Практика 6.1 Идеальные типы государства

Происхождение государства: экономическая теория анархии. Важно заметить, что из наличия у государства сравнительных преимуществ в эффективности производства общественных благ так или иначе связанных со спецификацией и защитой прав собственности не следует непосредственно необходимость его возникновения: далеко не каждый эффективный общественный институт оказывается жизнеспособным институтом. Для того чтобы объяснить процесс генезиса государственной власти необходимо обратиться в первую очередь к целевым функциям индивидов, составляющих основу этой власти.

В истории экономики существует множество примеров более или менее длительного существования сообществ без центральной власти. Существует масса исследований, объясняющих причины устойчивого существования таких сообществ. В частности, среди этих причин выделяются: наличие в таких сообществах институтов возмездия за нанесенный ущерб, поддерживаемых специальными группами возмездия (именно таким образом, в частности, до сих пор поддерживается существующий даже в некоторых европейских сообществах институт вендетты, предполагающий, что все кровные родственники несут коллективную ответственность за каждого члена группы); существование в безгосударственных сообществах института взаимного страхования от голода. Возникновение такого рода институтов обусловлено отсутствием развитой технологии общественного производства, низким уровнем развития научно-технических знаний, ограниченным ассортиментом производимой в таких сообществах продукции, отсутствием внешней торговли, слабым развитием техники. Все это делает риск неурожая в первобытных земледельческих сообществах колоссальным. Поэтому главным экономическим мотивом индивидов в таком сообществе становится не максимизация индивидуального дохода, а выживание, которое легче обеспечить не по одиночке, а всей группой. Поэтому в таких группах и возникают институты взаимного страхования, включающие в себя распределение внутри группы излишков урожая, приношение даров, брачные и родственные правила и другие институты, способствовавшие относительному выравниванию богатства у всех членов сообщества.

Джон Амбек, исследовавший в своих работах механизмы формирования и поддержания прав собственности во время калифорнийской «золотой лихорадки», выделил в качестве еще одного необходимого условия жизнеспособности безгосударственного сообщества относительно равномерное распределение потенциала насилия в таком сообществе. Независимые старатели в модели Амбека распределяют свои усилия между добычей золота на своем участке и насилием, которое принимает форму вытеснения других лиц с участка земли. Отдача от усилий и в том, и в другом случае сокращается, поэтому каждый старатель будет стремиться к равенству предельных продуктов усилий обоих типов. Иначе говоря, индивид, обладающий сравнительными преимуществами в осуществлении насилия, будет при прочих равных условиях обладать большим, по сравнению с другими старателями, участком земли. Если снять предпосылку об относительно равномерном распределении потенциала насилия, увеличивается вероятность появления такого индивида или группы, который найдет для себя выгодным захватить все имеющиеся участки.

На сегодняшний день спонтанный экономический порядок сохранился только в наименее развитых обществах (да и то лишь отчасти). Поэтому вопрос о том, почему такой порядок оказывается нежизнеспособен, в долгосрочном аспекте представляется более интересным, чем вопрос о механизмах самоподдержания такого порядка. Для того чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к теории анархии, предложенной Джеком Хиршлейфером.

Основные выводы этой теории следующие: для устойчивого существования анархической структуры необходимо, во-первых, чтобы «параметр решительности», отражающий эффективность наступательных усилий, относительно оборонительных усилий был не больше 1; во-вторых, чтобы уровень доходов конкурентов был не меньше минимального значения; в-третьих, увеличение числа индивидов или групп в анархической структуре способствует сокращению среднего дохода членов этой структуры и повышает вероятность того, что доходы их части окажутся меньше минимально допустимого значения.

Важно также заметить, что если анархическая система под влиянием действия перечисленных параметров, выйдет из равновесия, например, превратившись в систему иерархическую, то если новое изменение указанных параметров будет совместимо с существованием анархии как спонтанного порядка, это не означает, что такой порядок в действительности будет реализован.

Разрушение нестабильной анархической структуры в человеческом обществе, а свой анализ Хиршлейфер распространяет также и на поведение некоторых животных, скорее всего, по его мнению, приведет к одному из двух исходов: к вертикальной или горизонтальной социальной контрактации. Обе эти возможности подробно рассматриваются ниже.

В рамках неоинституционального направления появление государства означает формирование и соблюдение своеобразного социального контракта. Суть последнего в том, что граждане добровольно передают государству часть своих прав в расчёте на то, что государство обеспечит их защиту намного эффективнее, чем они сделают это в частном порядке. Следует отметить, что в рыночной системе, основанной на принципе добровольного обмена и сотрудничества и само государство можно рассматривать как одну из форм подобного сотрудничества.

Социальный контракт – это договор между индивидами, во-первых, о правилах взаимодействия в обществе, а, во-вторых, о создании особого агента (государства), специализирующегося на обеспечении выполнения принятых правил.

Современные концепции общественного договора восходят к философии Нового Времени. Тогда же сформировались и два основных подхода к теории социального контракта: подход Гоббса (вертикальная социальная контрактация) и подход Локка (горизонтальная социальная контрактация).

По Гоббсу, естественные человеческие законы (как то, справедливость, беспристрастность, скромность, милосердие и т. п.) не могут поддерживаться сами по себе, так как они противоречат «естественным страстям» каждого человека. Именно для защиты этих естественных законов и необходима сила государства: «Для установления общей власти необходимо, чтобы люди назначили одного человека или собрание людей, которые явились бы их представителями; чтобы каждый человек считал себя доверителем в отношении всего, что носитель общего лица будет делать сам или заставит делать других в целях сохранения общего мира и безопасности, и признал себя ответственным за это; чтобы каждый подчинил свою волю и суждение воле и суждению носителя общего лица». Власть «единого лица» – государства или суверена – над подданными практически полная. Единственное право, которым обладают подданные перед сувереном – право бороться за свою жизнь. Иными словами, человек, приговоренный государством к смертной казни, имеет право попытаться спасти свою жизнь любым возможным способом: в этом случае индивид разрывает социальный контракт и возвращается в «естественное состояние».

Интересно, что хотя, по Гоббсу, государство может быть основано двумя способами – власть может быть приобретена силой или передана правителю по доброй воле индивидов – обязанности подданных перед сувереном в обоих случаях одинаковы. Фактически Гоббс не делает различия между государством, «основанном на приобретении» и государством «основанном на установлении». Как мы увидим ниже, этот вывод довольно близок к истине, так как вести себя носители абсолютной власти будут одинаково, независимо от способа, которым эта власть была приобретена.

Подход Локка отличается от подхода Гоббса тем, что хотя и тот и другой говорят о передаче индивидами государству части своих «естественных прав», государь, по Локку, «обязан править согласно установленным постоянным законам, провозглашенным народом и известным народу, а не путем импровизированных указов; править с помощью беспристрастных и справедливых судей, которые должны разрешать споры посредством этих законов, и применять силу сообщества в стране только при выполнении таких законов».

Иными словами, даже после образования государства сувереном остается народ. Более того, народ имеет право лишить правителя его власти и заменить его другим в том случае, если правитель не выполняет своих обязанностей, связанных с производством общественных благ.

Основоположники теории общественного договора полагали, что их концепция исторична, т.е. сам факт договора неоднократно имел место в человеческой истории. Однако на сегодняшний день отсутствуют исторические свидетельства того, что такого рода события действительно когда-либо имели место в человеческой истории. Общественный договор – это, скорее, не историческая, а логическая предпосылка возникновения государства.

Современный этап развития теории общественного договора связан, в первую очередь, с работами нобелевского лауреата Дж. Бьюкенена. Предложенная им концептуальная схема общественного договора выглядит следующим образом. На первом этапе происходит «естественное распределение» благ, которое определяется усилиями, затрачиваемыми индивидами на захват и защиту ограниченных благ. Фактически, «естественное распределение» благ по Бьюкенену соответствует «естественному состоянию» общества Томаса Гоббса. Это «естественное состояние» «служит для идентификации, определения индивидов, на основе чего становится возможным заключение договорных соглашений». После этой идентификации заключается конституционный договор, предметом которого является «государство защищающее», т.е., определяются права свободы и права собственности индивидов, и права государства, функцией которого является защита этих прав.

Третий этап – постконституционный договор, или договор о «государстве производящем». На этом этапе устанавливаются правила, по которым государство и должно действовать, занимаясь производством общественных благ.

Общественный договор, по Бьюкенену, не является, разумеется, раз и навсегда установленной, жесткой схемой: он может и должен быть пересмотрен на конституционной стадии в том случае, если государство пытается установить правила, противоречащие конституционным. Общественный договор может и должен быть пересмотрен также и на постконституционной стадии, если государство поддерживает неэффективный, с точки зрения общественного благосостояния, способ производства общественных благ.

Таким образом, в теории общественного договора государство предстаёт стражем «священных» законов справедливости, обеспечивая «естественное» право индивидов распоряжаться собой и своим имуществом, и гарантирует условия для добровольного взаимовыгодного обмена, результатом которого будет рост богатства нации. Иными словами (используя терминологию НИЭТ), государство будет способствовать экономическому расцвету нации посредством лучшей спецификации и защиты прав собственности и создания институтов, снижающих трансакционные издержки.

При всех различиях, вышеназванные теории предполагают наличие общественного договора между гражданами и государством и, как следствие, принимают за основу анализа модель контрактного государства. По своей сути контрактное государство – это государство, в котором каждый гражданин делегирует государству часть функций по спецификации и защите исключительных правомочий, а государство использует монополию на насилие в рамках делегированных ему правомочий.

В основе этой красивой конструкции ряд предпосылок:

- наличие чётких конституционных рамок деятельности государства;

- существование механизмов участия граждан в деятельности государства;

- существование института рынка как главного альтернативного механизма распределения прав собственности до появления контрактного государства.

Однако все эти предпосылки не имели места в реальной действительности, что вызывает сомнения в контрактном происхождении государственной власти. Предложенные Бьюкененом и другими редукционистами модели общественного договора, очевидно, отражают процесс горизонтальной социальной контрактации, характерный, в основных своих чертах, для современных развитых демократий. Однако, прежде чем перейти к описанию процесса горизонтальной социальной контрактации, остановимся на предложенной Олсоном и МакГиром модели оседлого бандита, которая представляет собой один из наиболее интересных примеров описания вертикальной социальной контрактации.

Осёдлый бандит в модели Мак-Гира – Олсона. Итак, как было показано выше, анархическая система может оказаться нежизнеспособной по целому ряду причин, важнейшей из которых для человеческого общества представляется рост «параметра решительности», отражающий развитие технологии вообще и военной технологии в частности. При таком развитии событий на месте прежней анархической структуры через какое-то время возникает система, в которой некоторые индивиды или группы обладают сравнительными преимуществами в осуществлении насилия перед всеми остальными индивидами или группами, но не обладают такими преимуществами друг перед другом. Иными словами, в рассматриваемом случае речь идет об обществе, в котором господствуют так называемые бандиты-гастролеры.

У таких бандитов нет стимулов не только содействовать производству общественных благ, у них отсутствуют стимулы к какому-либо самоограничению своей бандитской деятельности. Действительно, каждый бандит-гастролер понимает, что любое богатство, не изъятое им у своей жертвы, скорее всего, станет добычей другого бандита-гастролера, поэтому никакой заинтересованности в сохранении у жертвы стимулов и физических возможностей для осуществления производительной деятельности у бандита-гастролера нет.

Иными словами, гастролер действует в условиях структурной неопределенности, заставляющей его дисконтировать свои ожидаемые будущие доходы по очень высокой ставке. Это приводит к тому, что бандит-гастролер будет стремиться максимизировать свой краткосрочный доход.

Конкуренция между бандитами-гастролерами, однако, рано или поздно должна так или иначе привести к появлению такого субъекта или группы, который будет обладать сравнительными преимуществами в осуществлении насилия перед всеми остальными обитателями данной территории. Появляется так называемый оседлый бандит, структура стимулов которого существенно отличается от структуры стимулов бандита-гастролера. Это выражается, в первую очередь, в сокращении ставки дисконтирования ожидаемых будущих доходов у оседлого бандита: будущее для него становится дороже, так как уменьшается неопределенность. Последнее объясняется тем, что оседлый бандит, благодаря своему сравнительному преимуществу в осуществлении насилия, способен контролировать определенную территорию, т.е. пресекать появление на этой территории бандитов-гастролеров.

Олсон обратил внимание на то, что в 20-е гг. прошлого века значительная часть Китая находилась под контролем различных диктаторов-милитаристов. Эти диктаторы, руководившие вооруженными бандами, захватывали определенную территорию, провозглашали себя правителями и облагали население налогами. Один из них, Фан Ю-чен, был известен решительностью, с которой он подавлял бандитизм, а также тем, что разгромил сильную армию бандита-гастролера Белого Волка. Олсон был уверен, что большинство населения во владениях Фана предпочитало его присутствие нападениям бандигов-гастролеров.

Таким образом, для максимизации потока ожидаемых будущих доходов оседлый бандит (или автократ) должен решить две взаимосвязанные задачи (помимо задачи недопущения конкурентов на контролируемую территорию): во-первых, он должен обеспечить физическую возможность производства благ; во-вторых, он должен сохранить стимулы к производству этих благ.

Возникает естественный вопрос: почему автократы далеко не всегда ведут себя так, как они должны себя вести в соответствии с логикой модели Олсона – МакГира? Существует как минимум три возможных варианта ответа на этот вопрос. Во-первых, монарх может быть настолько оторван от реальной действительности, что он может просто не обладать информацией, необходимой для выбора оптимальной стратегии. Во-вторых, автократ может действовать в такой институциональной среде, которая не способствует сколько-нибудь удовлетворительной спецификации и защите прав собственности, и автократ не в состоянии эти правила изменить. Наконец, третий аргумент, на котором, в частности, акцентирует свое внимание Мансур Олсон, заключается в том, что автократ может по каким-то причинам не интересоваться будущим. Именно в силу этой последней причины, по мнению Олсона, многие современные диктаторы в странах третьего мира склонны к грабительской внутренней политике. Таким образом, Олсон выдвигает серьезный экономический аргумент в оправдание монархических династий.

В частности, в качестве одного из таких примеров можно привести деятельность английской династии Стюартов. С того момента, когда в 1603-го году им досталась Корона, и до Славной Революции Стюарты обладали фактически неограниченной властью, однако, несмотря на стимулы к увеличению ожидаемых доходов казны, Корона преследовала краткосрочные цели, нарушая, при этом, данные обязательства. Среди основных источников пополнения королевской казны были слабо согласующаяся с долгосрочными интересами Стюартов продажа королевских земель, вызывавшая возмущение наследственной аристократии торговля новыми дворянскими титулами, подрывавшая основы конкуренции продажа монопольных прав, введение новых налогов и практика заимствований, которые Стюарты далеко не всегда возвращали. Все это, в конечном итоге и привело к революции.

Теория эксплуататорского государства принципиально противоречит идеологии классической школы, разделяемой и представителями неоинституционального направления, которые оценивают государство с точки зрения создания условий для максимизации общественного продукта. И, как следствие, главную функцию государства видят в создании институтов, благоприятствующих обмену. И именно по этому критерию определяют эффективный или неэффективный характер государства.

Эффективный характер государства предполагается в модели контрактного государства, неэффективный - в модели эксплуататорского государства.

Еще раз подчеркнем, что различия в контрактной и эксплуататорской теориях государства заключаются:

- во-первых, в расхождениях относительно трактовки возникновения государства;

- во-вторых, в характеристике получателей остаточного дохода в широком смысле слова (т.е. выгод от обеспечения защищенности и упорядоченности обменов и вообще прав собственности).

Согласно эксплуататорской теории дополнительные выгоды получает только властвующая группа, а по контрактной теории - выгоды более или менее равномерно распределяются между всеми членами общества. Однако если рассматривать остаточный доход не в исключительно денежной форме, а как выгоды от обеспечения защищенности и упорядоченности обменов, а, следовательно, и прав собственности, то договорная и эксплуататорская теории государства не слишком различаются. И та и другая признают неизбежным введение порядка государством и, как следствие, уменьшение уровня неопределенности при принятии индивидуальных решений. Таким образом, сама функция внесения порядка не зависит от характера происхождения государства. В любом случае отличительной чертой государства является монополия на насилие или угроза применения силы, что является необходимым и для поддержания господства, и для охраны общественного договора.

Модель консенсусной демократии. Если в предыдущей части речь шла об абсолютно вертикальном социальном контракте, то здесь мы остановимся на его полной противоположности – контракте совершенно горизонтальном. Строго говоря, и то и другое – суть абстракции: совершенно вертикальный, равно как и совершенно горизонтальный социальные контракты невозможны. Однако если модель оседлого бандита во многих случаях оказывается полезной для анализа автократической власти, то модель консенсусной демократии, полезна для анализа современного демократического общественного устройства. Рассматриваемая здесь модель консенсусной демократии, так же как и рассмотренная модель оседлого бандита, была предложена Мансуром Олсоном и Мартином МакГиром.

Для общества консенсусной демократии характерны следующие условия: во-первых, все средства, которые общество собирает в виде налогов идут на производство общественных благ; во-вторых, достающееся каждому индивиду количество общественных благ прямо пропорционально его вкладу в производство этих благ, иными словами, отсутствует какое-либо перераспределение доходов.

Как уже было замечено, совершенно вертикальная и совершенно горизонтальная социальные контрактации в реальной жизни недостижимы: действующие в обществе социальные контракты располагаются между этими двумя крайностями. Невозможность обоих описанных вариантов объясняется, так или иначе, ограниченностью монопольной власти правителя (под правителем здесь понимается любой индивид или группа, наделенные, в соответствии с действующими в обществе формальными правилами, всей полнотой государственной власти, т.е. оседлый бандит в первом из рассматриваемых случаев и все общество в целом во втором случае). Однако, прежде чем перейти к рассмотрению ограничений монопольной власти правителя и затем, к анализу более реалистичного социального контракта, нам нужно понять природу этих ограничений. Последняя тесно связана с такими категориями, как ограниченность познавательных способностей индивидов, трансакционные издержки, возможность оппортунистического поведения индивидов, проблема безбилетника, группы специальных интересов и рентоориентированное поведение.

Группы специальных интересов: узкие и широкие распределительные коалиции. Группы специальных интересов состоят из агентов, экономические интересы которых совпадают. В целом ряде случаев группы специальных интересов способны создавать для себя распределительные преимущества, в таких случаях говорят о так называемых распределительных коалициях. В конечном счете, любая организация, любое объединение людей для осуществления неких коллективных действий преследует схожие цели, а именно, достижение тех или иных экономических преимуществ для членов этого объединения. Однако, с точки зрения методов, которыми эти цели достигаются, важно различать широкие и узкие коалиции.

Перед каждой группой индивидов, объединенных в некую организацию, действующую внутри более широкой структуры, которую мы в дальнейшем будем называть обществом, стоит выбор между двумя альтернативными стратегиями поведения. По словам Олсона: «Организация в принципе может служить своим членам либо увеличивая пирог, который общество производит, так что ее члены получили бы большие куски пирога даже и при прежней их доле, либо получая большие доли общественного пирога для своих членов». Естественно, что в первом случае усилия организации будут направлены на максимизацию благосостояния всего общества, тогда как во втором случае общественное благосостояние организацию, по большому счету, не интересует.

От чего зависит выбор организацией одной из этих двух стратегий поведения? Ответ на этот вопрос логично вытекает из теории коллективных действий Ман-сура Олсона.

Предположим, организация объединяет лишь незначительную часть общества, например, только 1% индивидов, входящих в общество принадлежит к данной организации, соответственно, если усилия членов организации будут направлены на увеличение благосостояния общества в целом, самим членам организации достанется лишь 1% совокупного общественного выигрыша. В подавляющем большинстве случаев этого вознаграждения абсолютно недостаточно для того, чтобы стимулировать организацию, объединяющую сотую часть всех членов общества, действовать в интересах всего общества в целом.

Для узких коалиций, объединяющих лишь незначительную часть членов общества гораздо привлекательней будет вторая из описанных выше стратегий, предполагающая инвестиции в перераспределение общественного пирога в пользу участников этой узкой коалиции.

При этом величина самого этого пирога, скорее всего, уменьшится (хотя бы потому, что часть общественных ресурсов будет направлена не на его увеличение), однако, членов узкой коалиции этот факт не должен беспокоить: ведь им самим достанется в итоге больше.

С другой стороны, организация, включающая значительную часть членов общества будет заинтересована в максимизации общественного благосостояния в большей степени, чем узкая распределительная коалиция. Например, организации, объединяющей одну треть членов общества достанется треть общественного выигрыша от инвестиций, направленных на увеличение общественного благосостояния. С другой стороны, потери членов широкой коалиций от сокращения общественного пирога, вызванного перераспределительными усилиями данной коалиции будут, скорее всего, весьма ощутимыми.

Таким образом, «широкие организации заинтересованы в том, чтобы сделать общество, в которым они функционируют, процветающим, а издержки перераспределения дохода в пользу своих членов – как можно более низкими».

Эта аргументация вполне применима, например, к анализу политического процесса и той роли, которые в этом процессе играют политические партии. В нашей стране, в частности, до сих пор весьма популярна точка зрения, согласно которой, политические партии играют скорее деструктивную роль в политическом процессе, поэтому целесообразно проводить выборы в парламент не по партийным спискам, а исключительно по мажоритарным округам: в этом случае все депутаты будут нести ответственность перед своими избирателями. С точки зрения теории коллективных действий, такой взгляд на формирование законодательной власти представляется совершенно неверным. Депутатов, выбранных по мажоритарным округам интересует, в первую очередь, благосостояние своих избирателей, т.е. жителей этих самых мажоритарных округов. Таких депутатов вряд ли будут беспокоить вопросы, касающиеся благосостояния общества в целом. Более того, такие депутаты сравнительно легко готовы принести общественное благосостояние в жертву интересам узкой группы, каковой, в данном случае, являются их избиратели.

С другой стороны, успех правящей политической партии достаточно тесно связан именно с благосостоянием общества в целом, с величиной общественного пирога, поэтому политические партии, находясь у власти, будут заботиться, в первую очередь, именно о росте благосостояния всего общества.

Последний момент, на который хотелось бы здесь обратить внимание – это издержки организации коллективных действий в узких и широких группах. Следуя все той же логике организации коллективных действий, предложенной Мансуром Олсоном, чем больше размер группы, тем меньшую роль в коллективных действиях играет средний, репрезентативный ее участник, тем больше у него стимулов к отлыниванию от участия в коллективных действиях. Кроме того, чем больше размер группы, тем дороже для нее обойдется эффективный мониторинг, который мог бы предотвратить это отлынивание и, следовательно, тем острее для нее стоит проблема безбилетника.

Поэтому, «у членов «малых» групп непропорционально большая организационная власть для проведения коллективных действий; эта диспропорциональность с течением времени в стабильных обществах уменьшается, но не исчезает».

С другой стороны, как отмечалось выше, чем больше размер группы, тем больше, при прочих равных условиях, вероятность организации совместных действий для производства коллективных благ.