Иностранные термины и выражения 195 страница

Логич. противоречия заключает и взятая в общем виде постановка вопроса: что чему предшествует — целое частям или наоборот. В отношении Ч. и ц., как показал ещё Гегель, ни одна из сторон не может рассматриваться без другой. Целое без (до) частей немыслимо; с др. стороны, часть вне целого — уже не часть, а иной объект, т. к. в целостной системе части выражают природу целого и приобретают специфич. для него свойства.

Между частями органичного целого (а также между частями и целым) существует не простая функциональная зависимость, а значительно более сложная система разнокачеств. связей — структурных, генетических, связей субординации, управления и т. п., в рамках к-рой причина одновременно выступает как следствие, полагаемое как предпосылка. Взаимозависимость частей здесь такова, что она выступает не в виде линейного причинного ряда, а в виде своеобразного замкнутого круга, внутри к-рого каждый элемент связи является условием другого и обусловлен им (см. К. Маркс, там же, с. 229). Целостный (структурный) подход не является альтернативой причинного объяснения — он лишь показывает недостаточность однозначной причинности при анализе сложной системы связей. Более того, сам принцип структурного объяснения в определ. отношении может рассматриваться как дальнейшее развитие принципа причинности.

Совр. познание разрешает и известный познават. парадокс: как познать целое раньше частей, если это предполагает знание частей раньше целого? Познание Ч. и ц. осуществляется одновременно: выделяя части, мы анализируем их как элементы данного целого, а в результате синтеза целое выступает как диалектически расчленённое, состоящее из частей. Изучение частей является в конечном счёте единственно возможным путём изучения целого. В то же время результаты исследования частей входят в систему науч. знания лишь благодаря тому, что они выступают как новое знание о целом. Анализ диалектич. взаимосвязи Ч. и ц. является важнейшим методологическим принципом научного познания.

• Энгельс Ф., Анти-Дюринг, Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., т. 20; Ленин В. И., Филос. тетради, ПСС, т. 29; Блауберг И. В., Проблема целостности в марксистской философии, М., 1963; Афанасьев В. Г., Проблема целостности в философии и биологии, М., 1964; Югай Г. А., Диалектика части и целого, А.-А., 1965; Блауберг И. В., Юдин Б. Г., Понятие целостности и его роль в науч. познании, М., 1972; Абрамова Н. Т., Целостность и управление, М., 1974. И. В. Блауберг, Б. Г. Юдин.

ЧЕЛОВЕК, высшая ступень живых организмов на Земле, субъект общественно-историч. деятельности и культуры. Ч.—предмет изучения различных областей знания: социологии, психологии, физиологии, педагогики, медицины и др. Перерабатывая многообразные данные этих наук, философия даёт им определ. истолкование и осмысление.

Вопрос о природе (сущности) Ч., его происхождении и назначении, месте Ч. в мире — одна из осн. проблем в истории филос. мысли. В древней кит., инд., греч. философии Ч. мыслится как часть космоса, нек-рого единого сверхвременного «порядка» и «строя» бытия (природы), как «малый мир», микрокосм (Демокрит)— отображение и символ Вселенной, макрокосма (в свою очередь понимаемого антропоморфно — как живой одухотворённый организм; см. Микрокосмос и макрокосмос). Ч. содержит в себе все осн. элементы (стихии) космоса, состоит из тела и души (тела, души, духа), рассматриваемых как два аспекта единой реальности (аристотелизм) или как две разнородные субстанции (платонизм). В учении о переселении душ, развитом инд. философией, граница между живыми существами (растениями, животными, Ч., богами) оказывается подвижной; однако только Ч. присуще стремление к «освобождению» от пут эмпирич. существования с его законом кармы — сансары. Согласно веданте, специфич. начало Ч. составляет атман (душа, дух, «самость», субъект), тождественный по своей внутр. сущности со всеобщим духовным началом — брахманом. В философии Аристотеля нашло выражение определяющее для антич. философии понимание Ч. как живого существа, наделённого духом, разумом («разумной душой», в отличие от сенситивной и вегетативной души) и способностью к обществ. жизни.

В христианстве библейское представление о Ч. как «образе и подобии бога», внутренне раздвоенном вслед-

ствие грехопадения, сочетается с учением о соединении божественной и человеч. природы в личности Христа и возможности, в силу этого, внутр. приобщения каждого человека к божеств. «благодати» (в христ. традиции кристаллизуется термин «сверхчеловек» — лат. super-humanus). В ср.-век. философии намечается понимание личности как отличной от психофизич. индивидуальности и несводимой к к.-л. всеобщей «природе», или субстанции (телесной, душевной, духовной), как неповторимого отношения (Ришар Сен-Викторский, 12 в.).

Эпоха Возрождения проникнута пафосом автономии Ч., его безграничных творч. возможностей (Пико делла Мирандола и др.). Специфичность человеч. сферы бытия остро переживается, напр., Николаем Кузанским («О предположениях» II 14). Представление Декарта о мышлении как единственно достоверном свидетельстве человеч. существования («мыслю, следовательно, существую») легло в основу новоевроп. рационализма, к-рый именно в разуме, мышлении усматривает специфич. особенность Ч., его сущность. Картезианский дуализм души и тела надолго определил постановку ант-ропологич. проблематики (см. также Психофизическая проблема). При этом тело рассматривалось как автомат, машина, общая у человека с животными (ср. программное соч. Ламетри «Человек-машина»), а душа отождествлялась с сознанием. Франклин определяет Ч. как «животное, производящее орудия».

У Канта вопрос «что такое человек?» формулируется как осн. вопрос философии. Исходя из дуалистич. понимания Ч. как существа, принадлежащего двум различным мирам — природной необходимости и нравств. свободы, Кант разграничивает антропологию в «фи-зиологич.» и «прагматич.» отношении: первая исследует то, «...что делает из человека природа...», вторая — то, «...что о н, как свободно действующее существо, делает или может и должен делать из себя сам» (Соч., т. 6, М., 1966, с. 351).

В отталкивании как от картезианского рационализма, так и от сенсуалистич. эмпиризма 17—18 вв., в нем. философии кон. 18 — нач. 19 вв. происходит возвращение к пониманию Ч. как живой целостности, характерному для эпохи Возрождения (Гердер, Гёте, натурфилософия романтизма). Гердер называет Ч. «первым вольноотпущенником природы»: его органы чувств и телесная организация, в отличие от животных, не специализированы, более неопределённы, что составляет источник его специфич. преимущества: он сам должен формировать себя, создавая культуру. Гердер, романтики, Гегель развивают идеи историчности человеч. существования (Новалис называет историю «прикладной антропологией»). Для нем. классич. философии определяющим является представление о Ч. как о субъекте духовной деятельности, создающем мир культуры, как о носителе общезначимого сознания, всеобщего идеального начала — духа, разума. Критикуя эти идеи нем. идеализма, Фейербах осуществляет антропологич. переориентацию философии, ставя в центр её Ч., понимаемого прежде всего как чувственно-телесное существо, как живую встречу «Я» и «Ты» в их конкретности. В России антропологич. принцип в философии развивал Чернышевский.

В иррационалистич. концепциях Ч. 19—20 вв. доминирующими становятся внемыслит. способности и силы (чувство, воля и т. д.). Согласно Ницше, Ч. определяется игрой жизненных сил и влечений, а не сознанием и разумом. Кьеркегор выдвигает на первый план волевой акт, в к-ром Ч. «рождает себя», выбор, благодаря к-рому индивид, непосредств., природное существо, становится личностью, т. е. бытием духовным, самоопределяемым. Проблема личности — центральная для концепции Ч. в персонализме и экзистенциализме, согласно к-рой Ч. не может быть сведён к к.-л. «сущности»

ЧЕЛОВЕК 769

(биологической, психологической, социальной, духовной). Отрицая обществ. природу личности, экзистенциализм и персонализм разграничивают и противопоставляют понятия индивидуальности — как части природного и социального Целого и личности — как неповторимого духовного самоопределения («экзистенции»). Идеи философии жизни (Дильтей) и феноменология Гуссерля послужили исходной основой для возникновения философской антропологии мак особого течения в нем. философий 20 в. (Шелер, Плеснер, Гелен, «куль-турантропология» Э. Ротхаккера и др.), Натуралистич. подход к Ч. характерен Как для представителей традиц. фрейдизма, так и для мн. естествоиспытателей 20 в. на Западе. Ю. Н. Попов.

Отвергнув идеалистич. и натуралистич. концепции Ч., марксизм подошёл К объяснению природного и социального в Ч. на основе принципа диалектико-материали-стич. монизма. Исходным пунктом марксистского понимания Ч. является трактовка его как производного от общества, как продукта и субъекта обществ.-трудовой деятельности. К. Маркс писал, что «...сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений» (Маркс К. и Э н г е л ь с Ф.) Соч., т. 3, с. 3).

Марксистско-ленинский анализ проблемы Ч. предполагает выявление социальной сущности, конкретно-историч. детерминации его сознания и деятельности, различных историч. форм бытия человека и его образа жизни, раскрытие соотношения социального и биологического в Ч. и Др.

Обществ. истории Ч. предшествовала его естеств. предыстория: зачатки трудоподобной деятельности у человекообразных обезьян, развитие стадных отношений высших животных, развитие звуковых и двигат. средств сигнализаций. Определяющим условием реализации этих предпосылок становления Ч. марксизм считает труд, возникновение к-рого ознаменовало собой превращение человекообразной обезьяны и человека (см. Ф. Энгельс, там же, т. 20, с. 489—90). Животные не могут производить коренных изменений в условиях своего существования, они приспосабливаются к окружающей среде, к-рая и определяет образ их жизни.Ч. же не просто приспосабливается к данным условиям, а, объединяясь в совместном труде, преобразует их в соответствии со своими постоянно развивающимися потребностями, создаёт мир материальной и духовной культуры. Культура творится человеком в той же мере, в какой сам Ч. формируется культурой.

Ч. есть живай система, представляющая собой единство физического и духовного, природного и социального, наследственного и прижизненно приобретённого. Как живой организм Ч. включён в природную связь явлений и подчиняется биологич. (биофизич., биохимич., физиологич.) закономерностям, на уровне сознат. пси-хики и личности Ч. обращён К социальному бытию с его специфич. Закономерностями. Физич., морфологич. организация Ч.является высшим уровнем организаций материй в известной нам части мироздания. Ч. кристаллизует в себе всё, что накоплено человечеством в течение веков. Эта кристаллизация осуществляется и через приобщение К культурной традиции, и через механизм биологич. наследственности. Ребёнок наследует запас генетич. информации через специфически человеч. строение тела, Структуру мозга, нервной системы, задатков. Однако природные (анатомо-физиологич.) задатки развиваются и реализуются только в условиях социального образа жизни в процессе общения ребёнка со взрослыми. Марксизм отвергает метафизич. представления о существовании врождённых идей и способностей у Ч. Проявление биологич. закономерностей жизни Ч. носит социально обусловленный характер. Жизнь Ч.

ЧЕЛОВЕК

детерминируется единой системой условий, в к-рую входят как биологич., так и социальные элементы. При этом биологич. составляющие этой единой системы играют роль лишь необходимых условий, а не движущих сил развития. Действия Ч., образ его мыслей и чувств зависят от объективных йсторич. условий, в к-рых он живёт, от особенностей той социальной группы, класса, интересы к-рых он сознательно или бессознательно представляет. Содержание духовной жизни Ч. и законы сто жизни наследственно не запрограммированы. Но этого никак нельзя сказать о нек-рых потенциальных способностях к творч. деятельности, об индивидуальных особенностях дарования, к-рые формируются обществом, но на основе наследств. задатков. Наследств. моменты в той или иной степени, прежде всего через особенности высшей нервной системы, влияют и на характер развития наклонностей и способностей Ч.

Перед каждым вступающим в жизнь Ч. простирается мир вещей и социальных образований, в к-рых воплощена, опредмечена деятельность предшествующих поколений. Именно этот очеловеченный мир, в к-ром каждый предмет и процесс как бы заряжен человеч. смыслом, социальной функцией, целью, и окружает Ч. При этом достижения человеч. культуры не даны Ч. в готовом виде в воплощающих их объективных условиях, а лишь заданы в них. Освоение социальных, исторически сложившихся форм деятельности — гл. условие и решающий механизм индивидуального становления Ч; Чтобы сделать эти формы своими личными спо-собностями и частью своей индивидуальности, Ч. с раннего детства вводится в такое общение со взрослыми, к-рое выражается в виде подражания, учения и обуче-ния. В результате этого индивидуально развивающийся Ч. овладевает способностями разумно действовать с орудиями труда, с различного рода символами, словами, с представлениями и понятиями, со всей совокупностью социальных норм. Осваивая очеловеченную природу, ребёнок приобщается к бытию культуры разнообразными способами, В этом приобщении участвует каждое из «...человеческих отношений к ми-ру — зрение, слух, обоняние, вкус, осязание, мышление, созерцание, ощущение, желание, деятельность, любовь, словом, все органы его индивидуальности...» (М а рк с К., там же, т. 42, с. 120).

В процессе приобщения к культуре у Ч, вырабатываются механизмы его самоконтроля, выражающиеся в способности волевыми усилиями регулировать широкий диапазон влечений, инстинктов и т. п. Этот самоконтроль по существу является социальным контролем. Он подавляет неприемлемые для данной социальной группы импульсы и составляет необходимое условие жизни общества. Чем более интенсивно развивается человечество, тем всё более сложными оказываются проблемы образования и воспитания, формирования Ч. как личности.

Исторически сложившиеся нормы права, морали, быта, правила мышления и грамматики, эстетич. вкусы и т. д. формируют поведение и разум Ч., делают из отд. Ч. представителя определ. образа жизни, культуры и психологии: Ч, «,..только в обществе может развить свою истинную природу, и о силе его природы надо судить не по силе отдельных индивидуумов, а по силе всего общества» (Маркс К. и Энгельс Ф., там же, т. 2, с. 146). Критикуя представления о Ч. как изолированной монаде, Маркс подчёркивал, что Ч. всесторонне включён в контакт, общение с обществом, даже когда остаётся наедине с собой. Осознание Ч. себя как такового всегда опосредствовано его отношениями к др. людям. Каждый отд. Ч. представляет собой неповторимую индивидуальность и вместе с тем он несёт в себе некую родовую сущность. Он выступает как личность, когда достигает самосознания, понимания своих социальных функций, осмысления себя как субъекта йсторич. процесса. Становление личности связано с процессом обществ. дифференциации, выделением отд.

индивида из коллектива по мере развития личных прав и обязанностей. Марксистское понимание Ч. исходит из того, что Ч. может быть свободным лишь в свободном обществе, где он не только является средством осуществления обществ. целей, но выступает прежде всего как самоцель. Идеал такого общества марксизм видит в коммунистич. обществе, т. к. только в нём Ч. получит средства, дающие ему возможность полностью выявить свою индивидуальность. См. также Личность.

• Маркс К. и Энгельс Ф., Нем. идеология, Соч., т.3; Проблема Ч. в совр. философии. [Сб. ст.], M., 1969; Г p и-г о p ь я н В. Т., Философия о сущности Ч., М., 1973; Соотношение биологич. и социального в Ч.. М., 1975; Дубинин Н. П., Шевченко Ю. Г., Нек-рые вопросы био-социальной природы Ч., М., 1976; Смирнов Г. Л., Сов. Ч., M., 1980³; Корнеев П. В., Критика совр. бурж. и ревизионистских концепций Ч., М., 1981 (лит.). А. Г. Спиркин.

«ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ» ТЕОРИЯ, бурж. концепция принципов и методов управления в орг-циях (прежде всего промышленных), система морально-пси-хологич. стимулирования трудящихся к повышению производительности труда.

Возникновение «Ч. о.» т. связано с экспериментом, проведённым в 1927—32 на заводах компании «Уэстерн электрик» в Хоторне (близ Чикаго), в ходе κ-poгo пси-холог Мэйо и его сотрудники добились повышения про-изводительности труда в одном из цехов, экспериментально создав в нём психологич. климат, в корне отличный от деспотич. режима, существовавшего в других цехах,

«Ч. о.» т. развивалась в оппозиций к тейлоризму, как слишком биологизированному, машинизированному, «социально некомпетентному». Источники трудовых конфликтов Мэйо и его последователи видели в психич. комплексах, расценивая выступления трудящихся как отклонение от нормы, κ-pоe можно устранить с помощью социопсихич. приёмов. Тем самым проблема эксплуатации превращалась в проблему «психологич. благополучия работающих по найму». Согласно «Ч. о.» т., антагонизм труда и капитала может быть преодолен искусной политикой предпринимателей, нек-рыми реформами в стиле управления, в результате к-рых будут вскрыты новые резервы повышения производительности труда, профсоюзы станут ненужными, а установление «социального мира» обеспечат просвещённые управляющие.

В нач. 60-х гг. Д. Макгрегор дополнил «Ч. о.» т. учением о стилях обращения с подчинёнными, или теорией «управления через соучастие», в к-рой утверждал, что при надлежащем обращении человек проявляет инициативу и изобретательность и работает лучше там, где «ориентируются на людей», а не просто «на продукцию». Соответственно наёмному рабочему пытаются внушить, что он «социальный партнёр», «член заводского сообщества», заинтересованный в успехе капиталистич. предприятия.

Вместе с тем «Ч. о.» т. содержит рациональные черты, обусловленные потребностями совр. крупного про-из-ва, к-рым нельзя управлять без учета Социально-психологич. аспектов, комплекса факторов, воздействующих на человека в процессе произ-ва.

«Ч. о.» т. подвергается критике бурж. психологами и социологами (Ф. Херцберг — в США, Ж. Фридман — во Франции, группа сотрудников Тэвистокского ин-та— в Великобритании), ибо основанные на ней действия не дают желаемого результата, а «эффект Хоторна», по сути основанный лишь на новизне, оказывается недолговечным.

Марксисты подчёркивают, что «Ч. о.» т. является ре-акц. утопией и служит одной из наиболее распространённых форм борьбы монополий против рабочего класса. Производств. отношения капитализма не имеют ничего общего с человечностью. «Отношение фабриканта к рабочему — не человеческое, а чисто экономическое» (Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., т. 2, с. 497). Подлинная гуманизация труда невозможна там, где человек является только средством извлечения наживы.

• Вяльховченко Э. Д., Критика совр. бурж. теории «человеч. отношений в пром-сти», М., 1971; Эпштейн С., Индустриальная социология в США, М., 1972; Яковлева С. И., Особенности методой капиталистич. эксплуатации в совр. эпоху, Л., 1972; McGregor D., Human side of enterprise, N. Y., 1960; Herzberg F., Work and the nature of man, N. Y., 1966; см. также лит. к ст. Мэйо

ЧЕРНЫШЕВСКИЙ Николай Гаврилович [12(24) 7 1828, Саратов,—17(29).10.1889, там же], рус. революц. демократ, просветитель-энциклопедист, писатель, лит. критик, «...великий социалист домарксова периода..». (Л е н и н В. И., ПСС, Т. 41, с. 55).

Ч. род. в семье протоиерея, учился в Петерб. ун-те, где познакомился с «...новыми началами и идеями, проповедуемыми в Западной Европе...» (ПСС, т. 1, 1939, С. 33). С сер. 50-х гг. занимает руководящее место в журн. «Современник». В 1855 защищает магистерскую дисс. «Эстетич. отношения иск-ва к действительности», в к-рой, применяя к эстетике принципы Фейербаха, обосновывает Тезис: «Прекрасное есть жизнь» (там же, т. 2, 1949, с. 10). В годы подготовки «крест. реформы» Ч. придерживается тактики подталкивания и одновременно разоблачения «верхов», ведет линию на создание широкого антикрепостнич. фронта. Высказав ещё в работе «Лессинг» (1856—57) мысль о негодности абсолю-тистской системы для проведения преобразований, Ч. вместе с тем участвует в обсуждении условий освобождения, публикует в «Современнике» проект Кавелина. Под предлогом рассуждений О грядущих судьбах крест. общины начинает пропаганду социалистич. идей. По мере выявления грабительского характера реформы в публицистике Ч. всё сильнее звучат антиабсолютист-скйе и антилиберальные ноты, постепенно обосновывается необходимость революции. Критика Ч. самодер-жавно-бюрократич. реформы нашла завершение в «Письмах без адреса» (задержаны цензурой, печатались за границей): «...Изменены были формы отношений между помещиками и крестьянами с очень малым, почти незаметным изменением существа прежних отношений»,— писал Ч. и далее указывал на необходимость для народа «...самому прййяться за устройство своих дел» (там же, т. 10, 1951, с. 99, 92). Вопрос о непосредств. участии Ч. в деятельности «Земли и воли» не выяснен, но идейно эта организация подготовлена безусловно им. Вместе с тем Ч. предупреждал, что народ нас «...не знает даже и по именам» и его протест примет стихийный, разрушительный характер (там же, с. 90).

В 1862 Ч. был арестован царским пр-вом; за так и не доказанную причастность к написанию прокламации «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон» был приговорён к каторге и последующей ссылке в Сибирь. В период заточения в Петропавловской крепости Ч. публикует роман «Что делать?» (1863), где ставит проблему раскрепощения женщины, воспитания «новых» и «особенных» людей, проводит идею революции и необходимости создания организации проф. революционеров. После отбытия в Нерчинском окр. 7-летнего срока каторжных работ Ч. ссылают в Вилюйск — одно из самых глухих мест Сибири. С 1883 он был переведён На жительство в Астрахань, затем в Саратов. Оставался под надзором полиции, в обществ. жизни не участвовал. Из огромного количества сочинений, написанных в Сибири, наибольшую ценность представляет «Пролог», посвящённый осмыслению уроков эпохи 1861; большинство др. произведений Ч. было уничтожено.

Направленность и характер» теоретич. поисков Ч. во многом определили европ. революции 1848—49, приведшие к краху бурж. революционности и надклассового социализма, а также реформа 1861. Эти события наложили на мировоззрение Ч. печать скептицизма, к-рый, как и у Герцена, был формой перехода к созданию науч. теории революц. борьбы.

Формально Ч. не создал особой науч. школы. Свои идеи он редко излагал в систематизиров. форме, они

ЧЕРНЫШЕВСКИЙ 771

разбросаны по статьям и рецензиям, написанным по различным поводам, искажены необходимостью подлаживаться к цензуре. Однако принципиальное единство теоретич. взглядов Ч. несомненно; в целом он неуклонно, хотя и не без противоречий, двигался от старого, идеалистического к новому, материалистич. пониманию истории.

Науч. подход к изучению природы и общества Ч. связывал с антропологич. материализмом Фейербаха, к-рого считал отцом новой философии. Критика Фейербахом философии Гегеля представляется Ч. наиболее полным и радикальным преодолением идеализма и «метафизич. трансцендентальности». Вместе с тем Ч. вычленяет и определ. позитивное содержание философии Шеллинга и Гегеля — раскрытие «...общих форм, по которым двигался процесс развития» (там же, т. 5, 1950, с. 363). Ч. отличается от Фейербаха и в др. отношении. «Природа человека» фиксируется им уже не только в биологич., но и в социальных категориях. По Ч., она находится не внутри индивида как такового, а в его единстве с природными и социальными силами, в центр антропологии Ч. ставит изучение не только «принципа эгоизма», но и феноменов «богатства» и «силы или власти» (см. там же, т. 7, 1950, с. 292). Т. о., первонач. границы антропологич. философии раздвигаются: она должна не только ответить на вопрос, что такое «человек вообще», но и определить социально-экономич. и политич. условия, к-рые обеспечили бы присвоение индивидом его собств. сил, свойственное ему стремление к «счастью». Главный вопрос антропологич. учения Ч.— «...не могут ли быть отношения между людьми устроены так, чтобы способствовать потребностям человеческой натуры» (там же, т. 9, 1949, с. 334) вёл, т. о., к критике бурж. строя, проблеме освобождения труда.

Как критик капитализма Ч. находится в русле со-циалистич. течений (Оуэн, социалисты-рикардианцы). «Теория трудящихся» Ч., созданная в противовес «теории капиталистов», призвана устранить «непоследовательность» классич. политэкономии. Опираясь на одну сторону, «научно» развиваемую А. Смитом,— представление об абстрактных условиях всякого материального произ-ва, Ч. подвергает критике др. сторону наследия классиков — конкретно-апологетич. воззрения на капиталистич. экономику. Последовательное, логическое развитие идей А. Смита о труде как «единственном производителе всякой ценности» приводит Ч. к выводу о том, что «...произведение должно принадлежать тому, кто произвел его»; с этой т. зр. и «...самый капитал есть произведение труда» (там же, т. 7, с. 41, 44, 37). Вместе с тем у Ч. есть — хотя бы в качестве тенденции — приближение к пониманию объективной логики развития бурж. общества, к пониманию того, что сама «...экономическая история движется к развитию принципа товарищества...» (там же, т. 9, с. 643). В общем и целом мыслитель сознаёт: гибель «...последней формы невольничества, называющейся покупкою труда», заключается уже в самом «изменении характера производительных процессов» (там же, с. 222, 539).

Опираясь на труды Гегеля, Гизо, Нибура, Шлоссера, Ч. разрабатывает «идею всеобщей истории» с упором на значение в историч. событиях «...материальных условий быта, играющих едва ли не первую роль в жизни...» (там же, т. 3, 1947, с. 357). Хотя вполне последовательно эта идея им не выдерживается, устойчивая тенденция к материалистич. истолкованию истории приводит Ч. к оригинальному пониманию историч. прогресса. Особенно тщательно прорабатывается им проблема «громадной» силы «зла» в истории (см. там же, т. 15, с. 26—27). Не ограничиваясь абстрактной постановкой вопроса о «гораздо сильнейшем» влиянии на ход

ЧЕРНЫШЕВСКИЙ

историч. прогресса отрицат. качеств человека, Ч. разгадку «тайны всемирной истории» — господства «плутов» вроде Меттерниха или Наполеона над людьми, ищет в деятельности эксплуататорского, отчуждённого от народа гос-ва (см. там же, т. 11, с. 61), а также в особой роли людей и классов, находящихся в «специальном положении» но отношению к др. классам и людям (см. там же, т. 16, с. 555, 556). Важность классового подхода подтверждается и анализом экономич. структуры общества. Из изучения «трёхчленного распределения продукта» Ч. делает вывод о закономерностях классовой борьбы в новое время: «...Интересы ренты противоположны интересам прибыли и рабочей платы вместе. Против сословия, которому выделяется рента, средний класс и простой народ всегда были союзниками. Мы видели, что интерес прибыли противоположен интересу рабочей платы. Как только одерживает в своем союзе верх над получающим ренту классом сословие капиталистов и сословие работников, история страны получает Главным своим содержанием борьбу среднего сословия с народом» (там же, т. 9, с. 516).

Неизбежным, хотя и отдалённым результатом этой борьбы будет, по Ч., социалистич. устройство — «союзное производство и потребление», соединение труда и собственности в одних руках. Социализм Ч. лишён тех фантастич. черт, к-рые были свойственны великим утопистам (фаланстер Фурье он помещает в романе «Что делать?» в мечтательный «сон» Веры Павловны). В предсказаниях будущего он, как правило, не выходит за рамки «отвлечённых» определений, даваемых экономич. наукой.

Важнейшим элементом историч. концепции Ч. является идея цикличности историч. процесса с закономерной сменой восходящей и нисходящей фаз развития в революциях нового времени. «Таков общий вид истории: ускоренное движение и вследствие его застой и во время застоя возрождение неудобств, к отвращению которых была направлена деятельность... и потом опять движение, и такая очередь до бесконечности» (там же, т. 6, с. 13—14 и т. 9, с. 145, 252—54, 351, 616 и др.). Однако в бесконечных круговоротах кратких «минут творчества» и длит. «периодов реакции» Ч. выделял те поворотные пункты, когда менялся сам характер циклов. Это было связано, по Ч., с изменением «...общего (характера.— Ред.) национального устройства» (там же, т. 13, с. 242—43), т. е. с утверждением в странах, переживших периоды революций и реставраций, представительной формы правления. По той же циклич. схеме мыслилось Ч. и утверждение социализма (см. там же, т. 9, с. 832—33).

Ч. понимал, что революционерам в России предстоят величайшие жертвы, на первых порах — верная гибель (см. там же, т. 11, с. 144—45). Этика «разумного эгоизма» (осн. её принцип состоял в том, что поступки человека должны строго согласовываться с его внутр. побуждениями) была призвана внушать каждому, что иного пути к отдалённому счастью нет. Развитого человека, «разумного эгоиста», его собств. личный интерес толкает на акты самопожертвования, ибо это необходимо для торжества избранного им идеала. Будучи уязвимой в формально-теоретич. смысле, этика Ч. помогала формированию «новых людей», делала их силой, способствующей изменению действительности.