Б) типы и формы государства

...Форма государства так же неизбежно вытекает из формы хозяйства и из ее соответствующего использования, как ребенок рождается от совокупления мужчины и женщины.

Энгельс Ф. Письмо Ф. Мерингу, 28 сентября 1S92 г.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. S8, с. t!2

Непосредственное отношение собственников условий производства к непосредственным производителям — отношение, всякая данная форма которого каждый раз естественно соответствует определенной ступени развития способа труда, а потому и общественной производительной силе последнего,— вот в чем мы всегда раскрываем самую глубокую тайну, скрытую основу всего общественного строяj а следовательно, и политической формы отно-

шений суверенитета и зависимости, короче, всякой данной специфической формы государства. Это не препятствует тому, что один и тот же экономический базис — один и тот же со стороны основных условий — благодаря бесконечно разнообразным эмпирическим обстоятельствам, естественным условиям, расовым отношениям, действующим извне историческим влияниям и т. д.— может обнаруживать в своем проявлении бесконечные вариации и градации, которые возможно понять лишь при помощи анализа этих эмпирически данных обстоятельств.

Маркс К. Напитал, т III.— Маркс К., Энгельс Ф, Соч., т. го, ч. II, с. 3S4

Централизованная государственная власть с ее вездесущими органами: постоянной армией, полицией, бюрократией, духовенством и судейским сословием,— органами, построенными по принципу систематического и иерархического разделения труда,— существует со времен абсолютной монархии, когда она служила сильным оружием нарождавшемуся буржуазному обществу в его борьбе за освобождение от феодализма. Французская революция XVIII века вымела вон хлам сеньоральных, местных, городских и провинциальных привилегий, очистив таким образом общественную почву от последних средневековых помех для этой государственной надстройки. Она приобрела свою окончательную форму во время Первой империи, которая сама была создана коалиционными войнами старой, полуфеодальной Европы против новой Франции. При последующих парламентских режимах обладание правительственной властью не только стало яблоком раздора между конкурирующими фракциями господствующих классов, которых непреодолимо влекли к ней предоставляемые ею доходы и влиятельные и выгодные должности,— вместе с экономическими изменениями в обществе изменялся и ее политический характер По мере того как прогресс промышленности развивал, расширял и углублял классовую противоположность между капиталом и трудом, правительственная власть принимала все более и более характер национальной власти капитала над трудом, политической силы, организованной для того, чтобы с помощью насилия обеспечивать социальное порабощение, характер простой машины классового господства. Вслед за каждой народной революцией, означающей новый шаг вперед в ходе (развитии) борьбы классов (классовой борьбы), угнетательский характер государственной власти выступает наружу все более беспощадно, все более обнаженно. Июльская революция, передав управление государственной машиной из рук земельного собственника в руки капиталиста, передала его тем самым из рук более отдаленного врага рабочих в руки непосредственного их врага. Поэтому государственная власть

занимает по отношению к рабочему классу более ясно выраженную позицию враждебности и подавления. Февральская революция поднимает знамя «социальной республики» и таким образом с самого начала доказывает, что уже разоблачен истинный смысл государственной власти, что отвергнуто ее притязание на роль вооруженной силы, якобы охраняющей общественное благоденствие, на то, что она будто бы является воплощением общих интересов общества, стоит выше враждующих частных интересов, которым отводятся их соответственные сферы,— эта революция доказывает, что тайна государственной власти как орудия классового деспотизма раскрыта, что рабочие добиваются республики уже не как политической разновидности старой системы классового господства, а как революционного средства для уничтожения самого классового господства. Видя, чем им угрожает «социальная республика», господствующий класс инстинктивно чувствует, что анонимное царство парламентарной республики может быть превращено в акционерную компанию его враждующих фракций, между тем как монархии прошлого уже самим своим названием свидетельствуют о победе одной фракции и о поражении другой, о преобладании интересов одной части господствующего класса над интересами другой, земельной собственности над капиталом — или капитала над земельной собственностью. В противоположность рабочему классу господствующий до настоящего времени класс, в каких бы специфических формах он ни присваивал себе труд масс, имеет один и тот же экономический интерес: сохранить порабощение труда и пожинать его плоды либо непосредственно в качестве земельного собственника и капиталиста, либо косвенным путем в качестве государственных паразитов земельного собственника и капиталиста; поддерживать насильственными методами такой «порядок», при котором производящая масса, «подлая чернь», служит только источником богатства и господства для «высших классов». Поэтому легитимисты, орлеанисты, буржуазные республиканцы и бонапартистские авантюристы, жаждущие оправдать свое звание защитников собственности прежде всего расхищением ее, сплачиваются воедино и входят в «партию порядка», явившуюся практическим итогом революции, совершенной пролетариатом, который восторженно провозглашал лозунг «социальной республики». Парламентарная республика партии порядка это не только царство террора господствующего класса: государственная власть становится в ее руках открыто признанным орудием гражданской войны капиталиста и земельного собственника, не говоря уже об их государственных паразитах, против революционных стремлений производителя.

При монархических режимах меры подавления стоящего в данный момент у власти правительства и провозглашаемые им

принципы разоблачаются перед народом теми фракциями господствующего класса, которые не находятся у власти; оппозиция в среде господствующего класса стремится заинтересовать народ в своих партийных распрях тем, что апеллирует к его собственным интересам, принимает позу народных трибунов, отстаивая народные свободы. Но в анонимном царстве республики, где слиты воедино способы подавления, применявшиеся при всех отошедших в прошлое режимах (которая берет орудия подавления из арсеналов всех отошедших в прошлое режимов) и где эти способы применяются беспощадно, различные фракции господствующего класса справляют настоящую оргию ренегатства. Они с циничной наглостью отрекаются от сделанных ими в прошлом заявлений, попирают свои «так называемые» принципы, проклинают революции, которые они во имя этих принципов сами провоцировали, проклинают само имя республики, хотя лишь ее анонимное царство дает достаточный простор, чтобы включить их в общий крестовый поход против народа.

Маркс К. Второй набросок «Гражданской войны

во Франции».— Маркс К., Энгельс Ф. Соч.,

т. 17, с. 612—«15

...Пролетариату для овладения политической властью также нужны демократические формы, но они для него, как и все политические формы, только средство. Если же кто-либо теперь стремится к демократии как к цели, то он должен опираться на крестьян и мелких буржуа, то есть на классы, которые обречены на гибель и, поскольку они хотят искусственно сохранить себя, являются реакционными по отношению к пролетариату. Далее, не следует забывать, что последовательной формой господства буржуазии является именно демократическая республика, которая, правда, сделалась слишком опасной вследствие уже достигнутой пролетариатом ступени развития, но, как показывает пример Франции и Америки, она все еще возможна как прямое господство буржуазии. «Принцип» либерализма, как «определенный, исторически сложившийся», является, таким образом, в сущности лишь непоследовательностью; либеральная конституционная монархия является адекватной формой господства буржуазии: 1) вначале, когда буржуазия еще не вполне справилась с абсолютной монархией, и 2) в конце, когда пролетариат делает демократическую республику слишком уж опасной. И все же демократическая республика всегда останется последней формой господства буржуазии — той формой, в которой ему приходит конец.

Энгельс Ф. Письмо 9. Бериштейну, 24 марта JSS4 г.— Марке К., Энгельс Ф. Соч., т. 36, с. 112—113

Высшая форма государства, демократическая республика, становящаяся в наших современных общественных условиях все более и более неизбежной необходимостью и представляющая собой форму государства, в которой только и может быть доведена до конца последняя решительная борьба между пролетариатом и буржуазией,— эта демократическая республика официально ничего не знает о различиях по богатству. При ней богатство пользуется своей властью косвенно, но зато тем вернее: с одной стороны, в форме прямого подкупа чиновников — классическим образцом является Америка,— с другой стороны, в форме союза между правительством и биржей, который осуществляется тем легче, чем больше возрастают государственные долги и чем больше акционерные общества сосредоточивают в своих руках не только транспорт, но и самое производство и делают своим средоточием ту же биржу. Ярким примером этого, кроме Америки, служит новейшая Французская республика, и даже добропорядочная Швейцария внесла свою лепту на этом поприще. Но что для этого братского союза правительства и биржи совсем не требуется демократической республики, доказывает, кроме Англии, новая Германская империя, где нельзя сказать, кого выше вознесло всеобщее избирательное право: Бисмарка или Блейхрёдера. Наконец, имущий класс господствует непосредственно при помощи всеобщего избирательного права. До тех пор пока угнетенный класс — в данном случае, следовательно, пролетариат — еще не созрел для освобождения самого себя, он будет в большинстве своем признавать существующий общественный порядок единственно возможным и политически будет идти в хвосте класса капиталистов, составлять его крайнее левое крыло. Но, по мере того как он созревает для своего самоосвобождения, он конституируется в собственную партию, избирает своих собственных представителей, а не представителей капиталистов. Всеобщее избирательное право — показатель зрелости рабочего класса. Дать больше оно не может и никогда не даст в теперешнем государстве; но и этого достаточно. В тот день, когда термометр всеобщего избирательного права будет показывать точку кипения у рабочих, они, как и капиталисты, будут знать, что делать.

Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 17«—173

Да, но ведь у вас во Франции республика, скажут нам экс-радикалы,— у нас другое дело; мы можем использовать правительство для социалистических мероприятий!

Республика по отношению к пролетариату отличается от монархии только тем, что она является готовой политической формой

для будущего господства пролетариата. Ваше преимущество перед нами состоит в том, что вы ее уже имеете; нам же придется потратить двадцать четыре часа, чтобы ее создать. Но республика, как всякая другая форма правления, определяется своим содержанием; пока она является формой господства буржуазии, она так же враждебна нам, как любая монархия (если отвлечься от форм проявления этой враждебности). Таким образом, принимать ее за форму по существу социалистическую или доверять ей, пока она во власти буржуазии, социалистические задачи — это ничем не обоснованная иллюзия. Мы сможем вырвать у нее уступки, но никогда не возложим 'на нее осуществление наших собственных задач; разве только если бы мы могли контролировать ее меньшинством, настолько сильным, что оно в любой день могло бы превратиться в большинство.

Энгельс Ф. Письмо П. Лафаргу, в марта 189t г.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 39, с. 1S4

...Первым шагом в рабочей революции является превращение пролетариата в господствующий класс, завоевание демократии.

Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии.— Соч., т. 4, с. 44в

Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата.

Маркс К. Критика Готской программы.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 27

Формы государства были чрезвычайно разнообразны. Во времена рабовладельческие в странах наиболее передовых, культурных и цивилизованных по-тогдашнему, например, в древней Греции и Риме, которые целиком покоились на рабстве, мы имеем уже разнообразные формы государства. Тогда уже возникает различие между монархией и республикой, между аристократией и демократией. Монархия — как власть одного, республика — как отсутствие какой-либо невыборной власти; аристократия — как власть небольшого сравнительно меньшинства, демократия — как власть народа (демократия буквально в переводе с греческого и значит: власть народа). Все эти различия возникли в эпоху рабства. Несмотря на эти различия, государство времен рабовладельческой эпохи было государством рабовладельческим₁ все равно —

была ли это монархия или республика аристократическая или демократическая.

Во всяком курсе истории древних времен, выслушав лекцию об этом предмете, вы услышите о борьбе, которая была между монархическим и республиканским государствами, но основным было то, что рабы не считались людьми; не только не считались гражданами, но и людьми. Римский закон рассматривал их как вещь. Закон об убийстве, не говоря уже о других законах охраны человеческой личности, не относился к рабам. Он защищал только рабовладельцев, как единственно признававшихся полноправными гражданами. Но учреждалась ли монархия — это была монархия рабовладельческая, или республика — это была республика рабовладельческая. В них всеми правами пользовались рабовладельцы, а рабы были вещью по закону, и над ними возможно было не только какое угодно насилие, но и убийство раба не считалось преступлением. Рабовладельческие республики различались по своей внутренней организации: были республики аристократические и демократические. В аристократической республике небольшое число привилегированных принимало участие в выборах, в демократической — участвовали все, но опять-таки все рабовладельцы, все, кроме рабов. Это основное обстоятельство надо иметь в виду, потому что оно больше всего проливает свет на вопрос о государстве и ясно показывает сущность государства.

Государство есть машина для угнетения одного класса другим, машина, чтобы держать в повиновении одному классу прочие подчиненные классы. Форма этой машины бывает различна. В рабовладельческом государстве мы имеем монархию, аристократическую республику или даже демократическую республику. В действительности формы правления бывали чрезвычайно разнообразны, но суть дела оставалась одна и та же: рабы не имели никаких прав и оставались угнетенным классом, они не признавались за людей. То же самое мы видим и в крепостном государстве.

Перемена формы эксплуатации превращала рабовладельческое государство в крепостническое. Это имело громадное значение. В рабовладельческом обществе — полное бесправие раба, он не признавался за человека; в крепостническом — привязанность крестьянина к земле. Основной признак крепостного права тот, что крестьянство (а тогда крестьяне представляли большинство, городское население было крайне слабо развито) считалось прикрепленным к земле,— отсюда произошло и самое понятие — крепостное право. Крестьянин мог работать определенное число дней на себя на том участке, который давал ему помещик; другую часть дней крепостной крестьянин работал на барина. Сущность

классового общества оставалась: общество держалось на классовой эксплуатации. Полноправными могли быть только помещики, крестьяне считались бесправными. Их положение на практике очень слабо отличалось от положения рабов в рабовладельческом государстве. Но все же к их освобождению, к освобождению крестьян, открывалась дорога более широкая, так как крепостной крестьянин не считался прямой собственностью помещика. Он мог проводить часть времени на своем участке, мог, так сказать, до известной степени принадлежать себе...

Для удержания своего господства, для сохранения своей власти помещик должен был иметь аппарат, который бы объединил в подчинении ему громадное количество людей, подчинил их известным законам, правилам,— и все эти законы сводились в основном к одному — удержать власть помещика над крепостным крестьянином. Это и было крепостническое государство, которое в России, например, или в совершенно отсталых азиатских странах, где до сих пор крепостничество господствует — по форме оно отличалось — было или республиканское, или монархическое. Когда государство было монархическое — признавалась власть одного; когда оно было республиканское — признавалось более или менее участие выборных от помещичьего общества,— это в обществе крепостническом. Крепостническое общество представляло такое деление классов, когда громадное большинство — крепостное крестьянство — находилось в полной зависимости от ничтожного меньшинства — помещиков, которые владели землей.

Развитие торговли, развитие товарообмена привело к выделению нового класса — капиталистов. Капитал возник в конце средних веков, когда мировая торговля после открытия Америки достигла громадного развития, когда увеличилось количество драгоценных металлов, когда серебро и золото стали орудием обмена, когда денежный оборот дал возможность держать громадные богатства в одних руках. Серебро и золото признавались как богатство во всем мире. Падали экономические силы помещичьего класса, и развивалась сила нового класса — представителей капитала. Перестройка общества происходила таким образом, чтобы все граждане стали как бы равными, чтобы отпало прежнее деление на рабовладельцев и рабов, чтобы все считались равными перед законом, независимо от того, кто каким капиталом владеет — землей ли на правах частной собственности, или это голяк, у которого одни рабочие руки,— все равны перед законом. Закон одинаково охраняет всех, охраняет собственность, у кого она есть, от покушений против собственности со стороны той массы, которая, не имея собственности, не имея ничего, кроме своих рук, постепенно нищает, разоряется и превращается в пролетариев. Таково капиталистическое общество.

Я не могу на этом останавливаться подробно. К этому вопросу вы еще вернетесь, когда будете беседовать о программе партии,— там вы услышите характеристику капиталистического общества. Это общество выступило против крепостничества, против старого крепостного права с лозунгом свободы. Но это была свобода для того, кто владеет собственностью. И когда крепостное право было разрушено, что произошло к концу XVIII — началу XIX века — в России это произошло позднее других стран, в 1861 г.,— тогда на смену крепостническому государству пришло государство капиталистическое, которое объявляет своим лозунгом свободу всенародную, говорит, что оно выражает волю всего народа, отрицает, что оно классовое государство, и тут между социалистами, которые борются за свободу всего народа, и капиталистическим государством развивается борьба, которая привела сейчас к созданию Советской социалистической республики и которая охватывает весь мир.

Ленин В. И. О государстве.— Поли. собр. соч, т. 39, с. Г4—79

...Диктатура предполагает и означает «состояние» неприятного для ренегатов революционного насилия одного класса над другим, этого «шила в мешке не утаишь». Вздорность различения «состояния» и «формы правления» всплывает наружу. О форме правления говорить здесь втройне глупо, ибо всякий мальчик знает, что монархия и республика разные формы правления. Господину Каутскому нужно доказывать, что обе эти формы правления, как и все переходные «формы правления» при капитализме, суть лишь разновидности буржуазного государства, т. е. диктатуры буржуазии.

Ленин Б И. Пролетарская революция и ренегат Каутский — Поли собр соч, т. 31, с. 246

Форма господства государства может быть различна: капитал одним образом проявляет свою силу там, где есть одна форма, и другим — где другая, но по существу власть остается в руках капитала: есть ли цензовое право или другое, есть ли республика демократическая, и даже чем она демократичнее, тем грубее, циничнее это господство капитализма. Одна из самых демократических республик в мире — Северо-Американские Соединенные Штаты — и нигде так, как в этой стране (кто там побывал после 1905 г., тот наверно имеет об этом представление), нигде власть капитала, власть кучки миллиардеров над всем обществом не проявляется так грубо, с таким открытым подкупом, как в Америке. Капитал, раз он существует, господствует над всем обществом,

и никакая демократическая республика, никакое избирательное право сущности дела не меняют.

Демократическая республика и всеобщее избирательное право по сравнению с крепостническим строем были громадным прогрессом: они дали возможность пролетариату достигнуть того объединения, того сплочения, которое он имеет, образовать те стройные, дисциплинированные ряды, которые ведут систематическую борьбу с капиталом. Ничего подобного даже приблизительно не было у крепостного крестьянина, не говоря уже о рабах. Рабы, как мы знаем, восставали, устраивали бунты, открывали гражданские войны, но никогда не могли создать сознательного большинства, руководящих борьбой партий, не могли ясно понять, к какой цели идут, и даже в наиболее революционные моменты истории всегда оказывались пешками в руках господствующих классов. Буржуазная республика, парламент, всеобщее избирательное право — все это с точки зрения всемирного развития общества представляет громадный прогресс. Человечество шло к капитализму, и только капитализм, благодаря городской культуре, дал возможность угнетенному классу пролетариев осознать себя и создать то всемирное рабочее движение, те миллионы рабочих, организованных по всему миру в партии, те социалистические партии, которые сознательно руководят борьбой масс. Без парламентаризма, без выборности это развитие рабочего класса было бы невозможно. Вот почему все это в глазах самых широких масс людей получило такое большое значение. Вот почему перелом кажется таким трудным. Не только сознательные лицемеры, ученые и попы поддерживают и защищают эту буржуазную ложь, что государство свободно и призвано защищать интересы всех, но и массы людей, искренне повторяющих старые предрассудки и не могущих понять перехода от старого капиталистического общества к социализму. Не только люди, находящиеся в прямой зависимости от буржуазии, не только те, которые находятся под гнетом капитала, или которые подкуплены этим капиталом (на службе у капитала состоит масса всякого рода ученых, художников, попов и т. д.), но и люди, просто находящиеся под влиянием предрассудков буржуазной свободы, все это ополчилось против большевизма во всем мпре за то, что при своем основании Советская республика отбросила эту буржуазную ложь π открыто заявила: вы называете свое государство свободным, а на самом деле, пока есть частная собственность, ваше государство, хотя бы оно было демократической республикой, есть не что иное, как машина в руках капиталистов для подавления рабочих, и, чем свободнее государство, тем яснее это выражается. Пример этого — Швейцария в Европе, Север о-Американские Соединенные Штаты в Америке. Нигде капитал пе господствует так цинично и беспощадно, и нигде это не видно с такой ясностью, как

именно в этих странах, хотя это демократические республики, как бы ни были они изящно размалеваны, несмотря ни на какие слова о трудовой демократии, о равенстве всех граждан. На деле в Швейцарии и Америке господствует капитал, и всякие попытки рабочих добиться сколько-нибудь серьезного улучшения своего положения встречаются немедленной гражданской войной. В этих странах меньше солдат, постоянного войска,— в Швейцарии существует милиция, и каждый швейцарец имеет ружье у себя дома, в Америке до последнего времени не было постоянного войска,— и поэтому, когда случается стачка, буржуазия вооружается, нанимает солдат π подавляет стачку, и нигде это подавление рабочего движения не происходит с такой беспощадной свирепостью, как в Швейцарии и Америке, и нигде в парламенте не сказывается так сильно влияние капитала, как именно здесь. Сила капитала — все, биржа — все, а парламент, выборы — это марионетки, куклы... Но чем дальше, тем больше проясняются глаза рабочих, и тем шире распространяется идея Советской власти, особенно после той кровавой бойни, которую мы только что пережили. Все яснее становится для рабочего класса необходимость беспощадной борьбы с капиталистами.

Какими бы формами ни прикрывалась республика, пусть то будет самая демократическая республика, но если она буржуазная, если в ней осталась частная собственность на землю, на заводы и фабрики, и частный капитал держит в наемном рабстве все общество, т. е., если в ней не выполняется то, о чем заявляет программа нашей партии и Советская конституция, то это государство — машина, чтобы угнетать одних другими.

Ленин В. И. О государстве.— Полн. собр. соч., т. 09, с. SI—84

На самом деле и самодержавие, и конституционная монархия, и республика суть лишь разные формы классовой борьбы, причем диалектика истории такова, что, с одной стороны, каждая из этих форм проходит через различные этапы развития ее классового содержания, а с другой стороны, переход от одной формы к другой нисколько не устраняет (сам по себе) господства прежних эксплуататорских классов при иной оболочке. Например, русское самодержавие XVII века с боярской Думой и боярской аристократией не похоже на самодержавие XVIII века с его бюрократией, служилыми сословиями, с отдельными периодами «просвещенного абсолютизма» и от обоих резко отличается самодержавие XIX века, вынужденное «сверху» освобождать крестьян, разоряя их, открывая дорогу капитализму, вводя начало местных представительных учреждений буржуазии. К XX веку и эта последняя форма полуфеодального, полупатриархального самодержавия изжила себя.

Переход к представительным учреждениям национального масштаба стал необходимостью под влиянием роста капитализма, усиления буржуазии и т. д. Революционная борьба. 1905 года обострилась особенно из-за того, кто и как соберет первое всероссийское представительное учреждение. Декабрьское поражение решило этот вопрос в пользу старой монархии, а при таких условиях иной конституции, кроме черносотенно-октябристской, и быть не могло.

Ленин В, И. Кап социалисты-революционеры

подводят итоги революции и пик революция подвела

итоги социалистам-революционерам.—

Полн. собр. соч., т. 17, с. 346

...Если Энгельс говорит, что при демократической республике «ничуть не меньше», чем при монархии, государство остается «машиной для угнетения одного класса другим», то это вовсе не значит, чтобы форма угнетения была для пролетариата безразлична, как «учат» иные анархисты. Более широкая, более свободная, более открытая форма классовой борьбы и классового угнетения дает пролетариату гигантское облегчение в борьбе за уничтожение классов вообще.

Ленин В. И. Государство и революция.— Поли. собр. co'i., т. 33, с. SO

Экономически империализм (или «эпоха» финансового капитала, дело не в слове) есть высшая ступень развития капитализма, именно такая, когда производство стало настолько крупным и крупнейшим, что свободу конкуренции сменяет монополия. В этом экономическая сущность империализма. Монополия проявляется и в трестах, синдикатах π пр., ив всесилии гигантских банков, и в скупке источников сырья и пр., и в концентрации банкового капитала и т. д. В экономической монополии — все дело.

Политической надстройкой над новой экономикой, над монополистическим капитализмом (империализм есть монополистический капитализм) является поворот от демократии к политической реакции. Свободной конкуренции соответствует демократия. Монополии соответствует политическая реакция. «Финансовый капитал стремится к господству, а не к свободе»,— справедливо говорит Р. Гильфердинг в своем «Финансовом капитале».

Линии В. И. О карикатуре на марксизм

u об «империалистическом экономизме».—

Полн. собр. соч., т. 30, с. S3—94

Вообще политическая демократия есть лишь одна из возможных (хотя теоретически для «чистого» капитализма и нормальная) форм надстройки над капитализмом, И капитализм и империализм, как показывают факты, развивается при всяких политических формах, подчиняя себе все их.

Ленин В. И. Итоги дискуссии о самоопределении — Полн. собр. соч., т. 30, с. 23