24 сентября 1975 года подразделение шотландских стрелков «Гордон Хайландерз» (Gordon Highlanders) сыграло на барабанах и волынках прощальный марш, провожая корабль королевских ВМС Великобритании «Мермейд» (HMS Mermaid), покидавший военно‑морскую базу Сембаванг (Sembawang Naval Base). Это был небольшой фрегат водоизмещением 2,500 тонн, – все, что осталось от когда‑то базировавшейся здесь эскадры кораблей и авианосцев британских королевских ВМС. Вскоре после этого последние британские военнослужащие покинули Сингапур. Их уход символизировал собой конец 150‑летнего политического и экономического господства Великобритании в регионе.
Экономически в регионе уже преобладали Соединенные Штаты, Япония, Германия и страны Европейского Экономического Сообщества. Это означало, что нам нужно было строить отношения с этими государствами с нуля. Лично для меня это было трудной переменой. Я был связан с англичанами на протяжении всей своей жизни, хорошо знал британское общество и его лидеров. У меня вошло в привычку слушать новости Всемирной службы Би‑би‑си и читать британские газеты. У меня были друзья и знакомые и в лейбористской, и в консервативной партии. Мне было легко налаживать контакты с англичанами и находить с ними общий язык. После ухода Великобритании мне пришлось познакомиться с американскими лидерами, с иными стандартами и стилем американских средств массовой информации, попытаться понять американское общество, которое было и куда большим, и куда более разнообразным. С японцами, французами и немцами нам было еще тяжелее, ибо мы не говорили на их языке и не понимали их привычек.
Мы продолжали поддерживать старые связи с Великобританией, но одновременно развивали отношения с новыми важными центрами власти и богатства. Нам было грустно наблюдать за постепенным вытеснением экономики Великобритании Японией, Германией и Францией. Раз за разом экономический подъем в Великобритании замедлялся действиями профсоюзов, которые были вызваны не только экономической несправедливостью, но и классовым антагонизмом в обществе. Я считал, что большим препятствием для адаптации Великобритании к новым пост имперским условиям было существование в британском обществе классовых предрассудков, от которых Великобритания избавлялась очень медленно. После распада империи Великобритания нуждалась в переходе к обществу, основанному на меритократии. На деле, в стране существовал правящий класс, стремившийся продемонстрировать свое отличие от рабочего класса особым произношением, социальными манерами и привычками, членством в клубах, обществах выпускников престижных школ и университетов. В 1991 году председатель правления корпорации «Сони» (Sony) Акио Морита (Akio Morita) сказал мне, что его компания столкнулась с трудностями на своих фабриках в Великобритании, пытаясь заставить британских инженеров вникать в то, что происходило на конвейере. Японские инженеры начинали свою карьеру с самых низов, так что у них устанавливались приятельские отношения с подчиненными, которых они хорошо понимали. Британские инженеры, по его словам, предпочитали сидеть в кабинетах. Зная об этих недостатках, Маргарет Тэтчер на посту премьер – министра боролась с классовыми предрассудками и поощряла меритократию. Ее преемник Джон Мейджор (John Major) говорил о «бесклассовой» Великобритании. Программа «новых лейбористов» (New Labour), осуществляемая премьер – министром Тони Блэром (Tony Blair), также нацелена на то, чтобы избавить Великобританию от классовых предрассудков.
К еще худшим последствиям вела политика в области социального обеспечения (welfarism), которую лейбористы впервые стали проводить в 40‑ых годах, и которую, в рамках двухпартийного консенсуса, поддерживали консерваторы. Эта политика снижала стимулы людей к труду и ложилась тяжелым бременем на экономику. Большинство лидеров двух основных партий, а также руководство либеральной партии (Liberal Party), знали о разрушительных последствиях этой социальной политики. Но до тех пор, пока премьер – министром не стала Маргарет Тэтчер, решением этой проблемы никто не занимался.
По мере ослабления влияния Великобритании на мировой арене международный кругозор молодых парламентариев и министров сужался. Некоторые мои старые друзья, британские военноначальники, которые воевали в годы Второй мировой войны, а потом служили в Сингапуре, защищая нас во время «конфронтации» с Индонезией в период правления президента Сукарно, сравнивали старое поколение британских лидеров с дубами, обладавшими глубокими корнями и широкой кроной. Представителей молодого поколения лидеров они называли «бонсайскими дубами» (bonsai oak), которые по виду были явно дубовыми деревьями, но уж очень миниатюрными, потому что их корневая система была намного слабее.
Великобритания с трудом приспосабливалась к новой ситуации. Именно партии консерваторов, под руководством Маргарет Тэтчер, за которой последовал Джон Мейджор, удалось преодолеть эти негативные тенденции. Британские предприниматели стали более уверенными в себе и возглавили процесс восстановления влияния Великобритании в Юго‑Восточной Азии, в том числе и в Сингапуре. Лейбористская партия вернулась к власти в 1997 году, провозгласив свою приверженность принципам свободного рынка. Лейбористы заявили о намерении сократить долю правительственных расходов в ВНП и о своем стремлении развивать экспорт, поощрять торговлю и привлекать зарубежные инвестиции, чтобы создавать рабочие места в Великобритании. Триумф Маргарет Тэтчер и консервативной партии заключался в том, что им удалось изменить настроение людей в Великобритании. Это заставило и лейбористскую партию изменить свою платформу и стать партией «новых лейбористов».
Старые привычки и связи изменить сложно. Наши студенты по‑прежнему едут в Великобританию для получения высшего образования. С ростом численности среднего класса в Сингапуре родители стали посылать детей в Великобританию и для получения школьного образования. К 90‑ым годам в британских университетах и политехнических институтах обучалось примерно 5,000 сингапурских студентов. Выпускники Оксфорда и Кембриджа все еще преобладают в составе сингапурской элиты. В этом проявляется историческая инерция, наша запоздалая реакция на изменившуюся международную ситуацию. После того, как Великобритания вывела свои войска из Восточной Азии, единственной страной, сохранявшей там свое военное присутствие, была Америка. Нам следовало посылать больше студентов для обучения в США, чтобы научиться лучше понимать американцев, налаживать контакты с будущими американскими лидерами, обучавшимися в лучших американских университетах. Но еще и в 90‑ых годах численность наших студентов в Соединенных Штатах была втрое меньше, чем в Великобритании.
Исторически, мы оказались запертыми в рамках британской системы образования. Наши профессиональная классификация привязана к официальным британским ассоциациям: доктора, адвокаты, бухгалтеры, архитекторы, инженеры и так далее. Профессиональные связи сохраняются на всех ступеньках общества. Тем не менее, в некоторых сферах, например в медицине, американцы превзошли англичан, потому что Америка тратит на нужды здравоохранения примерно 14 % ВНП, – вдвое больше, чем Великобритания. Мы постепенно налаживали контакты с американскими учреждениями в сфере здравоохранения, но наше базовое медицинское образование все еще является британским. Примерно такая же ситуация складывается и по другим специальностям.
В 80‑ых годах, когда у власти Великобритании находилась Маргарет Тэтчер, объем торговли между Сингапуром и Великобританией значительно вырос. Когда Маргарет Тэтчер либерализовала движение капитала, объем британских инвестиций в Сингапуре увеличился. Характер этих инвестиций также изменился: теперь это были инвестиции в производство медикаментов, электронных изделий, авиационной и космической техники. К 90‑ым годам Великобритания снова стала одним из крупнейших инвесторов в экономику Сингапура, занимая четвертое место по объему инвестиций после США, Японии и Голландии. Сингапурские предприниматели, в основном, инвестировали в странах Юго‑Восточной Азии, но значительное число наших частных предпринимателей вкладывали деньги в Великобритании, особенно в сферу туризма. Одна из наших крупных компаний приобрела сеть отелей в Великобритании. Инвестиционная правительственная корпорация Сингапура также приобрела там сеть из 100 отелей, рассчитывая на то, что туризм в Великобритании будет развиваться и в дальнейшем, несмотря на террористическую деятельность Ирландской Республиканской Армии (IRA). Главным связующим транспортным звеном между Сингапуром и Европой все еще остается Лондон, куда ежедневно из Сингапура выполняется больше полетов, чем в любую другую европейскую столицу.
Когда в 1968 году Великобритания объявила о выводе своих войск из Сингапура, в газетах появилось немало пессимистических статей, включая статью в «Иллюстрэйтед Лондон ньюз» (Illustrated London News), в которой вывод британских войск сравнивался с уходом римских легионов из Британии, который проходил в ту эпоху, когда над Европой опускалась завеса варварства. Но это была неверная аналогия. Современные средства связи и транспорта способствовали тому, что численность англичан в Сингапуре сейчас выше, чем в колониальный период. Размеры британской общины в Сингапуре на сегодняшний день уступают только американской и японской. На сегодняшний день в Сингапуре насчитывается больше британских школ, чем в колониальную эпоху, в них получают образование дети из примерно 10,000 британских семей. Сотни инженеров, архитекторов и технических специалистов теперь приезжают, чтобы работать в Сингапуре. Они больше не проживают в эксклюзивных районах для экспатриотов, а живут и работают в тех же условиях, что и местные жители. Зарплата в Сингапуре находится примерно на том же уровне, что и в Великобритании. По мере того, как Сингапур становился одним из крупных мировых финансовых центров, многие британские банки и финансовые компании открывали здесь свои филиалы. Вся политическая и экономическая ситуация в городе изменилась до неузнаваемости.
В 1982 году лондонский Сити (the City of London) сделал меня своим почетным гражданином. Для меня, бывшего британского подданного, это была большая честь. На меня произвело большое впечатление то, как тщательно составлялся список приглашенных на эту церемонию. В него были включены все министры и губернаторы Великобритании, которые поддерживали со мной рабочие отношения по вопросам, связанным с Сингапуром. Меня также попросили составить список личных друзей, которых я хотел бы пригласить на церемонию. Так что я имел удовольствие встретить с бывшими премьер‑министрами, госсекретарями, военными, последним губернатором Сингапура и многими моими друзей, которые собрались в Гайдхолле (Guildhall), чтобы разделить со мной радость по поводу этого события. Среди них были Гарольд Макмиллан, Джим Каллагэн, Гарольд Вильсон, Алек Дуглас‑Хоум (Alec Douglas‑Home), Алан Леннокс‑Бойд и Дункан Сэндис (Duncan Sandys). Это был повод предаться ностальгии. В ответ на поздравительную речь во время церемонии я сказал: «Когда я ходил в школу в Сингапуре пятьдесят лет назад, мои учителя преподносили нам как само собой разумеющуюся истину, что Лондон был центром мира. Это был центр высокоразвитой финансовой и банковской системы, центр искусства, театра, литературы, музыки, культуры. Это был центр притяжения всего мира,… и это было так на самом деле. В сентябре 1939 года, через год после того, как британское правительство не стало выполнять своих обязательств перед чешским народом, оно решило выполнить свои обязательства перед польским народом. Так началась Вторая мировая война, и мир изменился раз и навсегда».
Частью церемонии была поездка в запряженном лошадьми экипаже из Вестминстера (Westminster) в Гайдхолл. Ее пришлось отменить из‑за того, что в результате забастовки железнодорожников образовались заторы на дорогах. Проблемы во взаимоотношениях между рабочими и работодателями продолжали тормозить развитие Великобритании. Противостояние между Маргарет Тэтчер и профсоюзом горняков было еще впереди.
Долгие годы пребывания в правительстве и наши исторические связи с Великобританией позволили мне познакомиться со всеми британскими премьер – министрами: от Гарольд Макмиллана, до Тони Блэра.
Гарольд Макмиллан принадлежал к поколению моего отца. Он обладал внешностью и манерами вельможи эдвардианской эпохи, включая напускную вялость и высокомерное отношение к подобным мне молодым жителям колоний. Сэр Алек Дуглас‑Хоум был наиболее приятным из всех премьер‑министров, – он был настоящим джентльменом. Его манера выступать по телевидению скрывала то, насколько проницательным мыслителем и геополитиком он был на самом деле. Он искренне признавался в том, что считал, пользуясь счетными палочками, но в нем было больше здравого смысла, чем у многих министров‑интеллектуалов, входивших в состав правящей партии и оппозиции.
Наиболее политически одаренным из них был Гарольд Вильсон. Мне повезло, что мы стали с ним друзьями еще до того, как он стал премьер‑министром. Мне удалось убедить его продлить сроки британского военного присутствия к востоку от Суэцкого канала на несколько лет. Остатки британских войск находились в Сингапуре до середины 1975 года. Эти несколько лет имели большое значение для нас, ибо это позволило нам выиграть время и наладить отношения с Индонезией, не делая поспешных шагов, о которых мы могли бы впоследствии пожалеть. Я многим обязан Вильсону за его твердую поддержку в тот период, когда Сингапур входил в состав Малайзии, да и в последующий период, как я уже упоминал ранее в своих мемуарах. Проблемы, с которыми он столкнулся в Великобритании, были глубоко укоренившимися: падение уровня образования и квалификации, снижение производительность труда из‑за отсутствия сотрудничества между профсоюзами и руководством компаний. В 60‑ых – 70‑ых годах в лейбористской партии доминировали профсоюзы. В результате, лейбористы не могли заняться решением этих основных проблем, а потому от Вильсона ожидали половинчатых решений. Чтобы сохранить поддержку со стороны партии, ему приходилось делать политические зигзаги, из‑за чего он подчас мог показаться коварным и непоследовательным.
В отличие от него, Тэд Хит был надежным и уравновешенным политиком. Я впервые познакомился с ним, когда он был министром в правительстве Макмиллана, ответственным за ведение переговоров об интеграции Великобритании в Европу. Я добивался от него защиты интересов Сингапура. Мы стали с ним друзьями в тот период, когда, после победы Вильсона на выборах в 1964 году, он являлся лидером оппозиции. Зачастую, во время моих визитов в Лондон, он приглашал меня в свою квартиру в Олбани (Albany), чтобы поговорить о Великобритании, Европе, Америке и Британском Содружестве наций. В обеспечении будущего Великобритании он отводил более важную роль Европе, чем Америке или Британскому Содружеству наций. Однажды приняв политическое решение, он уже не менял своей точки зрения, в Европу же он верил еще до того, как стал премьер – министром. Если бы меня спросили, с кем из британских премьер‑министров и министров, с которыми я был знаком, я предпочел бы вместе оказаться в опасной ситуации, я бы выбрал Тэда Хита. Он бы боролся за выполнение намеченного плана до конца. К сожалению, у него отсутствовала способность воодушевлять людей и побуждать их к действию. В беседе один на один Хит оживлялся, но на экране телевизора он выглядел очень скованно, что является огромным недостатком в век телевидения. Мы остались с ним добрыми друзьями, время от времени встречаясь в Лондоне, Сингапуре и на различных международных форумах, например, в Давосе.
Когда в 1948 году Джим Каллагэн выступал перед Лейбористским клубом Кембриджского университета (Cambridge University Labour Club), я присутствовал в студенческой аудитории. Его представили как отставного младшего офицера королевских ВМС, который стал младшим министром. Он говорил уверенно и хорошо. Я познакомился с ним лично в середине 50‑ых годов, во время участия в конституционных переговорах в Лондоне, и мы поддерживали контакты на протяжении многих лет. Так как он стал премьер – министром неожиданно, после отставки Вильсона в марте 1966 года, будучи уже довольно пожилым человеком, у него не было собственной программы действий. Действительно, Великобритания была в настолько тяжелом экономическом положении, что ему пришлось обратиться за помощью к МВФ. Так что программу действий приняли за него.
Я обратился к Джиму Каллагэну, когда он занимал должность премьер – министра, с просьбой разрешить Брунею, чьи иностранные дела все еще контролировала Великобритания, предоставить вооруженным силам Сингапура возможность проводить учения в джунглях на территории султаната. Британское министерство иностранных дел и по делам Содружества наций затягивало решение вопроса, не желая вмешиваться в деликатные отношения в сфере обороны, существовавшие между Сингапуром и Малайзией. Я доказывал, что Великобритания, так или иначе, вскоре утратит контроль над Брунеем, и Сингапур все равно получит возможность использовать этот тренировочный центр. Почему же тогда было не разрешить его использование в то время, когда Великобритания еще контролировала ситуацию, с тем, чтобы после обретения Брунеем независимости эти учения стали частью местного политического ландшафта? Он согласился, и в 1976 году мы основали тренировочный центр в джунглях Брунея.
Сталкиваясь с бесконечными экономическими проблемами, включая рост безработицы, лейбористское правительство Каллагэна стало на путь протекционизма. В апреле 1977 года Джордж Томсон, к тому времени ставший пэром и не являвшийся больше министром, прибыл ко мне в качестве личного посла Каллагэна, чтобы узнать, не собирался ли я поднять вопросы двухсторонних отношений с Великобританией на встрече государств Британского Содружества наций в июне. Я ответил, что поднимать эти проблемы на праздновании серебряного юбилея царствования королевы было бы неуместно. Тем не менее, я заявил протест по поводу того, что Великобритания убедила Германию принять решение, блокировавшее ввоз в ЕС произведенных в Сингапуре карманных калькуляторов и черно‑белых телевизоров. Это было сделано без предварительного обсуждения с нами. Я указал на то, что наши карманные калькуляторы были сделаны с использованием достижений американской технологии, далеко опережавшей британскую. Запрет на импорт калькуляторов из Сингапура означал, что жители Великобритании должны были переплачивать за точно такие же американские изделия. Такая же ситуация возникла и с черно‑белыми телевизорами, производившимися японскими компаниями в Сингапуре. Эти торговые барьеры были позднее убраны, потому что они не способствовали сохранению рабочих мест в Великобритании.
Каллагэн однажды спросил меня: «Что за люди эти японцы? Они работают как муравьи, постоянно наращивают объемы своего экспорта, но ничего не импортируют». В отношении японцев он придерживался западного стереотипа, сложившегося в результате их антигуманных действий в период Второй мировой войны. В отличие от Тэтчер, он не рассматривал японские инвестиции в качестве одного из средств ре‑индустриализации Великобритании. Он больше интересовался африканцами, индусами и другими членами Содружества наций. Его взгляд на мир был сфокусирован на короле и империи. Во время встреч глав государств Британского Содружества наций он предоставлял африканским лидерам любую возможность высказывать свои взгляды, особенно относительно апартеида в Родезии и Южной Африке. Он был типичным лидером британской лейбористской партии, выходцем из рабочего класса, чьи инстинкты всегда побуждали его выступать в защиту порабощенных и угнетенных. Тем не менее, он проявлял изворотливость, когда дело касалось принятия жестких решений, к примеру, выполнения лейбористским правительством условий МВФ, на которых был предоставлен пакет помощи в тот момент, когда британская валюта оказалась под угрозой девальвации.
Сила Каллагэна заключалась в том, что при решении проблем он не суетился, не искал причудливых, вычурных решений. Он был глубоко предан профсоюзам, тем не менее, именно профсоюзы привели к падению его правительства.
Я познакомился с Маргарет Тэтчер на обеде на Даунинг‑стрит, 10, в октябре 1980 года, когда премьер‑министром Великобритании был Тэд Хит. Она была министром образования, и мы говорили о том, какой ущерб был нанесен Великобритании реформой школьного образования и введением общеобразовательной школы с совместным обучением детей, обладавших различными способностями. Уровень знаний способных учеников понизился, а остальных учеников – не повысился. Когда она была лидером оппозиции, я спросил Джорджа Томаса, тогдашнего спикера Палаты общин, что он о ней думал. Он сказал: «Она очень болеет за Великобританию и хочет проведения правильных мер. Она хочет развернуть страну на 180 градусов, и, я думаю, что она единственная, кто обладает силой воли, чтобы добиться этого». А когда я спросил тогдашнего премьер – министра Джима Каллагэна, что тот думал о ней, он сказал: «Она – единственный мужчина на скамье оппозиции». Эти взгляды лейбористского спикера и лейбористского премьер – министра подтвердили мое собственное мнение, что она на деле являлась убежденным, идейным политиком.
Когда в мае 1979 года Тэтчер победила на выборах, я порадовался за нее. Она выступала за свободный рынок и свободную конкуренцию. Во время ее пребывания в оппозиции я встречался с ней в Лондоне и в Сингапуре, который она посетила несколько раз, обычно по пути в Австралию и Новую Зеландию. В июне 1979 года, через месяц после того как она стала премьер – министром, между нами состоялась часовая дискуссия перед обедом на Даунинг‑стрит, 10. Она была полна идей. В июле 1980 года она, в качестве лидера консервативной партии, написала мне письмо с предложением выступить в роли приглашенного докладчика с речью на партийной конференции в Брайтоне (Brighton) в октябре того года. Такое предложение представителю государства Британского Содружества наций было направлено впервые. Я ответил, что не мог принять такую честь ввиду моей многолетней связи с лейбористской партией, которая началась еще в 40‑ых годах, когда я учился в Великобритании в университете.
Тэтчер была убеждена в своей правоте, полна энергии и уверенности в том, что сможет провести в жизнь свою экономическую политику, хотя у нее и не было иллюзий относительно тех трудностей, с которыми ей предстояло столкнуться в лице профсоюза горняков. Поэтому, когда в марте 1984 года началась забастовка шахтеров, я чувствовал, что она будет бороться до конца. Тем не менее, я не ожидал, что столь ожесточенные столкновения между бастующими и полицией продлятся целый год. Ее предшественники этого не выдержали бы.
В апреле 1985 года Тэтчер нанесла официальный визит в Сингапур. За обедом я поздравил ее с успехами в решении проблем «государства благосостояния»: «На протяжении почти четырех десятилетий сменявшие друг друга правительства Великобритании, казалось бы, полагали, что создание богатства происходит само по себе, и что единственным, что требовало внимания и изобретательности правительства, было перераспределение богатства. В результате, правительство проявляло изобретательность только в создании способов перераспределения дохода от более преуспевающих к менее преуспевающим членам общества. В таком общественном климате требуется премьер – министр с железными нервами, чтобы сказать избирателям правду, которая заключается в том, что создатели богатства являются ценными членами общества, заслуживающими почета и права оставлять себе большую часть заработанного… Мы использовали те преимущества, которые Великобритания оставила нам: английский язык, юридическую систему, правительство парламентского большинства и администрацию, лишенную партийных пристрастий. Тем не менее, мы тщательно избегали использования методов, свойственных „государству благосостояния“, потому что мы видели, как великий народ в результате уравниловки превратился в посредственный».
Тэтчер любезно ответила в сходной манере: «Мне приятно думать, что когда‑то Вы учились у Великобритании. А теперь мы учимся у вас… Талант, инициатива, предприимчивость, риск, уверенность в себе, энергия, – сделали Сингапур моделью успеха для других государств, образцом, который позволяет сделать ясный вывод: нельзя наслаждаться плодами усилий, без того, чтобы сначала приложить усилия».
На следующий день несколько пролейбористски настроенных британских газет поместили репортажи о вспышке ярости, случившейся с министром здравоохранения теневого правительства лейбористов Фрэнка Добсона (Frank Dobson): «Мистеру Ли следовало бы держать свой глупый язык за зубами». А член парламента от лейбористской партии Аллен Адамс (Allen Adams) добавил: «Если мы возьмем эту страну (Сингапур) в качестве примера для подражания, то наша страна будет отброшена назад к 1870 году, когда люди работали круглые сутки на потогонных фабриках практически бесплатно».
Это были типичные старые лейбористы, мыслившие стереотипами и не поспевавшие за развитием событий. В 1985 году валовой доход на душу населения в Сингапуре равнялся 6,500 долларов США, а в Великобритании – 8,200 долларов США. К 1995 году по доходу на душу населения Сингапур (26,000 долларов США) обошел Великобританию (19,700 долларов США). Наши рабочие не только зарабатывали больше британских, но также владели собственными домами и имели больше сбережений (в Центральном фонде социального обеспечения и на счетах в «ПОС‑бэнк»), чем британские рабочие.
Когда в ноябре 1990 года Тэтчер ушла в отставку, она прислала мне прощальное письмо: «Как неожиданно поворачивается жизнь: кто мог бы себе вообразить, что мы оба уйдем с высших постов в наших государствах почти в один и тот же день после стольких лет совместной работы. Уходя, я хотела бы сказать Вам, какую огромную пользу я извлекла из наших отношений и как я восхищалась всем, что Вы отстаивали. В одном сомневаться не приходится: встречи стран Содружества наций были бы куда скучнее, не будь любого из нас!»
Мне пришлось работать с Маргарет Тэтчер больше, чем с любым другим британским премьер – министром, потому что она находилась у власти на протяжении трех сроков. Я считаю, что из всех премьер‑министров, которых я знал, она предложила Великобритании наилучшую программу действий. Ее сила была в ее страстной вере в свою страну и в ее железной воле изменить ее. Она была убеждена, что свободное предпринимательство и свободный рынок приведут к свободному обществу. Она обладала здравым политическим смыслом, хотя у нее и была тенденция к излишней самоуверенности и убежденности в своей правоте. В разделенной на классы Великобритании ее недостатком являлось ее происхождение, – она была «дочерью бакалейщика». Прискорбно, что британская элита все еще находилась во власти этих предрассудков, но ко времени ее ухода в отставку англичане стали придавать этим вопросам меньшее значение.
Тем не менее, Тэтчер подчас вызывала сильную антипатию со стороны премьер – министров старых британских доминионов с белым населением. На встрече глав правительств государств Британского Содружества наций, проходившей на Багамских островах в 1985 году, премьер – министры Канады и Австралии, Брайан Малруни (Brian Mulroney) и Боб Хоук (Bob Hawke) оказывали на Тэтчер сильное давление, пытаясь заставить ее ввести экономические санкции против Южной Африки. Все выступавшие со вступительными речами, кроме нее, осудили режим апартеида в Южной Африке. Тэтчер в одиночку выступала против введения дальнейших санкций против режима Претории (Pretoria), настаивая на продолжении диалога с ним. Я уважал ее за силу и способность бороться в полной изоляции. Она не позволила запугать себя и не сдалась. К сожалению, история была не на ее стороне.
Джон Мейджор был канцлером Казначейства, когда он сопровождал Маргарет Тэтчер на встречу глав правительств стран Британского Содружества в Куала‑Лумпуре в октябре 1989 года. В мае 1996 года я снова встретился с ним на Даунинг‑стрит, 10. У него была трудная задача. Маргарет Тэтчер использовала все свое влияние, чтобы добиться его избрания на пост лидера консервативной партии и премьер‑министра и ожидала, что он будет продолжать проводить ее политику по отношению к Европе. Ее влияние в партии делало его жизнь сложной. Средства массовой информации также были не слишком любезны, списав его со счета в течение первых нескольких месяцев пребывания у власти. Поэтому, несмотря на то, что дела в экономике шли хорошо, это не помогло ему справиться с «новыми лейбористами» в мае 1990 года.
Я был поражен молодой энергией Тони Блэра, когда я впервые встретился с ним в Лондоне в мае 1995 года. Он был лидером оппозиции. Он был на год моложе моего сына Лунга. На встрече присутствовал Джонатан Пауэлл (Jonathan Powell), руководитель его канцелярии, он вел протокол и участвовал в беседе. Блэр интересовался тем, какие факторы обусловили различия между высокими темпами роста экономики в странах Восточной Азии и низкими темпами экономического роста в Великобритании и Европе в целом. Я предложил ему посетить Восточную Азию перед выборами и самому посмотреть на те огромные изменения, которые произошли в регионе. После того, как он занял бы свой пост, он был бы слишком скован рамками официального протокола.
В январе следующего года Блэр посетил Японию, Австралию, а затем и Сингапур, где он встретился с лидерами наших профсоюзов. Он своими глазами увидел те льготы и преимущества, которых наши профсоюзы добились для своих членов. Он проявил интерес к нашим индивидуальным пенсионным счетам в ЦФСО, средства которого также использовались для покупки жилья и оплаты медицинского обслуживания. Он не делал секрета из своих глубоких христианских убеждений, которые сделали его социалистом, или, как уточнил он, когда я искоса взглянул на него, социал‑демократом. Он был достаточно искренним, чтобы повторить: «или социал‑демократом». Это было нечто такое, что «старые лейбористы» (Old Labour) презирали. Его программа «новых лейбористов» (New Labour) не были позой. Он поинтересовался моим мнением относительно перспектив лейбористского правительства. Я сказал ему, что после прихода к власти у него будет трудная задача. Ему пришлось бы убедить «старых лейбористов» согласиться с его политикой. Лейбористская партия была намного старше его, и изменить ее было нелегко.
Через несколько дней после визита Блэра министр социального обеспечения теневого правительства Крис Смит (Chris Smith) посетил Сингапур, чтобы изучить нашу систему социального обеспечения. Несколько месяцев спустя близкий помощник Тони Блэра Питер Мандельсон (Peter Mandelson) приехал в Сингапур, чтобы присмотреться к нашей системе «Медисэйв» (Medisave), к системе медицинского страхования и к другим функциям ЦФСО. Блэр поразил меня как серьезный политик, желавший разобраться в причинах успешного развития стран Восточной Азии. Когда мы снова встретились в Лондоне осенью того же года, за ужином, он задал мне бесчисленное количество вопросов.
Выдержка, с которой он представлял себя самого и свою партию после грандиозной победы на выборах в мае 1997 года, была результатом его самодисциплины. Я смотрел по телевизору его речь после победы на выборах и то, как он шел на Даунинг‑стрит, 10. Это оказало хорошее влияние на его команду. Я был в Лондоне через месяц после его победы. Мы разговаривали на протяжении часа и снова не тратили времени на шутки. Он был сосредоточен на тех задачах, которые поставил перед своим правительством в своей предвыборной программе. Он был на подъеме, но не слишком ликовал по поводу своего прихода к власти в столь молодом возрасте. Мы разговаривали о Китае и о приближавшейся передаче Гонконга Китаю в конце июня. Его подход был прагматичным, он не хотел разгребать угли, зажженные Крисом Паттэном (Chris Patten). Он больше интересовался долгосрочными перспективами китайско‑британских отношений. Как я и ожидал, он посетил церемонию передачи Гонконга Китаю и провел переговоры с президентом Цзян Цзэминем (Jiang Zemin).
Когда мы встретились через год, в мае 1998 года, на Даунинг‑стрит, 10, он был полностью сосредоточен на неотложных проблемах, в особенности на ведении мирных переговоров в Северной Ирландии. У него нашлось время для обсуждения ряда других вопросов, но проблемы двухсторонних отношений не обсуждались, ибо их просто не было. Ситуация изменилась: в области обороны и безопасности Сингапур теперь уже не связан с Великобританией так же тесно, как с США, Австралией и Новой Зеландией. Мое поколение было англоцентричным, поколение моего сына уделяет больше внимания США. Лунг и его современники должны научиться понимать Америку. Они прошли подготовку в американских военных учебных заведениях, учились в аспирантурах таких университетов как Гарвард и Станфорд (Stanford). Мне пришлось жить в мире, в котором доминировала Великобритания (Pax Britannica), а поколению Лунга придется жить в мире, в котором доминирует Америка (Pax Americana).