, они продвинулись в биологии настолько, что могут возвращать молодость? Хотя, -- продолжал он, -- этот Кравцов не выглядит молодым человеком. Он седой, и на лице морщины. Ты вылетела через два года после меня и не можешь тоже ничего пояснить. Кстати, ты никогда не рассказывала мне о своем полете.

-- Я ничего не помню. Странно, я все помню до твоего отлета, а дальше -- ничего, вплоть до нашей встречи на этом острове.

-- Да, странностей хоть отбавляй, -- поддержал Сергей. --Я не говорю о том, как мы здесь очутились. Почему меня оставили лежать голым на песке, бросив рядом мою старую одежду. Это еще можно как-то объяснить. Но, скажи мне, откуда берутся продукты в кладовой? Сахар, мука, одежда и все прочее? Как появился в доме компьютер, которого раньше не было? Почему я, я только сейчас об этом подумал, не зная его принципа действия, я не мог этого знать, до моего отлета таких компьютеров и в помине не было, почему я, не задумываясь, смог ввести в него программу?

-- Вполне возможно, если они смогли снять с тебя мнемофильм, то и могли ввести необходимую для работы с компьютером информацию.

-- Все равно здесь много странностей!

-- Не будем пока об этом думать! Все со временем разрешится!

-- Но я не хочу быть подопытным кроликом, -- возмутился Сергей.

-- А что ты сделаешь? А потом, согласись, что клетка, я имею в виду этот остров, для кролика просто шикарна!

-- Да! Ты права. Остров поистине прекрасен. Если хочешь, мы как ни будь пойдем на его южный берег. Помнишь то фантастическое нагромождение скал, гротов?

-- Лучше взойдем на гору, -- предложила Ольга, -- нам не мешало бы осмотреть сверху все его окрестности.

-- Хорошо! Мы это сделаем в ближайшие дни. А тебе не хотелось бы вернуться в большой мир, снова быть среди людей?

-- Зачем... Мой мир здесь... рядом с тобой и дочкой. Оля, Оленька! -- внезапно закричала она, поднявшись, -- вернись сейчас же!

Голова ребенка виднелась среди обнаженных отливом валунов метрах уже в тридцати от берега. Сергей вскочил и, проваливаясь ногами между скользкими камнями, побежал к ребенку.

Дочь, визжа и смеясь, пыталась увернуться, но он быстро поймал ее, взял на руки и отнес к матери.

На второй день Сергей с утра принялся за работу. Что-то не получалось. Сергей встал, походил по комнате, зачем-то вышел на веранду. Начало светать. Лес еще стоял темный. С озера доносились всплески играющей на рассвете рыбы. Снежная вершина горы Франклина, так назвал ее Сергей в память о своей любимой в детстве книге, уже была озарена лучами невидимого пока солнца.

Сергей вернулся в кабинет и стал перечитывать вчерашние записи. Постепенно он почувствовал знакомую волну возбуждения. Итак, многомерность времени. Пусть это пока бред! Интересно, к чему он приведет... Расчеты Ольги верны... Следовательно, точка в одном измерении может вмещать в себя... Время может суживаться до бесконечности и одновременно существовать в бесконечно большой размерности... и в этом бесконечно малом интервале взрывающейся Вселенной образуются звезды и планеты, развивается разум чтобы погибнуть в новом взрыве и возродиться вновь... и так до бесконечности... и эта бесконечность -- мгновение...

Сергей встал из-за стола. Выключил компьютер. Солнце стояло уже высоко над лесом. Слышно было, как на кухне Ольга готовила завтрак. Сергей вышел из дому и углубился в лес. Возле опаленной солнцем сосны стоял гигантский муравейник. Десяток красных больших муравьев тащили по его склону жирную зеленую гусеницу. Сергей взял тонкий прутик и тронул гусеницу. Сейчас же два муравья, присев, принял угрожающую позу, остальные побежали по прутику. Сергей осторожно положил прутик и пошел дальше.

"Древние, -- думал он, -- как мудры они. Уран, -- пространство, Гея -- материя, Хронос -- время. Уран и Гея, материя и пространство породили Хронос -- время. Великий Крон оплодотворяет Гею-материю, порождает племя титанов и богов, звезды и планеты, жизнь и разум... Как могли они это знать?! Как могла эта догадка родиться в их детском сознании?

Хотя... что мы знаем о разуме? Какие тайны хранит он в себе о нас самих? Нет ли там, в мозге, скрытого аппарата сверхразума, работающего по совершенно другим законам логики, закрытого от сознания? И прорывы этого сверхразума в наше сознание создают гениальные озарения? Сократ, Христос, Будда, Лобачевский, Менделеев, Эйнштейн -- не были ли они людьми, у которых, выражаясь техническим языком, перегорел защитный экран? А если найти способ снимать этот экран?..

...Но будет ли счастливо от этого само человечество? Готово ли оно для того, чтобы стать сверхразумным... Не таится ли в этом смертельная опасность?"

Лес, чем дальше, становился гуще. Толстые стволы деревьев, переплетенные лианами, преграждали путь. Лучи солнца едва проникали сквозь гущу листвы и ложились на землю легкими бликами.

Сзади послышался шорох. Сергей быстро обернулся. На тропинке стояла девушка. Длинные золотистые волосы спадали ей на плечи, закрывая обнаженную грудь. Широкая косая повязка едва прикрывала ее стан, почти полностью обнажая правую ногу. Стройные, с золотистым загаром ноги были обуты в легкие сандалии, закрепленные на голенях кожаными ремешками. Ее зеленоватые, широко раскрытые глаза со страхом и любопытством смотрели на, Сергея. Сергей от неожиданности зажмурился и невольно покрутил головой, как бы стряхивая с себя наваждение.

Когда он открыл глаза, тропинка была пуста.

 

Прошло три месяца. Чувство странного возбуждения, охватившее Сергея после встречи с незнакомкой, постепенно улеглось. Сергею стало казаться, и он вскоре почти убедил себя в этом, что юная лесная нимфа с зелеными глазами, встретившаяся ему на тропинке леса, -- плод его воображения и усталого мозга. Он был доволен собой, что ни слова о случившемся не сказал Ольге. Постепенно настороженность покинула его. Если вначале присутствие, как он подумал, людей на острове его обрадовало, то потом он стал опасаться неожиданностей, связанных с этим, тем более что наряд лесной нимфы был более чем странен. Испытывая двойственное чувство желания встречи и одновременно опасения ее, он часто углублялся в лес, держа наготове заряженный карабин, но, кроме диких кабанов и оленей, не встречал никого в своих лесных прогулках.

Еще раз проверив свои записи и расчеты, он переписал их все начисто, пронумеровав, как положено, последовательно уравнения, и стал ждать связи с Кравцовым.

И все же встреча, если это была встреча, а не плод воображения, взволновала Сергея, и это волнение каким-то образом передалось Ольге. Сергей замечал на себе украдкой брошенные, тревожно-вопросительные взгляды жены: Ольга стала раздражительной, но эта раздражительность проявлялась только на дочери и имела естественное объяснение. Девочка поразительно быстро развивалась. Она уже самостоятельно читала детские книжки, найденные в библиотеке, но была страшно непоседливой и вечно куда-то пропадала. Ее можно было найти в самом неожиданном и неподходящем месте: то на чердаке дома с неизвестно откуда появившейся кошкой, то на дереве, и было страшно смотреть, как она, по требованию матери, слезала с высокого ствола росшего возле самого крыльца развесистого дуба.

-- Девочке нужна сестричка или братик, -- категорически заявила наконец Ольга Сергею, стоявшему на крыльце и наблюдавшему, как дочь тщетно пытается одеть кошку в платье куклы. Платье явно было меньше требуемого размера. Кошка отчаянно мотала головой и пыталась лапами сорвать предлагаемую одежду.

Сергей, продолжая наблюдать за дочерью, молча обнял правой рукой плечи Ольги, привлек ее к себе и прижался губами к ее виску. Только сейчас он заметил, что волосы Ольги, ранее светло-пепельного цвета, приобрели золотистый оттенок.

-- Мы, кажется, покрасились? -- шутливо, с легкой иронией спросил он.

-- Мне показалось, что тебе так больше понравится, -- ответила Ольга. Сергей покраснел.

-- С чего ты это взяла? -- спросил он.

-- Сама не знаю, скорее, чувствую...

-- Что же ты чувствуешь? -- шутливо, но с внутренней тревогой спросил Сергей.

-- Чувствую, что ты стал как-то дальше... Ты перестал замечать меня, -- продолжала она. -- Тебя что-то постоянно беспокоит.

-- Ну, естественно, беспокоит длительное отсутствие связи с Кравцовым. Я хочу передать ему расчеты, а он не появляется...

-- Нет, милый, это не то беспокойство. Это совсем другое. Я, не забывай, женщина и чувствую, какого рода беспокойство у мужчины, особенно у мужчины любимого и единственного.

-- Ты моя любимая и ты моя единственная, -- Сергей крепче обнял плечи жены. Ольга повернула к нему лицо и, глядя снизу вверх, в самую глубину глаз, сказала:

-- Достаточно быть любимой... а единственной... это не так важно... Что бы ни случилось, -- продолжала она, -- я хочу иметь от тебя еще ребенка...

-- Милая, но что может случиться? Все, что могло с нами случиться, уже случилось. Мы побывали на далеких планетах и встретились вновь, как ни невероятна была эта встреча. Там, на Счастливой, и еще на одной планете, -- Сергей внезапно остановился. -- Странно, -- задумчиво сказал он. -- Очень странно! Я вдруг вспомнил, что Счастливая была не одной-единственной планетой, где побывала наша экспедиция... Но я больше ничего не помню... Постой, постой... Не может быть!

-- Что?

-- На Земле ли мы?

-- Что ты хочешь этим сказать?

-- Вся эта странность. Длительное отсутствие связи, Кравцов. Может быть, это не Кравцов, может быть, мы...

-- Какая чепуха, -- возмутилась Ольга. -- Ты посмотри на небо! Наши звезды...

-- Действительно, -- облегченно вздохнул Сергей, -- Как я... да что там, -- он махнул рукой. -- Вспомнил, вспомнил! -- закричал он вдруг, отпуская Ольгу.

-- Что же ты вспомнил?

-- Вспомнил, как называлась та планета! Перун!

-- Перун, кажется, древнее божество славян.

-- Да, это бог молнии и огня. В этом названии что-то есть... Пытаюсь вспомнить, но не могу. Почему мы дали ей такое название? Счастливую мы назвали так потому, что она как бы родная сестра Земли. Зеленые долины, прохладные реки, океаны, чистый воздух. Перун, почему Перун? Не помню!

-- Я тоже ничего не помню о своем полете, -- вздохнула Ольга. -- Ну, ладно. Пойдем обедать. Оля! -- закричала она дочери, которая бросила кошку и гоняла по двору большого

белого петуха. Петух боком отскакивал в сторону и, наклонив

голову, волоча крыло по земле, описывал вокруг ребенка

воинственные круги. -- Сейчас же иди домой и мой руки!

Обед прошел в молчании. Только, когда после черепахового супа Ольга подала на стол великолепный заячий паштет с уложенными вокруг жареными трюфелями, Сергей оживился и вопросительно посмотрел на жену.

-- Тебе надо сегодня набраться сил, -- шутливо сказала она, но в ее глазах Сергей подметил едва уловимую грусть.

Утром следующего дня случилось то, что вызвало у Сергея крайнее возмущение и раздражение. Войдя к себе в кабинет, он обнаружил на столе записку, подписанную "Кравцов". В записке Кравцов благодарил Сергея за расчеты и поздравлял его с избранием в члены Всемирной Академии наук. Записи, которые лежали в правом углу стола, исчезли. Сергей поделился новостью с Ольгой, выразив при этом свое возмущение бестактностью Кравцова и глупой таинственностью появления записки.

-- Если уж он был здесь, а об этом свидетельствует записка, то почему не дал о себе знать. Черт знает что! -- негодовал он. -- Пробраться подобно ночному вору...

-- Ну, не преувеличивай, -- ответила Ольга. -- Он мог и не быть здесь!

-- А как же записка? Она что, с неба свалилась?

-- Записка появилась здесь таким же способом, как появляется одежда, еда в холодильнике, куклы для Оленьки, наконец.

-- Ты права, -- согласился Сергей, -- но, -- продолжал он,-- проще было бы выйти на связь.

-- Кто знает, может быть, и сложнее. Ведь он предупреждал тебя.

 

Прошло еще три года. Население острова увеличилось. Появился Вовка, названный так в честь отца Сергея, которого Сергей помнил только по рассказам матери, так как тот умер, когда Сергею не было еще года. Оленьке шел уже шестой год. Она сильно выросла и обещала быть очень красивой девушкой. Рождение брата для нее было большой радостью. Целыми днями они проводили вместе. Все заботы по уходу за малышом она взяла на себя.

Сергей много работал. В доме появился новый, более совершенный компьютер. Сергей этому уже не удивлялся, как и не удивлялся тому, что его законченные работы таинственно исчезают со стола и вместо них появляются записки с выражением признательности. Это уже стало привычным.

Время от времени они с Ольгой предпринимали многодневные экскурсии по острову. Оленька в таких случаях оставалась дома и присматривала за малышом. В одной из таких экскурсий Сергей в южном склоне горы Франклина обнаружил большую, разветвленную пещеру. Два дня они при свете факелов обследовали ее. Пещера оказалась большой и тянулась куда-то вглубь горы. Летучие мыши были единственными ее обитателями.

На юго-восток от пещеры, почти в центре острова, они обнаружили обширное болото. На болоте водилась масса дичи: серых уток, казарок, водяных курочек. Рай для охотника. Но, к сожалению, у них не было собаки. И однажды Сергей чуть было не поплатился жизнью, пытаясь достать убитую утку. Он провалился в так называемое окно. Ольга, которая на этот раз сопровождала его, рискуя жизнью, вытащила его из трясины при помощи длинной жерди.

За шесть лет, проведенных на острове, они обследовали его вдоль и поперек. На север от болота, километров на пять, тянулся огромный крутой овраг, вернее, каньон, происхождение которого было непонятно. Его склоны в центре были настолько высоки и круты, что думать о том, чтобы его преодолеть, не приходилось. На запад и восток овраг мелел. С другой стороны, он представлял собой довольно удобную дорогу от дома по, направлению к горе. Недалеко от озера в него можно было войти без особого труда, так же, как и выйти из него километрах в четырех от подножья горы. Идти по его дну значительно легче, чем по лесу, поросшему густым, подчас непроходимым, подлеском.

Из болота вытекала довольно полноводная река. Весной в реку заходили на нерест стаи лосося. Рыба шла так густо, что ее можно было ловить руками.

Весь юго-запад был покрыт холмами, поросшими великолепными кедрами и соснами, между которыми струились бесчисленные прозрачные ручьи. Деревья здесь стояли реже, чем в центре острова, и лес изобиловал дичью. Из птиц встречался дикий американский индюк, мясо которого часто украшало стол островитян.

Северная часть острова была лесиста. Здесь часто встречались старые, давно заросшие болота. Болота чередовались с обширными участками песчаной почвы, поросшей дубом и соснами. На болотах росло много черники и брусники. Тут же можно было найти целые поляны белых грибов, а в ельниках -- рыжики.

Казалось, ничто не угрожало счастью невольных робинзонов. Они ни в чем не нуждались, все необходимое, что не мог дать им сам остров, появлялось незамедлительно, словно кто-то следил за их желаниями и, угадывая их, немедленно выполнял. Климат на острове был ровным.

Лето сменялось золотой осенью, за которой сразу же, минуя зиму, наступала весна. И, тем не менее, беда пришла. Она пришла не откуда-то извне. Источником беды был сам Сергей. Все чаше и чаше его охватывало смутное беспокойство и раздражительность. Все реже он садился за письменный стол и включал компьютер. Ольга, которой он еще недавно в часы отдыха любовался и восхищался, стала его раздражать. Особенно ее неизменная покладистость. Казалось, она угадывала его желания и это угадывание и следующие за ним поступки вместо радости вызывали все усиливающееся раздражение. В таких случаях Ольга терялась, жалобно смотрела на него, тщетно стараясь понять причину. Нет, Сергей внешне никак не проявлял свое состояние, он был по-прежнему ровен и спокоен, но она неизменно, каким-то шестым чувством, угадывала его недовольство.

Однажды, проснувшись ночью, Сергей заметил, что она плачет. Раньше это взволновало бы его, обеспокоило, во всяком случае он постарался бы выяснить причину, но теперь лишь с досадой повернулся на другой бок и сделал вид, что спит. Это не укрылось от жены, и она весь следующий день была грустной и старалась не попадаться ему на глаза. В последний год такое случалось все чаще. Сергей стал теперь уходить надолго в лес, возвращаясь только к вечеру, а иногда и на следующий день.

Особенно его тянуло на холмы юго-западной части острова. Он давно уже привык спать под открытым небом. На острове не встречались крупные хищники и ядовитые змеи. Однажды, правда, он обнаружил следы, судя по признакам, кошачьей породы, но не мог определить его вида.

Сидя во время одной из таких прогулок у костра и наблюдая, как его отблески пляшут в окружающей тьме ночи, Сергей задумался, стараясь разобраться в самом себе. Его чувства к жене не вызывали у него никакого сомнения. Он любил ее и твердо знал это. Он тяготился своей раздражительностью, приносящей жене огорчения. Часто засыпая и вспоминая прошедший день, Сергей, давал себе слово завтра быть предельно внимательным к Ольге, но наступало утро, и все оставалось по-прежнему.

Приступы беспричинной раздражительности учащались. Хуже было то, что его уже не тянуло к работе. Не было того всеохватывающего волнения, когда под его рукой рождались новые уравнения и формулы. Все сделанное им ранее представлялось ненужным. "Может быть, я дичаю, -- с горькой усмешкой думал Сергей, -- Я даже перестал бриться". Он провел рукой по щеке.

"Отпустить, что ли, бороду и стать настоящим дикарем с всклокоченной бородой и крепкими длинными когтями. Нет, с этим пора кончать". Ему вдруг захотелось искупаться.

До побережья по прямой было недалеко. Он быстро поел поджарившееся уже мясо, взял карабин и сумку и пошел к берегу, намереваясь провести ночь на берегу моря.

Он шел мимо холмов, вершины которых темнели на фоне неба. Погруженный в свои мысли, Сергей не заметил, что прошел уже порядочно, а берега, который должен был быть рядом, все не чувствовалось.

 

"По-видимому, я несколько завернул к северу", -- подумал он и сменил направление. Прошел еще час, но берег так и не показывался. "Что за черт! -- выругался Сергей. -- Придется дождаться утра". Он огляделся. Холмы исчезли. Поверхность была ровной. Деревья росли очень редко. Под ногами -- высокая трава.

Сергей положил под голову сумку и лег, но сейчас же вскочил.

Небо!.. Оно было чужое...

 

ПОД НОВОЙ ЛУНОЙ

 

Постепенно стало светать. Сергей остановился. Охвативший его вначале страх прошел. Возможно, необычности ситуаций за последние шесть лет жизни приучили его не удивляться внезапности перемен. Скорее не разумом, а подсознанием он уже давно ощутил странность реальности, если эта реальность была действительно реальностью, а не искусственным созданием развившейся за двести лет его отсутствия на Земле цивилизации. Поэтому чужое небо, поразившее его, могло бы вызвать у кого-то

другого психологический шок, у него же это после вполне естественного испуга теперь вызывало скорее чувство любопытства. Поэтому он спокойно воспринял восход огромной луны, диаметр которой превышал раз в пять диаметр земного спутника. Стало почти светло. Серебристый свет ночного светила искажал краски, но Сергею казалось, что листва деревьев, так же, как и трава, окрашена в привычный зеленый цвет. Это его совсем успокоило.

Он ждал, что наваждение скоро кончится, и он снова будет у себя дома и увидит жену и детей. Чтобы не сидеть на месте, Сергей пошел, выбрав себе для ориентира холм, видневшийся на горизонте. Горизонт ему показался несколько суженным. "Если это другая планета, -- подумал он, -- то ее радиус уступает земному". Легкость в членах подтверждала догадку.

Теоретически он вполне допускал подобные смещения пространства и времени, тем более что его собственные расчеты доказывали их возможность, но это только теоретически. Что касается практики, тем более практики, где он сам оказался действующим лицом, то это как-то не укладывалось в сознании.

Так, мы часто теоретически понимаем вероятность катастроф, крушения поездов, самолетов, но не можем себе представить, вернее, не хотим представить себя их участниками. Мы все знаем, что умрем, но стараемся не думать об этом; планируем свои действия на время, превышающее подчас тот отрезок, который нам остается пройти в этой жизни. Наша душа окружена коконом иллюзии своей собственной исключительности и нашептывает нам из этого кокона: "Спокойно, с тобой ничего не случится, а если и случится, то не с тобой, а с твоим соседом". Как хорошо, как это удобно и как это необходимо!

Тысячи и тысячи людей на нашей планете ежегодно попадают под машины. Мы это спокойно воспринимаем как вынужденную дань развитию техники и цивилизации. Но узнай кто-нибудь из нас, что через три года он попадет под колеса автомобиля и его бездыханное тело увезут в морг, оставшиеся три года покажутся мучительнейшей пыткой. Разве не это чувствует раковый больной, когда ему со скорбным, приличествующим ситуации выражением лица сообщают диагноз.

"По-видимому, -- решив Сергей, -- со мной производят эксперимент, в котором я пока ничего не понимаю, но и ничего изменить не могу. Надо быть спокойным! Посмотрим, что будет дальше".

Поэтому Сергей совсем не удивился, когда перед ним внезапно выросли три низкорослые фигуры, одетые в нечто подобное скафандрам. Он остановился и даже приветливо помахал им рукой.

-- Привет, мальчики.

"Мальчики" подошли поближе. Ростом они не достигали даже плеча Сергея. "Метр шестьдесят, не больше", -- определил он. Однако в руках "мальчиков" Сергей заметил то, что заставило его быть настороже. Это были бластеры, во всяком случае, нечто, очень на них похожее. Судя по тому, что эти штуки висели у них на шее и все трое многозначительно направили их на Сергея, он решил, что не ошибся в их назначении.

-- Но-но, -- произнес он, стараясь придать голосу как можно больше спокойствия и дружелюбия. -- Нам нечего с вами делить, и, если я вам чем-то не нравлюсь, я могу спокойно удалиться.

Тот, что стоял посредине и, очевидно, был старшим,

отступил в сторону и протянул руку, приглашая Сергея пройти в указанном направлении. При этом он повел бластером, явно подчеркивая категорический характер предложения. Сергею ничего не оставалось, как подчиниться. Один из низкорослых вышел вперед, показывая дорогу, остальные пошли сзади на расстоянии метров шести-семи.

"Опытные", -- подумал Сергей. Происходящее ему все меньше и меньше нравилось. Он задержал шаг и остановился. Сейчас же послышался свистящий окрик. Сергей продолжал стоять. Мгновенная вспышка, и земля у его ног сплавилась. "Ого, -- подумал Сергей, немедленно двигаясь с места. -- Эти коротышки шутить не любят. Выходит, я пленник!"

Вскоре они подошли к забору, поверх которого тянулась колючая проволока. По углам забора стояли вышки. "Вот и концлагерь, -- подумал Сергей, -- Странно, бластеры и концлагерь... Что-то не вяжется".

Они подошли к воротам. У ворот расхаживал часовой. Конвоиры свистнули ему. Часовой что-то просвистел в ответ и открыл ворота. Сергей шагнул внутрь. Вокруг широкого двора стояли бараки. Судя по отблескам -- луна уже высоко взошла – они были сделаны из металла. Прошли через плац и направились к расположенному поодаль приземистому строению. У крыльца его тоже стоял часовой. Последовал обмен свистом, и Сергея втолкнули внутрь дома. В комнате за обычным столом сидело подобие человека в голубом мундире с ярко-желтыми нашивками. Увидев входящего Сергея, он вскочил и что-то, как показалось, возбужденно засвистел. Последовал длительный обмен свистящими звуками, в которых трудно было различить подобие слов.

Человечек вскочил, подбежал, семеня короткими ножками, к Сергею и, протянув руку, попытался достать до его головы. Тут только Сергей обратил, внимание, что пальцев у него шесть. Руки, как, впрочем, и лицо, покрыты густой шерстью и только ладони и пальцы были от нее свободными. Рассматривая вблизи, при свете плафона, канцеляриста, как окрестил его про себя Сергей, он не мог не содрогнуться от отвращения. Человек был уродлив в прямом смысле этого слова. Из-под волос головы торчали остроконечные собачьи уши, нос был как бы вывернут и смотрел вперед ноздрями, из которых свешивались клочья шерсти.

От человека неприятно пахло чем-то вроде псины, и Сергей невольно поморщился.

Канцелярист вернулся к столу и, наклонившись, над ним, что-то снова просвистел. Оттуда послышался ответный свист.

Конвоир ткнул его бластером в спину, приказывая выходить. Теперь с Сергеем шли четверо. Поодаль находилось еще строение, но больше по размерам и значительно выше. Они вошли туда.

Сергея втолкнули в отделанную пластиком комнату и знаками велели раздеться. Затем совершенно голого повели через коридор в другую комнату, где уже сидело несколько обезьян, так теперь возмущенный Сергей решил называть их. Его, видимо, ждали, и сейчас же окружили. Его измеряли, щупали, заглядывали в рот, трогали органы, и что-то возбужденно свистели. Затем повели куда-то еще и усадили в кресло. На голову надели шлем, а перед ним поставили большой экран и знаками предложили смотреть. На экране появился треугольник, затем шар. Сергей, уже понимая, в чем дело, вообразил неэвклидову поверхность. Ее изображение сразу же появилось на экране. Обезьяны возбужденно засвистели.

Одна из них, по-видимому, самая эмоциональная, забегала по комнате, свистя и размахивая руками.

Затем на экране появились какие-то знаки. Сергей понял и изобразил азбуку. Затем "стер" ее и изобразил слова "Пошли вы все на...". "Стер" и снова изобразил азбуку. Возбуждение среди обезьян росло.

На экране появилось изображение звездного неба. Две звездочки мигали при этом. Сколько ни пытался Сергей понять звездную карту, но не мог ничего припомнить. Расположение их было незнакомым. На всякий случай он по памяти разместил на экране знакомые созвездия и затем изменил их расположение и показал небо таким, каким оно выглядело с Марса. Землю он обозначил мигающей точкой. Обезьяны были чем-то ошеломлены.

Снова появилась карта неба. Сергей перечеркнул ее жирной чертой и снова изобразил свою. Затем -- ему это уже надоело -- изобразил одетого человека, потом голого и снова одетого, давая им знать, что он хочет, чтобы ему вернули одежду. Сейчас же на экране появился одетый Сергей, перечеркнутый чертой, и затем он же голый. Сергей возмутился и хотел встать. Но конвоирующие обезьяны направили на него бластеры. Снова появилось изображение. Сергей покорился и стал отвечать на вопросы.

Самым интересным было изображение разреза мозга с контурами черт обезьян-хозяев. Сергей обратил внимание на сильно развитые височные доли. Что касается лобных, то они были значительно меньше. Сергей изобразил мозг человека. Это у обезьян вызвало, как показалось Сергею, разочарование. Тогда Сергей изобразил атомный взрыв. Это произвело на обезьян шоковое впечатление. Они вдруг притихли. Минут пять они тихо между собой пересвистывались. На экране вдруг появилось изображение космического корабля. Обезьяны вопросительно. Посмотрели на пленника. Сергею вдруг смертельно все надоело. Хотелось пить. Он дал знак, но обезьяны продолжали показывать ему на экран. Сергей изобразил стакан с водой, потом человека, пьющего воду. Они поняли. Одна из обезьян вышла и скоро вернулась, неся грязную миску, в которой было что-то напоминающее воду, но с гнилостным запахом.

Сергей с отвращением отвернулся. Охранник ткнул бластером в плечо и указал на экран. Сергей окончательно разозлился. Он изобразил телегу и лошадь. Обезьяны ошеломленно переглянулись, потом схватились за бока и, раскачиваясь, залились свистом. Одна из них подскочила к Сергею и покровительственно похлопала по плечу. Сергей злился все больше.

Вдруг обезьяна что-то возбужденно засвистела, показывая на Сергея и охранников. На экране появилось изображение бластера. Сергей послал на экран изображение зонтика. Потом человека, стоящего под проливным дождем под зонтом. Это изображение привело обезьян в еще большее веселье. Одна из них подбежала к охраннику и, весело свистя, схватила бластер и, подняв над головой, заплясала по комнате. Общее веселье возросло.

Затем они оставили его в покое и стали совещаться. Очевидно, единство во мнениях не было достигнуто. Особенно горячился один из них, в расшитом золотом мундире. Он несколько раз вскакивал, стучал себя кулаком по лбу. Затем, захватив со стола предмет, который оказался циркулем, подобно применяемым, в акушерстве, стад, мерить череп Сергея, что-то возбужденно свистя. Другие, по-видимому, с ним не соглашались, так как тот злился все больше.

Сергей от нечего делать послал на экран изображение обезьяны одетой в мундир с эполетами, но без штанов и с циркулем в руках. Обезьяны покатились со смеху, а тот, чье изображение светилось на экране, выбежал вон, возбужденно размахивая руками. У двери он еще раз остановился, повернулся к другим и несколько раз постучал себе по голове. Очевидно, его точка зрения не одержала верх.

Оставшиеся снова подошли к Сергею, что-то посвистывая и еще тщательнее разглядывая его. Затем одна из них протянула Сергею предмет, в котором он узнал обыкновенный динамометр. Сергей сжал, послышался треск лопнувшей пружины. Принесли побольше, с ним случилось тоже самое. Обезьяны возбужденно засвистели. Ему снова показали на экран. Сергей вздрогнул. На экране стояла его лесная нимфа. Та или крайне похожая на нее, что внезапно встретилась ему три года назад в лесу у дома. Сам не зная почему, он тут же послал на экран свое изображение, которое стало рядом. В это время дверь открылась, и вошли две обезьяны. В первой он узнал обезьяну с циркулем. Вторая обезьяна была одета в такой же голубой мундир, но с большим количеством нашивок. По тому, как остальные обезьяны встали и почтительно вытянулись, Сергей понял, что дошедший является их начальником.

Начальник что-то просвистел, и конвоиры велели Сергею встать. Его повели по длинному коридору, затем поднялись на второй этаж и вошли в большую комнату, в которой Сергей безошибочно узнал операционную. Он весь напрягся. Намерения обезьян уже не вызывали сомнения. На одном из столов лежал человек. Он был такой же, как и Сергей, но значительно ниже ростом. Череп его был подготовлен к операции. Сергей скосил глаза. Охранники стояли рядом. "Это хорошо. Вырвать бластер не представит труда", -- подумал он. За секунду до прыжка его вдруг остановил засветившийся большой экран на противоположной стороне операционной. На нем появилось изображение обезьяны в красном мундире. Она сердито, как показалось, засвистела, обращаясь к начальнику, который стоял по стойке смирно и что-то отрывисто просвистел в ответ. Красный мундир взглянул на Сергея и отдал отрывистое приказание. Сейчас же охранники дернули Сергея за руку и кивком головы показали на выход.

"Ага, операция откладывается, -- понял Сергей. -- что ж это к лучшему. Надо осмотреться".

Осматриваться долго не пришлось. Если у Сергея и были какие-то сомнения, то скоро рассеялись.

Он находился в самом обычном концлагере, знакомом ему до сих пор только по книгам исторического содержания. Когда-то, еще задолго до рождения Сергея, такие лагеря покрывали планету. Облеченные властью загоняли в эти лагеря недовольных.

Впрочем, считал Сергей, это была только замена скрытого рабства, прикрытого хламидой законов, при которых любой человек мог быть жертвой произвола властей, на рабство, при котором носителем этой неограниченной власти мог быть любой охранник. Менялись только форма и условия существования, а сущность оставалась той же. "Дела давно минувших дней, Преданья старины глубокой..." -- пришли в голову