– Не бери всю! – запретила княгиня. – А только самых верных и храбрых… Появишься с большим войском на Севере – все народы всполошишь, распустишь молву…
– И то верно…
Ступай, да свой поход держи в великой тайне!
Не сомневайся, матушка-княгиня! – вскричал Лют. – И ты, Великий князь, хоть и несмышлен еще, – не сомневайся. Я с добычей вернусь!
Поклонился Свенальдич и покинул гридницу. А княгиня обняла Святослава, приласкалась к нему, утешила:
Не быть ему кормильцем!
Сей муж сказал правду, – неожиданно проговорил княжич. – Он не лгал, как отец его. Но ты лгала ему, мать! Почему ты лжешь мужам?
В сем и есть суть правленья, – вздохнула мать. – Без лжи мне не совладать с жадностью и изменой… Мне надобно услать из Киева Люта с его лучшей частью дружины, пусть ищет остров Ар! Найдет – не вернется, и не найдет – тоже не вернется.
Но ложью не добудешь правды!
Эх, сын мой… Власть – это всегда ложь ради правды.
Вот отчего гаснет на Руси Свет, – вздохнул княжич и вдруг вцепился в материнскую руку. – Мне страшно, матушка!
Ну да не страшись, – утешила княгиня. – Как возмужаешь, так и станешь править по правде.
– Боюсь утратить свет в очах…
Недетская эта боязнь заставила содрогнуться княгиню.
Годи, Великий князь, – обнимая сына, прошептала она. – Вот справлю тризну и определю тебе достойного кормильца. И с боярами договорюсь, не посмеют своеволить… Ты ведь знаешь Претича, что присягнул тебе первым?
– Знаю, матушка…
Он славный боярин и рода досточтимого, варяжского. Он вскормит из тебя мужа и воина.
Наука сия нехитра, матушка, – вздохнул Святослав. – Муж я от рождения, а воин волею судьбы, поскольку возле меча родился и живу. Прибудет силы, и подниму его… А вот однажды я спал и явилась ко мне… дева.
Дева? – насторожилась княгиня.
Да… Склонилась над колыбелью и заиграла на рожке.
Ты знаешь, кто она? – едва сдержалась княгиня.
Нет, матушка, не знаю… Но она так чудесно играла, что дух мой воспарил и к небу поднялся.
Ни дева, ни жена не могут быть твоими кормильцами! Ты уж перешел на мужскую половину!
– Да, матушка… Но она так играла, что дух мой пробудился…
Не смей вспоминать ее! – забывшись, не утаила гнева княгиня. – Это была Креслава! Наложница твоего отца!
Так я не спал, все было наяву?
Спохватившись, княгиня сменила гнев на милость.
Нет, сын, она приснилась… Твой покойный отец давно изгнал ее из терема.
– Ты лжешь мне, мать…
Нет, нет, на сей раз говорю правду!
Отец мой жив! А ты сказала – он покойный.
Княгиня застыла от напряжения, задавливая в себе желание в сей же час поведать сыну истину: Великий волхв Валдай взял с нее слово хранить таинство рождения Святослава…
Твой отец, Великий князь Игорь, древлянами убит на Уж-реке, – с трудом вымолвила она.
Я слышал об этом, – промолвил он. – Но отчего же мне тогда чудится, будто он жив и здравствует? И я ежечасно слышу его. Он звучит во мне, как пение рожка, на котором играла дева… Он парит надо мною соколом!
Княгиня обмерла, не зная, что ответить сыну, однако спас ее тиун, вошедший в гридницу.
Древлянский посол, матушка-княгиня! С головою покаянной!
Впусти его! – воспряла и ожила княгиня, обернулась к сыну. – Мужайся, князь! Сейчас позришь на убийцу отца своего! И прости меня за ложь и неправду.
Оставив княжича на престоле, она села по правую руку от него и приготовилась встречать свата.
– Дай руку мне, – вдруг попросил Святослав. – С твоею рукою мне ничего не страшно…
Дверь в гридницу отворилась, и вошел предстоящий посол древлян – молодой боярин, мысля поклониться, встряхнул кудрями да рассмеялся, поскольку не княгиню увидел на престоле, а дитя.
Вот уж потешила вдова! Не князь, и не сама, но чадо усадила! Зачем младенцу-то сидеть во главе стола? Да еще и с мечом?
Все на потеху вам, древляне, – смиренно промолвила княгиня. – И дитю на потеху. Княжич неразумен еще, а вы больно мудры. Так потешьтесь вкупе.
Сбитый с толку смирением посол возгордился.
Ай да вдова! В сей час зрю, и верно твердит молва. Красна ты, матушка, и лепа – очей не отвести. И норовом смирна, знать, и ума палата.
Кем посланы, боярин?
А нашим князем!
