скакуны и многое другое) были заинтересованы многие государства Северной
Европы и Франция, не имевшие прямого доступа к ним: Византия слишком строго
регламентировала и централизовала свой экспорт; прямая сухопутная дорога в
анатолийские восточные земли была закрыта мощным полукольцом кочевых племен
от Среднего Дуная до Нижней Волги: мадьяры, тюрко-болгары, печенеги, хазары,
кипчаки, гузы.
Крестовыми походами XI--XIII веков западноевропейское рыцарство пробило
себе путь на Восток, а до крестовых походов только Киевская Русь была в
силах провести свои "бремены тяжкие" через кочевнические заслоны и в Багдад,
и в Царьград, и в Раффельштетен или в Регенсбург на Дунае.
Борьба за свободу и безопасность торговых путей из Руси на Восток
становилась общеевропейским делом.
Паразитарное государство хазар, жившее за счет таможенных пошлин,
держало в своих руках все выходы из Восточной Европы на Восток в страну
гузов, Хорезм и остальные владения Халифата. Хазарский каган брал огромные
пошлины при проезде и возврате, а в случае благоприятного для него
соотношения сил просто грабил возвращавшиеся русские караваны, как это было
в 913 году.
Византия начала систематические агрессивные действия против Болгарии
(Первого Болгарского царства), устанавливая время от времени свое влияние в
тех местах Балканского полуострова, мимо которых проходил давний торговый
путь русов в Константинополь.
Оба направления русских заморских экспедиций по-прежнему требовали
военной поддержки.
Хронология походов Святослава в источниках не очень точна, но четко
выделяются два последовательных комплекса:
1. Поход на вятичей, на Волгу и на Хазарию (по летописи в 964--966
годах, по Ибн-Хаукалю -- в 968--969 годах).
2. Поход в Болгарию Дунайскую и война (совместно с болгарами) против
Византии (967--971 годы).
Описание Хазарского похода Святослава в летописи с двух сторон
обрамлено упоминанием вятичей, плативших ранее дань (проездную пошлину?)
хазарам. Это в какой-то мере определяет маршрут похода, во время которого
русские войска воевали в Волжской Болгарии, в земле буртасов и в Хазарии,
где взяли Итиль и древнюю столицу каганата -- Семендер на Каспийском море.
Затем были покорены народы Северного Кавказа -- ясы (осетины) и касоги
(адыгские племена). Поход был закончен на Таманском полуострове, который с
этого времени стал русской Тмутараканью. Очевидно, на обратном пути был взят
Саркел ("Белая Вежа") на Дону, и Святослав оттуда пошел не прямо в Киев, а
обходным вятическим путем на север (поэтому земля вятичей упомянута дважды
под 964 и под 966 годами), для того чтобы миновать приднепровские кочевья
печенегов.
Протяженность похода -- около 6 тысяч километров. На его осуществление
потребовалось, надо полагать, не менее трех лет с зимовками где-то на Волге
и Северном Кавказе. Какие именно это годы, сказать трудно; комбинируя данные
летописи и Ибн-Хаукаля, можно допустить, что грандиозный поход состоялся в
промежуток 965--968 годов. Ибн-Хаукаль знает уже о том, что русы после
победы над Хазарией отправились в "Рум" (Византию) и "Андалус" (Анатолию,
южный берег Черного моря).
Результаты похода были совершенно исключительны: огромная Хазарская
империя была разгромлена и навсегда исчезла с политической карты Европы.
Пути на Восток были расчищены; Волжская Болгария перестала быть враждебным
заслоном и, кроме того, Саркел и Тмутаракань, два важнейших города
юго-востока, стали русскими центрами.
Изменилось и соотношение сил в полувизантийском, полухазарском Крыму,
где Керчь (Корчев) стала тоже русским городом. Спустя сто лет князь Глеб,
праправнук Святослава, измерял замерзший Керченский пролив и оставил
знаменитую запись о том, как он "мерял море по льду от Тмутаракани до
Корчева", как бы отмечая столетний юбилей русской победы на этой важной
магистрали.
Возросшее после побед могущество Киевской Руси, появление русских в
Крыму и распродажа полюдья (накопившегося за годы похода) в Византии и ее
малоазиатских владениях могли создать неизвестную нам конфликтную ситуацию,
которая в очень неясных формах обозначалась в 967--968 годах, а к 969 году
приняла характер большой войны русских и болгар с Византийской империей.
Оценки этой войны тоже противоречивы, в чем повинна прежде всего неполнота
сведений русской летописи и крайняя тенденциозность греческих источников,
стремившихся изобразить русских как врагов Болгарии, а византийцев как
Друзей и освободителей болгар. Но именно по поводу этих событий русский
летописец и написал свою знаменитую фразу о лживости греков, часто
вспоминаемую историками: "Суть бо грьци льстиви и до сего дьне".
Все началось с того угла Черного моря, где, по предположению, помещался
"остров русов", образованный излучиной и дельтой Дуная, морем и огромным
"Траяновым валом" с полноводным рвом.
В 943 году, когда Игорь Киевский принимал здесь, на Дунае, откупную
дань Византии, эта область принадлежала Болгарии (в надписи 943 года
упомянут жупан Димитрий), но по праву заселения русами-уличами на нее могла
претендовать и Киевская Русь, владевшая здесь несколькими гаванями. Впрочем,
этническая близость жителей "острова русов" к киевским русам еще не
определяла политических симпатий -- ведь уличи переселились на Дунай в
результате трехлетней войны с Киевом.
Греческое население приморских городков и обилие здесь
римско-византийских крепостей и крепостиц давало некоторое основание и
империи заявлять свои претензии на эту стратегически важную область.
Стотысячное русское население "острова" могло, подобно позднейшим
донским казакам, стремиться к независимости, но в силу разных внешних
событий оно неизбежно должно было колебаться между двумя родственными
странами -- Киевской Русью и Болгарией. Меньше всего оно было заинтересовано
в подвластности Византии, так как это, во-первых, возлагало бы много
обязательств по охране дунайской границы, а во-вторых, лишало бы местные
порты выгод, получаемых от русско-цареградской торговли.
Обстановка усложнялась тем, что внутри Болгарии среди феодальной знати
существовали как сторонники, так и противники Византии. Вполне возможно, что
чем дальше от империи была расположена та или иная область, тем меньшую
непосредственную опасность представляла империя и тем безопаснее было
обращаться к ее покровительству. Во всяком случае, власти Переяславца на
Дунае, столицы "острова русов", несколько раз обнаруживали свою враждебность
Святославу во время его войны с Византией.
Начало балканских походов Святослава русская летопись описывает так:
"В лето 6475 [967 год]. Иде Святослав на Дунай на българы. И бивъшемъся
обоим. Одоле Святослав българом и възя город 80 по Дунаеви. И седе къняжа
ту, Переяславьци, емля дань на Грьцех".
В этой короткой заметке ощущается ряд противоречий. Преувеличенным
кажется такое большое количество дунайских городов; отчасти оно объясняется
тем, что в свое время император Юстиниан построил на Дунае множество
крепостей, часть которых потом запустела.
Странным представляется и то, что одолел Святослав войско болгар, а
дань взимал с Византии. Это объясняется, очевидно, резким переломом в
византийско-болгарских отношениях в конце царствования Никифора Фоки
(963--969 годы). Византия ощутила свою силу, расторгла в 966 году невыгодный
для нее договор с Болгарией (927 года), и Никифор начал обращаться к
болгарскому царю Петру как к своему вассалу. Тогда же, в июне 966 года,
император, по словам хроники Иоанна Скилицы, "выступил, чтоб обозреть
города, расположенные во Фракии, и прибыл к так называемому Большому Рву. Он
написал архонту Болгарии Петру, чтобы тот воспрепятствовал туркам [мадьярам]
переправляться через Истр и опустошать владения ромеев...".
Дальнейшие события греческий автор изображает так: царь Петр отказался
выполнять распоряжение Никифора. Византия и Болгария стали врагами.
В это время на Нижнем Дунае дважды появляется Святослав с россами и
будто бы по просьбе Никифора занимает болгарские земли, после чего
"разрывает договор, заключенный с императором Никифором" и дает цесарю
"ответ, преисполненный варварской хвастливостью".
Другой греческий автор, Лев Дьякон, сообщает несколько иную версию:
императорский посол патрикий Калокир в переговорах со Святославом начал
действовать в своих личных интересах и уговаривал Святослава ввести войска в
Болгарию, с тем чтобы в дальнейшем начать войну с Византией и помочь ему,
послу Калокиру, свергнуть Никифора и овладеть императорским троном.
Греческие источники полны недомолвок, противоречий и явного нежелания
признать союз русских с болгарами, который, судя по переходу к Святославу 80
болгарских городов, обозначился уже при первом появлении русских на Дунае.
Греческие авторы писали тогда, когда Византия, вытеснив Святослава с Балкан,
полностью поработила Болгарию, и их многочисленные выпады против русских
являются просто выполнением политического задания. Это следует учитывать при
анализе источников.
Из того, как император Никифор (будто бы сам пригласивший Святослава
для того, чтобы привести к покорности болгар) отнесся к вести о появлении
русских у дельты Дуная, уже становится ясно, что никакого приглашения,
никакого дружественного договора Византии с Киевской Русью, направленного
против болгар, на самом деле не было.
Узнав о появлении русских, Никифор начал спешно готовиться к обороне
своей столицы: "снарядил закованную в железо конницу, изготовлял метательные
орудия и расставлял их на башнях городской стены"; Босфор был перетянут
огромной железной цепью. Союзников, якобы "повиновавшихся императору", так
не поджидают.
Из слов того же Льва Дьякона явствует, что появление Святослава на
Дунае сам император расценивал как "начало войны против обоих народов", то
есть и против русов, и против болгар. "Ему показалось, что полезно склонить
один из этих народов на свою сторону". Хитроумные византийцы решили получить
у болгарской знати заложников и под видом смотрин невест для принцев
(сыновей императора Романа) заполучили в Константинополь болгарских знатных
девушек. После этого какая-то часть болгарских феодалов невольно оказалась в
руках Никифора. Это объясняет нам многое в событиях конца 960-х годов.
Очевидно, летописные свидетельства о битвах Святослава с болгарами в
967 году относятся не к Болгарскому царству Петра, не к Болгарии вообще, а к
отдельным феодальным владетелям, вроде тех, чьи Дочери стали заложницами
цесаря. К ним должны оыть отнесены и владетели Переяславца на Дунае,
враждебные Святославу. Здесь, на месте старого дворца хана Омортага
(середина IX века), могли сохраниться контингента тюрко-болгарского
всадничества, несколько обособленного от остального населения.
В свете данных о сторонниках Византии в среде болгарской знати мы
должны крайне осторожно отнестись к преднамеренным высказываниям феческих
хронистов о войне русских против болгар. Если результатом нижнедунайских
военных действий Святослава была контрибуция, наложенная им на Византию
(летопись), то из этого становится ясным, кто именно был его настоящим
противником.
В 969 году умер болгарский царь Петр, а император Никифор был убит
своим двоюродным братом Иоанном Цимисхием, собственноручно зарубившим его
мечом (10 декабря 969 года). Иоанн стал императором.
Обстановка в 970 году была такова: в столице Болгарии Великой Преславе
в царском дворце жил, обладая всеми сокровищами, болгарский царь Борис, сын
Петра. В качестве воеводы при нем находился варяг русской службы Свенельд.
В Переяславце на Дунае, в середине "острова русов" княжил Святослав. В
Киеве он оставил старшего сына Ярополка; другого -- Олега -- посадил в
мятежной земле древлян, а третьего -- Владимира -- направил в Новгород. Сам
Святослав был весьма доволен той новой землей, куда он переместился в
967--969 годах. Это не было переносом столицы, но являлось переносом
резиденции и закреплением новой, очень выгодной позиции на скрещении разных
путей:
"Не любо ми есть жити Кыеве, -- говорил Святослав матери и боярам. --
Хощю жити Переяславьци в Дунай, яко то есть среда земли моей, яко ту вься
благая съходяться: от Грьк -- паволокы [шелк], злато, вино и овощеве
разноличьнии [фрукты], ис Чех и из Угьр -- съребро и комони, из Руси же --
скора и воск и мед и челядь".
Русские и болгарские войска не только господствовали в Болгарии, но и
перешли в широкое наступление по всей северной границе Византийской империи.
Они оказались там, где недавно проводил свою инспекционную поездку император
Никифор. Войска Святослава перешли Балканы, пересекли византийскую фанипу и
оказались в "долине роз", в бассейне Марицы. Здесь был взят Филиппополь
(современный Пловдив), и союзники дошли до Аркадиополя. "За малъмъ бо бе Не
дошьл [Святослав] Цесаряфада". До Царьграда оставалось всего лишь 4 дня пути
по равнине.
В большом сражении под Аркадиополем печенеги и венфы, входившие в
русско-болгарское войско, дрогнули, и битва была проиграна. Иоанн Цимисхий в
971 году начал грандиозное наступление, отозвав для этого азиатские войска
из Сирии и тренируя их всю зиму. Грекам удалось отбить натиск, взять Великий
Преслав, где они пленили царя Бориса, взять Плиску и двинуться на север к
Дунаю.
При взятии болгарских городов византийцы предавались беззастенчивым
грабежам. Так, при взятии Преслава "ромеи все разом ворвались в город,
рассыпались по узким улицам, убивали врагов и грабили их имущество" (Лев
Дьякон).
Святослав сделал своим опорным пунктом Доростол (Силистрию) на Дунае,
где и проходила заключительная фаза войны с Византией. Здесь происходил ряд
крупных сражений, после которых славяне устраивали пофебальные костры для
своих павших воинов (сюжет известной картины Семирадского); здесь Цимисхий
более двух месяцев осаждал Доростол, безуспешно ожидая сдачи; здесь
произошла личная встреча императора с прославленным киевским князем,
описанная Львом Дьяконом.
Свою последнюю решительную битву русские начали в день Перуна, 20 июля
971 года, но ни та, ни другая сторона не добилась победы. Начались
переговоры о мире. Император стремился поразить славянского полководца всем
великолепием византийского Царского убора, но сам оказался пораженным
простотой одежды великого князя:
"Государь Иоанн Цимисхий, покрытый вызолоченными доспехами, подъехал
верхом к берегу Истра, ведя за собою многочисленный отряд сверкавших золотом
вооруженных всадников [так называемых "бессмертных"]. Показался и Святослав,
переплывающий реку на скифской ладье. Он сидел на веслах и греб вместе с
остальными, ничем не отличаясь от них.
Вот какова была его наружность: умеренного роста, не слишком высокого и
не очень низкого, с мохнатыми бровями и светло-синими глазами, курносый,
безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой
[усами]. Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисал
клок волос -- признак знатности рода.
Крепкий затылок, широкая грудь и все другие части тела вполне
соразмерные. Выглядел он угрюмым и диким. В одно ухо у него была вдета
золотая серьга; она была украшена карбункулом, обрамленным двумя
жемчужинами.
Одеяние его было белым и отличалось от одежды других только чистотой.
Сидя в ладье на скамье для гребцов, он поговорил немного с государем об
условиях мира и уехал".
Цимисхий, как пишет тот же автор, "с радостью принял условия россов".
Условия мира были изложены в договоре, помещенном в летописи: Святослав
обязывался не вести более войны с Византией. Князь уходил "възьм имение
мъного у Грьк и полон бещисльн". Мир был почетным.
Однако византийцы приняли свои меры: они известили печенегов о движении
Святослава, и те напали на него в днепровских порогах весною 972 года. Из
черепа убитого князя печенежский хан "съделаша чашю, оковавъше лоб его и
пияху в немь...".
С уходом Святослава из Болгарии пала самостоятельность
Восточно-Болгарского царства, завоеванного и оккупированного Византией.
Когда Цимисхий взял в плен в Великом Преславе законного болгарского царя
Бориса, союзника Святослава, то он лицемерно "воздал ему почести, назвал
владыкой булгар". Но как только Святослав со своим войском, защищавшим
болгар, покинул берега Дуная, тот же Цимисхий показал свое истинное лицо.
"Он [Иоанн Цимисхий] вступил в великий храм Премудрости Божье [Софии
Цареградской] и, воздав благодарственные молитвы, посвятил богу первую долю
добычи -- роскошную болгарскую корону. Затем он последовал в императорский
дворец, ввел туда царя болгар Бориса и приказал ему сложить с себя знаки
царского достоинства... Затем он возвел Бориса в сан магистра".
Столица Болгарии была переименована в честь цесаря в Иоаннополь,
древний Доростол -- в Феодорополь, а вся придунайская Болгария превратилась
в византийскую провинцию Паристрион.
Подводя итоги короткому, но блистательному княжению Святослава, мы
видим, что он вовсе не был "безрассудным авантюристом", бродившим где попало
по степям. Его волжско-хазарский поход был жизненно важен для молодого
государства Руси, а его действия на Дунае и за Балканами были проявлением
дружбы и солидарности с народом Болгарии, которому Святослав помогал
отстаивать и свою столицу, и своего Царя, и политическую самостоятельность
от посягательств Византии.
Поражение Святослава было концом суверенной Болгарии, возродившейся
только два столетия спустя.
По отношению к Руси вся стремительная деятельность Святослава не только
не была невниманием к ее интересам или неосознанным стремлением "охабить",
пренебречь ею, но, наоборот, все было рассчитано на решение больших
государственных задач, требовавших напряжения всех сил. Важнейшая задача,
состоявшая в обеспечении безопасности со стороны Хазарского каганата, была
решена вполне успешно. Вторая задача -- создание мирного торгового плацдарма
на западном побережье Русского моря (в содружестве с Болгарией) -- выполнена
не была, так как здесь Руси противостояли две значительные силы: Византия и
Печенегия, раскинувшаяся по степям на "месяц конного пути".
РАСЦВЕТ КИЕВСКОЙ РУСИ
[здесь карта из файла map2.jpg]
ВЛАДИМИР КРАСНОЕ СОЛНЫШКО
Борьба с печенегами стала в X веке насущной потребностью Руси. Вся
плодородная лесостепь, густо покрытая русскими деревнями и городами, была
обращена к степям и открыта внезапным набегам кочевников, раскинувшихся по
русской равнине на "месяц конного пути" от Дуная до Жигулей.
Каждый набег приводил к сожжению сел, уничтожению полей, угону
населения в рабство. Поэтому оборона от печенегов была не только
государственным, но и общенародным делом, понятным и близким всем слоям
общества. И естественно, что князь, сумевший возглавить эту оборону, должен
был стать народным героем, действия которого воспевались в народных
эпических сказаниях -- былинах.
Таким князем оказался побочный сын Святослава -- Владимир.
В живописном Любече, охранявшем подступы к Киевской земле с севера, жил
в середине X века некий Малко Любечанин. Его дочь Малуша была ключницей
княгини Ольги, а сын Добрыня, очевидно, служил князю. В былинах о Добрыне
сохранилась память о том, что он был при княжеском дворе "конюхом да
приворотничком", но потом стал уже не слугой, а придворным -- "он
стольничал-чашничал Девять лет".
Малуша Любечанка стала одной из наложниц Святослава, и у нее родился
сын Владимир, которого долго потом корили его происхождением, называя
"робичичем", "холопищем". Если бы не особая удача, то сын ключницы мог бы
затеряться в толпе "отроков" и слуг на княжеском дворе. Но его дядя Добрыня
однажды воспользовался тем, что законные сыновья князя Ярополк и Олег
отказались ехать в далекую северную факторию Руси -- Новгород, и предложил
послать туда своего племянника. Так юный робичич Владимир стал
князем-наместником в маленьком городке на озере Ильмень.
Когда между его братьями после трагической гибели Святослава вспыхнула
усобица, разжигаемая варягом Свенельдом, и Олег Древлянский был убит,
Добрыня и Владимир двинулись походом из Новгорода в Киев, покорив по дороге
Полоцк, важный торговый пункт на Западной Двине. Здесь Владимир силой взял
себе в жены Рогнеду, дочь полоцкого князя. В русских былинах отражены и
борьба Олега со Свенельдом, и женитьба Владимира при посредничестве Добрыни.
Ярополк был убит во дворце двумя варягами из войска Владимира, и сын
рабыни стал великим князем киевским, а Добрыня -- воеводой, вершившим дела
Руси.
Первым государственным делом Владимира было изгнание из Киева
варягов-наемников; затем он установил языческий культ шести богов во главе с
богом грозы и войны Перуном.
Ряд удачных походов на Польшу, на вятичей, Литву, радимичей, болгар и
хорватов (в Закарпатье) значительно расширил и упрочил Русь как государство
всех восточных славян.
Довольно аморфное раннефеодальное государство Киевскую Русь
правительство Владимира стремилось охватить новой административной системой,
построенной, впрочем, на типичном для той эпохи слиянии государственного
начала с личным: на место прежних "светлых князей", стоявших во главе союзов
племен, Владимир сажает своих сыновей:
Новгород -- Ярослав;
Полоцк -- Изяслав;
Туров -- Святополк;
Ростов -- Борис;
Муром -- Глеб;
Древлянская земля -- Святослав;
Волынь -- Всеволод;
Тмутаракань -- Мстислав.
От Киева к этим отдаленным городам прокладываются "дороги прямоезжие",
нашедшие отражение в былинах, связывающих их с именем Ильи Муромца.
Но по-прежнему оставалась нерешенной главная задача внешней политики
Руси -- оборона от печенежских племен, наступавших на русские земли по всему
лесостепному пограничью.
Летопись вкладывает в уста князя Владимира следующие слова:
"И рече Володимер: "Се не добро, еже мало город около Кыева". И нача
ставити городы по Десне и по Въстри (реке Остру) и по Трубешеви и по Суле и
по Стугне. И нача нарубати ("набирать") муже лучьшее от Словен и от Кривичь
и от Чюди и от Вятичь и от сих насели грады. Бе бо рать от печенег и бе
воюяся с ними и одалая им".
Эти слова летописи содержат исключительно интересное сообщение об
организации общегосударственной обороны. Владимир сумел сделать борьбу с
печенегами делом всей Руси, почти всех входивших в ее состав народов, ведь
гарнизоны для южных крепостей набирались в далеком Новгороде, в Эстонии
(Чудь), в Смоленске и в бассейне Москвы-реки, в землях, куда ни один печенег
не доскакивал. Заслуга Владимира в том и состояла, что он весь лесной север
заставил служить интересам обороны южной границы, шедшей по землям полян,
уличей и северян.
Из пяти рек, на которых строились новые крепости, четыре впадали в
Днепр слева. На Левобережье крепости были нужны потому, что здесь меньше
было естественных лесных заслонов и степь доходила почти До самого
Чернигова.
Теперь же, после создания оборонительных линий, печенегам приходилось
преодолевать четыре барьера. Первым был рубеж на Суле, которая 200 лет
служила границей между русскими и кочевниками. В "Слове о полку Игореве"
воспевается Сула, текущая "серебряными струями", а половецкая земля
иносказательно изображается так: "комони ржут за Сулою".
В устье Сулы археологи раскопали крепость-гавань, куда могли заходить
во время опасности днепровские суда: укрепленная гавань носила характерное
название -- Воинь. Далее по Суле крепости стояли на расстоянии 15--20
километров друг от друга.
Если печенеги преодолевали этот рубеж, они встречались с новым заслоном
по Трубежу, где был один из крупнейших городов Киевской Руси -- Переяславль.
Если и это препятствие печенегам удавалось взять или обойти, то перед ними
открывались пути на Чернигов и Киев. Но перед Черниговом лежали
оборонительные линии по Остру и Десне, затруднявшие подход к этому древнему
богатому городу.
Для того чтобы попасть с левого берега Днепра к Киеву, печенегам нужно
было перейти реку вброд под Витичевом и затем форсировать долину Стугны. Но
именно по берегам Стугны Владимир и поставил свои крепости.
Археологические раскопки в Витичеве открыли на высокой горе над бродом
мощную крепость конца X века с дубовыми стенами и сигнальной башней на
вершине горы. При первой же опасности на башне зажигали огромный костер, и
так как оттуда простым глазом был виден Киев, то в столице тотчас по пламени
костра узнавали о появлении печенегов на Витичевском броде.
Стугнинская линия окаймляла "бор велик", окружавший Киев с юга. Это
была уже последняя оборонительная линия, состоявшая из городов Треполя,
Тумаша и Василева и соединявших их валов. В глубине ее, между Стугной и
Киевом, Владимир построил в 991 году огромный город-лагерь, ставший резервом
всех киевских сил, Белгород.
Постройка нескольких оборонительных рубежей с продуманной системой
крепостей, валов, сигнальных вышек сделала невозможным внезапное вторжение
печенегов и помогла Руси перейти в наступление. Тысячи русских сел и городов
были избавлены от ужасов печенежских набегов.
Об этой пограничной линии писал русский летописец, современник
Владимира, писал западный епископ Бруно, ехавший из резным изображением
крылатого Киева в Печенегию, об антропоморфного существа (отно- этих же
порубежных сящегося к типу языческих хеши- крепостях-заставах пел ственных
оберегов, то есть так свои песни народ: называемых "куриных богов") IX в.
На горах, горах, да на высоких,
На шоломя [холме] на окатистом,
Там стоял да тонкий бел шатер.
Во шатре-то удаленьки добры молодцы...
Стерегли-берегли они красен Киев-град.
Князь Владимир испытывал большую нужду в крупных военных силах и охотно
брал в свою дружину выходцев из народа, прославившихся богатырскими делами.
Он приглашал и изгоев, людей, вышедших поневоле из родовых общин и не всегда
умевших завести самостоятельное хозяйство; этим князь содействовал
дальнейшему распаду родовых отношений в деревне. Изгойство перестало быть
страшной карой -- изгой мог найти место в княжеской дружине.
Победы над печенегами праздновались всенародно и пышно. Князь с боярами
и дружиной пировал на "сенях" (на высокой галерее дворца), а на дворе
ставились столы для народа. На эти пиры съезжались "посадники и старейшины
по всем градом и люди многы", "бесчисленное множество народа".
Знаменитые пиры Владимира, являвшиеся своеобразным методом вовлечения в
дружину, воспеты и в былинах в полном согласии с летописными записями:
Во стольном городе во Клеве,
У ласкова князя у Владимира
Было пированьице почестей пир
На многих на князей на бояров,
На могучих на богатырей,
