Юрии Валентинович Трифонов 1925-1981

Обмен - Повесть (1969)

Действие происходит в Москве. Мать главного героя, тридцатисемилетнего инженера Виктора Дмитриева, Ксения Федоровна тяжело заболела, у нее рак, однако сама она считает, что у нее язвенная болезнь. После операции ее отправляют домой. Исход ясен, однако она одна полагает, что дело идет на поправку. Сразу после ее выписки из больницы жена Дмитриева Лена, переводчица с английского, решает срочно съезжаться со свекровью, чтобы не лишиться хорошей комнаты на Профсоюзной улице. Нужен обмен, у нее даже есть на примете один вариант.

Было время, когда мать Дмитриева действительно хотела жить с ним и с внучкой Наташей, но с тех пор их отношения с Леной стали очень напряженными и об этом не могло быть речи. Теперь же Лена сама говорит мужу о необходимости обмена. Дмитриев возмущен — в такой момент предлагать это матери, которая может догадаться, в чем дело. Тем не менее он постепенно уступает жене: она ведь хлопочет о семье, о будущем дочери Наташи. К тому же, поразмыслив, Дмитриев начинает успокаивать себя: может быть, с болезнью матери не все так бесповоротно, а значит, то, что они съедутся, будет только благом для нее, для ее самочувствия — ведь свершится ее мечта. Так

что Лена, делает вывод Дмитриев, по-женски мудра, и зря он на нее сразу набросился.

Теперь он тоже нацелен на обмен, хотя и утверждает, что ему лично ничего не надо. На службе он из-за болезни матери отказывается от командировки. Ему нужны деньги, так как много ушло на врача, Дмитриев ломает голову, у кого одолжить. Но, похоже, день для него складывается удачный: деньги предлагает со свойственной ей чуткостью сотрудница Таня, его бывшая любовница. Несколько лет назад они были близки, в результате у Тани распался брак, она осталась одна с сыном и продолжает любить Дмитриева, хотя понимает, что эта любовь безнадежна. В свою очередь Дмитриев думает, что Таня была бы ему лучшей женой, чем Лена. Таня по его просьбе сводит Дмитриева с сослуживцем, имеющим опыт в обменных делах, который ничего конкретного не сообщает, но дает телефон маклера. После работы Дмитриев с Таней берут такси и едут к ней домой за деньгами. Таня счастлива возможности побыть с Дмитриевым наедине, чем-то помочь ему. Дмитриеву искренне жаль ее, может быть, он бы и задержался у нее дольше, но ему нужно торопиться на дачу к матери, в Павлиново.

С этой дачей, принадлежащей кооперативу «Красный партизан», связаны у Дмитриева теплые детские воспоминания. Дом строил его отец, инженер-путеец, всю жизнь мечтавший оставить эту работу, чтобы заняться сочинением юмористических рассказов. Человек неплохой, он не был удачливым и рано умер. Дмитриев помнит его отрывочно. Лучше он помнит своего деда, юриста, старого революционера, вернувшегося в Москву после долгого отсутствия (видимо, после лагерей) и жившего некоторое время на даче, пока ему не дали комнату. Он ничего не понимал в современной жизни. С любопытством взирал и на Лукьяновых, родителей жены Дмитриева, которые тогда тоже гостили в Павлинове летом. Однажды на прогулке дед, имея в виду именно Лукьяновых, сказал, что не надо никого презирать. Эти слова, явно обращенные к матери Дмитриева, часто проявлявшей нетерпимость, да и к нему самому, хорошо запомнились внуку.

Лукьяновы отличались от Дмитриевых приспособленностью к жизни, умением ловко устроить любые дела, будь то ремонт дачи или устройство внучки в элитарную английскую школу. Они — из породы «умеющих жить». То, что Дмитриевым казалось неодолимым, Лукьяновыми решалось быстро и просто, только им одним ведомыми путями. Это было завидное свойство, однако такая практичность вызывала

у Дмитриевых, особенно у его матери Ксении Федоровны, привыкшей бескорыстно помогать другим, женщины с твердыми нравственными принципами, и сестры Лоры, высокомерную усмешку. Для них Лукьяновы — мещане, пекущиеся только о личном благополучии и лишенные высоких интересов. В их семье даже появилось словцо «олукьяниться». Им свойственен своего рода душевный изъян, проявляющийся в бестактности по отношению к другим. Так, например, Лена перевесила портрет отца Дмитриева из средней комнаты в проходную — только потому, что ей понадобился гвоздь для настенных часов. Или забрала все лучшие чашки Лоры и Ксении Федоровны.

Дмитриев любит Лену и всегда защищал ее от нападок сестры и матери, но он и ругался с ней из-за них. Он хорошо знает силу Лены, «которая вгрызалась в свои желания, как бульдог. Такая миловидная женщина-бульдог с короткой стрижкой соломенного цвета и всегда приятно загорелым, слегка смуглым лицом. Она не отпускала до тех пор, пока желания — прямо у нее в зубах — не превращались в плоть». Одно время она толкала Дмитриева к защите диссертации, но он не осилил, не смог, отказался, и Лена в конце концов оставила его в покое.

Дмитриев чувствует, что родные осуждают его, что считают его «олукьянившимся», а потому отрезанным ломтем. Особенно это стало заметно после истории с родственником и бывшим товарищем Левкой Бубриком. Бубрик вернулся в Москву из Башкирии, куда распределился после института, и долгое время оставался без работы. Он присмотрел себе место в Институте нефтяной и газовой аппаратуры и очень хотел туда устроиться. По просьбе Лены, жалевшей Левку и его жену, хлопотал по этому делу ее отец Иван Васильевич. Однако вместо Бубрика на этом месте оказался Дмитриев, потому что оно было лучше его прежней работы. Все сделалось опять же под мудрым руководством Лены, но, разумеется, с согласия самого Дмитриева. Был скандал. Однако Лена, защищая мужа от его принципиальных и высоконравственных родственников, взяла всю вину на себя.

Разговор об обмене, который начинает с сестрой Лорой приехавший на дачу Дмитриев, вызывает у той изумление и резкое неприятие, несмотря на все разумные доводы Дмитриева. Лора уверена, что матери не может быть хорошо рядом с Леной, даже если та будет на первых порах очень стараться. Слишком разные они люди. Ксении Федоровне как раз накануне приезда сына было нехорошо, потом ей становится лучше, и Дмитриев, не откладывая, приступает к решающему разговору. Да, говорит мать, раньше хотела жить вместе

с ним, но теперь — нет. Обмен произошел, и давно, говорит она, имея в виду нравственную капитуляцию Дмитриева.

Ночуя на даче, Дмитриев видит свой давний акварельный рисунок на стене. Когда-то он увлекался живописью, не расставался с альбомом. Но, провалившись на экзамене, с горя бросился в другой, первый попавшийся институт. После окончания он не стал искать романтики, как другие, никуда не поехал, остался в Москве. Тогда уже были Лена с дочерью, и жена сказала: куда ему от них? Он опоздал. Его поезд ушел.

Утром Дмитриев уезжает, оставив Лоре деньги. Через два дня звонит мать и говорит, что согласна съезжаться. Когда наконец слаживается с обменом, Ксении Федоровне становится даже лучше. Однако вскоре болезнь вновь обостряется. После смерти матери у Дмитриева происходит гипертонический криз. Он сразу сдал, посерел, постарел. А дмитриевскую дачу в Павлинове позже снесли, как и другие, и построили там стадион «Буревестник* и гостиницу для спортсменов.

Е. А. Шкловский

Долгое прощание - Повесть (1971)

Все началось с Саратова, куда труппа приехала на гастроли и где актеров поселили в плохой гостинице. Стоит жара, режиссер Сергей Леонидович укатил в Москву, оставив вместо себя помощника Смурного. Этот Смурный давно положил глаз на Лялю (Людмилу Петровну Телепневу), одну из актрис театра, но, мстя ей за то, что она его отвергла, он устраивает ей «затир», то есть либо вообще не дает ей роли, либо держит на третьестепенных. В Саратове Смурный вызывает Лялю к себе и показывает ей письмо, сочиненное ее матерью, где та жалуется, что дочери, талантливой актрисе, не дают работать. Между актерами сразу распространяются слухи, Ляле безумно стыдно, она много раз просила мать, давно грешившую такого рода петициями, не делать этого. Так что на вечеринке у автора пьесы, Николая Демьяновича Смолянова, уроженца Саратова, Ляля не находит себе места. У нее скверное настроение, она чувствует отчужденность от коллектива, жаль ей и провинциального, малоодаренного драматурга, который расстарался, чтобы хорошо принять актеров, а те насмеха-

ются над ним. Ляля помогает матери Смолянова накрывать на стол, а после мыть посуду, задерживается у них и в конце концов вынуждена заночевать. Смолянов кажется ей жалким, слабым, она выслушивает рассказы о жизни этого несчастливого в семейной жизни человека, который к тому же вполне отдает себе отчет в своей одаренности. Пожалев Смолянова, Ляля становится его любовницей.

Вернувшись в Москву, Ляля на месяц уезжает в Крым, возвращается загорелая, отдохнувшая, привлекательная и встречает в театре Смолянова, новую пьесу которого «Игнат Тимофеевич» собирается ставить Сергей Леонидович. В этой пьесе Ляля, не без содействия Смолянова, получает главную роль. В Москве Смолянов заводит разнообразные полезные знакомства. Роман Ляли с ним продолжается, она не испытывает страсти к этому человеку, но чувствует, что нужна ему, и потому связи не обрывает, хотя иногда ее мучают угрызения совести перед ее неофициальным мужем Григорием Ребровым, с которым они живут уже много лет.

Ребров — тоже начинающий драматург, автор двух пьес, которые нигде не может пристроить. Болезненно самолюбивый Ребров страдает от своих неудач, утешая себя тем, что сочинение пьес — не главное в его жизни. Он увлечен также историей, сидит в библиотеке, роется в архивах. Сначала его интересует такая личность, как Иван Гаврилович Прыжов, автор «Истории кабаков», бытописатель народного житья, пьянчужка, благороднейший человек, один из участников убийства студента Иванова, организованного С. Нечаевым, потом Николай Васильевич Клеточников, агент народовольцев в Третьем отделении. Ребров задумывает пьесу о народовольцах. Из-за своей неустроенности он не женится на Ляле, несмотря на глубокую и давнюю любовь к ней. С этим связаны и Лялины аборты, на которые ее подталкивает мать Ирина Игнатьевна, в прошлом неудавшаяся балерина. Реброва мать считает неудачником, живущим за счет ее дочери.

Премьера пьесы Смолянова проходит с большим успехом, Лялю несколько раз вызывают аплодисментами, вокруг слышатся завистливые шепотки. После спектакля она вынуждена познакомить поджидающего ее Реброва с провожающим ее Смоляновым. Сам Ребров на премьере не был, так как считает автора графоманом. Смолянов предлагает отпраздновать успех пьесы в ресторане. После ужина они втроем, хмельные, приезжают в гости к Ляле и Реброву в дом ее родителей, где остаются ночевать.

Ребров подозревает, что между Лялей и Смоляновым что-то есть, но гонит от себя эту мысль. Задевает его и Лялин успех, который рас-

тет с каждым спектаклем. Она становится популярна, ее приглашают сниматься в кино, устраивают концерты с ее участием, на которых она исполняет песни из спектакля. Ей повышают оклад, оказывают особенные знаки внимания. Она ощущает себя богатой женщиной. Единственное, что мешает ей чувствовать себя вполне счастливой, — это страдания родных: неустроенность Гриши, нервозность матери из-за болезни отца Ляли Петра Александровича, у которого третий инфаркт. Их старый деревянный дом собираются ломать, как и все окружающие, потому что город наступает, но Петр Александрович хочет сохранить сад, свою гордость, где он разводит цветы. Он готов передать сад в государственную собственность, пытается бороться, ходит по инстанциям, шлет письма, но ему мало что удается, и это сказывается на его резко ухудшившемся состоянии.

Беспокоясь о Грише, Ляля, никогда ни о чем не просившая Смолянова, просит помочь пристроить куда-нибудь ребровские пьесы. Смолянов неохотно откликается на это. Он не понимает, что связывает Лялю с таким жалким, по его словам, «человечком». Он считает, что у Реброва нет почвы, тогда как Ребров, споря с ним, говорит, что его почва — опыт истории. На вечеринке у некоего «солидного работника» Агабекова, куда ее привозит Смолянов, Ляля оказывается в центре всеобщего внимания, искренне веселится, потом Смолянов куда-то отлучается, а Ляля в ожидании его остается наедине с Агабековым. После звонка Смолянова, сообщившего, что застрял с машиной и заедет за ней утром, Ляля вдруг догадывается, что все подстроено и Смолянов уступил ее начальнику, от которого многое зависело в его карьере. С этого мгновения с ним все кончено, о чем Ляля и сообщает ему при встрече. Разрыв Смолянов воспринимает тяжело, тем более что в семье у него неблагополучно: душевно неуравновешенная жена пытается выброситься из окна, мать с инсультом в больнице, да и театральные дела его ухудшаются. Сергей Леонидович и завлит Маревин отказываются брать его новую пьесу, и Ляля неожиданно поддерживает их.

Между тем у Реброва назревают серьезные проблемы. От него требуют справку для домоуправления с места работы, в противном случае он будет считаться тунеядцем, вплоть до выписки и выселения из Москвы. Он идет в театр, куда отдал свои пьесы для рассмотрения, и у него завязывается серьезный разговор с режиссером Сергеем Леонидовичем, который с горечью удивляется, почему драматурги не пишут о том, что им действительно близко, а выбирают конъюнктурные темы. С жадным интересом выслушав рассказ Реброва о Клеточ-

никове, он с энтузиазмом говорит, что было бы замечательно, если б удалось изобразить на сцене течение времени, несущее всех, многожильный провод истории, где все слитно.

Смоляное ищет себе талантливого литературного «раба». Некто Шахов, их общий с Ребровым знакомый, приводит к нему Гришу. Смолянов пока еще в силе: если его имя окажется рядом с ребровским на пьесе, то это может дать ей зеленый свет. Однако приглашение Смолянова таит под собой еще и иное: он устраивает Реброву испытание, нарочно надевая рубашку, которую ему подарила в свое время Ляля.

Рубашку Ребров случайно обнаружил в шкафу, и Ляля на его вопрос соврала, что это коллективный подарок музыканту из оркестра. Теперь он с изумлением взирает на рубашку, потом не выдерживает и спрашивает, где Николай Демьянович ее купил. Смолянов отвечает, что подарила Людмила Петровна.

Между Ребровым и Лялей происходит объяснение. Ляля откровенно признается, что в подоплеке ее связи со Смоляновым, почти неосознанной, было желание «как-то себя устроить». Тот разговор становится фактическим концом их отношений. Вскоре дома у Реброва появляется Смолянов, который сообщает, что договорился в театре о месте завлита для него, и Ребров не может понять, то ли бить Смолянова, то ли ехать устраиваться на работу. И все это как во сне — и стыд, и удивление. Ко всему прочему, Ляля под нажимом матери делает очередной аборт, но Ребров уже чувствует, что в нем что-то бесповоротно переломилось, что прежняя жизнь кончилась. На другой день он уезжает, никого не предупредив, в геологическую экспедицию.

Проходит много лет. Дома Телепневых давно нет, как и родителей Ляли. Сама она была уволена из театра, вышла замуж за военного, родила сына, и теперь круг ее знакомых совсем другой. Случайно встретив в ГУМе старую подругу по театру Машу, она узнает про Смолянова, что он пьес не пишет и живет тем, что сдает дачу на лето. Узнает она и о Реброве: он преуспевающий сценарист, у него машина, дважды был женат, у него роман с дочерью Машиной подруги. Не знает она только одного: те давние годы, когда он бедствовал и страдал, Ребров считает лучшими, потому что для счастья нужно столько же несчастья...

Е. А. Шкловский 644

Старик - Роман (1972)

Действие происходит в подмосковном дачном поселке необыкновенно жарким, удушливым летом 1972 г. Пенсионер Павел Евграфович Летунов, человек преклонного возраста (ему 72 года), получает письмо от своей давней знакомой Аси Игумновой, в которую был долгое время влюблен еще со школьной скамьи. Вместе они воевали на Южном фронте во время гражданской войны, пока судьба окончательно не развела их в разные стороны. Такая же старая, как и Летунов, она живет недалеко от Москвы и приглашает его в гости.

Оказывается, Ася нашла его, прочитав в журнале заметку Летунова о Сергее Кирилловиче Мигулине, казачьем командире, крупном красном военачальнике времен гражданской. Мигулин был неофициально ее мужем. Работая машинисткой в штабе, она сопровождала его в боевых походах. Был у нее и сын от него. В письме она выражает радость, что с Мигулина, человека яркого и сложного, снято позорное клеймо изменника, но ее удивляет, что заметку написал именно Летунов, — ведь он тоже верил в виновность Мигулина.

Письмо пробуждает в Летунове множество воспоминаний. Он дружил с Асей и ее двоюродным братом Володей, женой которого, Ася стала сразу после революции. Павел часто бывал у них дома, знал отца Аси, известного адвоката, ее мать, старшего брата Алексея, воевавшего на стороне белых и вскоре погибшего при отступлении деникинцев. Однажды, когда они катались на лыжах вместе с дядей Павла революционером Шурой Даниловым, недавно вернувшимся с сибирской каторги, к ним вышел бандит Грибов, державший в страхе всю округу, и Володя, испугавшись, стремглав бросился прочь. Он потом не мог простить себе этой слабости, так что даже собрал вещи и уехал к матери в Камышин. Тогда у Игумновых возник разговор о страхе, и Шура сказал, что у каждого человека бывают секунды прожигающего насквозь, помрачающего разум страха. Он, Шура, в будущем комиссар, даже в самых сложных ситуациях думает о судьбе каждого человека, пытается сопротивляться застилающей глаза многих кровавой пене — бессмысленной жестокости революционного террора. Он прислушивается к доводам станичного учителя Слабосердова, убеждающего командиров Стального отряда, что с казаками нельзя действовать только насилием, призывающего их оглянуться на историю казачества.

Память Летунова воскрешает яркими сполохами отдельные эпизоды из вихря событий тех лет, которые остались для него самыми важ-

ными, и не только потому, что это была его молодость, но и потому, что решались судьбы мира. Он был опьянен могучим временем. Текла раскаленная лава истории, и он — внутри нее. Был выбор или нет? Могло произойти по-другому или нет? «Ничего сделать нельзя. Можно убить миллион человек, свергнуть царя, устроить великую революцию, взорвать динамитом полсвета, но нельзя спасти одного человека».

Володю в станице Михайлинской зарубили вместе с другими ревкомовцами белые из банды Филиппова. Асю Летунов тогда же нашел в бессознательном состоянии, изнасилованную. Вскоре здесь же появился Мигулин, специально прискакавший из-за нее. Спустя год Павел посещает квартиру Игумновых в Ростове. Он хочет сообщить выздоравливающей после тифа Асе, что прошлой ночью в Богаевке вместе со всем своим штабом арестован Мигулин. Сам же Летунов назначен секретарем суда. Он спорит с матерью Аси о революции, а в это время в город прорываются части деникинцев, и один офицер с солдатами появляется у Игумновых. Это их знакомый. Он подозрительно смотрит на Летунова, на котором комиссарская кожанка, но мать Аси, с которой они только что почти ругались, выручает его, сказав офицеру, что Павел их старый друг.

Почему Летунов написал о Мигулине? Да потому, что то время для него неизжито. Он первый начал хлопотать о реабилитации Мигулина, давно занимается изучением архивов, потому что Мигулин кажется ему выдающейся исторической фигурой, интуитивно постигавшей многие вещи, которые вскоре находили свое подтверждение. Летунов верит, что его разыскания имеют большое значение не только как постижение истории, но и как прикосновение к тому истинному, что «неминуемо дотянулось до дня сегодняшнего, отразилось, преломилось, стало светом и воздухом...». Однако Ася в своем удивлении попала действительно в больную точку: Летунов испытывает еще и тайное чувство вины перед Мигулиным — за то, что во время суда над ним на вопрос, допускает ли он участие Мигулина в контрреволюционном восстании, искренне ответил, что допускает. Что, подчиняясь общему мнению, и раньше верил в его виновность.

Сорокасемилетнего Мигулина Летунов, тогда девянадцатилетний, считал стариком. Драма комкора, в прошлом войскового старшины, подполковника, в том и заключалась, что многие не только завидовали его растущей славе и популярности, но главное — не доверяли ему. Мигулин пользовался огромным уважением казаков и ненавистью атаманов, успешно воевал против белых, но, как считали многие, не был настоящим революционером. В сочиненных им самим пылких

воззваниях, распространяемых среди казаков, он выражал свое личное понимание социальной революции, свои взгляды на справедливость. Опасались мятежа, а может, и нарочно делали так, чтобы досадить, спровоцировать Мигулина на контрреволюционное выступление, посылали ему таких комиссаров, как Леонтий Шигонцев, которые готовы были залить Дон кровью и не желали слушать никаких доводов. С Шигонцевым Мигулин уже сталкивался, когда тот был членом окружного ревкома. Этот странный тип, считавший, что человечество должно отказаться «от чувств, от эмоций», был зарублен неподалеку от станицы, где стоял штаб корпуса. Подозрение могло пасть на Мигулина, так как он часто выступал против комиссаров-«лжекоммунистов».

Недоверие преследовало Мигулина, и сам Летунов, как он объясняет себе свое тогдашнее поведение, был частью этого общего недоверия. Между тем Мигулину мешали воевать, а в той ситуации, когда белые то и дело переходили в наступление и обстановка на фронте была далеко не благополучной, он рвался в бой, чтобы защитить революцию, и бесился оттого, что ему вставляют палки в колеса. Мигулин нервничает, мечется и в конце концов не выдерживает: вместо того чтобы ехать в Пензу, куда его вызывают с непонятным намерением (он подозревает, что его хотят арестовать), с горсткой подчиненных ему войск Мигулин начинает пробиваться к фронту. По пути его арестовывают, предают суду и приговаривают к расстрелу. В своей пламенной речи на процессе он говорит, что никогда не был мятежником и умрет со словами «Да здравствует социальная революция!».

Мигулина амнистируют, разжалывают, он становится заведующим земельным отделом Донисполкома, а через два месяца ему снова дают полк. В феврале 1921 г. его награждают орденом и назначают главным инспектором кавалерии Красной Армии. По пути в Москву, куда его вызвали для получения этой почетной должности, он заезжает в родную станицу. На Дону в то время неспокойно. Казаки в результате продразверстки волнуются, кое-где вспыхивают восстания. Мигулин же из тех, кто не может не влезть в драку, не встать на чью-нибудь защиту. Распространяется слух, что он вернулся на Дон, чтобы пристать к восставшим. Мигулин же, выслушав рассказы казаков о зверствах продотрядчиков, клянет местных деятелей, обещая обязательно пойти в Москве к Ленину и рассказать о злодействах. К нему приставлен шпик, записывающий все его высказывания, и в конце концов его арестовывают.

Тем не менее, даже много лет спустя, фигура Мигулина по-прежнему не до конца понятна Летунову. Он и теперь не уверен, что

целью комкора, когда тот своевольно выступил на фронт, не был мятеж. Павел Евграфович хочет выяснить, куда же тот двигался в августе девятнадцатого. Он надеется, что живая свидетельница событий, самый близкий Мигулину человек Ася Игумнова сумеет сказать ему что-то новое, пролить свет, и потому, несмотря на слабость и недомогания, Летунов едет к ней. Ему нужна истина, а вместо этого старушка говорит после долгого молчания: «Отвечу тебе — никого я так не любила в своей долгой, утомительной жизни...» И сам Летунов, казалось бы, взыскующий правды, забывает о собственных ошибках и собственной вине. Оправдывая себя, он называет это «помрачением ума и надломом души», на смену которым спасительно для совести приходит забвение.

Летунов думает о Мигулине, вспоминает прошлое, а между тем вокруг него кипят страсти. В кооперативном дачном поселке, где он живет, освободился после смерти владелицы домик, и взрослые дети Павла Евграфовича просят его поговорить с председателем правления Приходько, потому что в их доме разросшейся семье места уже давно не хватает, Летунов же — заслуженный человек, проживший здесь много лет. Однако Павел Евграфович уклоняется от разговора с Приходько, бывшим юнкером, доносчиком и вообще подлым человеком, к тому же отлично помнящим, как в свое время Летунов вычищал его из партии. Летунов живет минувшим, памятью о не так давно похороненной любимой жене, которой ему остро не хватает. Дети же, с головой погруженные в бытовые заботы, его не понимают и совершенно не интересуются его историческими разысканиями, даже считают, что он выжил из ума, и приводят к нему врача-психиатра.

На освободившийся домик претендует также его нынешний съемщик Олег Васильевич Кандауров, преуспевающий, энергичный и ухватистый человек, который во всем хочет дойти «до упора». Ему предстоит командировка в Мексику, у него масса срочных дел, в частности получение медицинской справки для поездки, и две главные заботы — прощание с любовницей и этот самый домик, который он должен получить во что бы то ни стало. Кандауров ничего не хочет упустить. Он знает, что соседи по дачам его не очень жалуют и вряд ли поддержат, однако не собирается уступать: ему удается откупиться от еще одного претендента на домик — племянника бывшей его владелицы, с Приходько у него тоже существует договоренность. Однако, когда все уже кажется утрясено, ему звонят из поликлиники, предлагая сдать повторный анализ мочи. Неожиданно обнаруживается, что у Кандаурова серьезная и, возможно, неизлечимая болезнь, отменяю-

щая и командировку в Мексику, и все прочее. Стихия жизни течет вовсе не по тому руслу, в которое стремятся направить ее люди. Так и с дачным поселком — приезжают на черной «Волге» незнакомые люди с красной папкой в руках, и сыну Летунова Руслану удается узнать от шофера, что здесь вместо старых дач собираются строить пансионат.

Е. А. Шкловский

Другая жизнь - Повесть (1975)

Действие происходит в Москве. Прошло несколько месяцев с тех пор, как Сергея Афанасьевича Троицкого не стало. Его жена Ольга Васильевна, биолог, все еще не может прийти в себя после потери мужа, умершего в возрасте сорока двух лет от сердечного приступа. Она по-прежнему живет в одной квартире с его матерью Александрой Прокофьевной, женщиной старой закалки. Александра Прокофьевна — юрист по профессии, пенсионерка, но дает консультации в газете. В смерти Сергея она винит Ольгу Васильевну, укоряя ее тем, что Ольга Васильевна купила новый телевизор, а это свидетельствует, на ее взгляд, что невестка не очень-то опечалена смертью мужа и не собирается отказывать себе в развлечениях. Она не признает ее права на страдание.

Однако у Александры Прокофьевны были непростые отношения с сыном. Ольга Васильевна мстительно вспоминает, что ему была не по душе излишняя прямолинейность матери, которой та гордилась, ее категоричность, граничащая с нетерпимостью. Эта нетерпимость проявляется и в отношениях с шестнадцатилетней внучкой Ириной. Бабушка обещала ей деньги на зимние сапоги, но не дает только потому, что Ирина собирается купить их у спекулянтов. Дочь возмущена, Ольга Васильевна жалеет Ирину, так рано оставшуюся без отца, но она также хорошо знает ее характер, такой же странный, как у Сергея: что-то неустоявшееся, жесткое...

Все, что окружает Ольгу Васильевну, связано для нее с воспоминаниями о Сергее, которого она действительно глубоко любила. Боль утраты никак не проходит и даже не делается менее острой. Она вспоминает всю их совместную жизнь, начиная с самого первого дня знакомства. С Троицким ее познакомил влюбленный в нее приятель

Влад, тогда студент мединститута. Сергей, студент-историк, виртуозно читал слова наоборот и в первый же вечер побежал за водкой, что сразу не понравилось матери Ольги Васильевны, которая к тому же хотела, чтобы ее мужем стал надежный и благоразумный Влад. Однако все произошло иначе. Решающим событием в отношениях Ольги Васильевны и Сергея стала поездка в Гагры вместе с подругой Ритой и тем же Владом. Постепенно у Ольги Васильевны и Сергея завязался серьезный роман.

Уже тогда Ольга Васильевна начала улавливать в его характере нечто шаткое, что впоследствии стало для нее предметом особых тревог и причинило немало страданий — прежде всего из-за страха потерять Сергея. Ей казалось, что благодаря именно этому свойству его может увести другая женщина. Ольга Васильевна ревновала не только к новым женщинам, которые появлялись на горизонте Сергея, но и к тем, что были до нее. Одна из них по имени Светланка появилась сразу после их возвращения с юга и шантажировала Сергея мнимой беременностью. Однако Ольге Васильевне удалось перебороть это испытание, как она сама определила натиск соперницы. А через месяц была свадьба.

Первое время они жили у матери Ольги Васильевны и ее отчима, художника Георгия Максимовича. Когда-то Георгий Максимович учился в Париже, его называли «русский Ван Гог». Старые работы он уничтожил и теперь вполне сносно существует, рисуя прудики и рощицы, состоя членом закупочной комиссии, и т. п. Человек мягкий и добрый, Георгий Максимович однажды проявил твердость. Ольга Васильевна тогда забеременела и хотела делать аборт, потому что обстоятельства складывались неважно: Сергей поссорился с директором музея и хотел уходить, она работала в школе, ездить на работу было далеко, с деньгами было худо. Георгий Максимович, случайно узнав, запретил категорически, благодаря чему на свет появилась Иринка. В том доме у Ольги Васильевны тоже были проблемы, в частности из-за жены художника Васина Зики. Сергей часто убегал к Васину, особенно в минуты тоски, потому что он ушел из музея и не знал, куда себя деть. Ольга Васильевна ревновала Сергея к Зике, они часто ссорились из-за нее. С самой Зикой, после недолгого приятельства, у Ольги Васильевны установились враждебные отношения. Вскоре умерла сестра Сергея, и они переехали к свекрови на Шаболовку.

Вспоминая, Ольга Васильевна спрашивает себя, какой же на самом деле была их с Сергеем жизнь — хорошей, плохой? И есть ли действительно ее вина в его смерти? Когда он был жив, она чувствовала себя богачкой, особенно рядом с лучшей подругой Фаиной, лич-

ная жизнь которой не складывалась. Фаине она говорила, что да, хорошая. А какая она была на самом деле? Одно ей ясно: это была их жизнь и вместе они составляли единый организм.

После сорока Сергеем, как считает Ольга Васильевна, подобно многим мужчинам в этом возрасте, овладела душевная смута. В институте же, куда его перетащил приятель Федя Праскухин, началось: обещания, надежды, проекты, страсти, группировки, опасности на каждом шагу. Ей кажется, его сгубили метания. Он увлекался, потом остывал и рвался к чему-то новому. Неудачи лишали его сил, он гнулся, слабел, но какой-то стержень внутри его оставался нетронутым.

Долго Сергей возился с книгой «Москва в восемнадцатом году», хотел издать, но ничего не вышло. Потом появилась новая тема: февральская революция, царская охранка. Уже после смерти Сергея к Ольге Васильевне пришли из института и попросили найти папку с материалами — якобы для того, чтобы подготовить работу Сергея к изданию. Эти материалы, в числе которых списки секретных агентов московской охранки, уникальны. Чтобы подтвердить их подлинность, Сергей разыскивал людей, связанных с теми, кто значился в списках, и даже обнаружил одного из бывших агентов — Кошелькова, 1891 года рождения — живым и здравствующим. Ольга Васильевна ездила вместе с Сергеем в подмосковный поселок, где обитал этот Кошельков.

Сергей искал нити, соединявшие прошлое с еще более далеким прошлым и с будущим. Человек для него был нитью, протянувшейся сквозь время, тончайшим нервом истории, который можно отщепить, выделить и — по нему определить многое. Свой метод он называл «разрыванием могил», на самом же деле это было прикосновением к нити, и начинал он с собственной жизни, со своего отца, после гражданской деятеля просвещения, студентом Московского университета участвовавшего в комиссии, которая разбирала архивы жандармского управления. Здесь был исток увлечения Сергея. В своих предках и в себе он обнаруживал нечто общее — несогласие.

Сергей с жаром занимался новым исследованием, но все стало резко меняться после смерти его приятеля Феди Праскухина, ученого-секретаря института, погибшего в автомобильной катастрофе. Ольга Васильевна тогда не пустила Сергея с ним и еще одним их старым приятелем Геной Климуком на юг. Климук, тоже находившийся в машине, остался жив, он занял место ученого-секретаря вместо Феди, но их отношения с Сергеем из приятельских быстро стали враждебными. Климук оказался интриганом, он и Сергея призывал создать вместе с ним свою «маленькую, уютную бандочку».

Однажды появилась возможность поехать в туристическую поездку во Францию. Для Сергея это была не только возможность посмотреть Париж и Марсель, но и порыскать за материалами, нужными для работы. Многое зависело от Климука. Они пригласили его с женой на дачу в Васильково. Климук приехал, привезя с собой еще и замдиректора института Кисловского с какой-то девицей. Климук просил позволить тем переночевать. Ольга Васильевна воспротивилась. Тогда же между подвыпившими Климуком и Сергеем возник яростный спор об исторической целесообразности, которую Сергей отрицал, язвительно шутя: «Интересно, кто будет, определять, что целесообразно и что нет? Ученый совет большинством голосов?»

Но и после этой стычки Сергей продолжал надеяться на поездку во Францию. Часть денег обещал дать Георгий Максимович, решивший торжественно обставить вручение суммы, так как с Парижем у него были связаны ностальгические воспоминания. Ольга Васильевна с Сергеем ходили к нему, но все кончилось чуть ли не скандалом. Раздраженный высказываниями тестя, Сергей неожиданно от денег отказался. Вскоре вопрос о поездке отпал: группа сократилась, да и Сергей, похоже, остыл. Незадолго до обсуждения диссертации Климук уговаривал Сергея отдать некоторые материалы Кисловскому, которому они были нужны для докторской. Сергей отказался. Первое обсуждение диссертации провалилось. Это означало, что зашита откладывается на неопределенный срок.

Потом возникла Дарья Мамедовна, интересная женщина, философ, психолог, специалист по парапсихологии, о которой говорили, что она умна необыкновенно. Сергей увлекся парапсихологией, надеясь извлечь что-то полезное для своего исследования. Однажды они вместе с Ольгой Васильевной участвовали в спиритическом сеансе,после которого у Ольги Васильевны был с Дарьей Мамедовной разговор. Ее волновал Сергей, его отношения с этой женщиной, а Дарью Мамедовну интересовали проблемы биологической несовместимости, которыми занималась как биохимик Ольга Васильевна. Главное же было, что Сергей отдалялся, жил своей жизнью, и это больно задевало Ольгу Васильевну.

После смерти Сергея Ольге Васильевне кажется, что жизнь кончена, остались только пустота и холод. Однако неожиданно для нее наступает другая жизнь: появляется человек, с которым у нее возникают близкие отношения. У него есть семья, однако они встречаются, ездят гулять в Спасское-Лыково, разговаривают обо всем. Этот человек дорог Ольге Васильевне. И она думает, что вины ее нет, потому что другая жизнь вокруг.

Е. А. Шкловский

Дом на набережной - Повесть (1976)

Действие происходит в Москве и развертывается в нескольких временных планах: середина 1930-х, вторая половина 1940-х, начало 1970-х гг. Научный работник, литературовед Вадим Александрович Глебов, договорившийся в мебельном магазине о покупке антикварного стола, приезжает туда и в поисках нужного ему человека случайно наталкивается на своего школьного приятеля Левку Шулепникова, здешнего рабочего, опустившегося и, судя по всему, спивающегося. Глебов окликает его по имени, но Шулепников отворачивается, не узнавая или делая вид, что не узнает. Это сильно уязвляет Глебова, он не считает, что в чем-то виноват перед Шулепниковым, и вообще, если кого винить, то — времена. Глебов возвращается домой, где его ждет неожиданное известие о том, что дочь собирается замуж за некоего Толмачева, продавца книжного магазина. Раздраженный встречей и неудачей в мебельном, он в некоторой растерянности. А посреди ночи его поднимает телефонный звонок — звонит тот самый Шулепников, который, оказывается, все-таки узнал его и даже разыскал его телефон. В его речи та же бравада, то же хвастовство, хотя ясно, что это очередной шулепниковский блеф.

Глебов вспоминает, что когда-то, в пору появления Шулепникова в их классе, мучительно завидовал ему. Жил Левка в сером громадном доме на набережной в самом центре Москвы. Там обитали многие приятели-однокашники Вадима и, казалось, шла совсем иная жизнь, чем в окружающих обычных домах. Это тоже было предметом жгучей зависти Глебова. Сам он жил в общей квартире в Дерюгинском переулке неподалеку от «большого дома». Ребята называли его Вадька Батон, потому что в первый день поступления в школу он принес батон хлеба и оделял кусками тех, кто ему приглянулся. Ему, «совершенно никакому», тоже хотелось чем-то выделиться. Мать Глебова одно время работала билетершей в кинотеатре, так что Вадим мог пройти на любой фильм без билета и даже иногда провести приятелей. Эта привилегия была основой его могущества в классе, которой он пользовался очень расчетливо, приглашая лишь тех, в ком был заинтересован. И авторитет Глебова оставался незыблемым, пока не возник Шулепников. Он сразу произвел впечатление — на нем были кожаные штаны. Держался Левка высокомерно, и его решили проучить, устроив нечто вроде темной, — набросились скопом и попытались стащить штаны. Однако случилось неожиданное — пистолетные выстрелы вмиг рассеяли нападавших, уже было скрутивших Левку.

Потом оказалось, что стрелял он из очень похожего на настоящий немецкого пугача.

Сразу после того нападения директор устроил розыск преступников, Левка выдавать никого не хотел, и дело вроде бы замяли. Так он стал, к Глебовой зависти, еще и героем. И в том, что касается кино, Шулепников Глебова тоже перещеголял: зазвал однажды ребят к себе домой и прокрутил им на собственном киноаппарате тот самый боевик «Голубой экспресс», которым так увлекался Глебов. Позже Вадим подружился с Шулепой, как называли того в классе, стал бывать у него дома, в огромной квартире, тоже произведшей на него сильное впечатление. Выходило так, что у Шулепникова было все, а одному человеку, по размышлению Глебова, не должно быть все.

Отец Глебова, работавший мастером-химиком на кондитерской фабрике, советовал сыну не обольщаться дружбой с Шулепниковым и пореже бывать в том доме. Однако когда арестовали дядю Володю, мать Вадима попросила через Левку его отца — важную шишку в органах госбезопасности — узнать про него. Шулепников-старший, уединившись с Глебовым, сказал, что узнает, но в свою очередь попросил его сообщить имена зачинщиков в той истории с пугачом, которая, как думал Глебов, давно забылась. И Вадим, который сам был среди зачинщиков и потому боялся, что это, в конце концов, всплывет, назвал два имени. В скором времени эти ребята вместе с родителями исчезли, подобно его соседям по квартире Бычковым, которые терроризировали всю округу и однажды избили появившихся в их переулке Шулепникова и Антона Овчинникова, еще одного их однокашника.

Потом Шулепников появляется в 1947 г., в том же самом институте, в котором учился и Глебов. Прошло семь лет с тех пор, как они виделись в последний раз. Глебов побывал в эвакуации, голодал, а в последний год войны успел послужить в армии, в частях аэродромного обслуживания. Шулепа же, по его словам, летал в Стамбул с дипломатическим поручением, был женат на итальянке, потом разошелся и т. п. Его рассказы полны таинственности. Он по-прежнему именинник жизни, приезжает в институт на трофейном «БМВ», подаренном ему отчимом, теперь уже другим и тоже из органов. И живет он опять в элитарном доме, только теперь на Тверской. Лишь мать его Алина Федоровна, потомственная дворянка, совершенно не изменилась. Из прочих их одноклассников кое-кого уже не было в живых, а прочих размело в разные концы. Осталась только Соня Ганчук, дочь профессора и заведующего кафедрой в их институте Николая Васильевича Ганчука. Как приятель Сони и секретарь семинара, Глебов

часто бывает у Ганчуков все в том же самом доме на набережной, к которому он вожделеет в мечтах со школьных лет. Постепенно он становится здесь своим. И по-прежнему чувствует себя бедным родственником.

Однажды на вечеринке у Сони он вдруг понимает, что мог бы оказаться в этом доме совсем на иных основаниях. С этого самого дня, словно по заказу, в нем начинается развиваться к Соне совсем иное, нежели просто приятельское, чувство. После празднования Нового года на ганчуковской даче в Брусках Глебов и Соня становятся близки. Родители Сони пока ничего не знают об их романе, однако Глебов чувствует некоторую неприязнь со стороны матери Сони Юлии Михайловны, преподавательницы немецкого языка в их институте.

В это самое время в институте начинаются всякие неприятные события, непосредственным образом коснувшиеся и Глебова. Сначала был уволен преподаватель языкознания Аструг, затем дошла очередь и до матери Сони Юлии Михайловны, которой предложили сдавать экзамены, чтобы получить диплом советского вуза и иметь право преподавать, поскольку у нее диплом Венского университета.

Глебов учился на пятом курсе, писал диплом, когда его неожиданно попросили зайти в учебную часть. Некто Друзяев, бывший военный прокурор, недавно появившийся в институте, вместе с аспирантом Ширейко намекнули, что им известны все глебовские обстоятельства, в том числе и его близость с дочерью Ганчука, а потому было бы лучше, если бы руководителем глебовского диплома стал кто-нибудь другой. Глебов соглашается поговорить с Ганчуком, однако позже, особенно после откровенного разговора с Соней, которая была ошеломлена, понял, что все обстоит гораздо сложнее. Поначалу он надеется, что как-нибудь рассосется само собой, с течением времени, но ему постоянно напоминают, давая понять, что от его поведения зависит и аспирантура, и стипендия Грибоедова, положенная Глебову после зимней сессии. Еще позже он догадывается, что дело вовсе не в нем, а в том, что на Ганчука «катили бочку». И еще был страх — «совершенно ничтожный, слепой, бесформенный, как существо, рожденное в темном подполье».

Как-то сразу Глебов вдруг обнаруживает, что его любовь к Соне вовсе не такая серьезная, как казалось. Между тем Глебова вынуждают выступить на собрании, где должны обсуждать Ганчука. Появляется осуждающая Ганчука статья Ширейко, в которой упоминается, что некоторые дипломники (имеется в виду именно Глебов) отказываются от его научного руководства. Доходит это и до самого Николая Ва-

сильевича. Лишь признание Сони, открывшей отцу их отношения с Глебовым, как-то разряжает ситуацию. Необходимость выступления на собрании гнетет Вадима, не знающего, как выкрутиться. Он мечется, идет к Шулепникову, надеясь на его тайное могущество и связи. Они напиваются, едут к каким-то женщинам, а на следующий день Глебов с тяжелым похмельем не может пойти в институт.

Однако его и дома не оставляют в покое. На него возлагает надежды антидрузяевская группа. Эти студенты хотят, чтобы Вадим выступил от их имени в защиту Ганчука. К нему приходит Куно Иванович, секретарь Ганчука, с просьбой не отмалчиваться. Глебов раскладывает все варианты — «за» и «против», и ни один его не устраивает. В конце концов все устраивается неожиданным образом: в ночь перед роковым собранием умирает бабушка Глебова, и он с полным основанием не идет на собрание. Но с Соней все уже кончено, вопрос для Вадима решен, он перестает бывать в их доме, да и с Ганчуком тоже все определено — тот направлен в областной педвуз на укрепление периферийных кадров.

Все это, как и многое другое, Глебов стремится забыть, не помнить, и это ему удается. Он получил и аспирантуру, и карьеру, и Париж, куда уехал как член правления секции эссеистики на конгресс МАЛЭ (Международной ассоциации литературоведов и эссеистов). Жизнь складывается вполне благополучно, однако все, о чем он мечтал и что потом пришло к нему, не принесло радости, «потому что отняло так много сил и того невосполнимого, что называется жизнью».

Е. А. Шкловский