Райх В. Характероанализ: Техника и основные положения для обучающихся и практикующих аналитиков. – М., 1999. – С. 41-46 (Некоторые проблемы психоаналитической техники)
Практика каждый день ставит аналитиков перед задачами, для разрешения которых недостаточно ни одних только теоретических знаний, ни одного только практического опыта. Можно сказать, что все вопросы техники группируются вокруг одного, самого существенного вопроса: возможно ли и как возможно из аналитической теории душевных заболеваний однозначно вывести определенную технику аналитического лечения; это вопрос о возможностях и границах применения теории и практики. Но так как сама аналитическая практика дает в итоге теорию душевных процессов лишь благодаря полаганию практических задач, то мы должны, чтобы правильно идти вперед, отыскивать пути, которые ведут от чисто эмпирической практики через теорию к теоретически хорошо фундированной практике. Достаточный опыт, приобретенный на Венском техническом семинаре и в процессе контрольно-аналитической деятельности, убеждал в том, что пока мы едва ли вышли за рамки подготовительной работы для решения эскизно набросанной выше задачи. Правда, имеются основополагающие труды, которые содержат, так сказать, азбуку аналитической техники, есть замечания Фрейда, разбросанные в различных статьях, а поучительные работы по технике, принадлежащие Ференци и другим авторам, позволили нам лучше понять многие отдельные технические проблемы. Но в целом оказывается, что техник существует почти столько же, сколько и аналитиков, если отвлечься от немногих отчасти позитивно, отчасти негативно сформулированных советов Фрейда, которые стали общим достоянием и относятся ко всему множеству практических вопросов.
Эти общепринятые и в аналитических кругах ставшие само собой разумеющимися аксиомы техники выводятся из общих теоретических принципов интерпретации невротического процесса. Невроз любого вида основывается на конфликте между вытесненными притязаниями влечений, среди которых никогда не пропадают без следа сексуальные влечения раннего детского возраста, и отвергающими их силами Я. Результатом неразрешенности этого конфликта является невротический симптом или невротическая черта характера. Технической задачей для разрешения конфликта становится поэтому "упразднение вытеснения", другими словами, осознание бессознательного конфликта. Но так как психическая инстанция, которую называют предсознанием, сооружает для предотвращения прорыва вытесненных и для личности бессознательных побуждений психические "контрзаполнения" ("Gegenbesetzungen"), которые по отношению к собственным мыслям и желаниям личности ведут себя как строгий цензор, отказывая им в возможности быть осознанными, то речь идет о том, чтобы исключить в аналитическом лечении необходимый при обычном мышлении привычный отбор мыслительного материала и предоставить бегу мыслей протекать свободно, без какой-либо критики. По мере продвижения аналитической работы вперед среди всплывающего материала обнаруживаются все более и более отчетливые производные бессознательного, вытесненного, детского содержания, которые с помощью аналитика должны быть переведены на язык сознания.
Так называемое "основное психоаналитическое правило", которое требует выключения цензуры и господства "свободной, внезапной мысли", является строжайшим, неизбежнейшим мероприятием аналитической техники. Оно находит мощную поддержку в силе бессознательных побуждений и желаний, требующих действия и осознания; однако равным образом ему противостоит бессознательная сила, "контрзаполнение" Я, которая может затруднять стремление пациента придерживаться основного правила, или он вообще потерпит здесь полное крушение. Это равные силы, которые поддерживают неврозы со стороны моральных инстанций; в аналитическом лечении они обнаруживаются как "сопротивления" против устранения вытеснения. Данное теоретическое понимание определяет широкое практическое правило, согласно которому осознание бессознательного должно происходить не прямо, а посредством развязывания сопротивлений, т. е. больной должен, прежде всего, узнать, что он обороняется, затем, какими средствами и, наконец, против чего. Эту работу осознания называют "работой толкования"; она состоит или в разоблачении завуалированных проявлений бессознательного, или в восстановлении связей, которые были разорваны вследствие вытеснений. Бессознательные и вытесненные желания и опасения пациентов постоянно ищут выхода или возможности привязать себя к реальным персонам и ситуациям. Важнейший мотор такого поведения - либидинозная неудовлетворенность пациента; таким образом, следует ожидать, что свои бессознательные притязания и страхи он свяжет также с аналитиком и аналитической ситуацией. Отсюда возникает "перенос", т. е. установление таких отношений к аналитику, которые обусловлены ненавистью, любовью или страхом. Эти установки, которые как бы впервые возникают в ходе анализа, являются, однако, лишь повторением старых, чаще всего детских, в своем значении не осознаваемых установок больного к персонам его детства, которые в свое время имели для него особенное значение. Эти переносы надо принципиально обсуждать как таковые, т. е. "развязывать" путем обнаружения их отношения к детству пациента. Так как каждый без исключения невроз строится на конфликтах детства за период до четвертого года жизни, на конфликтах, которые в свое время не могли быть разрешены, и эти конфликты вновь воскрешаются в переносе, то анализ переноса во взаимосвязи с разложением сопротивлений образует важнейшую часть аналитической работы. Далее, так как больной в переносе или стремится заменить аналитически проясняющую работу удовлетворением старых, оставшихся неудовлетворенными любовных притязаний и импульсов ненависти, или же равным образом отбивается от того, чтобы принять эти установки во внимание, перенос чаще всего становится сопротивлением, т. е. мешает прогрессу лечения. Негативные переносы, перенесенные установки ненависти с самого начала заметны как сопротивления, в то время как перенос позитивных установок любви становится сопротивлением только путем превращения в негативный перенос вследствие разочарования или страха.
Лишь до тех пор пока об аналитической терапии и технике дискутировали мало, всякий раз недостаточно и несистематически, можно было придерживаться мнения, что на эскизно обозначенном общем основании сложится всеми одинаково исполняемая практика. Во многих отдельных вопросах это мнение оправдалось; но уже в отношении понятия "аналитическая пассивность" имеются различнейшие толкования. Самое крайнее и, наверное, самое неправильное из них то, что будто бы надо только молчать, а все остальное получается потом само собой. Относительно задачи аналитика в аналитическом лечении преобладали и преобладают путаные взгляды. Правда, в общем еще знают, что он должен ликвидировать сопротивления и "овладеть" переносом, но, как и когда это должно произойти, насколько разнообразным должно быть его поведение при выполнении этого задания в разных случаях и ситуациях, никогда не было систематически продискутировано; поэтому уже при самых примитивных вопросах аналитических будней точки зрения должны далеко расходиться. Когда, например, представлена определенная ситуация сопротивления, один аналитик полагает, что нужно было бы сделать то, другой - что надо было бы сделать это, третий - что следовало бы сделать еще иначе. И когда потом с этими многими советами обращаются к своему случаю, открываются другие бесчисленные возможности и путаница часто становится еще большей, чем раньше. И все же нужно согласиться, что одна определенная аналитическая ситуация среди данных отношений и условий допускает только одну-единствекную, оптимальную возможность разрешения, что только одна-единственная форма применения техники могла бы быть действительно правильной в данном особом случае. Это относится не только к отдельной ситуации, это касается всей аналитической техники. Отсюда возникает задача установить, какие критерии имеет эта одна правильная техника, и прежде всего как ее достичь.
Так продолжалось долго, пока не стало ясно, в чем дело: технике, подходящей для данной ситуации, надо позволить родиться из самой соответствующей аналитической ситуации благодаря подробному разбору ее деталей. Этот метод развития аналитической техники точно соблюдали на Венском техническом семинаре, и во многих случаях он оправдал себя; там же, где было возможно теоретическое понимание аналитической ситуации, он всегда полностью себя оправдывал. Там избегали давать такие советы, которые в конечном счете были делом вкуса, и до тех пор дискутировали, скажем, относительно трудности некоторой ситуации сопротивления, пока из дискуссии само собой не вырисовывалось однозначно определенное необходимое мероприятие; зато потом у нас было ощущение, что это могло быть правильно только так и не иначе. Вот таким образом обретали метод, как научиться применению аналитического материала к аналитической технике если и не в каждом, то все же во многих случаях, и прежде всего принципиально. Наша техника - это не принцип, который покоится на фиксированных приемах, а метод, который строится на известных основных теоретических принципах, но в остальном он определяется только в отдельных случаях и в отдельных ситуациях. Скажем, основным принципом является то, что все манифестации бессознательного с помощью толкования надо сделать сознательными. Но сказано ли тем самым, что это бессознательное толкуют тотчас же, как только оно мало-мальски ясно обнаружится? Основной принцип состоит и в том, что все проявления переноса сводят к их инфантильным источникам; но сказано ли этим, в какой момент и как это должно происходить? Мы имеем перед собой одновременно негативные и позитивные проявления переноса; то и другое принципиально нужно "распутывать", но разве не оправданно спрашивать, что сначала и в каком слое надо разгадывать и какие условия влияют на это? Достаточно ли здесь того факта, что налицо признаки амбивалентного переноса? Против попытки в каждом единичном случае выводить последовательность и акцентированность, а также глубину необходимых толкований из общей ситуации данного момента было бы естественно заметить, что всё толкуют так, как это следует по очереди. На это можно возразить: если бесчисленный опыт и последующее теоретическое упорядочение этого опыта учат, что толкование всего материала таким и в той последовательности, как он появляется, в довольно большом числе случаев не достигает цели толкования - а именно терапевтического воздействия, - то надо исследовать условия, которые обосновывают терапевтическую действенность толкования. В каждом случае они складываются по-своему, и если технически получаются некоторые общие принципы для толкования, то они не очень важны по сравнению с первостепенным принципом, согласно которому надо пытаться найти особенную технику для случая и отдельной ситуации в каждом отдельном случае и в каждой отдельной ситуации, не теряя при этом общей связи в развитии аналитического процесса. Советы и мнения, как должно "быть проанализировано" то или иное или как надо "перестать правильно анализировать", есть дело вкуса, но не технические принципы. Что значит "анализировать", по большей части и дальше останется темной загадкой. Нельзя искать утешения и в доверии к длительному сроку лечения. Одно только время не творит его. Доверие на время лечения имеет смысл только тогда, когда анализ развертывается, т. е. когда понимают сопротивления и соответственно этому могут начинать анализ. В таком случае время, естественно, не играет никакой роли и не может играть. Но бессмысленно ожидать успеха от одного выжидания.
Мы должны показать, насколько существенным для закономерного развития лечения является правильное понимание и обращение с первым сопротивлением переноса. Отнюдь не безразлично, к какой детали, к какому слою невроза переноса аналитически обращаются в самом начале, какую часть выхватывают прежде всего из полноты предложенного материала, толкуют ли в первую очередь ставший демонстративным бессознательный материал или относящееся к нему сопротивление и т. д. Если материал толкуют таким, каким он представляется, то исходят из предвзятого мнения, что "материал" всегда может быть аналитически использован, т. е. что он есть терапевтически действенный материал. Однако при этом важна прежде всего его динамическая валентность. Мои усилия относительно теории техники и терапии сводятся именно к тому, чтобы привлечь как общие, так и в каждом случае особые точки зрения для закономерного использования материала при техническом обращении со случаем, другими словами, чтобы при каждом толковании подробно знать, из какого основания и для какой надобности оно осуществлено, и приводить не только толкования. Если материал толкуют в той последовательности, в какой он всплывает, - при этом в любом случае безразлично, обманывает ли пациент, препятствует ли появлению материала, скрывает ли установку ненависти или внутренне язвительно усмехается, аффективно закрыт и т. д., - то невозможно избежать будущих безнадежных ситуаций. Поступая таким образом, становятся жертвой схемы, которую навязывают всем случаям, не принимая во внимание индивидуальных закономерностей данного случая, касающихся момента времени и глубины толкования, которое становится необходимым. Только при строгом соблюдении правила выводить технику из каждой ситуации отдельно можно приблизиться к выполнению требования, чтобы в каждом случае быть в состоянии точно указать, почему данный случай исцелим или неисцелим. Не нужно доказывать, что наша терапия не заслуживала бы имени научной, каузальной терапии, если бы этому требованию не удовлетворяли по крайней мере в среднем. Если отдают себе отчет в причинах неудачи анализа, то не хватаются за довод, что пациент якобы "не хотел стать здоровым" или что он будто бы был недоступным; потому что как раз в этом и состоит наш вопрос: почему он не хотел становиться здоровым или был недоступным, замкнутым?
Не надо пытаться создать какую-то "систему" техники. Речь идет не о том, чтобы набросать схему, подходящую для всех случаев, а о том, чтобы создавать основу для понимания наших терапевтических задач, покоящуюся на нашем учении о неврозе, следовательно, чтобы наметить широкие рамки, внутри которых оказывается достаточно простора для индивидуального применения общей основы.
Я ничем не должен дополнять указанные Фрейдом принципы толкования бессознательного и его общую формулу о том, что основа аналитической работы состоит в преодолении сопротивлений и в управлении переносом. Тем не менее последующее изложение все же содержит претензию быть рассмотренным как последовательное проведение аналитических принципов, благодаря чему открываются новые области аналитической работы. Если бы наши пациенты тоже с самого начала хотя бы приблизительно следовали основному правилу, то не существовало бы причины писать книгу о характероанализе. К сожалению, дело обстоит так, что очень немногие наши пациенты с самого начала способны к анализу; они следуют основному правилу только после удавшегося ослабления сопротивлений. Итак, мы будем заниматься лишь вводной частью лечения до того момента, когда ведение анализа можно без риска спокойно предоставить пациенту; "аналитическое воспитание для анализа" есть первая проблема. Завершение анализа, проблема разложения переноса и воспитания к реальности - вторая. Средняя часть, так сказать, туловище анализа, будет нас интересовать лишь постольку, поскольку она вытекает из вступительной части лечения и переходит в его завершение.
Но прежде всего требуется короткое теоретическое рассуждение о либидо-экономической основе аналитической теории.
Фрейд А. Лекции по детскому психоанализу. – М., 2002. – С. 113-131 (Взгляд на детство с точки зрения психоанализа)
