Тщеславный капитан из Пьедмона

Брантом повествует нам о случае еще большего великодушия, почти донкихотства по природе своей, проявленного неким капитаном из Пьедмона по отношению к одному своему земляку. Эти двое годами жили в близких, дружеских отношениях, но в конце концов отношения их из-за какой-то ерунды стали неприязненными, а по обычаям того времени даже мелкие ссоры следовало улаживать тем же способом, что и тяжелые оскорбления чести. Они сошлись с оружием в руках, и одному из них повезло самому без единой царапины так тяжело ранить соперника, что тот оказался практически беспомощным. Замечательные клинки XVI века делали очень низкой вероятность того, что ранен будет только один из сражающихся; так, Меркуцио у Шекспира спрашивает, получив смертельное ранение от Тибальта: «Заколол! <…> А сам ушел — и цел?» [34]

Но, памятуя об их давней дружбе, победитель говорит:

— Смотри! Мы так долго были почти братьями, что в глубине души я не желаю убивать тебя, да и кто будет меня за это винить, учитывая причину нашей ссоры? Так вставай же, прошу тебя, и я помогу тебе добраться до хирурга.

Раненый же оказался несколько тщеславным малым; он поблагодарил победителя самыми учтивыми словами, но добавил:

— Я умоляю тебя: будь же великодушен до конца! Меня бросает в ужас при мысли, что люди будут говорить о том, что я получил ранение и ничем не ответил на это. Не мог бы ты сделать так, чтобы создалось впечатление, что я тебя тоже задел, хотя бы слегка?

— Что ж, с превеликим удовольствием! — отвечал великодушный победитель и слово свое сдержал.

Он смочил левую руку кровью противника, благо что ее было предостаточно, положил руку на перевязь, отвел раненого к доктору, а потом на протяжении нескольких дней рассказывал всем общим знакомым историю, которой никогда не происходило. Что ж, это был поступок славного человека, и не стоит осуждать его за ложь, верно?

Великодушие месье де Бюсси

Луи де Клермон, лорд Бюсси, был одним из храбрейших людей своего времени. Как-то раз он оказался при дворе на службе брата короля. Среди его товарищей был некий месье де ла Ферте, доблестный воин, и схожесть характеров вскоре сблизила этих двоих — они становятся крепкими друзьями, каждый из которых многим обязан другому. Но вот между ними разгорается ссора по какому-то поводу, связанному с войной, в которой они в тот момент участвовали (а во времена Валуа ссорились люди не на словах), и вот они уже стоят лицом к лицу с рапирами в руках. Бюсси, не только один из храбрейших, но и один из опытнейших воинов князя, сумел нанести ла Ферте столь тяжелую рану, что тот может теперь лишь отбиваться, да и то все слабее и слабее. Заметив это, Бюсси говорит:

— Брат, по-моему, с тебя хватит. Я знаю, что ты будешь сражаться до последней капли крови; но рана твоя так тяжела, что ты не способен уже драться с присущей тебе храбростью. Нам следует отложить окончание боя на другой раз, а сейчас мне лучше всего отвести тебя домой, где позаботятся о твоей ране.

Месье де ла Ферте рад воспользоваться предложением Бюсси и, рассказывая друзьям о поединке, с трудом находит слова благодарности, достойные поступка его соперника. Наверное, не нужно и упоминать о том, что никакого продолжения дуэли конечно же не последовало и что оба дворянина стали после этого случая еще большими друзьями, чем прежде.

Благородство ла Фотриера

Мы в Ла-Рошели у гугенотов, при дворе Генриха Наваррского. Среди прочих здесь находится молодой д'Обанье, дворянин из Ангулмуа, достаточно храбрый, но склонный к хвастовству, чрезмерно усердный, но не самый удачный подражатель знаменитого Бюсси д'Амбуаза. Однако это не повод относиться к нему свысока: он пять лет провел в Италии и времени там не терял, а посвящал в значительной степени изучению оружия, в особенности — «одиночной рапиры», под руководством знаменитого Патерностриера. И в этом виде поединка приобрел репутацию человека в сто раз более опытного, чем избранный им противник — уроженец Анжу по имени ла Фотриер. Из-за чего эти двое поссорились, история умалчивает; они встречаются, как и было оговорено, в старом саду, на ограде которого расселись секунданты и сочувствующие, с интересом наблюдающие за происходящим. Обанье вооружен одной лишь рапирой, а ла Фотриер по общепринятой манере держит в одной руке рапиру, а в другой — кинжал. Его противник возражает против использования кинжала:

— Я умею драться только одной рапирой, так что нечестно было бы с твоей стороны пользоваться еще и кинжалом.

В ответ ла Фотриер просто выбрасывает кинжал за ограду сада. Обанье думает, что это обеспечит ему преимущество; однако судьба распорядилась по-другому, его противнику повезло: будучи гораздо слабее в фехтовании, все же после короткого обмена ударами он оставляет более опытного бойца на земле мертвым.