При введении губного управления, по-видимому, еще не предполагалось ни отменять кормления, ни даже ограничивать права кормленщиков. Законодательство старалось точно разграничить оба ведомства, губное и кормовое, и безобидно определить их взаимные отношения. Судебник 1550 г. заботливо ограждает компетенцию кормленщиков от вмешательства губных старост, которым предоставляет ведать только дела о разбое, дела же о татьбе предписывает судить по губным грамотам, которые то отдают татинные дела вместе с разбойными в ведение губных старост, то предписывают последним судить эти дела совместно с кормленщиками, причем участие тех и других в таком суде строго разграничивается: кормленщики правили на осужденном свои «продажи», взыскания, а губные удовлетворяли истцов из его имущества и подвергали его уголовной каре, кнуту и т. д. Но в обществе поняли нововведение как меру, направленную прямо против кормленщиков. С чувством глубокого внутреннего удовлетворения рассказывает об этом псковский летописец под 1541 г. Он пишет, что государь показал милость своей отчине, начал давать городам и волостям грамоты - лихих людей обыскивать меж себя самим крестьянам по крестному целованию и казнить их смертью, не водя к наместникам и их тиунам, и «была наместникам нелюбка велика на христиан». Псковичи также взяли такую грамоту (до нас не дошедшую), и начали псковские целовальники и сотские судить и казнить лихих людей. Наместник псковский сильно злился на псковичей за то, что «у них, как зерцало, государева грамота», как бельмо на наместничьем глазу, вероятно, хотел сказать летописец. «И бысть крестьяном радость и льгота от лихих людей», - добавляет повествователь и в перечне этих лихих людей ставит и самих наместников с их слугами.
ЗЕМСКАЯ РЕФОРМА.
Земская реформа была четвертым и последним моментом в переустройстве местного управления. Она состояла в попытке совсем отменить кормления, заменив наместников и волостелей выборными общественными властями, поручив самим земским мирам не только уголовную полицию, но и все местное земское управление вместе с гражданским судом.
ЕЕ ПРИЧИНЫ.
Различные побуждения привели к этой перемене. Система кормлений сопряжена была с большими неудобствами как для ратной службы, т. е. для обороны страны, так и для местного управления. Мы уже знаем, что военно-служилый класс в Московском государстве имел двойственное значение, составлял главную боевую его силу и вместе служил органом управления. Кормовые места питали множество ратных людей. Но в XVI в. государство принуждено было чуть не ежегодно поднимать значительные силы на ту или другую свою окраину. Мобилизация крайне затруднялась тем, что множество ратных людей было разбросано по кормлениям, а порядок управления страдал от того, что его органы должны были покидать дела для похода. Так обе ветви управления мешали одна другой: военные люди становились неисправными управителями, а становясь управителями, переставали быть исправными военными людьми. К тому же новые потребности общественного порядка, усложняя задачи управления, требовали от управителей все большей внимательности к интересам государства и нуждам населения, к чему у кормленщиков не было ни привычки, ни охоты. Отсюда развились разнообразные злоупотребления управителей и страшное недовольство управляемых. Среди мер, какие придумывало московское правительство для обуздания слишком распускавшегося аппетита кормленщиков, особенно важен был своеобразный порядок должностной ответственности, выработавшийся из старинного права управляемых жаловаться высшему правительству на незаконные действия подчиненных управителей. По окончании кормления обыватели, потерпевшие от произвола управителей, могли обычным гражданским порядком жаловаться на действия кормленщика, которые находили неправильными. Обвиняемый правитель в такой тяжбе являлся простым гражданским ответчиком, обязанным вознаградить своих бывших подвластных за причиненные им обиды, если истцы умели оправдать свои претензии; при этом кормленщик платил и судебные пени и протори. По тогдашнему порядку судопроизводства истцы могли даже вызывать своего бывшего управителя на поединок, поле. Литвин Михалон, знакомый с современными ему московскими порядками половины XVI в., негодуя на безнаказанный произвол панов в своем отечестве, с восторгом пишет в своем сочинении о таком московском способе держать областную администрацию в границах законного приличия. Но это было приличие, охраняемое скандалом: с точки зрения общественной дисциплины что могло быть предосудительнее и соблазнительнее зрелища судебной драки бывшего губернатора или его заместителя, дворового его человека, с наемным бойцом, выставленным людьми, которыми он недавно правил от имени верховной власти? Установившийся способ защиты управляемых обществ от произвола управителей служил источником бесконечного сутяжничества. Съезд с должности кормленщика, не умевшего ладить с управляемыми, был сигналом ко вчинению запутанных исков о переборах и других обидах. Московские приказные судьи не мирволили своей правительственной братии. Изображая положение дел перед реформой местного управления, летописец говорит, что наместники и волостели своими злокозненными делами опустошили много городов и волостей, были для них не пастырями, не учителями, а гонителями и разорителями, что со своей стороны и «мужичье» тех городов и волостей натворило кормленщикам много коварств и даже убийств их людям: как съедет кормленщик с кормления, мужики ищут на нем многими исками, и при этом совершается много «кровопролития и осквернения душам», разумеется от поединков и крестоцелований, так что многие наместники и волостели, проигрывая такие тяжбы, лишались не только нажитых на кормлении животов, но и старых своих наследственных имуществ, вотчин, платя убытки истцов и судебные пени.
ВВЕДЕНИЕ ЗЕМСКИХ УЧРЕЖДЕНИЙ.
С целью прекратить это соблазнительное сутяжничество царь на земском соборе 1550 г. «заповедал» своим боярам, приказным людям и кормленщикам помириться «со всеми хрестьяны» своего царства на срок, т. е. предложил служилым людям покончить свои административные тяжбы с земскими людьми не обычным исковым, боевым, а безгрешным мировым порядком. Заповедь царя исполнена была с такою точностью, что в следующем 1551 г. он мог уже сообщить отцам церковного, так называемого Стоглавого собора, что бояре, приказные люди и кормленщики «со всеми землями помирились во всяких делах». Эта мировая ликвидация административных тяжеб и была подготовительной мерой к отмене кормлений. По обычному преобразовательному приему московского правительства сделаны были предварительные пробные опыты. В феврале 1551 г., когда только что собрался Стоглавый собор, дана была крестьянам Плёсской волости Владимирского уезда уставная грамота, из которой видим, что крестьяне этой волости «пооброчились» - решили взамен наместничьих кормов и пошлин платить в казну оброк, за что им предоставлено было право судиться «меж собя» у старост и целовальников, «кого собе изберут всею волостью». Эту льготу плёсские крестьяне выхлопотали себе только на год, но потом продолжили ее и на другой год, удвоив оброк. В 1552 г., месяца за три до Казанского похода, посадским людям и крестьянам Важского уезда на поморском севере дана была такая же грамота, отменявшая у них управление наместника и передававшая управу во всяких делах излюбленным ими головам. Вскоре по завоевании Казани правительство с развязанными для внутренних дел руками и с необычайно приподнятым духом принялось за дальнейшую разработку вопроса о кормлениях. Мнение боярской думы, которой царь поручил это дело, склонилось в пользу отмены кормлений, так что царь в ноябре 1552 г. мог уже официально объявить о принятом правительством решении устроить местное управление без кормленщиков. Тогда и выработан был общий план земского самоуправления. Среди последовавших по случаю падения Казанского царства торжеств и щедрых наград героям подвига - служилым людям - не было забыто и неслужилое земство, которое понесло на себе финансовые тяготы похода. «А кормлениями, - замечают летописи, - государь пожаловал всю землю». Это значит, что земское самоуправление решено было сделать повсеместным учреждением, предоставив земским мирам ходатайствовать об освобождении их, буде они того пожелают, от кормленщиков. Земские общества одно за другим стали переходить к новому порядку управления. Убедившись по предварительным опытам реформы, что земство в ней нуждается, правительство решило сделать ее общей мерой и в 1555 г. издало закон, не дошедший до нас в подлинном виде, а только в изложении летописца. Такою общею мерой реформа является уже в грамоте, данной слободе переяславских рыболовов 15 августа 1555 г., в которой царь говорит, что он велел «во всех городех и волостех учинити старост излюбленных… которых себе крестьяне меж себя излюбят и выберут всею землею» и которые умели бы их рассудить в правду, «беспосульно и безволокитно», а также сумели бы собрать и доставить в государеву казну оброк, установленный взамен наместничьих поборов. Отсюда видны основания или условия реформы. Переход к самоуправлению предоставлялся земским мирам как право и потому не был для них обязателен, отдавался на волю каждого мира. Но кормление служилых управителей было земской повинностью, которую земские миры, желавшие заменить кормленщиков своими выборными, обязаны были выкупать, как потом выкупались дворянские земли, отведенные в надел крестьянам, вышедшим из крепостной зависимости. Все доходы кормленщиков, кормы и пошлины, перекладывались в постоянный государственный оброк, который земство платило прямо в казну. Эта перекладка получила название откупа, а жалованные грамоты на освобождение от кормленщиков назывались откупными. Земская повинность была тесно связана и вводилась одновременно с общей реорганизацией обязательной службы служилых людей: тогда установлены были нормальные размеры этой повинности и вознаграждения за нее - поместные и денежные оклады. Поместное землевладение, усиленно развивавшееся со времени отмены кормлений, становилось главным средством содержания служилого класса; новый источник дохода, создававшийся откупными платежами, служил мобилизационным подспорьем. Из нового государственного оброка служилые люди получали «праведные уроки» - постоянные денежные оклады «по отечеству и по дородству», т. е. по родовитости и по служебной годности.
