Религия представляется цельной и единонаправленной в сравнении с многовариантной и повторяющейся историей цивилизаций. Контраст этот обнаруживается как во временном, так и в пространственном измерениях. Так христианство и другие высшие религии XX в. имеют куда больше общих точек соприкосновения, чем современные им цивилизации.
Однако если ислам, индуизм и махаяна разделяют христианский взгляд на Бога как на Господа человеческого, а махаяна разделяет и взгляд, согласно которому Бог – спаситель человечества, то христианство остается тем не менее единственной религией, в которой Бог раскрывался также как Отец и Сын. Эта доминирующая тенденция представляет собой главную особенность христианства по сравнению с ее сестринскими религиями. Высшие религии открыли новый взгляд на природу божественного. Бога стали носить в сердце, что явилось неизбежным следствием нового взгляда на отношения между людьми. Если Бог един, то он не может быть ни одним из многочисленных местных божеств. И Он должен быть для всех народов, существующих на земле (Деян. 17, 26). Если Бог есть Любовь, то Он не может быть «воином» (Исх. 15, 3). Ошибочна и грешна заповедь «благословен Господь, твердыня моя, научающий руки мои битве и персты мои – брани» (Пс. 143, 1). Если Господь не присутствует в каждой из тварей Его, то человеческое самопоклонение себе – идолопоклонство. Высшие религии не просто отстаивают эти истины, они приводят их в действие. Появление их в миру было богоявлением и освобождением Человека. Оно освободило Человека от вечного рабства внутри собственного Я. Подчиняясь духовной власти высших религий, человек способен преодолеть политические барьеры местных государств и даже культурные барьеры, разделяющие разные цивилизации. Каким же образом церкви удалось наложить на верующих те же самые оковы, которые они только что сбросили?
Ответ на этот трудный вопрос, возможно, заключается в том, что способность высших религий воздействовать на души ограничена неспособностью человека обучаться иным, чем через страдание, путем. Мессианский труд любви всегда приходит на смену труду завоевателя. Совершая дьявольскую работу во имя эфемерного расширения отечества и тривиального удовлетворения мелких личных амбиций, завоеватель совершает божественную работу, сам того не желая и не ведая. Лишая покоренные местные государства политической свободы, он тем самым бессознательно приносит им свободу души, которая во дни суверенной независимости его собственной страны была сокрушена огнем и мечом духовного рабства религии коллективного поклонения. Когда завоеватель уничтожает местное государство, он расширяет масштаб социальной жизни до пределов империи. Структура социальной жизни преобразуется расщеплением примитивного социального атома и одновременным созданием новых форм в темном опыте социальной алхимии, в результате чего происходит мгновенное отделение церкви от государства, открывающее возможность обрести Господа и тем самым обрести счастье.
Когда местное государство ликвидируется силой оружия завоевателя, его граждане становятся подданными империи, которую строит завоеватель. Но они не превращаются автоматически в поклонников имперских богов. Предрассудок ли, политические ли соображения или тонкое сочетание того и другого обычно отпугивают победителя от дальнейшего сближения со своими новообретенными подданными. Вследствие этого подданные нового экуменического режима чувствуют себя свободными выбирать любую религию. И если некоторые из них добровольно отказываются от поклонения традиционным местным божествам, то это редко случается без вмешательства специального «духовного пастыря».
В тех случаях, когда – в масштабе меньшем, чем мировой, причем через варварские методы завоевания, – граждане множества местных государств – отпрысков целого ряда различных цивилизаций приведены в политическое единство, религиозные процессы развиваются в таком ключе, что религия переходит из категории социального наследия в предмет свободного личного выбора. На языке естественной истории эта перемена в социальном окружении дала религии возможность свершить духовную мутацию.
Почему христианство, которое решительно отвергло иудаизм, провозгласив, что Бог – это Любовь, вновь приняло концепцию «страшного Бога Яхве»? Эта частичная духовная регрессия, нанесшая христианству немалый урон, была той неизбежной платой, которую христианство должно было заплатить за победу в смертельной схватке с культом Цезаря. Религиозная война велась бескомпромиссно, потому что коллективное поклонение человечества человеку представляет собой высшую форму идолопоклонства и противопоставить ей можно лишь поклонение Истинному Богу. Соглашение между противоборствующими сторонами было невозможным, потому что поклонение Цезарю считалось благородным и благодатным делом. Великой римскохристианской войны нельзя было избежать, и, однажды начавшись, она должна была привести к столь же неизбежному финалу. В этом трагическом конфликте христианам было бессмысленно писать на своих военных знаменах «Бог есть Любовь». По мере наступления на власть Цезаря любовь становилась все более воинственной. Да и восстановление мира после победы церкви не устранило этой воинственности, наоборот, оно лишь подтвердило удивительную связь между Христом и Яхве; ибо в час победы непримиримость христианских мучеников превратилась в нетерпимость. Восторжествовала роковая практика применения физической силы как простейшего способа решения религиозных разногласий.
Ранняя глава в истории христианства была зловещим провозвестником духовных перспектив западного общества XX в., ибо поклонение Левиафану, которому ранняя христианская церковь нанесла решительное поражение, охватило в конце концов как восточное православие, так и западное христианство. В православно-христианском мире призрак Римской империи успешно процветал до VIII в. н.э.; затем, пережив катастрофу, постигшую православное христианство в Х в., он вновь напомнил о себе установлением христианства в России. В западном мире за падением австразийской машины Карла Великого, в чем-то сопоставимой с достижением Льва Исаврийца, в конце концов последовало появление тоталитарного типа государства, сочетающего в себе западный гений организации и механизации с дьявольской способностью порабощения душ, способностью, которой могли позавидовать тираны всех времен и народов.
Ценность различий
Невозможно единообразное понимание единого и истинного Бога, ибо человеческая природа отмечена плодотворным многообразием, представляющим собой отличительную черту божественных трудов. Каждая человеческая душа воспринимает Его через свою призму, и, если дано ей узреть Божественный Лик, она убедится, что у Него «нет изменения и ни тени перемены» (Иаков 1, 17). Однако мы должны поверить, что божественная природа как таковая никогда не открывалась человеческому взору, его слабому духу. «Свет истинный, который просвещает всякого человека, приходящего в мир» (Иоанн 1, 9), воспринимается каждой тварью земной в соответствии с теми способностями, которыми наделил ее Творец. Чтобы помочь человеку узреть божественный свет, существует Религия, но и она не в состоянии достигнуть этой цели, если в ней не находит правильного отражения многообразие человеческой природы. Если каждая из высших религий не отвечает глубинным нуждам человеческого опыта, действительно трудно понять, почему каждая из них сумела исторически объединить столь большие массы человечества. «Всякое даяние доброе и всякий дар совершенный нисходит свыше, от Отца светов» (Иаков 1, 17); и если бы последователи живых высших религий признали общее происхождение всех этих божественных даров, они могли бы обрести животворящее освобождение, отказаться от борьбы между собой, от попыток вмешиваться в дела друг друга, с тем чтобы двигаться вместе к единой цели.
Общая судьба и предназначение человечества, если оно действительно исходило от Бога, сводится к тому, что люди должны пройти средь мира, взаимно помогая друг другу (Марк, 16, 15). В момент примирения через просвещенную добрую волю «волк будет жить с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их» (Ис. 11, 6).
Тогда высшие религии перестали бы играть роль камня преткновения, но стали бы закономерным дополнением к тому многообразию, которое существует в природе человеческой психологии. Это совершенно необходимо, если справедлива догадка христианства, что Бог есть Любовь. Ведь любовь стремится каждого привести к Богу (Иоанн 12, 32), а Он стремится, приблизив все человеческие души к Себе, тем самым приблизить их в великой тайне. И будут тогда объединены в едином порыве все человеческие усилия, и будет избран тот духовный путь, который приведет человечество к заветной цели. «Дары различны, но Дух один и тот же; и служения различны, а Господь один и тот же; и действия различны, а Бог один и тот же, производящий все во всех. Но каждому дается проявление Духа на пользу» (1 Кор. 12, 4-7).
Роль цивилизаций
Если бы движение религиозной колесницы было непрерывным и однонаправленным, то циклическое и возрождающееся движение взлетов и падений цивилизаций не только не вступало бы с ним в конфликт, но и оказалось подчиненным ему. Служа этой цели, цивилизации совершали революции на земле, чтобы повторять повороты «горестного колеса» смерти-рождения-смерти.
В этой перспективе цивилизации первого и второго поколений оправдывали свое существование, однако цивилизации третьего поколения оказались бледными подобиями их. Если историческая функция того вида обществ, которые именуются цивилизациями, заключалась в том, чтобы, достигнув собственной зрелости, родить высшие религии, то западная постхристианская светская цивилизация в лучшем случае представляет собой ненужное повторение дохристианской эллинской цивилизации, а в худшем – это печальный уход с пути духовного прогресса. Очевидным историческим оправданием ее существования могла бы стать возможность ее служения в будущем христианству и трем другим высшим религиям в качестве объединяющего начала, с тем чтобы способствовать сближению их высших ценностей и веры, предохраняя тем самым самое себя от новой вспышки идолопоклонства в наиболее порочной форме поклонения человека самому себе. Между тем в секуляризованном западном мире XX в. симптомы духовного отставания очевидны. Возрождение поклонения Левиафану стало религией, и каждый житель Запада внес в этот процесс свою лепту. Современный западный ренессанс племенной религии эллинистического мира представляет собой чистое идолопоклонство.
В соответствии с гипотезой, согласно которой высшие религии рождаются и умирают, чтобы служить взлетам и падениям цивилизаций, мы должны ожидать, что цивилизации третьего поколения, подобно своим предшественницам, будут использовать существующие высшие религии в качестве куколки для создания новой цивилизации.
Кандидаты для выполнения этой работы фактически находятся в форме рудиментов вторичных высших религий, созданных внутренним пролетариатом живых незападных цивилизаций, втянутых не так давно в процесс всемирной экспансии западной цивилизации. Однако нет достаточных оснований полагать, что история повторит эту старую роль. Если справедливо утверждение, что Религия – истинная цель Человека и что цивилизации управляют духовным прогрессом человечества, цивилизация, безусловно, может вновь пережить надлом, но совсем необязательно, что неизбежным следствием этого станет замещение одной высшей религии другой. Контраргументом против подобного суждения является предположение, что, если бы западная цивилизация надломилась, включив в себя все прочие цивилизации, высшие религии не только не исчезли бы, но, напротив, обрели бы новую жизнь и стимул к развитию как результат нового опыта секулярной катастрофы. Духовное прозрение, обретенное через страдание, могло бы привести их к признанию друг друга и созданию внутреннего единства при сохранении многообразия. Что касается остатков вторичных высших религий, существующих на экуменическом ландшафте нашего века, то они были бы отброшены назад в русло общей религиозной жизни, где они могли бы свершить свой творческий вклад в поток этой единой духовной реки, если бы не устремились в сторону, в пустыню и не затерялись там в песках. Однако нет оснований ожидать, что вторичные высшие религии заменят существующие живые религии – христианство, ислам, буддизм и индуизм, – поскольку именно эти четыре религии сами вытеснили язычество примитивного человечества.
Деятели церкви, одни – предавшие заветы церкви, другие – свято следовавшие им, далеко отступили от канонических идеалов писания. Христианская церковь, например, открыла себя для обвинений в том, что она присвоила священство и фарисейство иудеев, политеизм и идолопоклонство греков, ростовщичество римлян. Можно, пожалуй, сказать, что в результате получилось нечто прямо противоположное тому первоначальному облику церкви, которая рассматривала Бога как «дух истины» (Иоанн 4, 24), где социальный раскол между классами и государствами уравновешивался единением сердец в царстве Любви («где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол. 3, 11). Махаяна и индуизм, как это представляется автору настоящих строк, уязвимы для критики в не меньшей степени. А об исламе можно с большим сожалением сказать, что уже сам его Основатель предал собственные идеалы, став правителем агрессивного государства.
Каким же образом душа, стремящаяся к Богу, может отделить сущность Религии от ее конкретно-исторических проявлений? Несомненно, вердикт вынесет Время, ибо сроки пребывания человеческого рода на земле (если техническое овладение физической природой не столь катастрофично, чтобы привести человека к самоуничтожению) невообразимо долги, и грядущие эпохи наверняка очистят живительные струи от всего наносного, как очищаются воды Нила на пути от озера Тана [612]до Средиземного моря. Время покажет. Но в жизни Духа ничто не происходит автоматически и безлично, и, если бы столь желанное очищение действительно в конце концов свершилось, оно стало бы достижением индивидуальных душ. В любой момент ее земного скитальчества душе может быть брошен вызов со стороны Бога, «потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и не многие находят их» (Матф. 7, 14).
Цивилизация как регресс
Мы попытались посмотреть на Историю, отказавшись от общепринятой нынче на Западе привычки анализировать исторический процесс на материале истории цивилизаций. Мы обратились к истории церквей, и эта переориентация привела к мысли о том, что цивилизации второго поколения со всеми их надломами и последующими распадами, создавшие предпосылки для возникновения живых высших религий, – это не поражения, но победы – в той мере, в какой они помогли родиться вселенским церквам. По этой аналогии цивилизации третьего поколения представляют собой регрессивное явление относительно высших религий, поднявшихся из руин цивилизаций предыдущего поколения, ибо мирское падение мертвых цивилизаций должно судить по высотам их духовных достижений, а мирское падение ныне живых цивилизаций должно судить с точки зрения тех условий, которые они сумели создать для жизни Души. А с этой точки зрения их вряд ли можно будет оценить достаточно высоко.
Если для проверки справедливости данного тезиса мы сравним современную западную цивилизацию со средневековым западным христианским миром, то нам, несомненно, бросится в глаза существенное изменение значений употребляемых слов и стоящих за ними действий. Обратив внимание на такие изменения в особом случае перехода от средневековой западнохристианской экономики к секулярной западной цивилизации, проследим затем, насколько это возможно, судьбу тех же самых слов и действий, чтобы иметь представление о степенях перехода от языческого эллинизма к христианству и от последнего – к современности.
В секуляризованном западном мире слово «клирик», первоначально определявшее лицо, принадлежащее к особой группе верующих, целиком посвятивших себя церковной службе, превратилось в «клерк». В современной Англии клерк – это мелкий государственный служащий, а в Америке – продавец магазина.
Христианская Евхаристия (Communio Sanctorum) – акт, в котором единство между всеми членами общины достигается через посредство коллективного и индивидуального общения с Христом, предполагает и символизирует равенство прав. Однако в Чехии XIV в. борьба за справедливость и равенство коснулась и этой стороны. Начался раздор между миром и клиром, причем страсти разгорелись именно из-за причастия, которое миряне хотели сделать исключительно своим достоянием, отобрав его у клириков, утверждавших, что чаша является символом их привилегий в отношениях с Богом [613]. В Голландии и Англии в начале Нового времени западной истории и в западном мире в целом после Французской революции борьба за справедливость, которая уже давно вышла к тому времени за пределы церковной ограды, развернулась теперь на политической арене, где буржуазия активно отстаивала свое право на политическую власть. В XX столетии промышленный рабочий класс западного общества, приобретший теперь в буквальном смысле мировое значение, требовал равенства в распределении экономических богатств, львиная доля которых в результате революций XVIII и XIX вв. принадлежала среднему классу. В XX столетии классовая война, первоначально преследующая экономические цели и направленная против буржуазии, получила название борьбы за «коммунизм», иными словами, это была борьба за «коммуну», объединяющую общину, справедливо распределяющую земные блага. Так Евхаристия обернулась коммунизмом.
Перемена ценностей, сопряженная с переменой смысла слов, была следствием извращения клира, равно как и мира, в условиях средневекового западного христианства. Тщетные домогательства власти привели к тому, что богослужение превратилось в эзотерическое заклинание на литургическом языке, который давно уже перестал быть родным живым языком существующих общин.
Колокольный звон, который христианин привык воспринимать как зов церкви, собирающий общину для молитвы, в Северной Америке стал ассоциироваться в XX в. просто с началом трудового дня. Ударами колокола предупреждали людей о приближающемся локомотиве, предохраняя от опасности их жизни, но никак не души. На звон колокольчика торопилась в отеле прислуга.
Греческое слово π ν ε υ μ α τ ι χ ο ζ («пневматический»), которое использовалось христианством для обозначения духовного, в настоящее время используется для обозначения физических явлений, связанных с давлением воздуха.
Пришедшее из латыни «обращение» (conversio) [614]также было перенесено из религиозной сферы в сферу практического употребления. Это древнее слово долго еще «отдавало колокольным звоном» в современных западных умах, но в последнее время оно уже ничего общего не имеет с обращением душ, причем для промышленника оно означает одно, для финансиста – другое, а для полицейского – третье.
В ранних частях настоящего исследования мы вкратце коснулись братоубийственной войны, которая велась бескомпромиссно и безжалостно, разрушая средневековую западную социальную систему. Победа эта в конце концов была пирровой, ибо побежденным оказался победитель, а поверженный в схватке доказал, что он обладает головой Гидры.
Деспотизм североитальянских городов-государств, которые являли собой копии недоразвитого экуменического цезаро-папизма Фридриха, в свою очередь воспроизводился в национальном масштабе всего итализированного западного мира.
Внимательное изучение фундаментальных политических и экономических институтов современного западного общества показывает, что все они выросли из папской организации средневековой христианской экономики, подобно тому как алтари и колоннады опирались на древние камни афинского Акрополя. Все это убедительнейшим образом свидетельствует, что западная цивилизация имеет христианское происхождение и вполне заслуживает название христианской.
Если в определенном смысле секулярная цивилизация современного западного мира представляет собой эманацию духа империи Фридриха II Гогенштауфена, то что же являлось источником той демонической силы, благодаря которой неудачливый строитель империи, потерпевший поражение при жизни, одержал столь выдающуюся посмертную победу? Загадка будет разгадана, если мы вспомним о причине, побудившей императора Фридриха II увлечься архиамбициозными династическими целями, в чем он намного превзошел Фридриха I. Целью династии Гогенштауфенов было возрождение духа Римской империи в западном христианстве, подобно тому как она была возрождена в православном христианстве гением Льва Исаврийца.
Чудовищное рождение современной западной секулярной цивилизации из утробы средневекового западного христианского мира стало возможным благодаря ошибкам и грехам средневековой западной церкви, практически воплотившись через ренессанс эллинского института «абсолютного» государства, в котором религия стала одним из ведомств политики. В западном христианстве ренессанс эллинистического политического абсолютизма был достигнут не без посторонней помощи. Собственно западная попытка Карла Великого возродить Римскую империю потерпела неудачу, тогда как смелая попытка Фридриха II Гогенштауфена повторить инициативу Карла Великого явилась посмертной победой.
Когда цивилизация третьего поколения пробивает себе путь сквозь толщу церковной системы, является ли ренессанс родственной цивилизации второго поколения именно тем обязательным и неизбежным средством, с помощью которого осуществляется это несчастное предприятие?
Для целей нашего настоящего исследования достаточно сказать. что цивилизация третьего поколения, в чьей истории успешно возрождается предшественница второго поколения, достигнув расцвета, без колебаний сбрасывает все те церковные помехи, которые вместе с церковью были рождены ее предшественницей.
Возрождение мертвой цивилизации порождает «регресс» живой высшей религии, и, чем дальше заходит этот процесс, тем интенсивнее происходит скольжение назад. Однако можно предположить, что даже если это инверсивное изменение представляет собой «закон» истории, то в нем проще увидеть катастрофу, чем позитивный процесс. Наше суждение действительно может показаться парадоксальным для дальневосточного конфуцианца или для западного рационалистически настроенного инженера, которые в глубине души верят, что «человек делает сам себя» и что в осознанном поведении человека по отношению ко всему человечеству возвышение и падение высших религий представляют собой досадную интерлюдию.
