И мне показалось, что её улыбка засветилась сквозь слёзы.

- Как тебе сказать, внучек? С одной стороны, я и мои младшие братья Арсен с Александром, родились в княжеской семье, семье довольно богатой. Здесь моя дочь права, в юности нищеты я не знала. Но с другой стороны, нас с детства учили не быть привязанными ни к деньгам, ни к вещам. Мы получали образование не для того, чтобы сытно и комфортно жить, именно для этого сейчас многие и учатся, а для того, чтобы созидать. Уметь, и мыслить и трудиться творчески. Всё это на благо Великой России. И воспитание наше было жёстким. Когда мы не справлялись с заданием, нам не давали пищи. Да, да, я знаю, что такое и голод, и холод. Правда, меня не пороли, но вот Шуре, моему брату частенько доставалось. Он был нахрапистый, и поэтому твой дед разбирался с ним по-княжески, на конюшне. Такого воспитания твоя мать не знает, да и ты с ним незнаком. Вообще-то тебя и наказывать не за что, - поднялась старая княгиня с табуретки.

- А где сейчас твои братья? - спросил я её.

- Александра убили ещё в Питере во время красного террора, а Арсен всю жизнь прожил среди бурят на берегу Байкала. Ты ведь о нём слышал и не раз.

А как ты с дедушкой уцелела? - стал допытывать я.

- Меняли фамилии, не раз переезжали с места на место... Страшно было, когда страной заправляли троцкисты. Но после того как Сталин взял над ними верх, всё изменилось к лучшему. Меня пригласили на работу по ликвидации неграмотности, твоего деда сделали начальником участка на первой прокопьевской шахте.

- Ты хочешь сказать, что сталинское время для таких как ты, было неплохим?

- Да. Кровавым оно было для перерожденцев и троцкистов. О перерожденцах ты только что слышал. Про троцкистов же ничего не знаешь. Но я тебе вот что скажу: это те самые люди, через которых силы тьмы ещё тогда пытались провести реформу в нашем сознании, вывернуть нормальные человеческие ценности наизнанку.

- Из того, что ты мне рассказала несколько минут назад, им это всё- таки удалось? - заметил я.

- Удалось, - кивнула головой бабушка. - Жаль, что Иосиф Виссарионович не поставил к стенке Микиту-«кукурузника», просмотрел. И теперь троцкистские реформы идут полным ходом.

- Я не знаю, кто такой Троцкий, и чем он занимался, но выходит, что Хрущёв его последователь, так?

- Так, именно так, внучек, - оценивающе посмотрела на меня бабушка. - Мне нравится, что основное для себя ты уяснил. Теперь, я думаю, тебе понятно, почему Микита Хрущ, когда прорвался к власти, стал обливать грязью Сталина?

- Так выходит, ты с ошибками Иосифа Виссарионовича не согласна? Не признаёшь за ним культа личности и всего остального? - удивился я.

- У Сталина была всего одна ошибка, внучек, - снова села на своё место старая княгиня. - Он был слишком доверчивым и мягким человеком. Да, он проводил в партийной элите чистки и жестокие, но не доводил их до конца. Верхушки троцкизма он собрал, те, что были наверху, всех этих каменевых, Зиновьевых, блюхеров, ягод, Тухачевских, якиров и многих других, но корни троцкизма так и не вырвал. Затаившиеся мерзавцы уцелели, и Микита-«кукурузник» - один из них. Если даже его и «успокоят», всё равно запущенный им процесс подмены ценностей, особенно у поколения, которое родилось после войны, остановить не удастся. Это приведёт СССР к концу.

- Не понимаю, о чём ты? Неужели нашей стране что-то угрожает?

- Угрожает гибель, мой дорогой внук!

- Гибель? - открыл я рот, мне казалось, что бабушка бредит. - Как > это может произойти? - недоумевал я.

- Рыба всегда с головы гниёт. Голова уже сейчас смердит, что будет потом - увидишь. Нашу Державу разрушат перевёртыши в Кремле и безыдейные потребители в массах. Слышал, о чём мечтает твоя мать? О роскоши! - последние слова бабушка сказала с раздражением. - Упустила я дочь: война, разруха, не до неё было. А потом твой отец...

Она его не любит, вот в чём беда! - поднялась она снова со своего места. - Я пойду, пошишлюсь* в огороде, а ты посиди, подумай об услышанном. - Похоже, сегодня твоему детству пришёл конец.

- Хорошо это или плохо? - невольно спросил я бабушку.

- И не то, и не другое. Просто с этого дня жизнь твоя станет иной.