Слободчиков В.И. Христианская психология – ее возможность и действительность // Шеховцова Л.Ф., Зенько Ю.М. Элементы православной психологии. – СПб., 2005.

Сегодня многих отечественных психологов волнует вопрос – возможен ли и существует ли путь интеграции научной психологии и православного богословия, и если – да, то в чем он может состоять, и если – нет, то почему? По сути, это вопрос и о самой возможности христиански ориентированной психологии.

Определим вначале то смысловое поле, в котором продуктивно вести речь о путях такой интеграции; это поле легко представить в виде двух пересекающихся прямых, задающих полюса напряжения. Первая разметка – это вертикаль, в верхней точке которой, несомненно, должна быть христианская антропология как предельное откровение о сущности человека. Нижняя точка этой вертикали – по логике должна быть психология, но какая? Я считаю, что в этой точке должна быть психологическая антропология, прежде всего как психологическое учение о развитии человека во всех его духовно-душевно-телесных ипостасях.

Почему именно антропология, а, скажем, не просто православное богословие в той его части, которая связана с учением о душе, и современная общая психология? Об этом чуть позже, отметим лишь, что термин «антропология» употребляется здесь в своем предельном значении. Скорее речь должна идти об антропной науке – как учении о человеке вообще, а не в узком значении антропологии как одной из биологических дисциплин, как науки о происхождении и эволюции физической организации человека и его рас.

Вторая разметка – это горизонталь, в левой стороне которой необходимо положить ценности и смыслы бытия человека, как они представлены во всем комплексе гуманитарного знания, в том числе – и богословского. В правой стороне – так же по логике рассуждения нужно положить такое содержание как ступени становления «собственно человеческого в человеке», как они должны быть представлены в нормативной периодизации психологии развития человека.

Именно в точке пересечения этих двух образующих может быть фиксирована (или синтезирована) христианская психология. Понятно, что масштаб освоения и тщательность предметной проработки так заданного пространства как раз и является одним из вопросов нашего обсуждения.

В настоящее время все еще можно наблюдать взаимно настороженные отношения между научной психологией и православным богословием (именно богословием, а не практикой живой веры), и для этого существуют серьезные основания. Некоторые из них располагаются в самой современной психологии, в ее несомненных достижениях и открытиях в сфере человеческой психики, на которых во многом строятся сегодня социальная магия и чародейство. Другие основания обнаруживают себя вообще в системе светских гуманитарных наук, в секулярной культуре европейской цивилизации.

Процессы глобализации и идеология постмодернизма – эти две болевые точки современного мира – сегодня очевидным образом привели к цивилизационному кризису уже не только европейского, но и планетарного масштаба. Происходит унификация социально-политических структур, разрушение форм культурной, исторической, духовной идентификации человека, размывание всяких мировоззренческих основ самоопределения человека – упование на обнаружение таких основ в собственной самости, вырождение того или иного народа в этнографическую массу – это лишь отдельные метки разворачивающегося кризиса, список их может продолжить каждый.

Однако при более пристальном рассмотрении горизонта кризисного процесса можно прийти к выводу, что глубинный, порождающий план кризиса – это сам человек! А значит, в самом существе кризисной эпохи ведущей стороной оказывается именно антропологический кризис. Сегодня совершается своеобразный антропологический поворот: все происходящее с человеком приобретает решающую роль в бытии общества и культуры, в глобальной динамике современного мира.

Данную смену можно обозначить довольно распространенной постмодернистской формулой: это – смерть субъекта, которая означает исчезновение метафизической инстанции в человеке как субъект познания, который господствовал в классической европейской философии от Декарта до Гегеля. Смерть субъекта познания повлекла за собой целую цепь смертей: на рубеже ХХ столетия было объявлено – «Бог умер!», а последующий столетний период расчеловечивания человека привел к печальной констатации, что и «Человек умер!», по крайней мере – в европейском варианте модели человека. Появился фрейдистский человек, скиннеровский – крысоподобный человек, репертуарно-ролевой человек и множество других его фантомальных моделей.

Сегодня философско-метафизическая мысль и само общество продолжают, подобно Диогену, пребывать в поиске человека. И не мудрено.

В до сих пор существующей «субъект-объектной» структуре сознания рационализма Нового и Новейшего Времени человек всегда представал в качестве отдельного, чаще всего – изолированного индивида. Этот живой атом в процессах социализации как раз и становился по отдельности то субъектом познания, то субъектом действия, то субъектом социальных отношений, оставаясь при этом психологически отдельной особью. Несомненно, что именно такой человек-особь, жестко специализированный форматами наличной цивилизации, если еще натурально и не умер, то сильно усомнен в полноте своего бытия.

Сомнение в жизнеспособности современного европейского человека связано, прежде всего, с формами и содержанием его знания о собственной самости, которое как раз и задано характером рационального, естественно-научного знания о мире и о человеке в нем. Это знание в позитивных науках всегда субъект-объектно, оно неспособно хоть как-то приблизиться, а тем более - удержать полноту человеческой реальности. На этом же типе знания основаны и многочисленные варианты гуманитарных практик (образование, медицина, политика, практическая психология и др.).

И здесь необходимо сделать одно принципиально позиционное утверждение: всякая практика может считаться гуманитарной, если она является практикой становления именно «человеческого в человеке». И наоборот – любая практика не гуманитарна (не гуманна), если она этого не делает, в какие бы человекообразные формы она ни рядилась. Что же мы имеем сегодня в качестве таких практик с точки зрения современной научной, рациональной психологии?

Наше время – это время многообразных психотерапий, форм альтернативной медицины, психо-социальных техник нежного примирения человека с самим собой, с обстоятельствами наличной жизни. Уже сложились и активно транслируются средствами массовой информации особые технологии освобождения человека от ответственности перед собой и Абсолютными смыслами его бытия.

Так, психотехнические средства, имеющие широкое хождение в нашей действительности, реализуются в пространстве индивидуального сознания и являются следствием несомненных достижений классической научной психологии. Строгое научное знание о глубинных психических явлениях и состояниях человека оказалось замечательным средством внешнего программирования и духовного кодирования личности. На базе этих знаний уже разработаны способы оккупации сознания другого и сценирования чужой жизни в собственных целях (достаточно вспомнить рекламные ролики, 25-й кадр, гипноз, техники работы многочисленных колдунов и гадалок и др.).

К разряду психотехнических средств, несомненно, относятся разного рода суггестии и способы «промывания мозгов». Распредмечивание и протезирование сознания, софистика и демагогия, целевые фрустрации и магическое вменение веры, эзотерика и чародейство, психологическая дрессура под видом психотренингов – также входят в этот арсенал. Этот список можно продолжить, но главное, что на этом поприще у классической психологии головокружительные перспективы – и вполне возможно, что ХХI век поименуют веком психологическим.

В свою очередь, социотехнические средства (или, говоря словами М.К. Мамардашвили, инструменты социальной механики), состав которых ежедневно пополняется, реализуются в пространстве общественной жизни; в частности, в дни политических акций – выборы, демонстрации, референдумы – они обычно именуются «грязными политтехнологиями». Главный ориентир подобных технологий – это манипуляция социальными пристрастиями и полевым поведением той или иной группы населения. Результатом оказывается своеобразная анестезия нашей чувствительности к социальным противоречиям, которая обеспечивается переводом ответственного самоопределения личности в пространства приватной жизни – в клубные, семейные, бытовые, досуговые пространства.

К разряду социотехнических манипуляций можно отнести пропаганду идеологем на злобу дня (идея должна овладеть массами), блокаду рефлексии по отношению к декларируемым целям и способам их достижения (цель оправдывает средства), сокрытие замысла и двойной стандарт, подмена ценностей и создание ситуаций ложного выбора, одновременное снятие личной ответственности и шантаж функциональными обязанностями и т.п.

Хочу специально подчеркнуть, что жесткая фиксация состава и самой сути психо- и социотехник меньше всего имеет отношение к их моральному осуждению. Сами техники не виноваты, что ориентированы на выявление и превращение только отдельных, фрагментарных человеческих потенций в сугубо полезные ресурсы для их утилизации в том или ином социальном производстве.

Приходится с грустью заметить, что и в новом тысячелетии мы продолжаем воплощать в себе именно этот – цивильно-технический, машинно-производственный модус собственной человечности. Данное суждение оказывается предельно очевидным при сопоставлении господствующей ментальности в нашем обществе с базовыми и не отменимыми ценностями европейской культуры, которые можно выразить афористичной формулой А.С. Пушкина: «В само-стояньи человека – залог величия его!»

Самостоятельность, самобытность, самосознание, самодействие (субъектность) человека, его индивидуальность и уникальность, его личностный способ жизни – т.е. все то, что обычно и рассматривается в качестве содержания собственно человеческого в человеке – являются фундаментальными ценностями нашей христианско-европейской, русско-православной культуры. Именно они определяют содержание и смысл нашего образования, нашей деятельности, наших взаимоотношений и наших Встреч друг с другом. Очевидно, что подобная планка само-бытия человека, а главное – само восхождение на этот уровень представляется участнику постсоветской истории либо недостижимой, либо просто невыносимой.

Сегодня человеческое измерение, «человечность» как особая валентность содержания и способов деятельности самых разных социальных субъектов становится предметом пристального внимания многих ученых, политиков, социальных работников. Уже вполне отчетливо осознается, что «человеческий потенциал» или в другой терминологии – «гуманитарный капитал» может оказаться потенциально неисчерпаемым ресурсом культурно-исторического развития общества и личности. Вопрос в том, как, при каких условиях, за счет чего возможны консолидация и наращивание мощности, а главное – качества этого самого «человеческого потенциала»?

Одним из безусловных вызовов нашего времени является требование прямого и профессионально обеспеченного решения проблемы производства и воспроизводства человечности и человеческого. Я думаю, что не ошибусь в своем позиционном утверждении, что из всех форм общественной практики именно образование пытается решать эту проблему не утилитарно, а по существу. В подавляющем большинстве современных концепций и программ развития образования появляется принципиально новое измерение – гуманитарно-антропологическое. Фактически речь идет о постановке беспрецедентной задачи для образования: оно должно стать универсальной формой становления и развития базовых, родовых способностей человека, позволяющих ему быть и отстаивать собственную человечность; быть не только материалом и ресурсом социального производства, но, прежде всего, – подлинным субъектом культуры и исторического действия.

В гуманитарных науках, хотя и с трудом, но все более укореняется антропологическая парадигма – и не только в качестве нового объяснительного принципа «феномена человека». Антропологический подход в сфере гуманитарного знания – это в первую очередь ориентация на человеческую реальность во всей ее полноте, во всех ее духовно-душевно-телесных измерениях; это поиск средств и условий становления полного человека; человека –как субъекта собственной жизни, как личности во встрече с Другими, как индивидуальности перед лицом Абсолютного бытия.

Сегодня требуется действительно системный пересмотр философских, психологических, социально-педагогических, политико-экономических основ современных гуманитарных практик с точки зрения их подлинно антропологической модальности. Современные психология и педагогика, например, должны перестать быть пособием о способах духовного кодирования, о техниках социальной дрессуры и манипуляций; они должны становиться в подлинном смысле антропными, человеко-ориентированными науками, способными целенаправленно строить антропо-практики – практики действительного выращивания «собственно человеческого в человеке».

Антропо-практики реализуются в пространстве субъективной реальности человека – в пространстве совместно-распределенной деятельности, в пространстве со-бытийной общности, в пространстве рефлексивного сознания. Именно в этом пространстве может происходить осознанное и целенаправленное проектирование таких жизненных ситуаций, в которых становится возможным и подлинно личностное самоопределение, и обретение субъектности, и авторство собственных осмысленных действий. Здесь, в этом пространстве, возможно культивирование автономии и самодетерминации человека, его саморазвития и самообразования, а в пределе – его фактического самостояния в собственной жизни.

Сложность построения такой практики, практики становления собственно человеческих способностей в том, что весь человек, во всей потенциальной полноте своего бытия, открыт только своему Создателю, Которого рационализм Нового Времени как раз и выносит за пределы собственно человеческого в человеке. Не вдаваясь в подробное рассмотрение этого обстоятельства, попытаюсь все-таки наметить некоторые пути выхода из антропологического кризиса и некоторых перспектив для обретения человеком собственной человечности.

Вначале несколько слов о христианской антропологии. Так, в основе христианской антропологии – как ее центральная идея – лежит учение об образе Божием в человеке. Именно благодаря тому, что человек есть образ и подобие Божие (образ человеку дан, а подобие – задано в его свободе и составляет жизненную задачу самого человека), он способен осознавать вечное, бесконечное, непреходящее, духовное и отождествлять себя с ним.

И в то же время, в своем наличном, эмпирическом бытии – в жизни конкретной земной личности, какова она есть, – человек обнаруживает себя как не соответствующего своему Первообразу. Он оказывается неразрывно сплетенным с природным, телесным, ограниченным, временным, смертным; образ Божий в нем как бы отодвинут в тень неподлинного земного бытия и померк в нем. Это помрачение истинной природы человека называют в христианстве греховностью. Грех – это искажение подлинной природы человека, духовная болезнь, присущая всему человеческому роду после грехопадения.

С христианской точки зрения становление человека – это осуществление (восстановление) образа Божия в своей индивидуальной жизни; это преодоление сил греха, отсечение периферии души – часто мрачной, пошлой и неприемлемой, ставшей по сути «плотью». Есть серьезные основания полагать, что классическая психология как раз и занимается изучением этой «периферии души», психикой падшего человека, этой «плотью», которую она именует «психикой».

Однако христианская антропология – это не только учение об образе Божием в человеке, но в наибольшей степени – это живая практика веры, практика преображения падшего человека, практика обретения своего царственного достоинства, дарованного человеку в сознании его Богосыновства. Истинный человек – это святой человек (известный психолог А. Маслоу сказал однажды, что сообщество святых людей – это и есть подлинное человечество); процесс же его становления, охватывающий весь состав человека – его дух, душу и тело, – есть обожение (теосис), восстановление и обретение образа и подобия Божия.

Таким образом, живая практика веры в триединого Бога, молитвенный подвиг как деятельность спасения к вечной жизни со Христом, обожение всей полноты индивидуальной жизни – или как предельно полно сказал об этом ап. Павел: «И уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал.2,20)– все это в христианской антропологии есть символы и деятельные формы становления и развития « собственно человеческого в человеке». В этом – суть, смысл, ценность и назначение человека.

Именно на высоте такого понимания человеческой реальности возникает, а если не возникает, то необходимо ставить самый главный вопрос: как возможно подобное становление человека, на что опереться человеку, ему самому в себе самом, чтобы встать на этот путь жизни во Христе? И что об этом может сказать современная психологическая наука?

Сложность этого вопроса заключается в том, что его невозможно обсуждать в рамках традиционных форм гуманитарной науки, которая до сих пор строится по модели естественно-научных дисциплин. Так, например, в классической психологии почти все о психике человека и очень мало – о самом человеке! В контексте данного обсуждения нас должна интересовать, прежде всего, психология человека, а не что такое «психика». Речь должна идти о принципиальном различении (но не о замещении) «психологии человека» – как психологическом учении о становлении и развитии человека в интервале его индивидуальной жизни, и «психологии психики» – как специальной науки о психических явлениях в живой природе, в том числе – и у человека.

В целом ряде современных научных исследований (в частности в работах А.И. Миракяна и его последователей) достаточно убедительно показано, что изначально, в самом своем существе «психическое» есть всего лишь один из общих – естественных, органических процессов в живой природе. И с этой точки зрения – психика человека и психика животного в определенной степени могут рассматриваться в одном смысловом ряду.

И в самом деле, с классической, научно-рациональной точки зрения, психика – это инструмент, механизм, во-первых, отражения объективной, противостоящей человеку и независимой от него действительности, а во-вторых – это механизм адаптации индивида к этому же объективному миру. Классическая естественно-научная психология – это вовсене учение о душе и душевных явлениях (и не надо строить иллюзий на этот счет); это – учение о психике как свойстве высокоорганизованной телесности, в частности мозга. Все другие характеристики психики человека (личностные, духовные, нравственные и др.) не выводимы из ее отражательных и адаптивных функций; относительно последних эти характеристики имеют сверхестественный статус. Психика не имеет личности и сама себя не развивает.

Но все-таки, если стать на точку зрения классической психологии, что психика - это свойство биосоциальной структуры человека, то по самой логике рассуждения, чтобыпонять это свойство, необходимо иметь хотя бы минимальное представление о сущности того, свойством чего психика является. И здесь выбор жесткий: либо психика - свойство высокоорганизованной материи, либо – свойство человека. Во втором случае психология должна строиться как психологическая антропология, способная выстроить свое представление о сущности человека, чтобы мочь что-то сказать о его свойствах, в том числе – и о его психических свойствах.

Психологическая антропология как учение о человеке – это особая антропная наука (в рамках наук о человеке). Это не теория о его происхождении от обезьяны и не теория его социальной дрессуры (и в этом смысле – это не биологическая и не социальная, а именно – гуманитарная дисциплина). Эта наука должна разрабатывать свое собственное представление о сугубой специфике человеческого способа жизни и его принципиального отличия от всякого другого – до -человеческого и сверх -человеческого.

И главная трудность для нашего «просвещенного разума» – именно здесь: она заключается в том, что психологическая антропология должна быть не о том, что есть – как любая наука о природе, а о том – как должно ( или может) быть. Иными словами, исходным основанием для нее является не учение об истинности и объективности того, что есть, а о ценности и смысле самого бытия человека. Отсюда и первый вывод: гуманитарные (человеко-ориентированные, антропные) науки должны строиться в первую очередь на аксеологических (ценностных) основаниях.

В истории психологии делались и до сего дня делаются попытки вырваться из узких пределов категории «психического» с помощью категории «человек». Это, прежде всего, работы в русле гуманистической психологии и экзистенциальной философии. Но даже в своих высших разделах – в философской психологии – человек продолжал оставаться биосоциальным, раздробленным существом, а не духовно-душевно-телесной монадой.

К сожалению, в большинстве этих попыток всех их объединяет «безрелигиозный гуманизм», тяготеющий к антропоцентризму, самобожеству – вплоть до самоистуканства. Еще одна линия преодоления естественно-научной парадигмы в психологии – это восточный мистицизм, оккультизм, магия, а с христианской точки зрения – древнее как мир идолопоклонство. Эта тенденция – говорить о духовной ипостаси человека с позиций оккультизма и магии – сегодня в России набирает все большую силу, что позволяет обозначить нашу эпоху как неоязычество новейшего времени, которое требует нового благовествования, новой проповеди, нового миссионерства.

Именно в этой точке принципиально необходимо доброжелательное, уважительное и конструктивное сотрудничество православного богословия и рациональной психологии человека. Существует большая и уже очевидная опасность для современной научной психологии (особенно в ее практической, прикладной части) скатиться на оккультно-магические основания в их предельно рафинированных – наукообразных формах. Во всяком случае, достижения современной научной психологии (науки о психике и психологии падшего человека) чрезвычайно эффективно используются в целях оккупации внутреннего мира человека и манипуляции его сознанием и поведением (особенно интенсивно – в рекламе, бизнесе, политике; менее осознанно, но не менее эффективно – в педагогике, в воспитании и обучении).

Известно мнение, что когда-то наука оказалась для христианства мощным средством освобождения сознания верующих от оккупации бесчисленных духов и потусторонних сил, от тотальной анимизации природных стихий. От всего того, что современный христианин достаточно свободно называет суеверием. Видимо, наступило время, чтобы православное вероучение помогло теперь уже науке вообще защититься от тех же духов и сил (космических энергий, эманаций, тонких миров) в своих квазинаучных, суперрациональных упаковках, в том числе – и внутри самой психологии.

Для христиански ориентированной психологии (но также, необходимо это особо подчеркнуть, – для практического, прикладного богословия) здесь возникает очень сложная проблема: «А на каком языке сегодня можно говорить с неоязычником об истинах и ценностях христианского учения о человеке и его душе?» Очевидно, что ни на традиционно-научном (там все о психике, а не о человеке), ни на заимствованном богословском языке, на котором говорят и надо говорить в церкви.

Давайте только сопоставим: психология говорит о вредных привычках, церковь – о греховных пристрастиях; одни – об аффектах, другие – о страстях; одни о личности как о биосоциальном системном качестве индивида, другие – о личности как о духовной сущности человека; даже о психологии – для одних это учение о душе, для других – учение о психике. Очевидно, что это разные языки и говорят они – о разном.

Сегодня понятия и представления традиционной психологии о человеке (в особенности – зарубежных психологических учений), о его развитии столь сильно инкорпорированы, растворены в других гуманитарных науках: в педагогике, медицине, политике, а сегодня даже и в вероучительных текстах, что никаким указом, никаким простым переводом эти представления не отменить. Их можно только постепенно и постоянно преобразовывать. Необходимо новое психологическое прочтение богословских понятий о душе и новое христианское прочтение психологических понятий. Это работа совместная – богословско-психологическая.

Конечно, для уже верующего, воцерковленного человека все эти вопросы звучат не столь остро. Но как быть с неоязычниками, которых – большинство? Язычник был глубоко верующим человеком, и поэтому – в большинстве случаев – был открыт для приятия благой вести Христа, неоязычник – глубоко суеверен, он не слышит и не услышит благую весть, ему нечем слышать, все «каналы» восприятия уже заполнены, замусорены псевдо-научным (в том числе и психологическим) суеверием. Мало только обличать грехи человеческие; неоязычнику необходимо показать, а часто – рационально раскрыть, как они овладевают им, каков механизм их укоренения, а соответственно – какова практика, и в частности – катехизаторская практика их преодоления.

Как Апостол языков – Святой ап. Павел – благовествовал на языке народа, которому он проповедовал, так сегодняшний проповедник должен уметь говорить христианские истины на языке сознания неоязычника. Но для этого необходимо знать, как оно – это сознание – устроено. И здесь практическая психология и психологическая практика многое что может сказать и сделать. Нужен умный, терпеливый и доброжелательный союз научной психологии и православного богословия, сама возможность которого многими священнослужителями (да и «просвещенными психологами» тоже) категорически отвергается, а сами психологи чуть ли не бесовским племенем объявляются.

Правда, как уже специально отмечалось выше, не вся психология и не всякий психолог способны на такую встречу и такой союз. Это окажется возможным, если сама психология, в своей определенной части, начнет перестраиваться именно как психология человека, как психологическая антропология, как особая – антропная – наука. Православное вероучение о Боге и человеке, о Богочеловечестве уже есть и не подлежит ревизии; у психологии человека сегодня появился шанс, возможность преобразиться, чтобы стать действительным Собеседником (А.А. Ухтомский), не двойником, не тенью христианской истины о человеке.

Этим сложным, но важнейшим темам и посвящена новая работа Ларисы Филипповны Шеховцовой и Юрия Михайловича Зенько, в которой авторы поставили цель сравнительного анализа христианского учения о душе и академического психологического знании, что, безусловно, будет полезным и интересным как психологам, интересующимся христианством, так и христианам, проявляющим интерес к психологии.

[1]

[2] Flugel. A hundred years of psychology 1833-1933. 1935.

[3] Boring. A history of experimental psychology. 1929.

^{^[4]} По поводу этих более чем странных увлечений материализма известный профессор Гризингер в благородном негодовании совершенно справедливо воскликнул: «Что можно сказать о прошлом и поверхностном материализме, отрицающем самые общие и драгоценные факты человеческого сознания потому, что их нельзя ощущать в мозгу руками?» Гризингер. Душевные болезни. Рус. пер. Ф. Овсяникова. СПб., 1875. С. 6.

[5] По этому автору (Richet Ch. Le travail psychique et la force chemique // Revue scientifique. 1886. XII, S. 788. — La pencee et le travai chemique Revue scientifique. XIII, S. 83. — Des origines de la chaleur et de la force chez les etres vivants. Paris. 1886), мысль, как и мышечный труд, суть эффекты химического действия. Однако этот материалистичес-кии^взгляд, как мы видел» выше, не выдерживает строгой критики.

[6] Gautier М. Revue scientifique. 11 et 18 dec. 1886. Janv. 1887.

^{^[7]} Бурдо. Probleme de la vie. P. п. СПб., 1902. P. 34.

^{^[8]} О каких огромных запасах энергии может в этом случае идти речь, показывает вычисление, что один миллиграмм радия путем эманации может освободить при полном своем разложении огромную энергию, которой было бы достаточно, чтобы провести товарный поезд в 40 вагонов четыре раза вокруг земного шара. Так как биомолекулы мозговой ткани представляют собой по составу несравнимо более сложные единицы вещества, то очевидно, что и связанная в них энергия должна оказываться неизмеримо колоссальнее той, которая содержится в радии.

[9] ¹ Здесь и ниже термин «инстинктивный» употребляется нами в самом широком его значении — как непосредственно природный.

[10]К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 3, М., 1955, стр. 29.

[11] С этой точки зрения можно было бы сказать, что всякая форма инстинкта по-своему стремится стать "разумом", но только на человеческой линии (по внешним и внутренним причинам) операция удалась до конца. Стало быть, человек являет собой единственную форму сознания, достигшую состояния мысли, из бесчисленных других форм, испробованных жизнью в животном мире. И столько же имеется психических миров, в которые нам очень трудно вступить не только потому, что сознание здесь выступает более смутно, но и потому, что здесь оно действует иначе, чем у нас.

[12] Есть ли нужда в излишнем повторении, что здесь я ограничиваюсь феноменом, то есть отношениями между сознанием и сложностью, как они даны нам в опыте, ничуть не умаляя действия более глубоких причин, направляющих всю игру. В силу ограничений, накладываемых на наше чувственное познание действием пространственно-временных рядов, мы можем в опыте выявить гоминизирующую (одухотворяющую) ступень мышления лишь в виде критической точки. Но. установив это. ничто не мешает мыслителю-спиритуалисту – по причинам высшего порядка и в последующий период своей диалектики – под феноменалистическое покрывало революционной трансформации поместить такую "творческую" операцию и такое "специальное вмешательство", которое ему заблагорассудится (см. "К читателю"). При теологическом истолковании реальности христианским учением не является ли общепринятым принципом признание различных и последовательных планов познания, присущих нашему рассудку?

[13] Вот почему от науки как таковой проблема моногенизма в строгом смысле (я не говорю – монофилетизма. см. ниже) ускользает по самой своей природе. В глубинах времен, в которых происходила гоминизация, наличие и развитие единственной пары положительно неуловимы, их невозможно рассмотреть непосредственно при любом увеличении. Таким образом, можно предположить, что в этом интервале имеется место для всего, что требует трансэкспериментального источника знания.

[14] Некоторое представление о том, каким образом зоологически произошел переход к человеку, нам, быть может, дают вышеупомянутые австралопитеки. В этой семье южноафриканских антропоморфных плиоцена (группа, явно находившаяся в состоянии активной мутации), у которой целый ряд признаков гоминидов выступает разбросанным на еще чисто обезьяньем фоне, мы, быть может, схватываем образ или даже ослабленный отклик того, что примерно в ту же эпоху или недалеко от нее происходило в другой группе антропоидов, пришедших к настоящей гоминизации.

[15] Другими словами, если наука о человеке не может прямо высказаться за или против моногенизма (одна первоначальная пара. см. с. 153). то. напротив, она. кажется, решительно высказывается в пользу монофилетизма (одна фила).

[16] Точнее, к концу виллафранкского яруса. Многие геологи этот последний этап помещают уже вне плиоцена и считают его настоящим нижнечетвертичным – это просто вопрос отнесения.

[17] Для большей простоты я здесь не буду говорить ничего о гейдельбергском человеке: какой бы древней и замечательной ни была его челюсть, мы знаем о нем недостаточно, чтобы установить его истинное антропологическое место.

[18] У нынешних крупных антропоидов объем мозга не превышает 600 см3.

[19] Возможно, среди населения (еще неизвестного анатомического типа), "двухстороннюю" индустрию которого можно проследить в древнем плейстоцене, от Мыса Доброй Надежды до Темзы и от Испании до Явы.

[20] Найденный во многих экземплярах в горизонтальных террасах, нивелирующих собранный в складки слой Триниля. Homo Sapiens представляет собой, видимо, не что иное, как крупного питекантропа с более выпуклым черепом. Почти уникальный в палеонтологии случай, когда ту же самую филу обнаруживают в том же самом месте сквозь геологически несогласованное залегание пластов на двух различных стадиях своего развития.

[21] То, что названо мною "планетизацией человека"

[22] Хотя бы и пол влиянием и руководством лишь нескольких лиц ("элиты").

[23] Можно сказать, что с возникновением человеческого мышления (одновременно индивидуального и коллективного) эволюция, выходя за рамки физико-химической организации тел, скачком (см. следующее примечание) создает новую способность, концентрическую по отношению к первой. – способность вносить порядок в универсум с помощью его познания. В самом деле. физика начинает замечать, что мыслить мир – это не только его регистрировать, но придавать ему форму единства, которой он был бы лишен, если бы не был мыслим.

[24] Это-то и названо мною "человеческим скачком" эволюции, сравнимым с планетизацией и сочетаемым с ней.

[25] Этот центральный очаг, необходимо автономный, в последующем мы будем именовать "точкой омега".

[26] И, наоборот, он по-настоящему универсализируется, лишь сверхперсонализируясь. В этом все различие (и двусмысленность) между настоящим и ложным мистицизмом, будь он политический или религиозный. Этот последний уничтожает человека, первый же завершает его посредством "утраты в большем, чем он сам".

[27] Разумеется, не становясь личностью, но подвергаясь в самом средоточии своего развития доминирующему и объединяющему влиянию очага личных сил и личных притяжений.

[28] См., например, по этому вопросу любопытную книгу Уэллса "Anatomy of Frustration" – замечательное свидетельство надежд, веры и тревог современного человека.

[29] Вновь взятых и продолженных сознательно искусственно – кто знает? – биологией.

[30] Внешние силы планетарного сжатия, понуждающие человечество стать одним органическим целым, и приведенные в действие или возбужденные технико-социальной тотализацией внутренние (поднимающие вверх и движущие вперед) силы одухотворения.

[31] Кроме интеллектуального значения отдельных человеческих единиц, необходимо принять во внимание коллективное возбуждение (путем поддержки или резонанса) этих надлежаще организованных единиц. Трудно сказать, имеются ли еще на Земле Аристотели, Платоны и Августины (каким образом это доказать? А, впрочем, почему бы и нет?..). Но ясно, что, опираясь одна на другую (будучи сведены в одно место или собраны в фокусе зеркала), наши современные души видят и чувствуют ныне мир, который (по его размерам, связям и возможностям) ускользал от всех великих людей прошлого. И осмелятся ли возразить, что этому прогрессу в сознании не соответствует никакое продвижение вперед в глубокой структуре бытия?

[32] Это означает, что человеческая история развивается между двумя критическими точками мышления (одной – низшей и индивидуальной, другой – высшей и коллективной).

[33] И, однако, в то же самое время при крайней напряженности, поскольку речь идет о приближении к критической точке. Нет ничего общего между этими перспективами и старыми мечтаниями сектантов о райском периоде на Земле перед концом света.

[34] Примеры подобного состояния сознания мы встречаем также в случаях неполного усыпления хлороформом. Известно, что лица, подвергшиеся операции, нередко заявляют об испытанном ими чувстве страдания без ясного сознания о причине этого страдания

[35] У азандов Верхнего Конго «представления, относящиеся к зачатию, весьма странны, по крайней мере на взгляд европейца. Они думают, что элементы зародыша закладываются в лоно женщины не сразу, а в несколько последовательных приемов оплодотворения, растягивающихся на определенное количество дней». То же представление встречается у папуасов, исследованных Ландтманом: «Для того чтобы иметь ребенка, муж должен регулярно сожительствовать со своей женой до тех пор, пока ребенок не будет сделан».

[36] К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIV, М.—Л., 1931, стр. 425.

[37] Там же, стр. 456.

[38] К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIV. М.—Л.. 1931. стр. 453—454.

[39] К. Maркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 456.

[40] К. Маркс, Капитал, т. I, гл. V, изд. 1952, стр. 184—185.

[41] К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIV, стр.457.

[42]К.Маркс и Ф. Энгельс, Избр. произв., т. I, М., 1952, стр. 63.

[43]Другое дело, что значение может осознаваться, но это — вторичное явление, возникающее лишь в том случае, если предметом сознания является не означаемое, а именно само значение как это бывает, например, при изучении языка.

[44]К. Ма ркс и Ф. Энгельс, Соч., т,2, М., 1955. стр. 54.

[45] К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 3, М., 1955, стр. 253.

[46]См. К. Маркс, Формы, предшествующие капиталистическому производству. Рукописи 1857—1858 гг., тетради IV и V, журн. «Пролетарская революция». 1939, № 3, стр. 149—186.

[47] К. Маркс и Ф. Энгельс, Избр. произв. т. I, М., 1955, стр. 56.

[48] Там же, стр. 56.

[49]Ф. Перрин, Практическая психология, 1945, стр. 272 и след., (на англ. яз.).

[50] К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. III, М,—Л., 1929, стр. 657.

[51] К. Маркс, Ф. Энгельс Избранные произведения том I, 1955, стр. 56

[52] К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 2, М., 1955, стр. 352.

[53] Там же, стр. 661.

[54] К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 2, М., 1955, стр. 357.

[55] Там же.

[56] К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 2, М., 1955, стр. 351.

[57] Там же стр. 357.

[58]В.Абаев, Язык как идеология и язык как техника, сб. «Язык имышление», Л., изд-во АН СССР. 1934, т. 2.

[59] Мы еще раз обращаем внимание читателя на двоякое употребление нами термина «значение»: в одних случаях — как значения слова (словесное значение), в других случаях — как знания, как вообще содержания общественного сознания, усваиваемого индивидом.

[60] Декарт, Принципы философии, ч. I, франц. изд. 1863, стр. 290.

[61] Слова «убежденный» и «побежденный» — однокоренные. Это идет из древности, из латинского, в котором слово «убеждать» (convincere) буквально означает «заставлять быть вместе с победителем».

[62] Разумеется, ни в каком обществе не может быть полной свободы слова — всегда есть нечто «нецензурное». Как сказал Томас Джефферсон, «ни одно правительство не может существовать без цензуры: там, где печать свободна, никто не свободен».

[63] Это обращение апостола Павла Гоголь повторяет в своих записках неоднократно. Он напоминает. «Все великие воспитатели людей налагали долгое молчание именно на тех, которые владели даром слова, именно в те поры и в то время, когда больше всего хотелось им пощеголять словом и рвалась душа сказать даже много полезного людям».

[64] Современный католический философ Ж. Маритен. говоря о соблазне «чисто артистической морали», приводил пример: «В одно и то же время Жид с искренностью писал две маленькие книжечки — в одной из них он выражал преданнейшую любовь к Евангелию, в другой — проповедовал гомосексуализм». Сам Жид называл мораль «подчиненной дисциплиной Эстетики».

[65] «Словотворчество, опираясь на то, что в деревне, около рек и лесов до сих пор язык творится, каждое мгновение создавая слова, которые то умирают, то получают право бессмертия, переносит это право в жизнь писем. Новое слово не только должно быть названо, но и быть направленным к называемой вещи»,— писал он. Это процесс, противоположный тому, что происходил во время буржуазных революций в Европе.

[66] Однажды я говорил об этой проблеме по радио, и после передачи мне позвонила одна радиослушательница и рассказала интересный случай. Ее, психоневролога, как-то привлекли как эксперта к следствию по делу об убийстве. Метод состоял в том, что подозреваемому показывали на экране и произносили беспорядочный набор слов, среди которых попадались слова, связанные с убийством. Эксперты измеряли скачок потенциала биотоков мозга (предполагалось, что если у человека эти слова вызывали аномально сильную эмоциональную реакцию, то, значит, он был связан с убийством). Подозреваемым был киргиз, хорошо говорящий на русском языке. Однако даже нормальной реакции на страшные слова он не обнаруживал. Чужие, хотя и хорошо известные слова не будили в его сознании цепную реакцию смыслов. Реакция резко изменилась, когда эти слова стали ему произносить на киргизском языке.

[67] Точно так же происходит настойчивое вытеснение слова «избиратели» и замена его на слово «электорат». Когда депутат говорит «мои избиратели», коннотации слова указывают, что депутат— производное оттого коллектива, который его избрал (создал). Выражение «мой электорат» воспринимается как «мой персонал» (мое предприятие). Электорат — общность пассивная и ведомая, она почти «создается» политиком.

[68] Писатель Итало Кальвино, которого мучила сама эта возможность превратить человека «в абстрактную сумму заранее установленных норм поведения», с этой точки зрения оценивал и «семантический террор» фашистов — «уход от всякого слова, обладающего смыслом, как будто кувшин, печка, уголь стали неприличными словами, как будто пойти, встретить, узнать — грязные дела».

[69] Напротив, испанские конкистадоры не были гуманистами и лично были более жестоки, чем философы из Гарварда. Но они резали индейцев как людей. Ибо прокуроры Инквизиции в Америке установили как декрет: «Каждый человек есть образ Божий по самой своей природе. Этого нельзя отрицать в отношении индейцев — ни потому, что они не знают истинной религии, ни потому, что совершают аморальные поступки, ни даже потому, что они неразумны». И после бурной Конкисты испанцы переженились с индианками, и возникли новые нации креолов. А в деревнях продолжают жить своими «негуманистическими» общинами и говорить на своем языке крестьяне-индейцы

[70] Мы уж не говорим о пошлой н конъюнктурной политической цензуре Священного Писания. Недавно в США начали переходить на новый, «политически правильный» перевод Библии, из которой исключено упоминание о том. что Христос был распят иудеями. Был. мол, распят, а кем и почему — неважно. Это — чтобы устранить из Евангелия ' «антисемитизм» Чтобы не обидеть феминисток, изменено понятие Бог-отец (он теперь Бог-отец-мать). так что рушится вся суть Троицы. Внесены и многие другие подобные «демократические» изменения

[71] В своей антиутопии «1984» Оруэлл описывал именно современное западное общество, переживающее «выверт демократии» — искусственный тоталитаризм, одним из средств власти которого был новояз, искусственный язык с замещенными смыслами. Этот новояз — доведенный до логического предела язык современного общества, язык прессы. Процессы, происходящие в традиционном обществе, сколь угодно тоталитарном и жестоком, имеют принципиально иную природу.

[72] В конце 70-х годов комиксы «Лилль Абнер» печатались в США в более чем 1000 газет и имели 80 миллионов читателей ежедневно. Джон Стеннбек выдвигал Аль Каппа на Нобелевскую премию по литературе.

[73] Поразительно, как долго это сидит в немецких политиках: присоединив ГДР, они приказали разрушить только что застроенный огромными зданиями центр Берлина — новый спектакль, уже демократов. Глядя, с каким вкусом НТВ передавало «сверхдокументальные» снимки руин Грозного, начинаешь думать, что персонал нашего «независимого телевидения» тщательно изучил труды Шпеера.

[74] Достаточно упомянуть злободневное выступление в «Независимой газете» главного раввина Москвы Гольдшмита: «Гематрия. один из разделов Каббалы, где дается объяснение явлениям на основе числовых значений слов и понятий, показывает нам, что сумма числовых значений слова «Мицраим» — «Египет» и «СССР» одинаково. Так же и ситуация сейчас во многом сходна». Тот, кто читал книгу Исход и знает, какие беды обрушились при этом на Египет, поймет смысл этого предписания раввина верующим евреям. Все обоснование-от числа, из каббалистики

[75] Только чтобы определить структуру четырех феромонов долгоносика хлопкового понадобилось переработать несколько миллионов насекомых. Изучение полового возбудителя американского таракана заняло тридцать лет.

[76] Например, см.: Философский словарь. М., 1980. С. 203-205, а также: Философский энциклопедический словарь. М., 1983.

[77] Термин предложен Б. А. Грушиным для описания социологии российских реформ 90-х гг.

[78] Подробнее см.: Современное политическое сознание в США. М., 1980.

[79] Подробнее эти сюжеты и деятельность В. И. Ленина как практического психолога были подробно исследованы Б. Ф. Поршневым см.: Поршнев Б. Ф. Социальная психология и история. М., 1979.

[80] Книга Р. Тауни "The Acquisitive Society" [1920] остается непревзойденной по глубине понимания современного капитализма и возможных перспектив социального и человеческого развития. Работы Макса Вебера, Брентано, Шапиро, Паскаля, Зомбарта и Крауса также содержат важные и глубокие мысли о влиянии индустриального общества на человека

[81] Сознание тождественности сходно с тем, что некоторые авторы (Ргеntice, 1962) обозначают как «самость» (Self). Но понятие «самости» у разных авторов имеет очень различный смысл. Поэтому мы к нему не прибегаем.

[82] От знатока не ускользнет, что по существу лишь «гештальтпсихология» использует подобный подход. - Прим. А. Адлера

^{^[83]} «Для пользования дофина». — (лат.). Так называлось составленное для наследника французского престола собрание сочинений античных классиков, в котором были исключены или вынесены в приложение все предосудительные с воспитательной точки зрения места. Впоследствии так стали называть вообще все издания с исправлением авторского текста по цензурным соображениям. — Прим. ред.

[84] «Фиктивная цель», расплывчатая и неустойчивая, не поддающаяся измерению, созданная малодоступными, но отнюдь не щедро наделенными силами, не имеет реального существования, и поэтому ее нельзя полностью понять каузально. Но, пожалуй, можно понять как телеологический план души, стремящейся к ориентации, который в случае необходимости всегда принимает конкретную форму. — Прим. А. Адлера

[86] По поводу этого слова у Ф* А. Брокгауза и И. А* Ефрона читаем: «Шибболет (евр, «кодос». Кн. Судей, XII, 6). По произношению этого слова жители галаадские во время междоусобной войны с ефремлянамн при Иеффае узнавали еф ре мл ян при переправе их через Иордан н убивали их. Ефремлнне произносили это слово «сиб-болет»: это была особенность их диалекта* (Энциклопедический словарь Ф«А. Брокгауза и И. А. Ефрона» т. XXXIХа (78)t с. 551), В переносном смысле означает *осо-бенность>, «отличие».— Примеч. ред, перевода

[87] bw — сокр. от bewufit (сознательное), vbw -— от vorbewuBt (предсознательное), ubw — unbewuflt (бессознательное). Заглавная и строчная буквы в начале всех аббревиатур означают, что последние обозначают соответственно существительное (или субстантивированное прилагательное) и прилагательное. Например, Bw н bw — сознание и сознательное, Ubw н ubw — бессознательное (субстан, п рил а г.) и бессознательное (прилаг.).— Примеч. ред. перевода.

[88] Das Unbewuflte // Intern. Zeitschr. fur Psychoanalyse, Bd. 3, 1905, или: Samm-lung kleiner Schriften zur Neurosenlehre, 4 Folget 1918»

[89] Groddeck G. Das Buch vom Es. Intern. Psychoanalytischer Verlag, 1923.

[90] Сам Гроддек последовал, вероятно, примеру Ницше, который часто пользовался этим грамматическим термином для выражения безличного и, так сказать, природно-необходимого в нашем существе.

[91] Такой факт еще совсем недавно был сообщен мне как возражение против моего описания «работы сновидения»,

[92] Zur EinJuhrung des NarziBmus; Massenpsychologie und Ich-Analyse

[93] Ошибочным и нуждающимся в исправлен и и может показаться только обстоятельство, что я приписал этому сверх-Я функцию контроля реальностью. Если бы испытание реальностью оставалось собственной задачей Я» это совершенно соответствовало бы отношениям его кумиру восприятия. Также и более ранние недостаточно определенные замечания о ядре Я должны теперь найти правильное выражение в том смысле, что только система W — Bw может быть признана ядром Я.

[94] Trauer und Melancholic.

[95] Интересной параллелью замены выбора объекта идентификацией служит вера первобытных народов в то, что свойства принятого в пищу животного перейдут к лицу, вкушающему эту пищу, и основанные на этой вере запреты. Она же, как известно, служит также одним из оснований каннибализма и сказывается в целом ряде обычаев тотем и ческой трапезы вплоть до святого причастия. Следствия! которые здесь приписываются овладению объектом, действительно оказываются верными по отношению к позднейшему выбору сексуального объекта,

[96] С введением нарциссизма мы теперь, после того как отделили Я от Оно, должны признать Око большим резервуаром лнбндо, Лнбндо, направляющееся на Я вследствие описанной идентификации, составляет его «вторичный нарциссизм»

[97] Может быть, осторожнее было бы сказать с родителями, так как оценка отца и матери до точного понимания полового различия — отсутствие пениса — бывает одинаковой. Из истории одной молодой девушки мне недавно случилось узнать, что, заметив у себя отсутствие пениса, она отрицала наличие этого органа вовсе не у всех женщин, а лишь у тех которых она считала неполноценными, У ее матери он, по ее мнению, сохранился. В целях простоты изложения я буду говорить лишь об идентификации с отцом.

[98] Ср. Massenpsychologie und Ich-Analyse, VII.

[99] См.: Heinz Hartmann (1950a).

[100] Как и Э.Фромм, А.Майер, Дж.С.Плант, Г.С.Салливен.

[101] Харальд Шульц-Хенке был первым, кто осознал их значение при неврозе. По Шульцу-Хенке, у личности развиваются бессознательные требования из-за страха и беспомощности. Эти требования, в свою очередь, вносят громадный вклад в те всепроницающие затруднения, которые испытывает личность. X.Шульц-Хенке. "Судьба и невроз" (Harald Schultz-Hencke. "Schicksal und Neurose", 1931).

[102] З.Фрейд видел нечто похожее на требования единственно в контексте так называемой вторичной выгоды от болезни, которая сама по себе является наиболее сомнительной концепцией.

[103] См. К.Хорни. "Новые пути в психоанализе". Глава 10. "Культура и невроз", 1939.

[104] Цитата из работы "Новые пути в психоанализе". Глава 2: "Некоторые общие принципы мышления Фрейда".

[105] З.Фрейд. "Скорбь и меланхолия".

[106] Цитата из работы О.Фенихеля "Психоаналитичекая теория невроза" (Otto Fenichel. "The Psychoanalytic Theory of Neurosis". W.W.Norton, 1948).

[107] См. главу 5 "Ненависть и презрение к себе".

[108] Упомяну только работу О.Фенихеля "Психоаналитичекая теория невроза".

[109] Ср. О.Фенихель; также у Ф.Александера "Психоанализ личности в целом".

^{^[110]} См. Popper K.R. Objective knowledge. Oxford: Oxford University Press, 1972.

[111] См. Feyerabend P. Against method: Outline of an anarhist theory of knowledge. London: New Left Book, 1975.

^{^[112]} См. Ellis A.W., Young A.W. Human cognitive neuropsychology. London: Lawrense Eribaum

^{^[113]} См. James W. Principles of psychology. N. Y.: Holt,1890.

[114] См. Atkinson B.C., Shiffrin R.M. Human memory: A proposed system and its control processes // Spence K.W., Spence J.T. (Eds). The psychology of learning and motivation. London: Academic Press, 1968. Vol. 2.

[115] Cm. Bartlett F.C. Remembering: A study in experimental and social psychology. Cambridge: Cambridge University Press, 1932.

[116] См. там же.

^{^[117]} См. Tolman E.C. Purposive behavior in animals and men. N. Y.: Appleton—Century— Crofis, 1932.

" См. там же.

[118] См. Roediger H.I. Memory metaphors in cognitive psychology // Memory & Cognition. 1980. 8. P.231—46.

[119] Simon НЛ. Cognitive science: The newest science of theartificial // Cognitive Science. 1980. V.4. P.33—46.

[120] См. Gardner H. The mind's new science. N. Y.: Basic Books, 1985.

[121] См. Bruner J.S.. Goodnow J J., Austin GA. A study of thinking. N. Y.: Wiley, 1956.

[122] См. Broadbent D.E. Perception and communication. Oxford: Pergamon, 1958.

^{^[123]} См. Lachman R.. Lochman J.I., Butterfield Е.С. Cognitive psychology and information processing. Hillsdale NJ: Lawrence Earlbaum Associated Ltd, 1979.

^{^[124]} См. там же.

[125]Sine qua поп (conditio sine qua поп) - непременное услонис (лат.). - Ред.

[126]Проективное (проекционное) тестирование - проведение психологических тестон, направленных па выявление личностных особенностей: субъекту предлагается, исходя из его воображения, интерпретировать рисунки или неопределенные конфигурации (например, чернильные пятна). [Ч. Райкрофт. Критический словарь психоанализа. - СПб., 1995. - С. 140]. - Ред.

[127] S-R (stimulus-response) - стимул-реакция; основное понятие психологической теории К. Л. Халла. – Ред.

[128]Weltaschaunung - мировоззрение (нем.). - Ред.

[129]Определение Г. Марселя. - Ред.

[130] М В. Arnold, J. A. Gasson. The Human Person. New York: Ronald Press Company, 1954- P. 618.

[131] Weisskopf-Joelson. Some Comments on Viennese School of Psychiatry//J. Abnorm. Soc. Psycho!. 1955. Vol. 51. P. 701.

[132] Weisskopf-Joelson. Logolherapv and Existential Analysis// Acta psyehother. 1958. Vol. 6. P. 193-204.

[133] Поминальная молитва, читаемая сыном по умершему отцу.

[134] Для лечения случаев сексуальной импотенции в логотерапии была разработана специфическая техника, основанная на ее теории гиперинтенции и гиперрефлексии. Конечно, в данном кратком представлении принципов логотерапии она не может быть описана подробно.

[135] С. В. Allport. The Individual and His Religion. New York: Mac-millan Company, 1956. P. 92.

[136] Боязнь бессонницы в большинстве случаев бывает обусловлена незнанием пациентами того факта, что организм сам себя обеспечивает минимальным количеством действительно необходимого сна

[137] A. Gutheite // Amer. i. Psychother. 1956. Vol. 10. P. 134.

[138] Edit Weisskopf-Jaelson. Some Comments on Viennese School of Psychiatry// J. Abnorm. Soc Psycho. 1955. Vol, 51. P. 701.

[139] Эта борьба мотивируется обычно страхом пациента, что его обсессии суть признаки неминуемого или даже актуального психоза; пациент не знает о том, что обсессивно-компульсивный невроз скорее иммунизирует его против психоза, нежели свидетельствует о его угрозе.

[140] Это убеждение поддерживается Оллпортом, который писал: «Когда фокус стремлений смещается от конфликта к бескорыстным целям, жизнь как целое становится более здоровой, даже если невроз может полностью никогда не исчезнуть». G. В. Allport. The individual and His Religion. New York: Macmillan Company, 1956. P. 95.

[141] Статистическое исследование, проведенное моими сотрудниками в Венской поликлинической больнице, показало, что свыше одной трети тех пациентов, которые имели позитивный образ отца, отвергли религию в последующей жизни, в то врем» как большинство из тех, у кого имелся негативный образ отца, преуспели вопреки этому в развитии позитивной установки к религии.

[142]. Anima (итал.) от греч. ave/Jof — дуновение, движение.

[143] См.: А. Менегетти. Монитор отклонения в человеческой психике. — М.: ННБФ «Онтопсихология», 2002; Монитор отклонения и стереотипы. Проект «Человек». Указ. соч.

[144] Метанойя (от греч. цегауоеш— изменяю ум) — коренное изменение поведения с целью его отождествления с интенцио-нальностью Ин-се. Ее сущность в постоянном отбрасывании прошлого ради самовыстраивания на основе собственной непосредственной функциональности «здесь и сейчас», выбранной априорным «Я». См. А. Менегетти. Тезаурус. Указ. соч.; Онтопсихология: практика и метафизика психотерапии. Указ.соч.

[145] В Париже собрались такие известные светила современной психологии, как Скиннер, Роджерс, Мэй, Маслоу, Сутич, которые пришли к заключению, что для того, чтобы найти выход из кризиса этой науки, необходимо дождаться появления четвертой силы, которую они сами определили как «онтопсихология». Материалы этого конгресса были опубликованы в сборнике "Existential psycology". — Нью-Йорк, Рэндом Хауз, 1965 (A. Maslow, R. May, C.R. Rogers).

Слободчиков В.И. Христианская психология – ее возможность и действительность // Шеховцова Л.Ф., Зенько Ю.М. Элементы православной психологии. – СПб., 2005. – С. 6-15