Символ и реалистический образ. Символ и натуралистическая копия

«В символе есть идея, и в реалистическом образе есть идея. В символе есть образ, и сам реалистический образ есть прежде всего образ. В одном случае единство идеи и образа, и то же – в другом.

Но вот отношение символа и реалистического образа к их действительности, по-видимому, совершенно разное... Другими словами, нам представляется, что символ отличен от реалистического образа только тем, что он не просто отражает действительность, а еще является и ее порождающим принципом».

Однако для символа - архетипа существует совершенно иное «единство идеи и образа»; это даже скорее единство первичной идеи и образа. Поэтому отношение исходного символа и реалистического образа к их действительности совершенно иное.

Различия между данным и заданным символами хорошо видны на одном из примеров, который демонстрирует сам А.Ф.Лосев: «В «Арионе» Пушкина... дело не в образности самой по себе, а в идее непобедимости передовой поэзии».

Однако посмотрим на это исторически значимое произведение с позиции присутствия в нем данной символики.

Мореплавание само по себе символизирует «переход, развитие и спасение или достижение спасительной гавани», это «жизнь, выходящая за пределы себя». Возвращение всегда символизирует деградацию и застой, рассматривается как поражение). Поэтому пловцы плывут как бы по вечности, причем вечности духовной.

«Иные парус напрягали...». «Парус» – как данный символ – «ветер, творческое дыхание, побуждение к действию».

«Другие дружно [выделено нами. – С.А.] упирали в глубь мощны весла...». Не упоминаемый здесь океан (море), но явно присутствующий символ бессознательного. Шум его в дальнейшем – шум от внешнего мира. «Весло» – «символ творческой мысли и слова, источника всех действий». Познание водных глубин указывает на смерть, которая «затрагивает только природного человека, тогда как возрождается человек духовный».

С одной стороны, декабристская идеология предполагала обязательный инициационный процесс нового, духовного развития и самосовершенствования; с другой стороны, она предполагала пропаганду своих идей в «бессознательном» обществе.

В этом смысле здесь важен даже руль – символ идеи безопасности, правильно выбранного курса.

Определенную роль в стихотворении играет метафора. «Вихорь» – данный символ пространства, «вселенской эволюции», однако пространство не может быть шумным; значит, для пловцов это антиэволюция.

Гибель пловцов и кормщика есть символ торжества океана, «соответствующего победе бессознательного».

Спасение певца грозою (а не дельфином!) противоречиво для «непосвященных». Гроза в данном случае является символом верховной, творческой власти. Берег не есть возвращение, это убежище от опасного потока «моря» бессознательного (остров).

В системе языческо-христианского двоеверия Пушкин не мог не обойтись без христианской символики. Так, церковь (для декабристов, «посвященных», - внутренняя церковь) в христианском символизме уподобляется кораблю. Поэтому не случайна здесь и риза, темная одежда. Солнце, как исходный символ, дает очищение. Скала – данный символ постоянства, твердости и цельности.

Таким образом, комплекс проанализированной нами данных символов, конечно же, есть не «непобедимость передовой поэзии», а есть творчество как таковое, которое вечно при любых, «эволюционных», катаклизмах, при любом давлении бессознательного на индивидуально-творческое сознание. Вечная сила творчества – в энергии несомой ею духовности.

Действительность исходным символом не просто порождается в принципе, но выявляет духовную безграничность тайны в отношениях между Микрокосмом и Макрокосмом.

Что касается соотношения «символ – натуралистическая копия», то здесь вполне приемлем как для заданного, так и для данного символов лосевский тезис о том, что, если «снять» с реалистического образа художественность, получится натуралистическая копия; художественность есть символическая интерпретация.

Символ и миф

«Всякий миф есть символ, но не всякий символ есть миф. Этот миф может изображаться с бесконечно разнообразной интенсивностью своей символики, и символ в конкретных произведениях науки и искусства может как угодно близко подходить к мифу и даже сливаться с ним.

Поскольку миф исторически наиболее близок к данному символу, постольку вновь создаваемый миф – «не чистая мифология, но уже художественно образованная» (так А.Ф.Лосев подводит нас к своей интерпретации «не чистого мифа» в «Полтаве» и «Медном всаднике» А.С.Пушкина) – не может в принципе не быть связан с данным символом.

Рудольф Штайнер пишет: «В них [мифах – С.А.] создание духа, бессознательно творящей души. Душа обладает вполне определенной закономерностью. Она должна действовать в определенном направлении, чтобы творить выше себя. На мифологической ступени она делает это в образах, но эти образы построены согласно ее душевной закономерности. Можно также сказать, что, когда душа поднимается над ступенью мифологического сознания к более глубоким истинам, то последние носят тот же отпечаток, какой раньше носили мифы, ибо над их возникновением работает одна и та же сила».

Порождение нового мифа с обязательным присутствием данной символики как принципа индивидуального творческого мировоззрения основано на вере в буквальность ирреальности, художественной действительности, вере, сопряженной с общественным сознанием.

Этот принцип веры полагает требовательное введение читателя в соотносимость Микрокосма с Макрокосмом, причем не для приобретения какого-то знания, опыта, но – через сюжет – конфликтно по отношению к тайне Духа.

Символ и понятие

«...Символ отличается от понятия тем, что содержит в себе ОБРАЗНЫЙ элемент, которого нет в научно-выработанном понятии. С другой стороны, и один образный элемент, лишенный всякого понятия, тоже не есть символ. Та конструкция сознания, которая не выходит за пределы непосредственной образности и тем самым исключает всякое самостоятельное понятие, которое в этой образности осуществлялось бы, есть не символ, НАТУРАЛИСТИЧЕСКАЯ КОПИЯ».

«Функциональность и отражение действительности, обобщенность единичных явлений, закономерность соотношения общего и единичного и возможность разложения в бесконечные ряды - все это дается в символе непосредственно-интуитивно, в понятии же – мыслительно-дискурсивно».

Однако мы хотим подчеркнуть одно из основных различий между данным и заданным символами, заключающееся в различии их функций. Функция заданного символа – в его направленности к понятию, обобщающе-регрессивная функция; функция данного символа – в его направленности от первичного смысла, обобщающе-прогрессивная функция (в силу его изначальной интуитивной близости к пониманию Духа).

Изучая типы соотношения общего и единичного, данного символа и структурно-семантических категорий, резюмируем: