Основные проблемы и тенденции развития социальной психологии 60-70-ых годов

Поршнев явился одним из энтузиастов возрождения социальной психологии в 60-е годы и преодолел множество цензурных трудностей при издании книги «Социальная психология и история» [75], которая была написана тремя годами ранее. Эта работа сочетала требуемую идеологичность (поскольку целая глава была посвящена ленинским идеям и разработкам) с обращением к мировой науке, генетической психологии и, наконец, истории, чем задала определенный контекст введения в проблемы социальной психологии. Поршневым были выделены основные характеристики социальной психологии как науки, образующие ее много раз впоследствии отмечаемую ассиметрию: то, что социальная психология изучает психологию (установки, интересы и т. д.) общностей, которые, в конечном итоге, создаются в результате некоторого взаимодействия, взаимоотношений в них, с одной стороны; но, с другой стороны, она исследует общность (в смысле сходства и даже тождества) психологии людей, не объединенных в какую-либо общность, но проживающих на одной территории, относящихся к одному социальному слою и т. д. Одной из основных теоретических идей книги явилась проблема категоризации, которую он несколько расширил, включив в нее не только антитезу «мы» — «они», но и проблему «я» и «мы», хотя и рассмотрел ее в духе наивного понимания коллективизма и «обособления личности в обществе» [75, с. 147 и далее].

Одним из основоположников отечественной социальной психологии в научном и организационном отношении явился Е.С. Кузьмин.

В 1962 году в Ленинградском университете организуется первая в стране лаборатория социальной психологии, а в 1968 г. — кафедра под его руководством. В книге «Социальная психология» состоялось представление (как теперь говорят «презентация») социальной психологии: был проведен анализ ее исторического становления и современного состояния (в СССР и за рубежом). Кузьмин дает свое определение социальной психологии, связывая ее предмет — в основном — с общением [93, с. 47-48] и отмечая одновременно многообразие и сложность ее объектов исследования, в число которых он включает цели, организационные структуры и динамику групп и коллективов, особенности оценочных суждений, лидерства и руководства, а также диспозиционные структуры, отношения и ценностные ориентации, роли личности, восприятие и понимание людьми друг друга. К предмету социальной психологии он относит так называемые массовые явления — классовые и национальные психологические особенности, нравы, обычаи, привычки, подражание, внушение и другие психологические феномены массы, толпы. Впоследствие категоризация предмета психологии была осуществлена в подобных единицах: социальная психология личности, общение (включающее и социальную перцепцию и социальное познание), психология малых и больших групп.

Кузьминым были, наконец, соотнесены ставшее абстрактным понятие социальной детерминации и понятие общественных отношений как микро- и макроусловий, непосредственной среды и контактов. «Совершенно очевидно, — писал он, — что во взаимоотношениях микро- и макроусловий, непосредственных и опосредованных влияний решающее значение имеют макроусловия и опосредованные влияния. Однако, специфика микро- и непосредственной сферы общения накладывает свой узор, определяет конкретную инструментовку и механизм формирования социально-психологических явлений на уровне личности и малых групп» [там же, с. 56]. Кузьмин дал детальный и особенно ценный в тот период анализ основных направлений развития отечественной социальной психологии конца XIX — начала XX века, концепций Бехтерева, Беляева, Залужного, Вагнера, Артемова, Рейснера, Войтоловского и др., восстановив тем самым сокровищницу истории отечественной социально-психологической мысли1.

1 Именно поэтому в первом разделе, посвященному истории отечественной социальной психологии, мы остановились только на трех концепциях самых крупных фигур того времени — Плеханова, Бехтерева и Макаренко.

Кузьмин и авторский коллектив раскрыли и соотношение социальной психологии с другими науками (психологией и социологией), показав роль для социальной психологии исследований социологов, фактически ее изучавших, и дали ряд определений ее понятий: социальной психологии личности (Ядов), групп и коллективов (Обозов, Русалинова), а также показали чрезвычайно важную для последующего развития социальной психологии модель совместной деятельности [там же, с. 125 и далее]. Авторы этого коллективного труда стали родоначальниками отдельных направлений в социальной психологии: Свенцицкий — социально-психологических проблем управления [88]1, Обозов — общения [54] и т. д.

Говоря об «имплицитном» периоде развития социальной психологии, датируя его началом (первым пятилетием) 60-ых годов, мы также имеем в виду появление на русском языке книги Дж.Морено «Социометрия», которая вызвала, с одной стороны, критику [4], с другой — напротив, практическое применение социометрии, связанное с попытками определить сферу приложения социометрии и условия ее применения. Так, с публикацией первых эмпирических результатов изучения социометрическими методами взаимоотношений школьников выступил Я.Л. Коломинский совместно с А.И. Розовым уже в 1962 г. Дискуссии в этом направлении состоялись на II съезде Общества психологов и, как отмечает Коломинский, период расцвета данного метода пришелся на пятилетие между II и III съездами, после чего, с одной стороны, появились монографические публикации исследований, проведенных преимущественно этим методом, с другой — начались поиски новых методов социально-психологического исследования.

Ленинградское направление исследований, связанное с именем Кузьмина, было по своему характеру теоретико-эмпирическим, и включало в себя три основных проблемы: 1) исследование взаимоотношений в группах-бригадах [18] и специально — взаимоотношений между мастером и учащимися ПТУ (Русалинова, В.Н.Келасьев), 2) характерных черт советского рабочего [108] и 3) изучение восприятия людьми друг друга (непосредственное общение) (Бодалев, Куницына). Иными словами, были охвачены две основные модели, составляющие предмет социально-психоло-

1 Свенцицкий провел важную для эмпирических исследований в социальной психологии дифференциацию методов на собственно эмпирически-исследовательские, моделирования и управленческо-воспитательные.

гического исследования: группа и особенности психологии, связанные с взаимодействием, и слой, класс и т. д. и особенности его психологии, и кроме этого развернуто первое в стране исследование общения и восприятия людьми друг друга, выросшее в оригинальное для отечественной науки направление. Причем исследовались как реальные коллективы — бригады, так и группы, работающие в лабораторных условиях. Для первого исследования был разработан оригинальный метод «наблюдения значимых ситуаций» (Кузьмин), для второго — прибор «гомеостат», который позволяет изучать эффективность совместных действий малых групп. Последнее направление и его методическое обеспечение первоначально развернул Ф.Д.Горбов, который совместно с сотрудниками раскрыл, каковы условия сработанности и эффективности в работе малых групп: психофизиологическая совместимость, наличие паритетных тактик, положительный характер психических установок, общность интересов и потребностей и отсутствие выраженных эгоцентрических устремлений. Результаты этих самых первых эмпирических исследований были доложены уже на II съезде Общества психологов, а впоследствии составили основу закрытых исследований в области подготовки космонавтов. Для изучения взаимоотношений использовался социометрический метод.

В реальных коллективах исследовалась зависимость между уровнем отношений и эффективностью деятельности [52, 80], а позднее — влияние взаимоотношений на дисциплину, на отношение к работе членов бригады (причем, по мере развития данного направления для получения более достоверных результатов численность обследуемых бригад постоянно увеличивалась). Изучение эффективности малых групп привело к построению уровневой концепции взаимоотношений, установлению решающей роли именно тех из них, которые связаны с процессом производства и, которые, в свою очередь, влияют на укрепление дисциплины, рост инициативы, удовлетворенности трудом, ведут к осознанию ценности своего коллектива. Самый высокий уровень взаимоотношений был определен Кузьминым как «наиболее рациональное и гармоничное сочетание официальной структуры с теплотой и близостью межличностных отношений». Исследования Бодалева, Русалиновой и В.Н.Шубкина показали, что развитие взаимоотношений и сплоченность — как новый качественный социально-психологический признак коллектива — зависит от характера взаимного восприятия и понимания людьми друг друга. Были получены первые характеристики роли руководителя в коллективе, связанные с оптимальным характером отношений ответственной зависимости. Предложена классификация формальных и неформальных групп и дано определение коллектива, включающее: общественно значимые цели, пространственное объединение со своими органами управления, временную устойчивость, известную завершенность функции, выявлена «сложная неформальная динамика и структура групп, отношения ответственной зависимости (формальная структура группы)». Таким образом, это первое социально-психологическое направление исследований было комплексным, обращенным к группам (которые включены в трудовую производственную деятельность), многоаспектным, давшим основные — отличные от зарубежных стратегий [48] — комплексные методы исследования и наметившим его направления.

Этому же направлению принадлежит приоритет в постановке проблемы социальной психологии личности. Кроме глубокого анализа взглядов зарубежных психологов, Кузьмин сразу опирается на отечественные теории установки Узнадзе и отношений Мясищева, давая основное определение социальной психологии личности через характеристику взаимоотношений, а затем дополняя ее гностическими характеристиками (восприятия, понимания и оценки) и мотивационными, под которыми он прежде всего имеет в виду выбор профессии и отношение к труду, ставшее предметом исследований в лаборатории (официально открытой в 1963 году).

К тому же ленинградскому направлению исследований и исследователей принадлежит Парыгин, наиболее полно представивший социальную психологию как науку об общественной психологии [60, 62], соотнесший свои взгляды с точками зрения других социальных психологов и социологов (в частности, с точкой зрения А.К.Уледова, определяющего социальную психологию как массовое сознание), разработавший ее структуру, основные направления исследований, проблемы их интерпретации. Определение общественной психологии он связал и с массовым, и с групповым, и с индивидуальным уровнями и формами сознания. По его мнению, предметом социальной психологии являются как особенности групповой, коллективной и массовой психологии, проявляющиеся в совокупной деятельности людей, их совместном поведении, переживаниях и способах психологического общения друг с другом, так и особенности поведения и психического состояния индивида в группе, коллективе и массе. Существенным в подходе Парыгина явилось то, что под социальными формами деятельности он имел в виду и духовную, и материальную, и экономическую, и политическую деятельность, а вместо так называемых прикладных проблем психологии (рекомендации и частные внедрения), выделил так называемую праксиологию, связанную с приложением теории к различным конкретным формам социальных отношений. Тем самым он в определенной мере предвосхитил развитие в дальнейшем таких направлений социальной психологии, как политическая и правовая. Кроме того, что было существенным для того времени, Парыгин выявил не только зависимость социально-психологических явлений и общественной психологии от общественных отношений, но и их обратную зависимость. Рассматривая, как и Кузьмин, в составе предмета социальной психологии социальную психологию личности, он указывает на ее качество как объекта и субъекта общественных отношений. Сопоставляя точку зрения Парыгина на общение с точкой зрения Ломова, придавшего позднее высокий методологический статус этой категории в системе общей и социальной психологии и методологии науки, следует обратить внимание на то, что в отличие от Ломова Па-рыгин связывает общение не только с отражением общественных отношений, т. е. работает не только с категорией отражения, но вводит понятие «выражение». Оно, на наш взгляд, еще не получило своего развития, но является одной из перспективных линий обще- и социально-психологического исследования и связано имплицитно с теорией отношений. По его мнению, содержание человеческих отношений немыслимо без способов их выражения, а восприятие и понимание этого содержания людьми во многом зависит от того, каковы способы и средства выражения данного содержания. Предвосхищая дальнейшее изложение, можно сказать, что произошедшая позднее актуализация понятия поведения в социальной психологии, связанная с именами Е.В.Шороховой и М.И.Бобневой и их акцентом на регуляторные механизмы поведения, сегодня ретроспективно могла бы быть существенно дополнена определением поведения с этих, намеченных Парыгиным, позиций. Парыгин не развивает далее свою мысль о выражении, но напоминает другую, столь же существенную, на наш взгляд, единицу мясищевского анализа отношений — понятие «обращение», которое, однако, также остается не раскрытым.

К ленинградскому направлению принадлежит широкое — в основном социологическое — исследование саморегуляции социального поведения личности, проведенное под руководством Ядова. Объектом изучения была трудовая деятельность инженеров, работающих в ленинградских проектных институтах [118]. Положенная в их основу диспозиционная теория личности прочно вошла в отечественную социальную и общую психологию. По мнению Кузьмина [36, с. 27], эта теория «прямо связана и в известной мере выводима из теории отношений В.Н.Мясищева». Одновременно она близка и отечественному направлению психологии установки, и понятиям внутренних позиций, смыслов, которые стали общим достоянием отечественной психологии личности. Она интегрирует и внутренне мотивационный, установочный план личности, и ее поведенческий план посредством идеи о связи или рассогласовании идеальной модели поведения и реального поведения. В реальности личность стремится реализовать и реализует достижимый ею уровень идеальной модели, а мера такого достижения зависит, в свою очередь, от ее включенности в большие и малые группы. Аттитьюды инженеров к самостоятельности и исполнительности сопоставлялись с реальным проявлением этих качеств в их трудовой деятельности.

По нашему мнению, диспозиционная концепция личности Ядова остается одной из самых (если не самой) зрелых концепций в области социальной психологии личности в силу, во-первых, иерархического характера модели, во-вторых, охвата внешних и внутренних условий (установок, намерений, ценностей) и реального поведения и в-третьих — возможности выявления их рассогласования под влиянием групп, в которые включается личность. Именно в этом исследовании наиболее глубоко и оригинально были соотнесены — причем на гипотетической основе — теоретическая модель и реальность ее функционирования.

Чрезвычайно тонко проанализировал варианты рассогласования В.С.Магун, реализовавший измерение ценностей посредством модифицированной методики М.Рокича, которые фактически были вариантами взаимосвязей между аттитьюдно-поведенческими рассогласованиями и ценностно-мотивационной организацией личности. Интересен факт превышения поведения над аттитьюдом, который характеризует людей, работающих лучше, чем им хочется, и связанный с этим конфликт между ценностями независимости от социального окружения и ценностями интеграции с ним (чуткость, заботливость). Он, в свою очередь, разрешается таким образом, что чем больше возрастают альтруистические цели, тем больше увеличивается рассогласование между аттитьюдом и реальным действием [42, с. 126-127].

Ядовские исследования, проведенные в 1976 г., будучи по своему характеру собственно социологическими и посвященные удовлетворенности трудом [118], выявили отрицательные соотношения продуктивности труда и удовлетворенности и тем самым внесли серьезную реалистическую поправку в исследования ленинградских социальных психологов, не достаточно обнаруживших противоречия в мотивации труда и отношении к нему в социально благополучных случаях.

Таким образом, теоретико-эмпирические исследования, выполненные под руководством Кузьмина, теоретические работы Парыгина, концепция личности Ядова, связавшая общепсихологическую и социально-психологическую характеристики личности в одной модели, идущие от общей теории личности взгляды Ковалева, акцентировавшего в социальной психологии понятие «взаимовлияния», прочитанный им курс лекций по социальной психологии [32], закрепили официально статус социальной психологии как науки.

Важное и практически не оцененное в педагогике, не примененное к школьной практике направление исследований осуществил в г.Минске Коломинский, опубликовавший эти результаты в обобщенном и систематизированном виде к концу 70-ых годов, хотя они начинались в начале 60-ых [34].

Коломинский вписывает свое направление исследований в отечественные традиции — линию Выготского, разработанную Божович и касающуюся выделения социальной ситуации развития как объективной и переживания ребенка как субъективного, и линию Макаренко с его теоретико-практическим определением и практической организацией коллектива. Он определяет социальную ситуацию развития ребенка как социально-психологическую. Одновременно он соотносится с концепцией Петровского, который дифференцирует коллектив от диффузной группы, и схемой Уманского, который различая коллектив и группу, называет последнюю «группой-ассоциацией». Он также детально прослеживает эволюцию взглядов психологов на соотношение общения и деятельности. Коломинскому принадлежит авторство в разработке интегрального понятия «сверстники», выявлении возрастных особенностей становления личных взаимоотношений (которые уже на уровне дошкольного возраста складываются в самостоятельную систему), их структуры, динамики, в тонкой модификации социометрического метода для исследований детских и юношеских выборов и предпочтений, для характеристики своеобразия статусных структур и групп. Эмпирически доказано, что эмоциональная избирательность не является феноменом, возникающим в непосредственных контактах сверстников, она также опосредована «опытом совместной деятельности, в ходе которой усваиваются и актуализируются социально-психологические эталоны, стандарты и стереотипы, управляющие межличностной избирательностью субъекта» [34, с. 322]. Выявлена роль эталонных образцов в этой избирательности, своеобразных на каждом возрастном этапе и отвечающих понятиям «идеальной», «осознаваемой» и «реальной» модели выбора.

Особенности ученических и студенческих групп начали изучать в своей лаборатории в 1963-64 г.г. курские психологи — Уманский и А.С.Чернышев. Курское направление социально-психологических исследований, в основном направленное не на трудовые производственные, а на юношеские студенческие коллективы, возглавляемое Уманским, заняло особое место в первый период развития психологии на основе разработки лабораторных и более того сложных аппаратурных методов изучения контактных групп и их лидеров-организаторов. Однако обращает на себя внимание то, что в курских исследованиях в центре внимания были параметры группы, которые являются обычно предметом общепсихологического исследования — речь, эмоциональные отношения (Лутошкин). Развивая далее методику го-меостата, разработанную Горбовым, курские исследователи сконструировали «Групповой сенсомоторный интегратор», из названия которого очевидно, на каком уровне и в каких категориях фиксировались согласование, координация членов контактной группы, совместимость группы, некоторые аспекты лидерства, а позднее — осуществлялось изучение роли организатора в стрессовых, конфликтных и других состояниях групповой психодинамики (В.Я.Подорога).

Для моделирования группового решения задачи и изучения при этом эмоционального и делового настроя использовалась конструкция «Арка» (Чернышев). «Групповой ритмограф» был нацелен на изучение динамики эмоциональных состояний в контактной группе (Лутошкин) посредством ритмографической записи психомоторных реакций — ритмограммы. Наконец, для специального изучения групповых, волевых усилий был сконструирован «Групповой волюнтограф» (Л.И.Акатов), позволяющий моделировать групповое волевое усилие, общегрупповой результат и усилие организатора группы при вариировании различных условий (изоляции членов группы друг от друга, в условиях получения или отсутствия обратной информации о результатах, в условиях соревнования и т. д.). Для изучения мотивации группового действия создан прибор «Эстакада» (Уманский, Е.И.Тимощук, Крикунов, Чернышев), который позволил фиксировать вклад каждого участника в общегрупповой результат и последний как таковой, что при сопоставлении с социометрическими данными и разными композициями пространственного размещения около прибора позволило с значительной степенью достоверности выявить лидеров-организаторов в этом виде деятельности [106].

Из приведенных данных очевидно, что предметом исследования явилось не типичное, устойчивое взаимодействие членов группы, которое связано с выполнением трудовой деятельности, а по разному основанию подобранные группы, изученные в определенный промежуток времени в своих, можно сказать, социально-психологических состояниях и способе текущего взаимодействия, взаимоотношений. Тем не менее эти данные оказались чрезвычайно существенными для понимания сущности и возможных структур временных групп, а также для снятия «микрослоя» эмоциональных и других механизмов взаимодействия, которые другими методами уловить невозможно.

Обобщая эти исследования, Уманский считает, что они были исследованиями контактной группы в совместной деятельности, которая требует организаторских усилий, а также особенностей общения «между членами в группах, отличающихся по уровню своего развития, в условиях моделирования трех форм организации совместной деятельности (совместно-индивидуальной, совместно-последовательной и совместно-взаимодействующей» [105, с. 67]. Эта классификация совместной деятельности по формам взаимодействия в ней вошла в социальную психологию под именем Уманского.

Развитие теоретико-эмпирического направления исследований в Москве связано с созданием академического Института психологии и в нем — сектора социальной психологии под руководством Шороховой. Одновременно центром социально-психологических исследований являлось соответствующее подразделение в Московском государственном университете, возглавляемое Андреевой, а также лаборатория социальной психологии в Академии общественных наук при ЦК КПСС, руководимая Уледовым. Работая в разных научно-исследовательских и учебных заведениях, Петровский создает свою исследовательскую группу и репрезентирует одно из ярких и популярных социально-психологических направлений. Кроме этих ведущих центров и целых исследовательских направлений в Москве начинает расти число «независимых» психологов, работающих в различных учреждениях и начинающих группироваться вокруг организованного в Институте психологии РАН методологического семинара по социальной психологии.

Принципиальную роль в развитии социальной психологии 60-70 годов сыграли сформулированный Ломовым системный подход [40, с. 31-45] и включение общения в число методологических принципов психологии. Социальная психология перестала рассматриваться как одно из направлений психологической науки, а выступила как важнейшая составляющая системы психологических знаний, в которой центральное место заняли принцип детерминации психических явлений, личностный принцип, а также принципы общения и деятельности. Вводя общение в число основных категорий и социальной и общей психологии, Ломов сформулировал философско-методологическое основание, которое позволяет определить его специфику. Если деятельность осуществляется в системе «субъект — объект», то общение проявляется в системе отношений «субъект — субъект». Это определение ограничило роль категории деятельности, которая начала превращаться в основной объяснительный принцип психологии, с одной стороны. С другой — показало, что «мир» человека, о котором писал Рубинштейн еще в 50-ые годы [86], не состоит исключительно из предметов, а включает в себя людей и человеческие отношения между ними. Ломов отметил, что за исключением Ковалева и Мясищева, которые изучали проблемы формирования личности в коллективе, проблеме общения вообще не уделялось внимания. Он доказал невозможность растворять общение в деятельности и рассматривать его по той же схеме, что и деятельность [41, с. 124-135]. Обшее изменение, произошедшее в этот период в методологии психологии, заключалось в том, что возрос удельный вес конкретно-научного исследовательского подхода в отличие от предыдущего периода, который характеризовался преимущественно абстрактно-научными объяснительными принципами. Так, например, деятельность из объяснительного принципа стала все более превращаться в предмет разнообразных и социально-психологических исследований, рассматриваться в своих различных формах и качествах на разных уровнях. Так, Ломов совершенно справедливо заметил, что десятилетиями психология изучала только индивидуальные формы деятельности и практически не исследовала совместную деятельность. Этой критикой ограниченности общепсихологического подхода к деятельности он привлекает внимание к социально-психологическим исследованиям групповой, коллективной деятельности (которые, как выше отмечалось, уже были к тому времени проведены).

Конкретизируя понятие общения, он одновременно раскрывает целый ряд его аспектов, функций: взаимодействие, обмен (представлениями, установками и т. д.) (можно заметить попутно, что позднее П.Н.Шихирев попытался доказать со ссылкой на тексты Маркса, что общение и есть ни что иное, как обмен, и в этом, на наш взгляд, опять пошел по пути ограничения функций общения); наконец, Ломов выделяет информационную функцию общения и систему средств опосредованного общения. Он показал ограниченность понимания общения только как процесса передачи информации и воздействия одного человека на другого,подчеркнув его специфику именно как взаимодействия. Наконец, принципиальную роль в последующем развитии социальной психологии сыграло введение им понятия «совокупного субъекта» и определение его специфических качеств как общности людей.

Системно-уровневый подход сыграл особую роль в способе соотнесения и связи разных социально-психологических явлений, сущностей и образований; личность, группа, общество рассматривались уже как связанные не только горизонтальными, но и вертикальными связями. Это позволило глубже понять роль общественных отношений, которая считалась основной социально-психологической детерминантой и группы, и личности. Во второй половине семидесятых и начале восьмидесятых годов положение о роли общественных отношений из общего и достаточно абстрактного методологического принципа превратилось в интересную дискуссионную проблему. Так, Буева — известный философ, интенсивно разрабатывавший в тот период проблему общения, показала, во-первых, соотношение общественных отношений и общения, в котором «общение есть непосредственно наблюдаемая реальность и конкретизация всех общественных отношений, их персонификация, личностная форма [14, с. 142].

Во-вторых, она ввела, опираясь на положения Маркса о характерных экономических масках лиц, определение общественных отношений как безличных, одновременно, правда, совершенно справедливо заметив, что общественные отношения имеют объективный и субъективный аспекты. Но под объективным она имеет в виду систему объективных связей личности с условиями ее бытия и жизнедеятельности, которая определяется ее конкретным местом в обществе, ее принадлежностью к различным социальным общностям. Андреева в своей статье начала восьмидесятых годов берет в качестве основного критерия определения общественных отношений их безличный характер, поскольку в них индивиды «встречаются» как представители социальных групп [5]. Эту же точку зрения она воспроизводит в своей последней книге [3].

Повторяя нашу позицию, высказанную в тот период, следует в дискуссионном порядке подчеркнуть то принципиальное положение, что, во-первых, признание безличного характера общественных отношений исключает возможность раскрытия общественной сущности личности. Это имеет своим следствием признание только внешнего характера ее социальной детерминации. Во-вторых, когда Маркс говорит об отчужденном характере и самих общественных отношений и об их отчуждении от личности (что эквивалентно безличности), он имеет в виду определенный конкретно-исторический тип общественных отношений, при котором и возникает такое отчуждение. Но свойственно ли это любым общественным отношениям? Если признать, что безличность свойственна любым общественным отношениям, то, следовательно, нужно признать, что нет истории развития общественных отношений, нет истории как науки.

Если свести все общественные отношения к классовым или ролевым, то как перейти к социальным механизмам, которые являются движущими силами всей жизнедеятельности личности? Сама Андреева, полемизируя с Парыгиным, отмечает, что социологи не ограничивают свой подход к личности ее качеством как объекта, но исследуют ее и как субъекта. Но как личность может быть субъектом в безличных отношениях? Представляется, что межличностные отношения находятся не просто «внутри» общественных, но радикально меняют свои характеристики в зависимости от типа общественных отношений. В этом смысле и межличностные отношения могут быть «безличными», а не всегда такими, в которые, по мнению Андреевой личности включаются как «неповторимые человеческие индивидуальности» [2, с. 15]. На наш взгляд, также как Андреева подчеркивает важность разных способов (типов) связи общения и деятельности [там же, с. 18], важно еще выявить разные типы связей общественных отношений, межличностных отношений и общения, а также способы (типы) включения личностей в общественные отношения в зависимости от характера последних. Мы предполагаем, что они задают характер противоречия личности и общества, которые и решаются личностью или воспроизводятся в неразрешенном виде. На наш взгляд, критерии определения общественных отношений, когда предполагают их расположение «над» индивидами, или, напротив, когда межличностные отношения между индивидуальностями располагаются «внутри» общественных, достаточно формальны и не учитывают изменчивости и противоречивости общественных отношений.

Эта дискуссия особенно интересна в настоящее время, когда произошла резкая смена общественных отношений, что и дает возможность более явственно выявить их роль как категории в социальной психологии и как реальности в общественной психологии.

Сущность общественных отношений нельзя отождествлять с той формой их проявления, которая наблюдаема на уровне группы и личности, когда в них включается личность, а осуществляет их группа. Необходимо выявлять разные формы проявления общественных отношений, которые, например, можно обнаружить не только в межличностных отношениях и общении, но и в самой сущности личности, в способе ее жизнедеятельности. Мы выдвинули гипотезу о противоречиях индивидуального бытия личности как проявлении общественных отношений (Абульханова-Славская).

Учет иерархии «личность, группа и общество» привлек внимание социальных психологов к вертикальным связям и способам их реализации в плане разработки и конкретизации с социально-психологических позиций проблем управления (Ломов, Журавлев, и др.).

Таким образом, принцип системности в отечественной социальной психологии сыграл роль побудителя проблемного, дискуссионного, исследовательского подхода в отличие от поискового и одновременно объяснительного, который характеризовал первый этап ее возрождения и, естественно, был связан с идеологическими установками и мировоззрением. Новое обращение к марксовым идеям, касающимся общественной сущности индивида, кооперации и т. д., свидетельствовало о творческом, не догматическом отношении социальных психологов к марксизму, о потребности найти новые, не вошедшие в расхожий обиход советской идеологии идеи Маркса. Эта ситуация в социальной психологии резко отличалась от ситуации в области исторического материализма, где мотивы «оттепели» 60-ых и обращение к западной социологии семидесятых годов привели к недекларируемому, но фактическому отходу от марксизма как не модного и недостаточно научного способа объяснения социальной действительности. В этом отношении социальная психология оказалась ближе к социологии, которая как совершенно новое направление для традиционной отечественной совокупности «общественных наук» сразу возникла вне ее, тяготела к эмпирическим исследованиям и теориям среднего уровня и была «нейтральна» к марксизму, не должна была ни маскировать свою с ним прежнюю связь (подобно методологии исторического материализма), ни свой от него отход.

Научная ориентация социальной психологии на рубеже 70-80-ых годов заключалась в обращении к социально-психологическим явлениям социалистической действительности, в которой, в первую очередь, были выделены — социалистическое соревнование, в соответствии с ленинскими идеями, а также социально-психологический климат. Эти две, ставшие едва ли не ведущими проблемы, были связаны с поисками путей объяснения и изучения собственно социалистических способов реальной организации труда и реальных социалистических отношений в нем. Они характеризовали существенное изменение в развитии социальной психологии. Исследования проводились в секторе социальной психологии Института психологии РАН (Шо-рохова, Бобнева, Зотова и др.), а также другими коллективами.

А.В.Петровский является автором стратометрической концепции и подхода, который, по его же словам, сложился между 1969 и 1973 г.г. и получил отражение в ряде статей.

Монография Петровского появляется в 1979 году и репрезентирует теоретические и экспериментальные основы данного подхода [66]. Если мы охарактеризовали самое начало «реабилитации» психологии шестидесятых годов, то Петровский как историк науки и как теоретик социальной психологии фиксирует ее стремительное развитие: «на XVIII международном психологическом Конгрессе в 1966 г. наши психологи участвовали в работе ряда симпозиумов по социальной психологии. Значительное число докладов по социальной психологии было представлено на международные психологические конгрессы в Лондоне (XIX, 1969), в Токио (XX, 1972), в Париже (XXI, 1976). На IV съезде психологов СССР (Тбилиси, 1971) было принято 74 материала (тезисы докладов и сообщений) по социальной психологии, а V съезд психологов СССР (Москва, 1977) имел в своем составе 5 симпозиумов по социальной психологии» [там же, с. 17-18].

Одновременно он дает следующую рубрикацию проблем социальной психологии:

1. Социально-психологические явления в больших группах.

2. Социально-психологические явления в малых группах (в микросреде). «Сюда относятся проблемы совместимости в замкнутых группах, межличностных отношений в группах, групповой атмосферы, общения, положения лидера и ведомых в группе, соотношения формальных и неформальных групп, степени и причин сплоченности группы, восприятия человека человеком в группе, ценностных ориентации в группе и многие другие. Сюда же должна быть отнесена проблема психологических особенностей коллектива как группы высшего уровня развития. 3. Социально-психологические проявления личности человека (социальная психология личности)» [там же]. Из этого перечня очевидна степень проработанности второй проблемы, и не изученность, как отмечает автор, первой.

Характеризуя выработанные к тому времени определения коллектива Парыгиным, Платоновым, Мансуровым и др., Петровский оценивает их как относящиеся к социологическим определениям и не предполагающие способов объяснения существующих в коллективе отношений посредством обращения к общественно значимым целям (что присутствовало почти во всех определениях) и к самой совместной деятельности. Развитие концепции Петровского в плане теоретическом и эмпирическом началось с исследования коллективистического самоопределения личности как своеобразной антитезы концепции американского конформизма (Р.Кратчфилда и др.). Суть эксперимента состояла в создании, по словам автора, некоторой «психологической центрифуги», позволяющей выявить людей, способных в условиях группового давления отстаивать первоначально принятую группой (и ими самими, в том числе) этическую позицию, которой группа якобы изменила. От этих индивидов удается отделить тех, кто поддавшись групповому давлению, отказался от принятых ранее ценностей (И.А.Оботурова). Далее был осуществлен переход от рассмотрения коллективистического самоопределения относительно общечеловеческих ценностей к самоопределению в связи с принятыми в группе ценностями (А.А.Туровская). Таким образом, первой характеристикой коллектива, в определении которого Петровский, как и другие советские социальные психологи, опирался на Макаренко, явилось преобладание коллективистического самоопределения; вторым признаком являлась сплоченность как ценностно-ориентационное единство, исследованная В.В.Шпалинским.

Раскрытие сплоченности как ценностно-ориентационного единства прямо противопоставлялось взглядам Фестингера, Хо-уманса и др., которые судили о сплоченности по числу коммуникативных актов, интенсивности и длительности взаимодействия. Сплоченность трактовалась как совпадение оценок и установок группы по отношению к объектам, для нее значимым и актуальным для ее совместной деятельности. Шпалинский, осуществлявший экспериментальное исследование, замерял частоту взаимодействий, характерных для всей группы и отдельных членов на протяжении двух лет. Далее сравнивались данные о среднем количестве контактов, присущих каждому индивиду в разные периоды функционирования и развития группы. Однако значимой зависимости между частотой и интенсивностью взаимодействий и уровнем развития группы не было обнаружено. Сама сплоченность как ценностно-ориентационное единство исследовалась посредством ранжирования идеальных оценок лидера каждым испытуемым отдельно, и полученные по каждому ранги сравнивались затем с обобщенным модальным рядом качеств лидера. Сравнивая кривые, полученные на идеальной модели сплоченной группы, с кривыми разных групп выявляли особенности сплоченности. Результаты по данной методике затем сопоставлялись с данными социометрии, построенной на основании связи с деятельностью группы. Максимально высокая сплоченность характеризовала высший уровень развития коллектива. Далее была выявлена прямая зависимость между сплоченностью группы и ее продуктивностью, а позднее — между сплоченностью и коллективистическим самоопределением (Т.В.Давыдова проверяла эту зависимость на студенческих группах): в группах с высоким уровнем сплоченности был наиболее высок процент лиц с феноменом коллективистического самоопределения. Это исследование, осуществленное Петровским с коллективом сотрудников, отличалось редко достижимым единством теоретической модели и ее эмпирического исследования.

На этапе исследований, осуществленных Петровским совместно с Шпалинским, произошло существенное расширение интерпретации ценностно-ориентированного единства. Основным теоретическим и эмпирическим референтом ценностно-ориентированного единства (ЦОЕ), по Шпалинскому, являлась степень однородности установок членов группы в оценке лидера. По мнению Донцова [22], работа Шпалинского является существенным шагом в разработке генеральной идеи ЦОЕ как важнейшего показателя групповой сплоченности. Но он отметил и ограниченность данной концепции, заключающуюся в том, что в исследовании не нашла своего отражения собственно деятельностная, активная сторона процесса реализации ЦОЕ, а также пристрастность и субъективная вариативность в оценке лидера. Донцов отмечал, что большой цикл оригинальных экспериментальных работ по исследованию организационного единства, в частности сенсомоторнои согласованности был проведен Уманским и его сотрудниками.

В результате анализа теоретико-эмпирических составляющих концепции Петровского, Донцов дал существенную обобщенную характеристику основных направлений изучения групповой сплоченности отечественными и зарубежными специалистами, которую выстроил в форме уровневого описания групповой сплоченности:

1. Эмоциональные отношения, занимающие значительное место в исследованиях психологов, методическим аппаратом измерения которых является социометрическая техника. Петровский совместно с Папкиным выделил такой психологический параметр групповой активности, который, в отличие от простых непосредственных эмоциональных отношений (симпатии и антипатии), заключался в действенной эмоциональной идентификации. Это особая форма интерперсональных отношений, где эмоции одного из членов группы определенным образом мотивируют поведение других членов группы, направляя его не только на осуществление задачи деятельности, но и на устранение фрустрирующих воздействий на товарища.

2. Изучение когнитивно-оценочных аспектов внутригрупповой активности, где за показатель сплоченности берется степень согласования (сходства) различных по характеру представлений, ориентации или интересов членов группы. Чем выше мера подобного сходства, тем выше уровень сплочения группы. (Донцов ссылался, в частности, на другой, чем Шпалинского, вариант изучения ценностно-ориентационного единства Р.С.Вейсманом, который выявлял его по мере единообразия в выборе личностных качеств).

3. Изучение условий оптимальности группового взаимодействия, нацеленного на решение стоящих перед группой задач. Донцов отнес к этому направлению работы Обозова, выявившего степень подобия точностных и скоростных характеристик испытуемых, связанных с успешностью деятельности.

Резюмирую представленность этих аспектов в концепции Петровского, Донцов отметил, что она является многоуровневой. Первый поверхностный уровень образуется межличностными эмоционально-контактными отношениями, не опосредованными содержательной стороной совместной деятельности, второй— опосредован ценностными характеристиками коллективной деятельности, являющимися показателями уровня развития самой группы и, наконец, третий — ядерный слой образуется связями и отношениями «ответственной зависимости» (которые, заметим, были выделены еще Макаренко), т. е. совокупностью групповых характеристик, определяемых конкретной целенаправленной деятельностью. А состояние сплоченности может быть свойственно каждому из указанных слоев. Он отметил, что данные полученные Шпалинским, Ю.Л.Неймером, а также Будаси и Вайсманом относятся к характеристикам второго слоя.

Для характеристики третьего слоя, по мнению Донцова, необходимо понимание предметного (по А.Н.Леонтьеву) характера деятельности, поскольку учет целеполагания не исчерпывает предметности социальной деятельности. По мнению Донцова, предметность выступает основой социально-психологической интеграции коллектива, а ценностные характеристики предметности совместной деятельности обусловливают включенность данной социальной группы в систему общественных отношений. Для проверки такого суждения Донцовым был использован методический прием, который состоял в выявлении мотивационного ядра выбора (отражающего позицию учителей в отношении учеников как объектов воспитания и коллег как членов профессиональной группы) и сводился в варианте А к характеристике учителем школьников, а в варианте Б — к характеристике учителем учителей. Оказалось, что согласованность реальных оценок учащихся выше, чем согласованность представлений об идеальном облике ученика, а в случае Б была получена обратная зависимость. Дальнейшая дискуссия между Донцевым и Петровским касалась интерпретации этих данных в свете критерия предметности деятельности и его специфичности для тех или иных профессиональных отношений [22, с. 67-72].

Существенным развитием стратометрической концепции Петровского Донцовым явилось указание на интегративнность групповых процессов в силу их включенности в общественные отношения. Таким образом, Донцов предложил иной, идущий от интерпретации конкретной модели подход к пониманию общественных отношений.

Следует заметить, что все направление исследований Петровского непосредственно переходило от изучения детских и студенческих коллективов к трудовым, без учета принципиальной разницы между ними, которая и была выявлена в последующем ходе развития теории коллективов в отечественной социальной психологии и определенного способа интерпретации общественных отношений, лежащих в их основе.

Как резюмирует сам Петровский, значение его концепции для отечественной психологии заключалось в распространении принципа деятельности, образующего центральное звено марксисткого общепсихологического понимания человека, на область социальной психологии коллектива. Андреева определяет теорию деятельностного опоспредования межличностных отношений как молодую.

Можно сказать, что эта концепция явилась выражением, в свою очередь, этапа молодости и самой отечественной социальной психологии. Вместе с тем, оценивая ее историческое значение с сегодняшних позиций, отметим, что без построения такой модельной теории, идущей от концепта к модельного же типа экспериментам, по характеру приближающимся к американским образцам разнообразных вариаций групповых отношений, было бы невозможно перейти к изучению полидетерминированности и противоречий развития и динамики реальных коллективов и построению их типологии, отвечающей принципам реализации общественных отношений. Деятельностное опосредование эмпирически в основном было конкретизировано через ценности, что было свойственно эпохе сохраняющегося социального оптимизма, который уже шел на спад, судя по исследованиям удовлетворенности — неудовлеторенности в реальном производстве. Иными словами, в самой конкретике подхода Петровского в сравнении с прекрасно проанализированными им западноевропейскими и американскими работами, реализовались лучшие ценностные — ив этом смысле идеальные характеристики нашего общества, воплощенные в коллективизме. Он — в известном смысле так же, как (в основном) и ленинградские психологи, — выбрал в качестве объекта исследования идеальную модель, оставив в стороне реальные трудовые и производственные коллективы. Однако, как покажет наш дальнейший анализ, из концепции Петровского можно было бы вывести далеко идущую гипотезу: а мог ли существовать подлинный коллективизм в системе социальных и прежде всего производственных (а не профессиональных) отношений или же он существовал только там, где держался на энтузиазме людей, на их ценностях, пласт которых и вобрал в свое определение коллектива Петровский?

Концепция Петровского оказалась также интересной тем, что она представила социально-психологический способ реализации деятельностного подхода и один вариант связи общения и деятельности (если иметь в виду идею Андреевой о разных способах их связи). Общение и деятельность оказались рассмотренными не в виде теоретически допустимых вариантов их связи, а в конкретном времени-пространстве коллектива.

Период 60-70-ых годов, как было отмечено, начинается дискуссиями о предмете социальной психологии и может быть определен как завершающий эти дискуссии: дискуссии прекращаются, уступая место исследованиям этого предмета. В середине 70-ых годов Шорохова как методолог социальной психологии суммирует, классифицирует точки зрения на ее предмет, которые к тому времени устоялись. Первая точка зрения, считает она, рассматривает в качестве центральной проблемы социальной психологии личность, взаимоотношение личности и коллектива, социально-историческую типологию людей, общение.

Вторая точка зрения берет в качестве основного предмета массовидные явления психики, коллективную психологию, психологию классов, наций и иных устойчивых общностей.

Представители третьей точки зрения считают, что социальная психология это наука и о групповой, массовой психологии и об особенностях поведения личности в группе [114]. Из этой классификации очевидно, что все три точки зрения — в основном — взаимодополнительны. Она дает характеристику места социальной психологии в системе наук, различие взглядов на этот ее статус и, наконец, триединый путь развития, состоявший в развитии теории, расширении конкретных эмпирических исследовании и создании центров. Последний также завершается к концу 70-ых.

В качестве некоторого четвертого «русла» может быть названо зарождение в социальной психологии направления политической психологии (Ю.А.Шерковин [115], С.К.Рощин), критического анализа западно-европейской и американской психологии (П.Н.Шихирев и др.), а также все развивающейся проблематики психологии и социальной психологии управления (Рубахин, Ломов, Журавлев и др.). Это четвертое «русло» позволяет выявить возникновение тенденции к дифференциации социальной психологии. Эта дифференциация была имплицитно заложена в различии взглядов на сам предмет, разнообразии организационных психологических центров (Москва, Ленинград, Минск, Курск и т. д.), в различии предметов исследования.

Как отмечалось, социальная психология вследствие длительного периода ее запрета не испытала столь сильного идеологического влияния как проблемы общей психологии и психологии личности. Однако именно в области социально-психологического исследования личности это влияние проявилось достаточно четко, в силу чего разработка проблем социальной психологии личности не может не рассматриваться в этом социально-историческом контексте. В 1973 г. вышла в свет книга Г.Л.Смирнова «Советский человек» [90], которая стала, с одной стороны, своеобразным идеологическим программным документом для ученых, работающих в данной области, с другой — предложила такой взгляд на личности, который отвечал коммунистической, партийной трактовке этики и морали. Мораль рассматривалась как составляющая идеологических отношений и в этом качестве проецировалась на определение личности.

Первой попыткой немного отойти от такой трактовки была вышедшая год спустя книга Архангельского «Социально-этические проблемы теории личности» [7], в которой появляются категории субъекта нравственных отношений и представление не только о моральных обязанностях, но и правах, что явилось косвенной характеристикой такого субъекта, а нравственность трактовалась не только как особенность сознания, но и деятельности.

Значительной данью нравственно-этическому подходу к личности со стороны социологов было включение Ядовым ценностей в качестве высшего уровня в его диспозиционную теорию личности. Однако сближению этической и личностной проблематики препятствовала существовавшая в общественном сознании социологизация и идеологизация морали как формы общественного сознания, несмотря на то, что ряд глубочайших принципов субъектного подхода к этическим проблемам был высказан в вышедшей к тому времени работе Рубинштейна «Человек и мир» [86] и Дробницкого «Понятие морали» [25].

В секторе социальной психологии академического Института психологии с 1974 г. начало разрабатываться оригинальное направление исследований регуляции поведения личности социальными нормами. Шорохова и Бобнева выступили в качестве ответственных редакторов трех коллективных монографий. С одной стороны, оно оказалось гораздо более широким, чем только рассмотрение нравственных аспектов сознания личности или вообще ценностного морального сознания, с другой — оно задавало новую парадигму в трактовке взаимодействия личности и общества, в том числе и в нравственно-этическом отношении, поскольку отправлялось не от идеологии и морального сознания, а от указанного соотношения личности и общества. Социальные нормы, которые, по определению Бобневой, представляют объект системного междисциплинарного исследования, не проецируются на индивида, а выступают в функции включения личности в различные группы и общество в целом, превращая человека в субъекта социального поведения и разнообразных общественных отношений [12]. Они обеспечивают осуществление индивидами необходимых и адекватных форм поведения, т. е. носят ярко выраженный предписательный характер. В свою очередь, ценностные ориентации личности, ее моральное сознание, система внутренних регуляторов, оценок и т. д. есть не что иное как способы презентации в сознании личности социальных норм, т. е. результат сознательного или неосознанного отношения к ним, их приятия, которые в целом составляют внутренние регуляторы поведения личности. Поведение личности рассматривалось одновременно и как нормативное, и как проблемное, т. е. поведение в проблемной ситуации, требующей самоопределения личности, выбора и норм, и способов поведения. Сама личность выступала как субъект регуляции поведения, а не механический параллелограмм детерминирующих ее сил.

При таком понимании в известном смысле «реабилитировалась» категория поведения, которая для отечественных психологов часто казалась жупелом бихевиоризма и одновременно наполнялась общеличностным и социально-психологическим содержанием.

От нормативно-стандартизирующего подхода был обеспечен легкий переход к анализу нормативного группового поведения, а также к изучению соотношения нормативной и мотивацион-ной систем при анализе групповых норм и групповых взаимодействий. Исследования и теории, соотносившие межличностные отношения с деятельностью, были обогащены категорией поведения, носившей одновременно и личностный и групповой характер. «Усвоение человеком выработанных обществом норм наиболее эффективно,- писала Шорохова, — когда эти нормы включаются в сложный внутренний мир личности как его органический компонент. Однако человек не только усваивает внешне заданные, но и вырабатывает личностные нормы. С их помощью он предписывает, нормативно задает себе свою личностную социальную позицию в мире социальных отношений и взаимодействий..» [115]. Она заключает, что в работах, посвященных психологическим механизмам регуляции социального поведения и социальной психологии личности, была предпринята попытка комплексного учета и сопоставления различных факторов и регуляторов, оказывающих воздействие на поведение человека, и собственно психологических механизмов действия этих факторов, регулирующих поведение человека при сочетании последних.

Таким образом была преодолена демаркационная граница между общей и социальной психологией личности, а также между индивидуальным и групповым поведением. Существенное место занимало теперь изучение отклоняющегося поведения и механизмов адаптации личности с точки зрения оптимальных и для нее, и для организации норм функционирования.

Комплекс проблем личности в трудовой, а не любой другой деятельности, личности и коллектива и определения последнего в отличие от любой другой группы рассматривался в работах Платонова. Он предложил определение, которое стало широко использоваться в литературе: «коллектив — это группа людей, составляющая часть общества, объединенная общими целями и близкими мотивами совместной деятельности, подчиненными целям данного общества» [33, с. 12]. Проведя различие между организованными и неорганизованными группами, он, в свою очередь, дифференцировал последние на коллективы и корпорации по различию характера целей деятельности. Целевой и ценностный принципы были, как известно, положены и в основу определения коллектива Петровским, однако, в отличие от последнего, Платонов подчеркивает и близость мотивации его членов и совместный, а не просто опосредствующий, характер деятельности. Можно сказать, что с момента употребления Платоновым этого понятия, началось и развилось целое направление социально-психологических исследований совместной деятельности, теоретическое определение которой и ее отличие от индивидуальной,с одной стороны, и от общения, с другой, было дано Ломовым, а основные принципы исследования и структура организации определены — уже в 80-ых годах Журавлевым [38, 39].

Платонов подверг специальному анализу понятие совместимости (отличное от сплоченности) и социально-психологически определил ее как способность группы стать самоуправляющимся коллективом. Под руководством Платонова было проведено эмпирическое изучение 17 видов (от семьи до воинского коллектива) групп и реализована идея об органической связи коллектива и личности.

«Социально-психологический метод изучения личности, — писал он, — должен учитывать, как она проявляется в коллективной деятельности и отражается в коллективном сознании в виде коллективного мнения о ней в целом и о ее отдельных свойствах» [70, с. 157]. Опираясь на это общее положение и работы Бодале-ва по восприятию и познанию людьми друг друга, он предложил понятие «характеристика» личности, в которой как социально-психологическом явлении отражаются «глубина или поверхность, широта или односторонность, достоверность (объективность) или ошибочность» [там же, с. 159], а также предвзятость и субъективизм, возникающие в процессе общения человека с человеком. Понятие характеристики хорошо вписывалось в терминологию советского кадрового и специально партийного обихода. Процесс обобщения разных характеристик человека членами группы он разделил на ряд стадий — стихийно-обыденную, целенаправленную и организационную и на этом основании предложил свой оригинальный метод обобщения независимых характеристик, который вошел в практику отечественной психологии. По мере сближения социальной психологии с психологическими проблемами управления он начал использоваться для оценки личности руководителя.

В этот же период ленинградские психологи разрабатывают углубленный вариант известного метода экспертных оценок, широко применяемого в зарубежной психологии, включая в него комплекс характеристик личности и по объективным результатам трудовой деятельности (прошлой и настоящей), и собственно экспертным суждениям и по результатам специальных тестовых (экзаменационных) задач [37]. В характеристику личности закладываются и деловые, профессиональные, и коммуникативные, и собственно личностные качества, а ее надежность достигается целым рядом методологических, методических и собственно математических процедур. Таким образом, от методологических дискуссий о том, включать ли личность в предмет социальной психологии и какое именно место она в нем занимает, социальные психологи перешли к конкретным исследованиям социальной психологии личности.