Вырубов Григорий Николаевич (1843‑1913) мне памятен и по моей прежней службе, и хорошо известен по моим работам по масонству.
Принадлежа к старинной дворянской семье, Вырубов получил образование в Императорском Александровском лицее, где и окончил курс в 1862 г. В то время, т.е. во второй половине шестидесятых годов, в этом учебном заведении учителем французского языка состоял некий Помье, ревностный последователь позитивной философии, а по политическим убеждениям крайний республиканец. Он внимательно приглядывался к своим ученикам, выбирал наиболее талантливых, сметливых и развитых, собирал их у себя на квартире по вечерам и устраивал собеседования, на коих развивал перед слушателями свои философские и политические воззрения.
Благодаря такой авторитетной пропаганде в течение нескольких выпусков из лицея выходили юноши, оппозиционно настроенные против правительства. Из числа их я припоминаю Н.А. и А.А. Серно‑Соловьевичей, А.А. Слепцова, А.А. Рихтера, Е.В. де Роберти де Кастро ля Серда и Г.Н. Вырубова.
Судьба этих молодых людей была весьма различна: Н.А. Серно‑Соловьевич, будучи чиновником канцелярии Государственного Совета, за принадлежность к революционному сообществу «Знамя Труда», в коем играл руководящую роль, был сослан в Сибирь, на каторгу, где кажется, и кончил свою жизнь. Е.В. де Роберти неоднократно привлекался к дознаниям политического характера и состоял под гласным надзором полиции. А.А. Рихтер и А.А. Слепцов сделали блестящую служебную карьеру, первый — по Министерству Финансов, а второй — по Министерству Народного Просвещения, отнюдь однако, не изменяя усвоенным со школьной скамьи революционным убеждениям, а, напротив, по мере возможности пользуясь своим служебным положением, стремились проводить свои идеи в жизнь.
Так, А.А. Рихтер, занимая должность директора Департамента окладных сборов, разработал проект о преобразовании податного управления, последствием коего явилось учреждение института податных инспекторов (1885). Без всякого предварительного сношения с кем‑либо он назначил на вновь учрежденные должности исключительно лиц политически неблагонадежных и даже административно‑ссыльных. По всей России поднялся ропот губернаторов, ибо бывали даже такие случаи, что лица, высланные из губернии, возвращались обратно к тому же губернатору уже в качестве официальных лиц. Я ясно припоминаю всю эту историю, ибо при Министре Внутренних Дел графе Д.А. Толстом именно мне было поручено составить для министра проект всеподданнейшего доклада, последствием коего было, во‑первых, устранение А. Рихтера от должности, а затем и уход Министра Финансов Н.X. Бунге, а во‑вторых, последовало циркулярное распоряжение о направлении запросов о благонадежности лиц, поступающих на службу непосредственно в Департамент полиции.
Тем не менее Рихтер не был уволен от службы, а назначен членом совета Министра Финансов и скончался в 1898 г. в чине действительного тайного советника, имея все российские ордена, кажется до Белого Орла включительно.
А.А. Слепцов подвигался по ведомству народного просвещения и в то же время в шестидесятых годах состоял одним из руководителей сообщества «Земля и Воля». О его деятельности имеются интересные сведения в книге Л.Ф. Пантелеева «Из воспоминаний прошлого», где он выведен под кличкой «господин в пенсне». В дни свобод в 1905 г. Слепцов принимал деятельное участие в освободительном движении, и встречавшие его на митингах поражались его сияющим видом, с коим он внимал ультрарадикальным речам, перед которыми возражения более умеренных коноводов казались слабыми и не достигающими цели. Слепцов видимо стоял на стороне первых, слыша в их словах элемент анархии и непримиримости.
Все это не помешало ему оставаться до конца жизни кавалером всевозможных орденов и скончаться весьма недавно в чине едва ли не тайного советника.
Я неспроста и не без намерения подчеркиваю эти подробности, ибо они имеют отношение к заключительной части настоящей записки. Пока же могу отметить только ту непонятную слабость, то особое «влечение — род недуга», которую русская государственная власть всегда и во все времена питала к лицам, которые, пользуясь всеми благами, привилегиями и преимуществами государственной службы, в то же время всеми мерами стремились дискредитировать эту власть и подкапывались под устои существующего государственного строя. Они‑то именно и делали головокружительную карьеру, на них‑то именно, как из рога изобилия, сыпались чины, звезды, ленты, аренды и все прочие «великие и богатые милости».
Г.Н. Вырубов принадлежал именно к этой же группе распропагандированных «французиком из Бордо» лицеистов, но я не припоминаю, чтобы он когда‑либо привлекался или даже подлежал привлечению к дознаниям политического характера, вероятно потому, что вскоре по окончании курса уехал за границу. Избрав себе ученую карьеру и поселясь в Париже, Вырубов близко сошелся с Эмилем Литтире, тогдашним главой школы позитивистов, и в 1867 г. сначала с Литтире, а затем с Шарлем Рабеном (Robin) стал издавать журнал «La philosophic positive», который просуществовал до 1883г.
В том же году Вырубов обратил на себя внимание Департамента полиции по поводу довольно резкой речи, произнесенной им в Париже по случаю смерти писателя И.С. Тургенева. Я отчетливо помню этот эпизод, ибо по случайному совпадению опять‑таки мне пришлось вести по этому делу переписку и даже составлять о Вырубове справку.
В 1888 г. с согласия русского правительства Вырубов вышел из русского подданства и сделался французским гражданином. По этой причине он и не помечен мной в списке русских масонов.
Такова профанская сторона деятельности Вырубова, и я прошу не посетовать, если в мое изложение вкрались какие‑либо погрешности или неточности. Ведь все это — дела давно минувших дней, а я к тому же пишу по памяти, а не по грамоте.
Переходя теперь к деятельности Вырубова по масонству, следует заметить, что она была весьма значительна. Достаточно сказать, что одно время, весьма, впрочем, непродолжительное, он состоял вице‑президентом Совета ордена Великий Восток Франции и имел высшую, т.е. 33‑ю, масонскую степень. Немаловажную роль Вырубов сыграл и по насаждению масонства в России. Благодаря его стараниям к масонству были привлечены такие силы, как М.М. Ковалевский, 3.В. де Роберти (его товарищ по выпуску из лицея) и С.А. Муромцев, московский профессор, впоследствии председатель Государственной Думы первого созыва.
Де Роберти в свое время усердно распространял французские масонские идеи и учение среди тверских земцев, а Муромцев создал масонский центр в Москве в виде политического кружка под названием «Беседа», который впервые завязал правильные сношения с заграничными, т.е., лучше сказать, французскими, масонами и впоследствии послужил ячейкой, из которой образовалось Московское Общество Мира. Я уже неоднократно указывал, что Общества Мира и Друзей Мира в России являются замаскированными масонскими организациями.
В 1887 г. в Париже группа французских и иностранных радикалов и космополитов основала ложу «Космос», причем в числе ее основателей состояли русские профессора М. Ковалевский, Е. де Роберти и французский ученый Г.Н. Вырубов. Вскоре эта ложа, однако, «погрузилась в сон» и была «пробуждена» лишь одиннадцать лет спустя, т.е. в 1898 г., по инициативе ее теперешнего Мастера Стула (Venerable) некоего француза Николя. В действительности он вовсе не француз и не Николь, а польский жид родом из Бухареста Натан Финкельштейн, которому президент Французской Республики декретом 8 апреля 1890 г. по его ходатайству пожаловал права французского гражданина. Ложа «Космос» избрала своей специальностью пропаганду пацифизма, и к ней еще придется вернуться, ибо она сыграла немаловажную роль в возрождении русского масонства.
Когда в России началось так называемое освободительное движение, интерес французских масонов к русским делам значительно увеличился, и в течение 1905‑1906 гг. буквально не проходило дня, чтобы в одной из лож не читался реферат или доклад о русском революционном движении. Общий смысл всех этих рефератов сводился приблизительно к следующему.
Едва в какой‑либо стране и в каком‑нибудь народе пробуждается правосознание и начинается борьба за лучшее будущее, масонство внимательно следит за ходом этой борьбы и стремится по мере сил и возможности облегчить борцам их задачу и протянуть им руку помощи. Так и теперь масонство с живейшим интересом относится к неравной борьбе горсточки самоотверженных храбрецов с колоссом русского самодержавия и вот к каким выводам оно приходит.
Русских революционеров можно упрекнуть в чем угодно, кроме недостатка энергии и изобретательности. Удары, наносимые ими самодержавному правительству, следует считать удачными и метко направленными, а между тем приходится с грустью засвидетельствовать почти полное отсутствие практических результатов. Происходит это потому, что в России, как говорится, хотят mettre la charrue avant lis boeufs, т. e. начинают дело не с того конца. Революция по условиям своей конспиративности слишком оторвана от общества и поэтому не имеет под собой почвы, на которую она могла бы стать прочной ногой, ибо такой почвой не может считаться кучка сочувствующих интеллигентов. Все партии в России одинаково стремятся к преобразованию государственного устройства в духе демократизма, а не хватает только самого главного, т.e. сознательной, прочно организованной демократии. Русские социалисты идут еще далее, они мечтают учредить на развалинах самодержавия прямо демократическую республику. При тех условиях, в которых находится эта пока еще варварская страна, даже победоносная революция неизбежно окончилась бы анархией, которая привела бы к военной диктатуре или возрождению абсолютизма. Конечно, монархия, даже ограниченная, — все‑таки некоторый пережиток тирании, но лучше временное зло, чем полный развал государственности.
Пускай интеллигенция оказывает революции всяческое содействие и поддержку, всячески приближая начало неизбежного конца, т.e. падения ненавистного самодержавного строя, но пускай она не забывает своей главной задачи, т.e. воспитания сознательной, организованной демократии, без которой все завоевания революции будут непрочны. Такую задачу можно осуществить вполне успешно и плодотворно только при условии существования масонских лож. Они одни могут сгруппировать и объединить разрозненные силы русской оппозиции и направить их планомерно к достижению намеченной цели.
У масонства и у революции почти одни и те же идеалы, те же задачи, а именно освобождение народов от нравственного, политического и экономического гнета, и та же цель, т.e. учреждение повсеместно в конце концов абсолютного народовластия, т.e., короче говоря, демократической республики. Можно даже сказать яснее и определеннее: республика есть не что иное, как откровенное масонство, а масонство есть по существу своему прикровенная республика.
Но к достижению своих целей масонство и революция стремятся совершенно разными путями. Революция идет скачками, масонство двигается еле заметно, но настойчиво, по возможности нечувствительно, дабы избежать резких потрясений государственного организма. Революция нападает с фронта, часто не соразмеряя своих сил с силами противника, масонство предпочитает обходное движение и наносит удары только наверняка. Революция действует бурным натиском, она может даже иногда сорвать крышу со здания, но фундамент оного ей недоступен, он в большинстве случаев остается незыблемым. Масонство идет постепенно и неуклонно, тихой сапой, и подкапывается под само основание здания, сложенное при веками накопившихся предрассудках, главным образом религиозных, порождающих все остальные. Революция стремится к созданию свободных учреждений, масонство создает свободных людей, без которых самые свободные учреждения остаются мертвой буквой. Словом, масонство в отношении революции то же, что корни в отношении к дереву, то же, что содержание в отношении формы, в которую выливается революция. Масонство по существу своему есть нечто постоянное, тогда как революция то вспыхивает, то угасает, во всяком случае видоизменяется в зависимости от времени, места и людей.
Сразу ничего не добывается, тем более политическая свобода. Надо иметь мужество и благоразумие сузить свои задачи, установить между ними постепенность сообразно их важности и затем уже неуклонно, всеми доступными способами стремиться к их осуществлению.
Поэтому русская интеллигенция, объединившись под знаменем масонства, должна прежде всего разобраться в тех устоях, на коих покоится одряхлевшее, но все еще крепкое самодержавие. Подобному всякому деспотизму, оно прежде всего опирается на господствующую церковь. Самодержавие хранит и оберегает церковь, а церковь поддерживает и укрепляет самодержавие. Следовательно, первые удары должны быть направлены против церкви.
Главная задача сознательной интеллигенции есть освобождение страны от мрака, невежества, фанатизма и варварства, и первый ее шаг должен быть направлен к достижению безграничной свободы совести, которая есть родоначальница всех остальных свобод. Для начала достаточно лишить господствующую церковь ее первенства и сравнять ее в правах с прочими инославными исповеданиями и даже сектами. Секты могут быть особенно полезны в борьбе против церковного деспотизма. Соприкасаясь близко с низшими слоями населения, они облегчат значительно интеллигенции ее задачи, взяв на себя труд растолковать народу, какую аномалию и нелепость представляет собой в наш век эта православная церковь с ее мистической антропофагией, бесчисленными богородицами и консервированными трупами разных пройдох. Не надо при этом упускать из виду, что у сектантов наряду с их религиозными воззрениями всегда почти бывают проистекающие из них политические убеждения, в большинстве случаев совершенно несогласные с интересами правоверного деспотизма, а потому сектанты могут бессознательно оказать могущественное содействие к искоренению в простом народе остатков привязанности к Царю и привычной послушности его правительству.
Следующим шагом должно быть совершенное устранение духовенства от влияния на народную паству. Не надо никогда забывать, что тот будет занимать в стране господствующее положение, тому принадлежит будущее, в чьих руках будет находиться народное образование, воспитание будущих граждан будущей свободной страны. Надо с самых ранних лет приучать юношей к самостоятельному мышлению, всячески очищая мозги от накопившихся веками предрассудков, суеверий и заблуждений — и в этом одна из самых главных задач масонства.
Оно есть одновременно и искусство, и наука. Оно величайшее искусство, ибо обучает людей свободному и самостоятельному мышлению; важнейшая из всех наук, так как учит жить по законам природы и правды. Поэтому‑то масонство и называется искусством по преимуществу, «искусством царственным» (Art Roxal).
Следующим по важности устоем самодержавия является ложный, нездоровый патриотизм, именуемый национализмом. Он отличается от нормального, здорового патриотизма тем, что патриотизм есть любовь к своему народу, тогда как национализм есть прежде всего ненависть ко всем остальным.
Благодаря национализму самодержавный режим является не рассадником мирной, культурной работы различных подвластных России племен и национальностей, а организацией насилия, одинаково гибельного для всех. Поэтому одновременно с борьбой против насилия господствующей церкви необходимо вести борьбу против всяких националистических, обрусительных стремлений, извращающих самые основы жизни присоединенных народностей, и против разжигания между ними взаимной вражды на почве религиозной и национальной нетерпимости.
Третьим устоем самодержавия служит милитаризм и неразлучная с ним агрессивная политика, главной целью которой является возбуждение все того же нездорового патриотизма, для отвлечения внимания общества от внутренних государственных вопросов. Наиболее действительным противоядием против этого зла служит пропаганда пацифизма. На первое время эта пропаганда должна быть направлена к разрешению международных вопросов путем арбитража, к ограничению вооружений, а затем, когда почва будет достаточно подготовлена, следует направить борьбу против многочисленных предрассудков, связанных с милитаризмом и из него непосредственно проистекающих.
Все эти речи записаны восемь лет тому назад под свежим впечатлением, и теперь, озираясь на русскую действительность, приходится изумиться, с какой беспощадной последовательностью и с какой настойчивой планомерностью эти идеи проводятся в жизнь, невзирая на все полицейские препятствия и одиночные правительственные мероприятия.
Обращаясь теперь к вопросу о принадлежности лиц, поименованных в списке, приложенном к записке «Международный Парламентский Союз», и отмеченных троеточием, к той или иной ложе могу пояснить нижеследующее.
После манифеста 17 октября 1905 г. ни у кого из русских, проживающих за границей, не оставалось никакого сомнения, что дни существующего в России режима сочтены и что скоро все будет позволено, в том числе и масонские ложи. Поэтому в первой половине 1906 г. наблюдался усиленный наплыв русских в парижские ложи обеих систем.
Так, например, вышеупомянутая ложа «Космос» посвящала русских радикалов целыми стадами: 16 мая 1905 г. были посвящены в масонскую степень ученика нижепоименованные лица: литератор Константин Аркадакский‑Добренович, профессор Юрий Гамбаров, врач Иван Лорис‑Меликов, учитель Михаил Татамшев, профессор и историк Александр Трачевский (недавно умер), профессор Евгений Аничков и литератор Александр Амфитеатров.
30 января 1906 г. все названные лица были «проведены» в степень подмастерья и в том же самом заседании «возведены» в степень мастера.
Из числа других лиц, помещенных в списке, кн. Павел Долгоруков и В.А. Маклаков принадлежат к ложе «L'Avangarde Maconique», Мастером Стула которой состоит теперешний министр внутренних дел в кабинете Думерга Рене Рену (Rene Renoult). Оба они значатся в списке ложи не под своей настоящей фамилией, а под псевдонимами. В. Маклаков именуется Морибоновым (F. Moribonoff), а кн. Долгоруков — Кутоном (Couthon).
Морибонов просто фантастический псевдоним, но зато Кутон — весьма характерное прозвище. Жорж Кутон был одним из самых кровожадных деятелей эпохи Французской революции, член клуба якобинцев и национального конвента. Он первый потребовал, чтобы королю не воздавали никаких особых почестей в Национальном собрании и не титуловали его Величеством. Впоследствии он же настаивал особенно усердно на казни Людовика XVI. Кутон кончил жизнь на гильотине.
Когда г. Маклаков был избран депутатом во Вторую Государственную Думу, Б. Рене Рену на заседании ложи «Авангард», 13 марта 1907 г. предложил приветствовать это событие «радостным рукоплесканием» и выразил надежду, «что в Россию скоро проникнет свет и откроются масонские ложи».
Та же ложа «Авангард» 21 октября 1908 г. принимала с большим почетом приезжего из Москвы своего члена кн. Павла Долгорукова. Мастер Стула произнес краткое приветствие, в коем выразил уверенность, что «вскоре в России будет не две‑три ложи, как теперь, а вся страна покроется сетью лож и в каждом городе империи будет своя ложа».
Е.И. Кедрин принадлежит к ложе Великого Востока Франции «Les Renorateurs» («Обновители») и в статье «Что такое Пацифизм и Общество Мира» я описывал подробно знаменательное заседание Конвета Великого Востока Франции 20 сентября 1906 г., на коем ему был оказан торжественный прием и где он дал публичное обещание «всеми доступными мерами насаждать масонство в России».
Евгений Петрович Семенов, он же в действительности Евно Коган‑Семеновский, секретарь правления петербургского отделения Общества Мира, один из самых деятельных и пронырливых масонов, господин, пригодный и способный решительно на все, а потому в этой среде очень ценится. К какой ложе он принадлежит, я не знаю, но он значится в списке, составленном ныне умершим членом Совета ордена неким Лебреном (Lebrun). Этот Лебрен из года в год пополнял свой список новыми фамилиями по мере посвящения, почерпая свои сведения из «Еженедельных бюллетеней масонских работ». После его смерти этот список попал в наши руки, и в нем значится: «Kohan (Semenoff) Eugene, publiciste cite Condorcet, Paris», т. e. именно адрес, по коему в Париже проживал Коган‑Семеновский.
Теперь остается упомянуть только об Андрее Ждан‑Пушкине и еще о нескольких лицах, которые не упомянуты в моем списке.
В Париже существует ложа Великого Востока Франции «Les Etudiant» («Студенты»), которая помещается на том берегу Сены, на бульваре Сен‑Марсель. В состав ее входит вся радикальная мелочь и дрянь Латинского квартала. К ней‑то и принадлежит названный Ждан‑Пушкин, а также его ближайшие приятели — бывшие присяжные поверенные Алексей Сталь, Михаил Михайлов и Евгений Рапп. Из них самым деятельным является Сталь. Владея свободно французским языком, он часто посещает разные ложи и читает рефераты о России, возбуждающие в слушателях ненависть к Государю и недоверие к русскому правительству.
Вот все, что пока известно о русских масонах, принадлежащих к парижским ложам. Гораздо интереснее и важнее знать состав российских подспудных лож, существующих уже в течение шести лет. Вот что по сему поводу достоверно известно:
В первой половине 1908 г. по просьбе русских масонов по распоряжению Совета ордена Великий Восток Франции в Россию ездили члены Совета Бертран Сеншоль (Sincholles), почетный Мастер Стула ложи «Zes Renovateurs», и Гастон Булэ (Boulay), почетный Мастер Стула ложи «Zes Admirateurs de l'Univers» («Почитатели Вселенной»), в качестве комиссаров, которые и открыли в России, по одним сведениям, две, а по другим — три ложи.
Все это было давно известно из негласных источников, но в 1910 г. эти указания получили и документальное подтверждение.
20 октября 1910 г. в ложе «Zes Almirateurs de l'Univers» состоялось торжество по поводу поднесения брату Гастону Булэ ценного подарка в память избрания его президентом Совета ордена Великий Восток Франции. Один из членов ложи — Кавалер‑Кадом брат Рауль Лянценберг (жид) произнес по сему случаю речь, в коей, восхваляя заслуги брата Булэ перед масонством, между прочим сказал: «Ваша деятельность простирается даже за пределы Франции, и история отметит, что вы первый заложили основание символическим мастерским у заледенелого устья Невы и у снежного подножия Кремля в далекой и варварской Московии».
Таким образом, существование в России подспудных масонских лож можно считать несомненным и документально доказанным, но вот беда, что сюда о них доходят лишь отрывочные сведения, трудно поддающиеся проверке, и для успешного продолжения здешних розысков, было бы весьма желательно, если бы департамент со своей стороны нашел возможным сообщить какие‑либо данные о русских масонах и русских ложах, добытые на месте. Там ведь это сделать очень нетрудно, если в среде масонства даже и не имеется агентуры, достаточно хотя бы в течение некоторого времени проследить в Петербурге, например, за М.М. Ковалевским и Е.П. Коганом‑Семеновским, а в Москве — хотя бы за кн. Павлом Долгоруковым, и, несомненно, вскоре выяснится и место их сборищ, и состав лож.
Что касается меня, мне достоверно известно, что когда все надежды на разрешение открытия масонских лож в России окончательно рушились и пришлось удовольствоваться несколькими подспудными ложами, то руководящая масонская организация законспирировалась и сосредоточилась в Обществах Мира и Друзей Мира. И действительно, стоит обратить внимание на лиц, входящих в состав этих обществ, а также стоящих во главе их как в России, так в Царстве Польском и Великом Княжестве Финляндском, дабы убедиться, насколько эти сведения справедливы.
Такое негласное существование лож, по‑видимому, нисколько не препятствует успехам масонской пропаганды, о коих я могу судить на основании отчетов о некоторых профессиональных съездах, как, например, в минувшем году Пироговского, а в этом недавно закончившегося народных учителей.
Мне приходится слышать и читать нарекания на правительство, зачем оно разрешает подобные съезды, а мне кажется, что оно прекрасно делает, ибо никакая агентура, никакое наблюдение не в состоянии дать такое верное освещение настроения некоторых общественных слоев, как подобные съезды.
Живя вдалеке от России, я не берусь судить и решать, на каком расстоянии от столиц и больших городов кончаются революция и политика, но зато, будучи достаточно осведомлен о масонской тактике и привычен к масонской фразеологии и складу масонского мышления, я с горестью убеждаюсь, что масонские идеи успели пустить достаточно глубокие корни.
Возьмите, например, Пироговский съезд. Там раздавались громкие требования об изъятии из законодательства статей, карающих врача и пациентку за вытравление плода — и все это во имя свободы совести и человеческого права женщины на «произвольное» зарождение. Я долго не мог прийти в себя и разобраться, кто так говорит — русский ли врач, имеющий Бога в душе и крест на шее, или французский масон — неомальтузианец, убежденный, что «зародыш есть не что иное, как часть тела женщины, и она поэтому вправе им распоряжаться по своему усмотрению, подобно тому как она вольна распоряжаться своими ногтями, своими волосами и своими испражнениями.
Съезд народных учителей в этом отношении еще характернее. Острая озлобленная нетерпимость ко всему, что связано с государством и церковью, все эти требования о демократизации школы с уничтожением всякой сословности, об устранении из школы всякого церковного влияния, о замене религии какой‑то «кооперацией» — все это доказывает, что в среду русских сельских учителей глубоко запали космополитические, международные антинациональные и антирелигиозные идеи.
За мной достаточно служебного опыта, чтобы не всякое лыко ставить в сторону, не каждое слово принимать за чистую монету. Мне знакома также психология всех многолюдных собраний, где всякому хочется показать, что он «тоже умный человек», где каждый стремится перещеголять соседа в показном свободомыслии и радикализме. Всему этому я отвожу подобающее место, но все‑таки мне кажется, что после учительского съезда никто, даже самый радужно настроенный человек, смотрящий на русскую действительность через самые нежно‑розовые очки, не решится утверждать, что у нас все благополучно.
Вслушайтесь и вникните во все эти речи, и вы увидите и почувствуете, что это не обычный митинговый жаргон, а особая, специфическая масонская заученная фразеология, представляющая собой характерное смешение семинарской елейности с якобинской терминологией. Порой кажется, что говорит не русский сельский учитель, воспитанный на Кольцове и Никитине, считающий себя их преемником и продолжателем, а член французского красного учительского синдиката, выдрессированный и вымуштрованный опытной рукой масонской «Лиги Образования». Все это приводит меня к убеждению, что такое настроение не есть результат бесшабашной социал‑демократии или социал‑революционной пропаганды, бьющей по верхушкам, а результат обдуманного и последовательного приведения в исполнение вышеприведенной, записанной мной восемь лет тому назад масонской программы.
На первый взгляд покажется абсурдом, каким образом дюжины две масонов, вынужденных к тому же таиться и прятаться и сосредоточенных преимущественно в столицах, могут пользоваться столь значительным влиянием, что оно простирается до самых медвежьих уголков нашего необъятного отечества.
Да, действительно этому трудно было бы поверить, если бы не особенности масонской тактики: это тактика очень лукавая, но когда она известна, то при некотором навыке можно довольно быстро по множеству признаков распознавать следы масонской пропаганды, [чем бы] она не прикрывалась.
Я имел случай подробно изложить и обрисовать эту тактику в статье «Что такое Пацифизм и Общество Мира», но так как ее может под руками и не быть, то я воспроизвожу эту часть целиком.
Дело в том, что если бы вся масонская деятельность сосредоточивалась только в ложах, то едва ли, несмотря даже на масонскую солидарность, они могли бы пользоваться особым ощутительным влиянием. По последнему подсчету, во всей Европе в 1908 г. насчитывалось всего 355 479 масонов, а в Америке и в Австралии 1 185 241, итого в общем на целом свете не более полутора миллионов. Это капля в человеческом океане, и едва ли при дроблении этой цифры на разные, иногда враждебные друг другу, системы масонство могло достигнуть прочных, осязательных результатов. А между тем это влияние несомненно существует и ощущается повсюду, где существует масонство. Объясняется это тем, что в ложах в тайне и тишине вырабатываются лишь основные начала, а в жизнь их проводят не сами ложи, а многочисленные подмасонские организации, которые, не нося масонской этикетки, имеют не замкнутый, а общедоступный характер.
Такими подмасонскими организациями служат самые разнообразные общества или союзы, кассы, кружки и т.п. учреждения, преимущественно просветительного и филантропического характера. Главным контингентом подобных обществ являются не масоны, а профаны, и лишь руководителями служат несколько испытанных масонов, действующих как бы независимо и самостоятельно, но, в сущности, по внушению и указке лож. Вовсе не требуется, чтобы масонов было большинство. Два‑три человека, твердо знающие, чего они хотят, к чему стремятся и чего добиваются, будут всегда иметь перевес над толпой несговорившихся людей, большей частью не имеющих определенной программы и никаких твердо установившихся взглядов. Делается это обыкновенно так: несколько масонов, наметив себе определенную задачу, организуют какое‑нибудь легальное общество или втираются в уже существующее и привлекают к нему заранее намеченных профанов из таких, которые по своим умственным и нравственным качествам кажутся подходящими. Повинуясь сначала внушениям руководителей, такие профаны быстро усваивают масонский дух и превращаются в усердных, подчас бессознательных, проводников усвоенных идей в той среде, которая им отведена по масонским соображениям, влияя на общественное мнение, а иногда и создавая его.
Для таких целей пригодно всякое общество. Мне помнится на примере, что самое обыкновенное благотворительное общество «Помощь» было таким образом превращено в Общество народных университетов. Но, как я сказал, предпочтительнее всего общества, преследующие просветительные, гуманитарные, благотворительные и взаимовспомогательные цели.
Таковы лиги образования, народные университеты, воскресные школы, общества библиотековедения, общества грамотности, Общества Мира и т.п. Все подобные общества в России состоят под гласным или негласным руководительством масонов. Поэтому‑то они всеми мерами стремятся пробраться прежде всего в городские управления, а если возможно, то и забрать их в свои руки. Так, например, в Москве всем распоряжается деятельный и весьма пронырливый масон, некий г. Астров.
Если хорошенько поискать, их найдется немало и в Министерстве Народного Просвещения. Хотя во главе ведомства и стоит человек твердых и определенных взглядов, как Л.А. Кассо, но кто поручится, что и сейчас там не работают такие типы, как слепцовы и рихтеры.[524]
Вот поэтому‑то народные учителя являются на съезды выдрессированные и все говорят, как граммофонные пластинки.
Правительство, однако, не ограничивается тем, что оно терпит подмасонские организации, существуют даже такие, коим оно оказывает денежные субсидии. Я говорю все о том же Межпарламентском Союзе, о коем идет речь в моей предыдущей записке. Поэтому я считаю нелишним ныне добавить ту часть, которая не вошла ни в мою записку, ни в мою статью в «Новом Времени».
История возникновения Межпарламентского Союза довольно оригинальна.
В середине прошлого столетия в Англии жил некий человек по имени Уильям Рандаль Кремер, а по ремеслу плотник. Сначала он был секретарем своего рабочего синдиката, затем сделался журналистом, а в 1885 г. попал депутатом в палату общин. С самых молодых лет он носился с неотвязной мыслью о необходимости водворения вечного мира между народами. В 1871 г. ему удалось основать общество мира для рабочих, из коего впоследствии выродилась «Международная Лига Арбитража» (The international Arbitration Leagne).
Достигнув известного общественного положения, Кремер стал усиленно хлопотать о заключении арбитражного договора между Великобританией и Соединенными Штатами. Он в этом случае действовал в сторону наименьшего сопротивления, полагая, что почин двух родственных по происхождению народов послужит в скором будущем примером и для других наций. Наконец, в 1887 г. он добился, что в этом смысле был составлен адрес за подписью 234 членов палаты общин и всех главарей рабочих синдикатов. Вскоре во главе английской делегации Кремер отправился в Вашингтон для предъявления конгрессу этого адреса. Из этой попытки, однако, не получилось никаких осязательных результатов, но тем не менее она послужила зародышем, из коего впоследствии вырос Межпарламентский Союз.
Вскоре до сведения Кремера дошло, что известный экономист Фредерик Пасси, глава французских фритредеров, внес во французскую палату депутатов проект закона о международном арбитраже. Кремер поспешил с ним познакомиться и сблизиться, а Пасси, располагавший обширными связями в парламентском и ученом мире, оказал Кремеру весьма важную поддержку, ибо его вмешательство обеспечивало нарождавшемуся движению сочувствие французских парламентариев.
31 октября 1888 г. в городе Париже, в одном из залов Гранд‑Отеля, состоялось подготовительное собрание, в коем приняли участие 9 английских и 25 французских парламентариев. Цель собрания была строго ограниченная: предполагалось организовать движение в пользу заключения арбитражного договора между Францией, Великобританией и Соединенными Штатами. При этом, между прочим, была выполнена резолюция с выражением пожелания созвать в ближайшем будущем подобное же собрание, к участию в коем приглашались не только французы, американцы и англичане, но и парламентарии других стран, «воодушевленные сочувствием идее всеобщего мира». Таким образом было положено начало будущим Межпарламентским конференциям.
Первая такая конференция состоялась в Париже в следующем 1889 г., во время юбилейной Всемирной выставки. Это собрание было во всех отношениях весьма важным.
Прежде всего оно впервые носило действительно международный характер. Собралось 95 парламентариев: 55 французов, 30 англичан, 5 итальянцев и по одному представителю от нижеследующих стран: Бельгии, Венгрии, Дании, Либерии и Северо‑Американских Соединенных Штатов.
Во‑вторых, в направлении деятельности этого едва народившегося учреждения произошел перелом, наложивший на всю его последующую деятельность особый отпечаток, который не только сохранился до наших дней, но с каждым годом приобретает все более и более определенную окраску.
До сих пор инициатива движения в пользу всеобщего мира принадлежала немногочисленной группе мечтателей‑идеалистов, теперь руководительство им перешло в руки масонов.
Одновременно с Межпарламентской Конференцией в 1889 г. в Париже заседал созванный по инициативе Великого Востока Франции Вселенский Масонский Конгресс, приуроченный к столетнему юбилею взятия Бастилии, которое у масонов считается праздником Всемирной революции.
Вселенским этот конгресс был только в воображении его организаторов, ибо германские, великобританские, североамериканские и австралийские ложи на нем демонстративно отсутствовали. В Париже на созывательную рекламу Великого Востока Франции собралось менее пятой части масонов всего мира, и то были по преимуществу представители латинской отрасли масонства, которое в силу исторических условий более других усвоило себе противоцерковное, противохристианское и противогосударственное направление.
От внимания съехавшихся масонов не ускользнуло важное значение происходившей в то время в Париже скромной на вид первой Межпарламентской Конференции Мира, и произнесенные на масонском конгрессе речи свидетельствуют, что масоны сразу поняли и оценили, какие важные результаты для ордена можно достигнуть овладев этим движением и захватив его в свои руки.
Зная по стародавнему опыту, сколь удобно под отвлеченным и туманным покровом «всемирного братства народов» обделывать самые неопрятные делишки и достигать целей, собственно ничего общего с этим «братством» не имеющих, масоны сразу сообразили, каким могущественным орудием в их руках может послужить правильно организованная систематическая международная, да еще к тому же до некоторой степени полуофициальная пропаганда пацифизма. Поэтому на первых же порах, едва, так сказать, Межпарламентский Союз вылупился из своей скорлупы, как уже преобладающим в нем элементом были французские парламентарии, и среди них большинство выдающихся масонов того времени.
С тех пор наплыв их в Союз идет все усиливаясь, и в настоящее время в составе французской национальной группы Союза насчитывается 108 человек, принадлежность коих к масонству может быть установлена документально, а именно 52 сенатора и 56 депутатов.
Точно так же во главе наиболее крупных французских Обществ Мира стоят все ревностные и воинствующие масоны: Шарль Рише, Эмиль Арну, Люсьен Ле Фойе и Шарль Бокье.
Если бы у кого оставалась тень сомнения в том, какое важное значение придается пацифизму в смысле масонской пропаганды, я прилагаю при сем в подлиннике воззвание масонской «Французской Рационалистической Лиги Мира» от 13 апреля 1913 г. (…)
Точно то же явление наблюдается и в России. Едва успело проникнуть к нам масонство, как первым и ближайшим его последствием было появление Обществ Мира или Друзей Мира, причем как в России, так и в Польше, и в Финляндии во главе оных стали все опасные деятельные масоны, которые преобладают и в их личном составе.
Возвращаясь к историческому обследованию постепенного развития Межпарламентского Союза, следует отметить, что собрание, происходившее 29 июня 1889 г. в Париже, положило начало целому ряду Межпарламентских Конференций, из коих последняя, по счету восемнадцатая, происходила в сентябре 1913 г. в Гааге. На предыдущей конференции 1912 г., происходившей в Женеве, была, между прочим, вынесена резолюция, [носившая] по стилю и характеру уже явно масонский отпечаток.
«Принимая во внимание, что правительства в своей деятельности все более и более подчиняются мнению и пожеланиям большинства граждан, конференция рекомендует избирателям заботиться, чтобы политика их страны основывалась на праве, справедливости и братстве народов».
Первые годы Союз не имел ни постоянного председателя, ни постоянной организации. Мало‑помалу члены Союза в каждой стране объединялись в Межпарламентские Комитеты, преобразованные впоследствии в Национальные Группы. На конференции в Берне в 1892 г. было положено основание центральному Межпарламентскому Бюро, во главе коего в течение 17 лет, по 1 июля 1909 г., стоял известный масон — национальный советник Бернского кантона доктор Альберт Гоба, о котором мне приходилось неоднократно говорить.
Согласно постановлению Межпарламентской Конференции в Христианин в 1899 г. был создан Межпарламентский Совет, в состав коего входят по два делегата от каждой национальной группы.
На конференции в Берлине в 1908 г. административная часть Союза подверглась существенному изменению. Вместо прежнего временного председателя, избираемого в каждую сессию, во главе Межпарламентского Совета поставлен постоянный президент, который вместе с тем состоит членом и председателем нового учреждения, а именно Исполнительного Комитета. Последний состоит из четырех членов, избираемых конференцией на пленарном заседании по одному от разных национальных групп. Этот комитет руководит также Межпарламентским Бюро, которое в 1909 г. было перенесено из Берна в Брюссель, где находится и в настоящее время.
Одновременно произошло весьма важное изменение в финансовой части Союза. До тех пор Союз существовал исключительно на членские взносы и лишь одна Норвегия выдавала от себя небольшую ежегодную денежную субсидию. Ввиду значительных денежных расходов, вызываемых новой административной организацией Союза, Совет обратился к национальным группам с просьбой побудить их правительства оказать финансовую поддержку. Первый пример подала Англия, ассигновавшая ежегодное правительственное вспомоществование в размере 300 фунтов стерлингов, а за ней последовали некоторые другие государства, в том числе и Россия.
В январе 1912 г., после продолжительных переговоров русского правительства с Межпарламентским Бюро, Совет Министров постановил внести в бюджет Министерства Иностранных Дел 2500 рублей, в виде денежного пособия Межпарламентскому Союзу.
Таким образом, с 1908 г. Союз вступил в новую эру существования и отношения его к правительствам сделались как бы полуофициальными.
Официальная брошюра, изданная в 1912 г., так объясняет эти отношения.
«Правительственная поддержка налагает на Союз некоторые обязанности, но этим самым правительства со своей стороны приняли на себя нравственное обязательство серьезно считаться с постановлениями и пожеланиями Союза, который, таким образом, становится одним из устоев будущей организации международного общественного строя.
Согласно своему уставу, Союз должен строго организовать свою деятельность обсуждением вопросов, входящих в область международного права, но в настоящее время разрабатывается предложение о расширении этой области».
«Союз, — говорится в той же брошюре. — не академия, которая в стороне от общественной жизни занималась бы разработкой теоретических вопросов международного права. Он должен быть учреждением деятельным, живым, стремящимся при помощи давления на общественное мнение к осуществлению великих преобразований в строе международного общества».
Преобразования эти, скажу я от себя, весьма многосложны и многочисленны и нередко касаются прямо внутренней политики некоторых стран. Союз, как учреждение субсидированное, естественно склонен к известной сдержанности и осмотрительности, но конгрессы Обществ Мира, с коими он находится в теснейшей связи, не стесненные никакими субсидиями, пользуются самой широкой свободой. А так как члены Союза в то же время состоят членами этих самых обществ, то на проверку получается то же самое.
Кроме того, как Союз, так и Общества Мира тесно связаны с разными другими международными обществами, преследующими иногда весьма туманные, подлежащие самому широкому толкованию цели.
Таково, например, «Общество Национальностей» («Socoete des Nations»). На созванном этим обществом 26‑29 июля 1911 г. «Конгрессе Рас» обсуждались меры к «уничтожению расовых предрассудков и к искоренению народной гордости», причем между прочими выражено пожелание, «чтобы предстоящая III Мирная Конференция в Гаге признала правила международного публичного права, обеспечивающие равенство всех национальностей и облегчающие им доступ в цивилизованное общество, а также вменила в обязанность державам заняться ныне же подготовлениями к освобождению и автономии этих народностей».
При этом все Общества Мира приглашаются всеми мерами способствовать осуществлению этих пожеланий.
Всем, конечно, ясно, какой смысл и значение эти пожелания имеют в отношении России, и российские Общества Мира успешно выполняют эту задачу. Вспомните речь Лео Михелина на последнем собрании Московского Общества Мира.
Теперь осталось только сказать несколько слов о составе русской национальной группы. В нее входят 25 членов Государственного Совета и 116 членов Государственной Думы, которые в общей сложности уплачивают в кассу Межпарламентского Союза 1000 рублей членских взносов.
Хотя список членов этой группы (приложение Б) и пестрит инородческими и кадетскими фамилиями, тем не менее среди них встречаются люди весьма компетентные, ни к каким тайным обществам не принадлежащие и даже, быть может, не подозревающие о их существовании.
Но зато состав Бюро русской национальной группы чрезвычайно характерен в смысле окраски направления ее деятельности. Председатель Бюро: И.Н. Ефремов. Вице‑председатели: И. Глебов,[525]М.М. Ковалевский и П.Н. Милюков. Секретарь: кн. В. Тенишев. Помощники: А. Булат, Н. Ивов, С. Максуров. Члены: А. Васильев, С. Глесмер, А. Звегинцев, Ф. Родичев, М. Стахович и А. Шингарев. Делегаты в Межпарламентский Совет: И. Ефремов и М. Ковалевский.
Мне кажется, что эти имена настолько сами по себе красноречивы, что ни в каких комментариях не нуждаются и ясно свидетельствуют, каких именно услуг может от них ожидать правительство.
2500 рублей — деньги немалые, хотя главная суть тут не в деньгах. Денег, конечно, жаль, но деньги, как известно, дело наживное, и, с точки зрения оптимистов, ассигнование на никому не нужную затею, пожалуй, даже утешительный показатель для финансового положения страны. Значит, мы богаты, ибо только богатые имеют возможность бросать деньги на пустяки. А вот как бы эти господа, желая показать, что они тоже не даром деньги получают, не вовлекли нас в какую‑нибудь невыгодную авантюру.
Приближается срок, назначенный Второй Гаагской конференцией для созыва очередного международного совещания о мире, и голландское правительство уже приступило к его подготовке. Подобные конференции не частное предприятие и ничего не имеют общего ни с Межпарламентскими Конференциями, ни с Конгрессами Мира. Это учреждение официальное, и почин оного принадлежит великодушному порыву Государя Императора. Не мешает ныне же озаботиться, чтобы в число русских делегатов попало возможно меньше болтунов из числа значащихся в приложенном списке.
По слухам, голландское правительство пригласило в состав «подготовительного комитета» профессора международного права Мих. Андр. Таубе. Это тот самый барон Таубе, который сначала записался в число членов Петербургского Общества Мира, а когда раскусил, в чем там дело, демонстративно покинул Общество, написав довольно резкое письмо проф. М.М. Ковалевскому. Уже это одно свидетельствует, что он дельный и проницательный человек. К тому же он пользуется репутацией талантливого практического деятеля.
Если на конференцию соберутся еще такие же практические деятели и, отбросив мечтания о всеобщем разоружении, о сокращении вооружений, об ограничении народов в средствах нападения и обороны, займутся установлением общих международных соглашений по вопросам мирного международного права, такая конференция несомненно принесет большую пользу.
Подписал: Леонид Ратаев.
28/14 января 1914 г., город Моншоранси.
Приложение Б.
