Под бой барабанов вошел в патриархальную Москву неспокойный 18 век. Ломались вековые уклады. В новой столице, "прорубив окно в Европу", Петр 1 строил корабли и брил бороды. Новый флот утверждал величие новой России, бросившей вызов Швеции, самой сильной тогда державе Северной Европы. Преобразования коснулись всех сторон экономической и общественной жизни. Началось бурное развитие науки и светского образования, были созданы Академия наук (1725г.), Московский университет (1755) гимназии, другие учебные заведения. Рождался новый тип национальной культуры. Эти коренные преобразования не могли не отразиться на судьбе языка. Уже в первые десятилетия 18 века вместе с новыми понятиями, предметами из Европы в Россию хлынули иноязычные слова. Этому способствовали и торговые контакты, и обучение молодых дворян за границей, и переводная литература. Ученые полагают, что в ту пору в русский язык влилось более 10 тыс. слов из западноевропейских языков. Теперь, когда с петровских времен прошло более двух с половиной веков, оглядываясь назад и беспристрастно оценивая прошлое, можно с уверенностью сказать, что широкое проникновение западноевропейской лексики в русский язык в ту пору вполне объяснимо и во многом оправданно. Ведь 200-летнее монголо-татарское иго во многом задержало развитие страны. Вот что писал о том времени В.Г.Белинский: " В Петровскую эпоху в русский язык по необходимости вошло много иностранных слов, потому что в русскую жизнь вошло множество иностранных понятий и идей. Подобное явление не ново: Изобретать свои термины для выражения чужих понятий очень трудно, и вообще этот труд редко удается. Поэтому с новым понятием, которое один берет у другого, он берет и самое слово, выражающее это понятие". Справедливо, однако, говорят, что все хорошо в меру. Уже в Петровскую эпоху зародилось неоправданное увлечение заимствованными словами, что впоследствии стало проблемой общественно-политического и культурного значения. Многие молодые дворяне, особенно побывавшие в Европе, до того пристрастились к чужеземным словечкам, что стали пренебрегать родным языком. Возникла уродливая мода на иноязычные слова. Их применение диктовалось нередко заурядным тщеславием, желанием покрасоваться мнимыми знаниями. Увлечение иноязычной лексикой было отчасти связано со стремлением как бы отделиться, отграничиться от обветшалых форм церковнославянского языка, от всего уклада старой жизни. Примечательно, что и сам Петр 1, столь ревниво относившийся к простоте и доступности языка, отдал дань увлечению западными словечками. В его письмах и бумагах встречаются слова: регула (правило), десперация (отчаяние), секул (100-летие), салвировать (охранять)... Впрочем, это увлечение было недолгим. Позднее, осуждая злоупотребления чужеземными словами, император строго наказывал тогдашнему дипломату Рудаковскому: "В реляциях твоих употребляешь ты зело много польские и другие иностранные слова и термины, за которыми самого дела вразуметь невозможно; того ради тебе реляции свои нам писать все российским языком, не употребляя иностранных слов и терминов".
Тревожен и противоречив был конец 18 века. В искусстве в это время на смену классицизму пришел сентиментализм. Глава русского сентиментализма Н.М.Карамзин осуществляет в конце 18-нач. 19вв. реформу стилей литературного языка. Им были провозглашены и подтверждены собственной литературной практикой принципы так называемого "нового слога". Суть его сводилась к упрощению письменной речи, освобождению ее от "славянщины", тяжеловесной книжности, схоластической высокопарности, свойственных произведениям классицизма. Заслуги Н.М.Карамзина общепризнанны. Но в его реформе было немало и слабых мест. Он ориентировался в основном на язык избранных, на изящный светский стиль речи, принятый в дворянских салонах. Писателям карамзинской школы казались низкими, непристойными народные слова и выражения: Манерные выражения, весьма далекие от простого, безыскусственного языка, были характерным признаком литературы того времени, н-р, нос жеманно именовался вратами мозга, глаза - раем души и т.д.
Заботясь об изящности, утонченности речи (кстати, само слово утонченность впервые появилось в "Письмах русского путешественника" Н.М.Карамзина), писатели-карамзинисты хотя порой и выступали против иноязычного засилья, в своей литературной практике все-таки чрезмерно увлекались иностранными, особенно французскими, словами и выражениями. Ведь в те времена не только царский двор стремился копировать Версаль. Галломания захватила и жизнь дворянских усадеб. Вспомним, что не только Онегин "по-французски мог изъясняться и писал", но и провинциальная Татьяна Ларина писала письмо Онегину по-французски. и вообще "выражалася с трудом на языке своем родном".
Естественно, у карамзинистов были и противники. Вдохновителем борьбы против "нового слога" Карамзина, противником всяческих новшеств и заимствований в начале 19 в. стал адмирал А.С.Шишков, занимавший некоторое время пост министра народного просвещения и президента Академии Российской. Шишков был страстным и убежденным поборником старины, все новое в языке представлялось ему злонамеренной порчей. Образцом русской речи для него служили древние памятники, фольклор и, конечно, церковнославянские тексты. Особенно страстно нападал он на иностранные слова. Причем его нетерпимость к "языковому чужебесию", безудержный пуризм имели во многом идеологические корни. (На доске -пуризм (лат. purus - чистый) - в широком смысле излишне строгое, непримиримое отношение к любым заимствованиям и новшествам - Русский язык. Энциклопедия) Ярый монархист, Шишков считал, что вместе с французскими словами в Россию проникает вредное влияние французской революции. Само слово республика, как он писал, напоминает режь публику. Культ очищения русского языка от слов - "чужаков" был доведен им до абсурда, так, слово тротуар он предлагал заменить словом топталище или ходырня, галоши - называть мокроступыи, изобилие - гобзование, фортепьяно - тихогром, инстинкт - побудок, медицина - лечезнание, физика - телообразие, астрономия - звездачество, магия - неистовство, механика - трудоспор, маршрут - путевик, эгоист - себятник и др. Я приведу хорошо известную лингвистам пародию на этот искусственный, обветшалый, псевдорусский слог: если перевести на язык Шишкова предложение Франт идет по бульвару из театра в цирк, получится следующее:
Хорошилище идет по гульбищу из позорища на ристалище.
Думаю уместной и хорошо объясняющей, почему реформа Шишкова не была принята, будет и реплика В.Г.Белинского, который писал в 1841г.: Слово мокроступы очень хорошо смогло бы выразить понятие, выражаемое совершенно бессмысленным для нас словом галоши, но ведь не насильно же заставишь целый народ вместо галоши говорить мокроступы, если он этого не хочет! Для русского мужика слово кучер - прерусское слово, возница такое же иностранное, как автомедон" (Информация для сравнения и размышления: галоша, кучер - слова из нем. яз., заимствованы в 18 в.; возница - собсбвенно русск. слово; Автомедон - имя кучера Ахиллеса из "Илиады" Гомера)
Консервативная программа реставрации патриархально-книжной "славянщины" оказалась несостоятельной. Защитникам "старого слога" не удалось приостановить развитие русского литературного языка. Но русский язык не пошел и за идиллической языковой манерой сторонников европеизированного "нового слога". История уготовила ему неповторимую и счастливую судьбу. И судьба эта тесно связана с тем, что внес в русскую культуру в целом великий поэт России, основоположник современного русского литературного языка А.С.Пушкин. Именно в пушкинскую эпоху, во многом благодаря гениальному мастеру слова, складывается разумное отношение к иноязычным словам, которое основывается на том "чувстве соразмерности и сообразности", о котором поэт писал сам, определяя понятие литературного вкуса.
Пушкин не разделял взглядов пуристов и отстаивал право поэта, писателя использовать иноязычную лексику по своему усмотрению. В своих текстах поэт употребляет слова из других языков довольно часто, отдавая дань культурной языковой традиции и учитывая духовные запросы передовой части общества. Так, главный герой "Евгения Онегина" был глубокий эконом, знал немного по-латыни, чтоб эпиграфы разбирать, а о Ленском читаем: Садился он за клавикорды и брал на них одни аккорды. В романе достаточно много слов из греческого / кристалл, музыка /, латинского /трибун, секундант /, немецкого /альманах, флер/, итальянского /фагот, флейта/, польского /франт, мазурка/, английского /бостон, сплин/, французского /педант, идеал /голландского /кофей/ языков. В прозаических произведениях также встречаются слова из классических и новоевропейских языков: в текстах "Пиковой дамы", "Арапа Петра Великого", "Барышни-крестьянки" таких слов более 50 /депеша, штоф, ассигнация, мантилья, бард, шкипер, пунш, фортуна /. В других текстах произведений А.С.Пушкина также много заимствованний из разных языков. Это прежде всего лексемы греко-латинского происхождения: афоризм, философия; слова из французского языка: англоман, анекдот; из немецкого: герцог, камин. Малочисленные группы составляют слова из других европейских языков: голландского - верфь, шкипер; итальянского - шпага, ломбард; английского - пунш, вист, миля; венгерского - гусар, гайдук; польского - франт, мазурка; испанского - мантилья. Довольно много слов тюркского происхождения, н-р: утюг, шалаш; единичные заимствования из турецкого: султан; персидского - сурьма; арабского - мишура - языков.
Принцип смысловой ассимиляции "европеизмов" с русской национально-бытовой сферой значений, принцип соответствия заимствованных западноевропейских понятий и форм их выражения национальному стилю речи и, как следствие, вытекающее отсюда, строгий отбор "галлицизмов" и "англицизмов" в зависимости от их согласия с русской национально-языковой структурой лексики и семантики, ограничение заимствований - вот те нормы, которыми Пушкин постепенно стал руководствоваться в отношении заимствованной лексики, особенно из французского и английского языков. Своим авторитетом поэт закрепил те "европейские" значения русских слов, которые уже укоренились в русском языке, и те простейшие фразы и идиомы, которые вошли в русский язык путем перевода с западноевропейских языков, например: утро года, в вихре вальса, вихорь жизни.
Некоторые заимствования в пушкинскую эпоху только "стучались" в русский язык, и для Пушкина они были настолько "иностранными", что поэт употреблял их как варваризмы, не рискуя писать по-русски или переводить. Но он уже не хотел от них и отказываться, так как чутье, как и всегда, не подводило великого поэта: Пушкин выбирал именно те заимствования, за которыми было будущее в русском языке. Показателен сам способ введения таких лексем в текст. Во-первых, поэт, как правило, подчеркивает новизну их в русском языке:
Никто б не мог ее прекрасной
Назвать; но с головы до ног
Никто бы в ней найти не мог
Того, что модой самовластной
В высоком лондонском кругу
Зовется vulgar. / Не могу:
Люблю я очень это слово,
Но не могу перевести;
Оно у нас покамест ново:
Иногда на то, что слово еще не освоено русским языком, указывает только его графический облик:
Как Child-Harold, угрюмый, томный
В гостиных появлялся он:
Часто поэт сам толкует значение употребляемого иноязычного слова, например, подбирая к нему синоним русского происхождения:
Недуг, которого причину
Давно бы отыскать пора,
Подобный английскому сплину,
Короче: русская хандра
Им овладела понемногу:
Порой Пушкин серьезно, а чаще шутливо или иронически извиняется за употребление пока непривычных для читателя нерусских слов:
Я мог бы пред ученым светом
Здесь описать его наряд;
Конечно б это было смело,
Описывать мое же дело:
Но панталоны, фрак, жилет,
Всех этих слов на русском нет;
А вижу я, винюсь пред вами,
Что уж и так мой бедный слог
Пестреть гораздо б меньше мог
Иноплеменными словами,
Хоть и заглядывал я встарь
В Академический словарь.
Порой Пушкин серьезно, а чаще шутливо или иронически извиняется за употребление пока непривычных для читателя нерусских слов:
Но панталоны, фрак, жилет,
Всех этих слов на русском нет.
А вижу я, винюсь пред вами,
Что уж и так мой бедный слог
Пестреть гораздо б меньше мог
Иноплеменными словами,
Хоть и заглядывал я встарь
В Академический словарь [1, с. 196].
В этих словах слышится отголосок полемики с А.С.Шишковым, над которым поэт, бывало, и откровенно подшучивал:
Она казалась верный снимок
Du comme il faut: (Шишков, прости:
Не знаю, как перевести.)
Еще раз вспомним: с заимствованиями не следует путать иноязычные вкрапления в русский текст. Они были очень часты в речи дворян в 19в. Конечно, это явление нашло отражение в произведениях Пушкина, прежде всего в прозе. Так, англоман Григорий Иванович Муромский в разговоре с дочерью называет ее my dear / моя дорогая - англ./, галломанию же русских барышень Х1Х в. Пушкин подчеркивает, описывая смешной наряд Лизы, которая не хотела, чтобы Алексей Муромский узнал ее:
:рукава a l imbecile торчали как фижмы у Madame de Pompadour:("Барышня-крестьянка") и др. Поэт явно неодобрительно отзывался о чрезмерном увлечении иностранным, в частности французским языком. Так, брата Льва Пушкин сравнил с "московской кузиной" за то, что тот написал ему письмо по-французски; иронически свидетельствовал, что в его время "дамская любовь не изъяснялась по-русски", светская беседа тоже велась преимущественно на французском языке. Вот что Пушкин писал о разговорной речи того времени:
Как уст румяных без улыбки,
Без грамматической ошибки
Я русской речи не люблю.
:Неправильный, небрежный лепет,
Неточный выговор речей
По-прежнему сердечный трепет
Произведут в груди моей;
Раскаяться во мне нет силы
Мне галлицизмы будут милы,
Как прошлой юности грехи
Как Богдановича стихи [1, с. 235].
По свидетельству Вяземского, Пушкин неоднократно принимался за письмо Татьяны, которое написано образцовым русским языком без единого иностранного слова. Есть много свидетельств, подтверждающих отрицательное отношение поэта к галломанствующим современникам.
Проблему заимствований русским языком иностранных слов Пушкин решает следующим образом: он одобряет только те заимствования, которые не стесняют свободу развития родного языка, обогащают его, вносят в него новые, жизненно необходимые средства.
Рассмотрение заимствованных слов на широком хронологическом пространстве (в нашем случае от Пушкина до наших дней) помогает осознать, что освоение иноязычной лексики имеет характер процесса. Разные его этапы мы находим прежде всего в речи художественной литературы, великих мастеров слова, среди которых Пушкину принадлежит пальма первенства. В поэтических и прозаических шедеврах Пушкина не только реализовались потенциальные возможности русского языка, но нашли выражение и некоторые важнейшие тенденции его развития. Величайший мастер слова исходил из убеждения, что "истинный вкус состоит не в безотчетном отвержении такого-то слова, такого-то оборота, но в чувстве соразмерности и сообразности". Именно такое чувство руководило гением русской поэзии в его владении словом, всеми ресурсами языка. Его поэзия -"союз волшебных звуков, чувств и дум" - являет собой образец великого, совершенного чувства гармонии в отношении к миру, к людям, к их языку.
Что касается положения с заимствованиями в наше время, то оно тесно связано с языковыми изменениями последних десятилетий, насыщенных стремительными общественными переменами. Языковые преобразования нашего времени вызваны социальной ситуацией - открытостью современного общества для международных контактов, что обусловило массовое вхождение в русский язык заимствований (преимущественно из американского варианта английского языка), так как язык "живет и меняется вместе с обществом, которому служит, подчиняясь ему и воздействуя на него" (Л.Ферм).
Мы переживаем такое время, когда слова из английского языка буквально наводнили нашу речь, печать, радио и телевидение. В обществе время от времени разгораются острые дискуссии по поводу американской языковой экспансии. Трудно остаться равнодушным к постепенному вытеснению многих русских слов, которые несут не меньшую семантическую нагрузку, чем их иноязычные аналоги. Однако, как показывает анализ научной литературы, большинство языковедов приходят к выводу, что нет оснований беспокоиться о судьбе русского языка как системы. Следует просто поднимать языковую культуру. Многие языковеды видят проблему не в самом языке, а в неумелом владении им. Приведем цитату из почтовой дискуссии о состоянии современного русского языка: "Приток заимствований в русском языке, принявший в последнее время, кажется, тотальный характер", не должен расцениваться как негативное явление: ведь на дальнейших этапах развития язык неизбежно отторгнет избыточные элементы и те, которые не адаптировались, при этом оставшиеся не засорят, а обогатят наш язык, как уже неоднократно случалось в прошлом... Тревогу должно вызывать... не состояние системы языка, а уровень языковых способностей нашего общества - наше массовое косноязычие, производящее впечатление национальной катастрофы" (Ю.Н. Караулов).
