Владимир Емелъянович Максимов 1930-1995

Семь дней творения - Роман (1971)

Роман посвященистории рабочей семьи Лашковых. Книга состоит из семи частей, каждая из которых называется по дням недели и расска­зывает об одном из Лашковых.

Действие происходит, судя по всему, в 60-е гг., но воспоминания охватывают эпизоды из предыдущих десятилетий. В романе очень много героев, десятки судеб — как правило, искалеченных и несклад­ных. Несчастливы и все Лашковы — хотя, казалось бы, эта большая, трудовая и честная семья могла жить радостно и безбедно. Но время словно прошлось по Лашковым неумолимым катком.

Понедельник. (Путь к самому себе.) Старший из Лашковых — Петр Васильевич — смолоду приехал в Узловое, небольшой пристан­ционный город, устроился на железной дороге, дослужился до обер-кондуктора, затем вышел на пенсию. Женился он на Марии по любви. Вырастили они шестерых детей. А что в итоге? Пустота.

Дело в том, что был Петр Васильевич человеком идейным, партий­ным и непримиримым. В жизнь близких он внес «поездную» прямо­ту и чаще всего употреблял слово «нельзя». Трое сыновей и две дочери уехали от него, а Петр Васильевич упрямо ждал, когда они вернутся с повинной. Но дети не возвращались. Вместо этого прихо­дили известия об их смерти. Умерли обе дочери. Одного сына аресто-

вали. Двое других погибли на войне. Истлела бессловесная Мария. И последняя из детей, Антонина, оставшаяся с отцом, не слышала от него доброго слова. Годами он даже не заглядывал к ней за дощатую перегородку.

В работе его путейской были случаи, памятные на всю жизнь, когда его прямота оборачивалась то добром, то злом. Не смог он про­стить своего помощника Фому Лескова, который как-то в войну по­пользовался в рейсе безответной девчонкой-инвалидом. Лесков помер через много лет от тяжелой болезни. Лашков встретил на улице похо­ронную процессию" и лишь тогда задумался о судьбе Фомы и его семьи. Оказалось, что сын Лескова Николай только вышел из тюрьмы и на всех озлоблен...

Еще был случай — пришлось Лашкову расследовать одну аварию. Если бы не он, молодому машинисту грозил бы арест и расстрел. Од­нако Петр Васильевич докопался до истины и доказал, что машинист был ни при чем. Прошло много лет, теперь тот спасенный им пар­нишка стал важным начальником, и иногда Лашков беспокоил его какими-то просьбами — всегда о ком-то или о городе в целом, но никогда о себе самом. Теперь вот именно к этому человеку зашел он похлопотать о Николае Лескове.

В Узловске жил и тот, кому Лашков в свое время приготовил «де­вять грамм», — бывший начальник станции Миронов. Обвинили его в саботаже, а Лашков опять был включен в опергруппу по расследова­нию. Начальник районного ЧК надавил, а он поддался и принял ре­шение о расстреле Миронова. Исполнитель приказа, однако, тайно отпустил арестованного. Миронов спасся, потом сменил фамилию и устроился смазчиком на той же дороге.

Старость стала тревожить Петра Васильевича то думами о про­шлом, то странными пестрыми снами. Среди воспоминаний было одно, самое глубинное и дальнее: как-то раз в юности во время вол­нений в депо, когда на площади была перестрелка, Лашков ползком добрался до разбитой витрины в лавке купца Туркова. Ему не давал покоя янтарный окорок, красовавшийся за стеклом. И когда парень, рискуя жизнью, достиг заветного окна, оказалось, что в его руках картонный муляж...

Вот это ощущение чего-то обманного стало одолевать Петра Васи­льевича. Поколебалось укорененное сознание собственной правильной жизни. Выстроенный им прочный мир будто зашатался. Он вдруг по­чувствовал горькую тоску оставшейся до сорока лет в девках Антони­ны. Узнал, что дочь втайне ходит в молельный дом, где проповедует бывший смазчик Гупак — тот самый Миронов. И еще он осознал от-

чуждение, которое пролегло между ним и его земляками. Все они были людьми хоть и грешными, но живыми. От него же исходила какая-то мертвящая сушь, проистекавшая из черно-белого воспри­ятия окружающего. Он начал медленно постигать, что жизнь прожи­та «хоть и яростно, но вслепую». Что он отгородился зыбкой чертой даже от родных детей и не смог передать им свою правду.

Антонина стала женой Николая Лескова и завербовалась с ним на Север. Свадьба была совсем скромной. А в загсе они встретились с шикарной компанией на трех лимузинах. Это выходила замуж дочь местного шабашника Гусева. В свое время тот остался при немцах, объяснив Лашкову: «По мне, какая ни есть власть, все одно... Не про­паду». И не пропал.

Вторник. (Перегон.) Эта часть посвящена младшему брату Петра Васильевича Лашкова — Андрею, точнее, главному эпизоду его жизни. Во время войны Андрею поручили эвакуировать весь район­ный скот — перегнать его от Узловска в Дербент. Андрей был комсо­мольцем, искренним и убежденным. Он боготворил брата Петра — тот заряжал его «ожесточенной решительностью и верой в их назна­чение в общем деле». Немного стесняясь своего тылового задания в момент, когда сверстники воюют на фронте, Андрей с жаром взялся исполнять поручение.

Этот тяжелый зимний перегон стал для юноши первым опытом самостоятельного руководства людьми. Он столкнулся с беспредель­ной народной бедой, видел эшелоны с заключенными за колючей проволокой, видел, как толпа растерзала конокрада, был свидетелем того, как опер без суда расстрелял какого-то строптивого колхозного начальника. Постепенно Андрей словно пробуждался от наивной юношеской уверенности в совершенстве советской действительности. Жизнь без брата оказалась сложной и путаной. «Что же это получает­ся? Друг друга гоним, как скотину, только в разные стороны...» Рядом с ним был бывший корниловец, отсидевший уже за это срок, ветеринар Бобошко. Мягкий, никогда не жалующийся, он старался во всем помочь Андрею и часто волновал юношу непривычными сужде­ниями.

Самые мучительные переживания Андрея касались Александры Агуреевой. Вместе с другими колхозниками она сопровождала обоз. Андрей давно любил Александру. Однако она уже три года была за­мужем, а муж воевал. И все-таки на каком-то привале Александра сама нашла Андрея, призналась в своей любви. Но близость их была недолгой. Ни он, ни она не могли переступить через чувство вины перед третьим. В конце пути Александра просто исчезла — села в

поезд и уехала. Андрей же, благополучно сдав скот, отправился пря­миком в военкомат и оттуда добровольцем на фронт. В последнем разговоре ветеринар Бобошко рассказал ему притчу о Христе, кото­рый уже после распятия так отзывается о людской жизни: «Она не­выносима, но прекрасна...»

На фронте Андрей получил тяжелую контузию, надолго потерял память. Вызванный в госпиталь Петр с трудом выходил его. Потом Андрей вернулся в Узловое и устроился в лесничестве неподалеку. Александра с мужем продолжала жить в деревне. У них родились трое детей. Андрей так и не женился. Только лес приносил ему об­легчение. Тем тяжелее переживал он, когда бессмысленно вырубали лес в угоду плану или капризам начальства.

Среда.. (Двор посреди неба.) Третий брат Василий Лашков сразу после гражданской осел в Москве. Устроился дворником. И с двором этим в Сокольниках, и с домом оказалась связана, вся его одинокая жизнь. Когда-то хозяйкой дома была старуха Шоколинист. Теперь здесь жило множество семей. На глазах Василия Лашкова сначала уп­лотняли, потом выселяли, потом арестовывали. Кто обрастал добром, кто беднел, кто наживался на чужом несчастье, кто сходил с ума от происходящего. Василию приходилось быть и свидетелем, и понятым, и утешать, и приходить на помощь. Подлостей он старался не делать.

Надежда на личное счастье рухнула из-за проклятой политики. Он полюбил Грушу Гореву, красавицу и умницу. Но однажды ночью при­шли за ее братом — рабочим Алексеем Горевым. И больше тот домой не вернулся. А потом участковый намекнул Василию, что не надо бы ему встречаться с родственницей врага народа. Василий стру­сил. И Груша ему этого не простила. Сама она вскоре вышла за ав­стрийца Отто Штабеля, который жил тут же. Началась война. Штабеля арестовали, хоть не был он немцем. Вернулся он уже после Победы. В ссылке Отто завел новую семью.

Василий, наблюдая судьбы жильцов, с которыми сроднился, поти­хоньку спивался, ничего уже не ожидая от будущего.

Однажды его навестил брат Петр — через сорок лет после разлу­ки. Встреча вышла напряженной. Петр смотрел на запущенное жилье брата с мрачным укором. А Василий зло говорил ему, что от таких «погонял», как Петр, вся жизнь будто задом наперед. Потом он пошел за бутылкой — отметить встречу. Петр потоптался и ушел, решив, что так будет лучше.

Поздней осенью похоронили Грушу. Ее оплакивал весь двор. Васи­лий глядел из окна, и сердце его горько сжималось. «Что мы нашли, придя сюда, — думал он о своем дворе. — Радость? Надежду?

Веру?.. Что принесли сюда? Добро? Теплоту? Свет?.. Нет, мы ничего не принесли, но все потеряли...»

В глубине двора беззвучно шевелила губами черная и древняя ста­руха Шоколинист, пережившая многих жильцов. Это было последнее, что увидел Василий, когда рухнул на подоконник...

Четверг, (Поздний свет.) Племянник Петра Васильевича Лашкова — Вадим — вырос в детдоме. Отца его арестовали и расстреляли, мать умерла. Из Башкирии Вадим перебрался в Москву, работал ма­ляром, жил в общежитии. Потом пробился аж в актеры. С эстрадны­ми бригадами колесил по стране, привык к случайным заработкам и случайным людям. Друзья были тоже случайные. И даже жена оказа­лась посторонней ему. Изменяла, врала. Однажды, вернувшись с оче­редных гастролей, Вадим почувствовал в душе такую головокру­жительную, нестерпимую пустоту, что не выдержал и открыл газ... Он выжил, но родственники жены упекли его в психиатрическую клинику за городом. Здесь мы и встречаемся с ним.

Соседями Вадима по больнице оказываются самые разные лю­ди — бродяга, рабочий, священник, режиссер. У каждого своя прав­да. Некоторые заточены здесь за инакомыслие и неприятие сис­темы — как отец Георгий. Вадим приходит в этих стенах к твердому решению: закончить со своим актерством, начать новую, осмыслен­ную жизнь. Дочь священника Наташа помогает ему убежать из боль­ницы. Вадим понимает, что встретил свою любовь. Но на первой же станции его задерживают, чтобы снова вернуть в лечебницу...

Лишь дед Петр, с его упорством, поможет позже племяннику. Он достучится до высоких кабинетов, оформит опеку и вызволит Вадима. А потом устроит его в лесничество к брату Андрею.

Пятница. (Лабиринт.) На этот раз действие происходит на стройке в Средней Азии, куда занесло по очередной вербовке Анто­нину Лашкову с мужем Николаем. Антонина уже ждет ребенка, поэ­тому ей хочется покоя и своего угла. Пока же приходится мыкаться по обшежитиям.

Мы вновь погружаемся в гущу народной жизни, с пьяными спо­рами о самом главном, распрями с начальством из-за нарядов и соле­ными шуточками в столовой. Один человек из нового окружения Антонины резко выделяется, словно отмеченный каким-то внутрен­ним светом. Это бригадир Осип Меклер — москвич, добровольно ре­шивший после школы испытать себя на краю света и на самой тяжелой работе. Он убежден, что евреев не любят «за благополучие, неучастие во всеобщей нищете». Осип необыкновенно трудолюбив и честен, все делает на совесть. Случилось чудо — Антонина вдруг по-

чувствовала, что по-настоящему полюбила этого человека. Несмотря на мужа, на беременность... Конечно, это осталось ее тайной.

А дальше события развернулись трагически. Деляга-прораб за спи­ной Меклера уговорил бригаду схалтурить на одной операции. Но пред­ставители заказчика обнаружили брак и отказались принять работу. Бригада осталась без зарплаты. Меклер был подавлен, когда все это от­крылось. Но еще больше его добило, когда он узнал, на каком объекте так выкладывался: оказалось, что их бригада строила тюрьму...

Его нашли повесившимся прямо на стройке. Николай, муж Анто­нины, после случившегося до полусмерти избил прораба и снова сел в тюрьму. Антонина осталась одна с новорожденным сыном.

Суббота. (Вечер и ночь шестого дня.) Снова Узловск. Петр Васи­льевич по-прежнему погружен в мысли о прошлом и беспощадную самооценку прожитой жизни. Ему все яснее, что смолоду он гнался за призраком. Он сблизился с Гупаком — беседы с ним скрашивают нынешнее лашковское одиночество. Однажды пришло приглашение на свадьбу в лесхоз: Андрей и Александра, наконец, поженились после смерти мужа Александры. Счастье их, хоть и в немолодом воз­расте, обожгло Петра Васильевича острой радостью. Потом пришло еще одно известие — о смерти брата Василия. Лашков отправился в Москву, поспел только на поминки. Отто Штабель рассказал ему о нехитрых дворовых новостях и о том, что Василия здесь любили за честность и умение работать.

Однажды зашедший в гости Гупак признался, что получил письмо от Антонины. Та написала обо всем, что случилось на стройке. Петр Васильевич не мог найти себе места. Он написал дочери, что ждет ее с внуком, а сам стал хлопотать с ремонтом. Помогли ему обновить пятистенок Гусевы — те самые шабашники. Так уж получилось, что в конце жизни Лашкову пришлось по-новому увидеть людей, в каждом открыть какую-то загадку. И, как все главные персонажи романа, он неуклонно, медленно и самостоятельно проделал трудный путь от веры в иллюзию к подлинной вере.

Он встретил дочь на вокзале и взволнованно принял из ее рук внука — тоже Петра. В этот день он обрел чувство внутреннего покоя и равновесия и осознал свое «я» частью «огромного и осмыс­ленного целого».

Роман заканчивается последней, седьмой частью, состоящей из одной фразы: «И наступил седьмой день — день надежды и воскресе­ния...»

В. Л. Сагалова