Исполни мою волю, возлюбленный. Из вод многих я извлек тебя, я избавил тебя и вывел тебя на место пространное, и поставил ноги твои на камне. Вернись за ней».

Любовь искупительная

Но Михаил прикрылся злобой, как щитом.

— Нет, я больше не могу. Последнее, чего я хочу в
жизни, это женщина, которой все безразлично. — Он опять
пошел по дороге, направляясь к конюшне, где оставил
своих лошадей.

— Плохое время для поездок, мистер, — заметил
конюх. — Приближается буря.

—Время такое же, как всегда, к тому же мне до тошноты надоело это место.

—Как и всем нам.

Дорога, по которой Михаил выезжал из города, шла мимо «Дворца». Пьяный смех и громкая музыка еще больше рассердили его. Проезжая, он даже не взглянул на ее окна. Зачем? Она, скорее всего, работает. Как только он вернется к себе в долину и сможет забыть это бесовское отродье, все снова станет на свои места.

И в следующий раз, когда он станет молиться Богу о жене, он будет намного конкретнее просить, что ему нужно.

Ангелочек стояла у окна, когда Осия проезжал мимо. Она узнала его, хотя он ссутулился, укрываясь от ливня. Она ждала, что он посмотрит на ее окна, но он даже не повернул голову в ее сторону. Она глядела на него, пока он не скрылся в темноте.

Что ж, наконец, она добилась своего и смогла прогнать его. Она хотела этого с самой первой встречи.

Так почему же она чувствует себя так, словно у нее отобрали что-то очень ценное? Разве она не рада, что, нако­нец, от него избавилась? Он не будет больше сидеть в ее комнате и говорить, говорить, говорить — пока ей не начнет казаться, что она вот-вот сойдет с ума.

Сегодня он назвал ее Ангелочком. Ангелочек! Она приложила к стеклу дрожащую руку. От пальцев холод пробежал по всему телу. Она прижалась лбом к стеклу и слушала, как по нему барабанит дождь. Звук падающих

95

капель напомнил ей лачугу в порту и мамину улыбку перед смертью.

«О, Боже! Я задыхаюсь. Я умираю».

Ее трясло с головы до ног. Она опустила занавеску. Может быть, это единственный выход. Смерть. Если она умрет, никто больше не будет ее использовать.

Она села на кровать и притянула колени к груди. Прижавшись лбом к коленям, она стала убаюкивать себя. Зачем он пришел к ней? Ведь она уже приняла то положе­ние вещей, в котором вынуждена находиться. Она пыталась прорваться. Почему он решил разрушить ее внутренний покой? Она сжала ладони в кулаки..Она не могла выбро­сить из головы Михаила Осию, который уезжал из города сквозь пелену дождя.

Подступило ужасное, гнетущее чувство, что она только что упустила свой последний шанс.

96

 

Смерть стоит у порога. Я, как человек,

который жаждет увидеть свой дом,

проведя многие годы в пленении.

Папирус из Древнего Египта.

Буря продолжалась много дней. Дождь, подобно слезам, стекал по стеклам, смывая с них грязь и рисуя удивительные образы внешнего мира. Ангелочек работала, спала и смотрела из окна на низенькие хибарки, палатки, светящиеся тысячами светлячков до самого рассвета. Нигде не было видно зелени. Только серость и грязь.

Анри заканчивал готовить завтрак, но есть не хотелось, и еще больше не хотелось сидеть за одним столом с другими девушками и слушать очередную перебранку и нытье.

Дождь усиливался, и вместе с ним пришли воспоминания. Она вспомнила их с мамой игру в дождливые дни. Всякий раз, когда начинался дождь, в лачуге становилось холодно, и мужчины шли в другие места, где было уютнее, — в гости­ницы или бары, а Роб оставался с ними. Мама усаживала Сару к себе на колени и укрывала одеялом. Сара любила бури, потому что в такие дни мама принадлежала только ей. Они вместе смотрели, как большие капли соединялись в ручейки и сбегали по стеклу. Мама рассказывала о своем детстве. Эти были добрые и счастливые рассказы. Мама никогда не говорила о том, как ее отец отказался от нее.

97

ФРАНСИН РИВЕРС

Она никогда не вспоминала Алекса Стаффорда. Но когда она вдруг затихала, Сара понимала, что ей на память пришло что-то очень плохое и ей очень больно. Мама крепко прижимала к себе Сару и убаюкивала, напевая песенку. «В твоей жизни все будет иначе, — говорила она и целовала Сару. — Все будет по-другому. Вот увидишь».

И теперь Ангелочек увидела.

Вырвавшись из воспоминаний о прошлом, она опустила занавеску и села к столу, покрытому скатертью. Она засу­нула воспоминания обратно, в самый потаенный угол души. Лучше пустота внутри, чем боль.

Осия не вернется. После их последнего разговора не вернется. Она крепко зажмурилась, ее маленькие руки сжались в кулаки. Зачем она вообще о нем вспоминает? «Пойдем со мной. Будь моей женой». Конечно, до тех пор, пока он не устанет от нее и не отдаст кому-то другому. Как это делал Хозяин. Как получилось с Джонни. В жизни ничего не меняется.

Она легла на кровать и с головой укрылась тонким одея­лом. Она вспомнила, как зашивали простыню, в которую была завернута мама, вспомнила ее безжизненное улыбаю­щееся лицо и ощутила внутреннюю пустоту. Если когда-то у нее была надежда, то сейчас все умерло, иссякло. Не осталось ничего, за что можно было ухватиться. Все рушилось.

- Я все смогу сама, — произнесла она в окружавшей
ее тишине и будто услышала смеющийся голос Хозяина,
который говорил с насмешкой: «Конечно, ты сможешь,
Ангелочек. Так же, как и в прошлый раз».

Кто-то постучал в дверь, и она вернулась к действитель­ности, отвлекаясь от мрачных воспоминаний.

— Могу я войти, Ангелочек?

Она поздоровалась с Лаки. Подруга напоминала ей маму — с той лишь разницей, что Лаки напивалась, чтобы быть счастливой, а мама — чтобы забыться. Сейчас она не была пьяна, но принесла с собой бутылку и два стакана.

98

^9%ю6овъ ж/гужтелъная

—Ты долго не появлялась, — сказала Лаки, садясь на кровать. — У тебя все в порядке? Ты не больна? Может, что случилось?

—Все нормально, — ответила Ангелочек.

—Ты не вышла к завтраку, — продолжала Лаки, водру­жая на стол бутылку и стаканы.

—Мне не хотелось есть.

—Да ты еще и не выспалась. У тебя круги иод глазами. Тебе просто грустно, правда? — Лаки нежно потрепала Ангелочка по волосам. — Что ж, это случается даже с такой старой шлюхой, как я, что говорить о лучших из нас. Она любила Ангелочка и беспокоилась о ней. Ангелочек была так молода — и так несчастна. Ей нужно научиться смеяться хоть немножко. Она была так красива, а это всегда помогает в их работе. Лаки нравилось просто смотреть на Ангелочка. Она была как цветок среди отбросов, была какой-то особен­ной. Остальные ее за это не любили. А еще за то, что она жила отстраненно. Всегда погруженная в себя.

Лаки была единственным человеком, которого Ангелочек подпускала ближе остальных, но и для нее существовали правила. Она могла говорить обо всем, исключая мужчин и Бога. Лаки никогда не задумывалась о причинах подоб­ных ограничений и не задавала вопросов. Она просто была благодарна Ангелочку за возможность быть ее подругой.

Сегодня Ангелочек была особенно тихой. Ее прекрасное лицо покрывала бледность.

—Я принесла бутылку и стаканы. Хочешь еще разок попробовать напиться? Может, сегодня все будет не так плохо. Мы будем осторожнее.

—Нет, — содрогнулась Ангелочек.

—Ты уверена, что не больна?

—Наверно, больна. — Она была больна от жизни. — Я думала о маме.

Это было первое упоминание о чем-то из ее прошлого, и Лаки почувствовала себя польщенной возможностью узнать о ней хоть что-нибудь. Появление Ангелочка было загад-

99

V

.

ФРАНСИН РИВЕРС

кой, о которой все много говорили. Никто не знал, кто она и откуда появилась.

— Я не знала, что у тебя была мама.
Ангелочек сухо улыбнулась.

— Может, и правда не было. Может, мне все это
приснилось.

— Ты знаешь, что я не это имела в виду.

— Я знаю. — Ангелочек лежала, рассматривая пото­
лок. — Я просто сама иногда задумываюсь над этим. — Был
ли когда-нибудь в ее жизни дом с садом, наполненным
цветами, аромат от которых проникал в открытые окна и
наводнял комнату? Разве ее мама могла когда-то смеяться
и петь? Бегали ли они когда-то но лугам?

Лаки дотронулась до ее лба.

—У тебя жар.

—У меня болит голова. Это пройдет.

—Как долго это у тебя?

—С того дня, как этот фермер стал докучать мне.

—Он приходил с тех нор?

—Нет.

—Я думаю, он любит тебя. Ты жалеешь, что не уехала с ним?

Ангелочек внутренне сжалась.

— Нет. Он обычный мужик, как все остальные.

— Ты хочешь, чтобы я ушла?
Ангелочек взяла руку Лаки в свою.

— Нет. — Она не хочет оставаться одна. Только не сейчас,
когда ее одолевают мысли о прошлом, от которых она не
может избавиться. Только не сейчас, когда она не может
думать ни о чем, кроме смерти. Всему причиной дождь,
вечный, назойливый дождь. Ее все раздражало.

Они долго сидели молча. Лаки налила себе стакан вина. Ангелочек почувствовала беспокойство, вспомнив, что мама пила точно так же — напивалась до беспамятства. Она вспомнила, как печальна была мама, когда выпивала, какой виноватой она себя чувствовала, вспомнила ее бесконечные рыдания. Вспомнила Хлою, которая, напившись, изливала

100

*9%ю()овъ ис/супителъшш

ей свою горечь, протестуя против самой жизни и рассказы­вая «истины Господни» о мужчинах.

Лаки не была похожа ни на маму, ни на Хлою. Она была веселой и несдержанной, любила поговорить. Знакомые слова текли, словно бальзам. Если Ангелочек просто послу­шает историю Лаки, тогда, может быть, она забудет свою.

—Моя мать сбежала, когда мне было пять лет, — загово­рила Лаки. — Я ведь тебе уже рассказывала?

—Расскажи еще раз.

—Меня взяла тетка. Она была настоящая леди. Ее звали мисс Присцилла Лантри. Она не вышла замуж за богатого молодого человека, потому что ее отец заболел и нуждался в помощи. Она ухаживала за стариком пятнадцать лет, пока тот не умер. Он еще не остыл в своей могиле, когда моя любящая мамочка выгрузила меня на ее крыльцо с запис­кой. В записке было написано: «Это Бонни». И подпись: «Шэрон». Она рассмеялась.

—Тетя Присцилла была не в восторге от того, чтобы растить чужого ребенка, да еще такого, от которого отказа­лась ее шальная сестрица. Все соседи стали почитать ее за святую, когда она приняла меня в свой дом. — Лаки налила себе очередной стакан вина. — Она решила проследить за тем, чтобы я выросла хорошим человеком, не похожим на свою мать — так она говорила. Если она не применяла плетку, по крайней мере, дважды в день, она думала, что не выполняет свои обязанности. Запастись розгами и нака­зывать ребенка. Это было ее любимым и самым главным правилом.

Лаки отставила бутылку в сторону и отбросила прядь черных волос, сползшую на лицо.

— Она пила. Не так, как я, конечно. Она все делала
правильно. Она потягивала спиртное. Не виски, что ты!
Мадеру. Начинала с утра. То тут чуть прихватит, то там
чуть-чуть. Мадера была как жидкое золото в ее стакане.
Когда соседи заходили на чай, она была такой вежливой и
милой. — Лаки хмыкнула. — Им всем безумно нравилось,
как она очаровательно шепелявит.

101

ФРАНСИН PlIBEPC

Лаки сидела и рассматривала янтарную жидкость, кото­рая плескалась в ее стакане.

— Самая злая женщина из всех, кого я знала. Злее
Хозяйки. Как только гости выходили за дверь, она бралась
за меня. — Теперь она заговорила, растягивая слова. —
Бонни, ты не сделала реверанс, когда миссис Абернати
вошла. Ты взяла два бисквита со стола, когда тебе было
позволено взять только один. Учитель сказал, что ты вчера
не подготовила арифметику.

Лаки дошла до половины стакана.

— Потом она заставляла меня сидеть и ждать, пока она
найдет подходящую розгу — толстую, как ее указательный
палец.

Она подняла стакан и, прежде чем выпить все до дна, посмотрела через него на свет.

— Однажды она пошла в гости к жене священника.
Собиралась обсудить мое поступление в пансион для благо­
родных девиц. Пока ее не было, я спилила дерево. Оно
упало на крышу, проломило ее и рухнуло прямо посреди
уютной гостиной, разбило весь ее хрусталь. Я убежала, до
того как она вернулась домой.

Лаки мягко рассмеялась.

— Иногда я жалею, что не дождалась ее. Так хотелось
увидеть выражение ее лица. — Она держала в руках
пустой стакан и смотрела сквозь него. — А иногда хочется
вернуться и извиниться. — Она встала с остекленевшими
глазами, взяла бутылку и проговорила: — Мне лучше уйти
сейчас и выспаться хорошенько.

Ангелочек взяла ее за руку.

— Лаки, постарайся не пить так много. Хозяйка
сказала, что выкинет тебя вон, если ты не прекратишь
пьянствовать.

— Не беспокойся обо мне, Ангелочек, — сказала Лаки со
слабой улыбкой. — Я слышала, что в наших краях на одну
женщину приходится двадцать мужчин. Счет точно в мою
пользу. Смотри лучше за собой. Магован тебя ненавидит.

102

<9%ю6овъ искупительная

— Магован — это бесполезный кусок лошадиного
дерьма.

— Это правда, но Хозяйка встречалась с ним на днях, и
он наговорил ей, что ты стала ленивой и дерзкой. Так что
будь осторожна. Пожалуйста.

Ангелочку было абсолютно все равно. Какая разница. Мужчины все так же будут приходить и платить, чтобы немного позабавиться, до тех пор, пока в их жизни не появится скромная приличная девушка. А с ней они будут обращаться так же, как с ее мамой. При встрече будут делать вид, что не знают ее. Добропорядочные женщины так же будут отворачиваться от нее, а их дети — таращить глаза и спрашивать, кто это, не получая ответа. И она будет работать — конечно же, с наступлением темноты — до тех пор, пока не станет уродливой или слишком больной, чтобы привлекать к себе внимание.

Если бы только она могла жить так, как живут люди в горах. Охотиться, как они, добывая себе пропитание, построить кров и никогда не отвечать ни перед кем за свои поступки. Просто жить наедине с собой. Это, наверное, похоже на небеса.

Она поднялась и пошла к умывальнику. Налила воды в кувшин и сполоснула лицо, но прохладная вода не принесла ей облегчения. Она приложила полотенце к глазам и стояла так довольно долго. Потом села у маленького столика у окна и выглянула за занавеску. Увидев на улице пустую повозку, она вспомнила Осию. Почему мысли о нем опять пришли ей в голову?

«А если бы я уехала с ним? Может, от этого что-нибудь изменилось бы?»

Она тут же вспомнила, как однажды уже пыталась сбежать с мужчиной. В свон четырнадцать лет она была еще слишком неопытна, чтобы распознать намерения Джонни. Ему нужен был билет в роскошную жизнь, а ей хотелось избавиться от Хозяина. Когда все закончилось, ни один из них не получил того, к чему стремился. Она закрыла глаза;

103

ФРАНСИН РИВЕРС

воспоминания о том, что сделал Хозяин, когда их вернули, навели на нее ужас. Бедный Джонни.

Все у нее было прекрасно, пока не пришел этот фермер. Он напомнил ей Джонни. Он показал ей надежду, как приманку. Рисовал ей картинки новой жизни и обещал свободу. Но она уже не верит красивой лжи. Она не верит, что можно обрести свободу. Она уже не мечтала о свободе... пока не пришел Осия. А теперь она уже не может освобо­диться от этих мыслей.

Она задернула занавеску.

— Я должна выбраться отсюда. — Ей было безразлично
куда. Любое другое место казалось раем.

Должно быть, она уже заработала достаточно денег, чтобы построить небольшой домик и некоторое время прожить без работы. Все, что ей было нужно, это набраться смелости, спуститься вниз и потребовать у Хозяйки принадлежащее ей золото. Она знала, что это опасно, но даже это не было для нее препятствием.

Когда она спустилась вниз, Пит, бармен, натирал и расставлял стаканы.

— Доброе утро, мисс Ангелочек. Хотите пойти на
прогулку? Если хотите, я пойду и разыщу Брета.

Ее смелость пошатнулась.

—Нет.

—Вы голодны? Анри только что приготовил обед для Хозяйки.

Может быть, немного еды сможет укрепить ее и поможет избавиться от назойливой дрожи во всем теле. Она кивнула, он поставил стаканы и вышел за дверь, во внутреннее поме­щение. Вернувшись, он сказал:

— Ангелочек, через минуту Анри принесет поесть.
Смуглый, маленького роста француз принес поднос, на

котором дымилась тарелка с жареной картошкой и куском бекона. Кофе был чуть теплым. Он извинился, сказав, что еды не слишком много. Ангелочек попробовала поесть. Первый кусок застрял в горле. Она проглотила кофе и

104

3%ю6овъ искупительная

попыталась побороть страх, однако он тяжелым камнем придавил ее душу... Пит посмотрел на нее.

—Ангелочек, что-то случилось?

—Нет. Все нормально. — Ей нужно это сделать. Вернув тарелку Питу, она встала.

Апартаменты Хозяйки располагались на первом этаже, сразу за казино. Ангелочек стояла перед тяжелой дубовой дверью и ощущала, как предательски дрожат и потеют пальцы. Вытерев руки о юбку, она глубоко вздохнула и постучала.

—Кто там?

—Ангелочек.

—Заходи.

Хозяйка аккуратно вытирала губы салфеткой. Ангелочек взглянула на тарелку, где лежал сырный омлет. Одно яйцо стоило два доллара, а сыр невозможно было купить ни за какие деньги. Она не могла вспомнить, когда в послед­ний раз ела яйца. Лживая корова. Страх уходил, росло негодование.

Хозяйка улыбнулась.

—Почему ты не спишь? Ты отвратительно выглядишь. Ты чем-то расстроена?

—Я слишком много работаю на вас.

—Глупости. У тебя просто плохое настроение. — Сказав это, она расправила красный шелк халата, который не мог скрыть огромные скопления жира на ее талии. Щеки Хозяйки были полными, у нее начал расти второй подбо­родок. Седеющие волосы собраны на затылке и скреплены розовой заколкой. Вся она словно источала грязь и разврат.

—Присядь, дорогая. Я вижу, что в твоей голове бродят нехорошие мысли. Брет сказал мне. что ты не вышла к завтраку. Хочешь чего-нибудь? — Хозяйка великодушно махнула рукой, указывая на тарелку с оладьями.

—Я хочу свое золото.

105

ФРАНСИН РИВЕРС

Хозяйка никак не выказала удивления — казалось, она вообще не удивилась. Усмехнувшись, она налила себе кофе. Добавила сливок. Ангелочек задумалась, где она смогла их достать и сколько они стоят. Хозяйка подняла чашку тонкого фарфора и отхлебнула, изучающим взгля­дом рассматривая Ангелочка.

—А зачем оно тебе? — вопрос прозвучал так, будто был задан из простого любопытства.

—Оно принадлежит мне.

Теперь взгляд Хозяйки был полон материнской терпи­мости: она смотрела на нее, словно мать на ребенка, который только что сказал забавную глупость. — Налей себе кофе, и давай обсудим это.

— Я не хочу кофе и не желаю ничего обсуждать. Я хочу
свое золото прямо сейчас.

Хозяйка покачала головой.

— Ты могла бы попросить чуть повежливей. У тебя
вчера был надоедливый клиент? — Ангелочек не ответила,
и Хозяйка уставилась на нее, прищурившись. Поставив
чашку на блюдце, она продолжила. — Зачем ты просишь
свое золото, Ангелочек? Что ты хочешь купить на него?
Безделушек? — Тон ее голоса оставался прежним, но в
глазах мелькнула настороженность. — Скажи, что тебе
нужно, и я постараюсь тебе помочь. Если, конечно, это в
принципе можно достать.

Как яйца и сливки. Как свобода.

— Я хочу собственный дом и независимость, — сказала
Ангелочек.

Хозяйка изменилась в лице, потемнела.

—Чтобы работать на себя? Не слишком ли ты амбици­озна, дорогая?

—Я не буду вам конкурентом, будьте уверены. Я буду в сотнях миль отсюда. Я просто хочу выбраться. Хочу, чтобы меня оставили в покое.

Хозяйка посмотрела на нее с состраданием.

— Ангелочек, у каждой из нас были подобные глупые
мысли. Уж поверь мне. Ты не можешь остановиться.

106

Любовь искупительная

Слишком поздно. — Наклонившись, она снова поставила чашку на стол. — Я ведь достаточно хорошо забочусь о тебе, верно? Если у тебя есть обоснованные жалобы я, конечно же, тебя выслушаю, но я не могу позволить тебе просто так уйти. Это дикая страна. И ты не сможешь защитить себя. Столько всего ужасного может произойти с прелестной молодой девушкой, когда она пытается выжить в одиночку. — Ее глаза блестели. — Тебе нужно, чтобы кто-то присматривал за тобой.

Ангелочек слегка выпятила подбородок.

— Я всегда смогу нанять телохранителя.
Хозяйка расхохоталась.

— Кого-нибудь вроде Брета? Не думаю, что он тебе
нравится, как он нравится мне.

—Я могу выйти замуж.

—Замуж? — снова рассмеялась хозяйка. — Ты? О, у тебя богатое воображение.

—Мне предлагали.

 

— О да, не сомневаюсь, что тебе предлагали. Даже твоей маленькой подружке, пьянчужке Лаки предлагали, но у нее хватило ума понять, что из этой затеи ничего не выйдет. Мужчина никогда не возьмет в жены проститутку. Мужчины могут наговорить множество глупостей, когда они одиноки или когда им нужна женщина, а вокруг никого нет. Но они довольно быстро получают все, что им нужно. Да и тебе самой не понравилась бы такая жизнь.

— По крайней мере, я смогу работать на одного мужчину.

Хозяйка улыбнулась, г- А тебе захочется стирать его одежду, готовить и убирать за ним? А ведь кроме этого придется дать ему все остальное? Тебе это нужно? Может, ты думаешь, что он позволит тебе целыми днями заниматься собой, а работать будут слуги? Может, где-нибудь в другом месте ты и смогла бы так жить, но только не здесь. Не в Калифорнии. И конечно, не сейчас.

Ангелочек молча слушала ее.

Хозяйка скривила губы.

107

ФРАНСИН Pl'IBEPC

—Ты создаешь мне проблемы, когда начинаешь слиш­ком много думать о себе и слишком высоко себя оценивать, Ангелочек. — Она покачала головой. — Иногда у меня возникает чувство, что я связалась с малыми детьми. Итак, моя дорогая. Давай вернемся к цели твоего визита. Сколько ты хочешь? Тридцать процентов?

—Я хочу все. Сейчас.

Хозяйка смотрела на нее хмурым, тяжелым взглядом.

— Ну, хорошо, если ты этого хочешь, ладно. Но тебе
придется подождать. Я вложила твои деньги, чтобы ты
смогла получить прибыль.

Ангелочек сидела без движения. В душе росли раздра­жение и ярость. Она сцепила руки.

— Верните то, что вложили. Я знаю, что у вас в сейфе
сейчас достаточно денег, чтобы рассчитаться со мной. — Она
кивнула на поднос. — У вас достаточно, чтобы покупать
сыр и сливки для себя. Мне нужно примерно столько, —
она показала приблизительный размер мешочка. — Один
из мужчин, которого вы послали в мою комнату прошлым
вечером, был бухгалтером. Он сделал но моей просьбе кое-
какие расчеты.

Хозяйка пристально смотрела на нее.

— Ты, моя дорогая, говоришь как неблагодарная дура. —
Она встала, всем видом показывая, насколько сильно
уязвлено ее достоинство. — Ты, кажется, забыла все то,
что мне пришлось сделать для тебя. Тогда, когда мы встре­
тились с тобой, цены не были такими, как сейчас. Сегодня
все гораздо дороже. Твоя одежда стоит целого состояния.
Шелк и кружево не продаются в этом городе, я думаю, ты
это заметила. То, что ты ешь, стоит огромных денег. К тому
же, это помещение нам досталось не бесплатно!

Негодование и горечь, которые переполняли Ангелочка уже долгое время, оказались сильнее страха и рациональ­ного мышления.

— Мое имя стоит в договоре?
Хозяйка замолчала. — Что ты сказала?

108

Любовь шт/жтельшш,

— Вы прекрасно слышали. Мое имя стоит в договоре? —
Ангелочек поднялась, теряя контроль над собой. — У вас
есть сливки, кофе, яйца и сыр для завтрака. Вы покупаете
дорогую одежду. Пьете кофе из китайской посуды. — Взяв
чашку со стола, она бросила ее в стену. Фарфор разлетелся
вдребезги. — Скольких мужчин я обслужила, чтобы вы
смогли набивать себе брюхо, как свинья, и одеваться, как
жалкая пародия на королевскую особу? Хозяйка над кем?
Хозяйка чего? Да вы всего-навсего растолстевшая старая
проститутка, которую ни один мужик уже не хочет!

Хозяйка стояла с побелевшим от гнева лицом. Сердце Ангелочка билось все сильнее и быстрее. Она ненавидела ее.

— Вы уже давно не продаете меня и мое время за четыре
унции золота. Я хочу знать, насколько сейчас подорожали
мои услуги? Шесть? Восемь? Я должна была уже доста­
точно заработать, чтобы уйти отсюда!

— А если нет? — тихо спросила Хозяйка.
Ангелочек вздернула подбородок.

— Что ж, я достаточно взрослая, чтобы позаботиться о
себе.

Хозяйка вдруг успокоилась.

— Взрослая и к тому же умная девочка никогда бы не
позволила себе говорить со мной подобным образом.

Ангелочек почувствовала угрозу в ее голосе и только теперь поняла, что натворила. Она притихла, сердце ушло в пятки.

Хозяйка подошла к ней и прикоснулась к волосам.

— После всего, что я сделала для тебя, — сказала она
огорченно. — У тебя короткая память, и ты, кажется,
уже забыла свои первые дни в Сан-Франциско, не так
ли? — Она взяла Ангелочка за подбородок и приподняла
ее лицо. — Когда я впервые тебя увидела, на тебе живого
места не было. Ты жила в паршивой лачуге и голодала. —
Ее пальцы больно впились в щеки Ангелочка. — Ты была
никто. Я вытащила тебя из грязи и сегодня ты стала кем-то.

10,9

ФРАНСИН РИВЕРС

Ты живешь как королева в своей комнате. — Она отпустила ее подбородок.

— Королева чего? — мрачно поинтересовалась
Ангелочек.

— Ты так неблагодарна. Я думаю, тебе стоит пообщаться
с Бретом. Ты избалована особым отношением.

Ангелочек дрожала всем телом. Ее гнев утих. Она взяла Хозяйку за руку и прижала к своей холодной щеке.

— Пожалуйста. Я больше не могу так жить. Мне нужно
выбраться.

— Может быть, тебе действительно нужно что-то
изменить, — заговорила Хозяйка, потрепав Ангелочка по
волосам. — Мне нужно подумать. А сейчас иди к себе и
отдохни. Мы обсудим это позже.

Ангелочек послушалась. Она сидела на краю кровати и ждала. Когда в комнату без стука вошел Магован, она знала ответ. Она встала и отпрянула от него, пока он тихо прикрывал за собой дверь.

— Хозяйка сказала, что сегодня ты поведала ей много
интересного. Что ж, голубушка, теперь моя очередь пого­
ворить. Когда я закончу, ты будешь так же послушна, как
Май Лин. А я получу удовольствие. Я так долго ждал этой
возможности. Ты ведь знаешь это, правда?

Ангелочек посмотрела на закрытое окно, потом на дверь.

— Тебе не сбежать от меня, — проговорил он, снимая
пиджак.

Ангелочек вспомнила высокого, темноволосого мужчину в черном вечернем костюме. Этот образ встал перед ее глазами вместе с пониманием того, что выхода нет. По крайней мере, для нее. Не было и никогда не будет. Что бы она ни делала, что бы ни пыталась изменить, она снова попадала в ловушку, хуже прежней.

— Не волнуйся. Я сделаю все аккуратно, никто ничего
даже не заметит. И сегодня вечером ты будешь работать,
хочешь ты этого или нет.

ПО

<Зйо6о6ъ искупительная

Ее наполнили страх и отчаяние. Она вспомнила все то, что с ней сделали с тех нор, как она ребенком жила в лачуге, и до сегодняшнего дня. Лучше ей никогда не становилось. И не станет. Все, чего она могла ожидать от жизни, — это что все станет только хуже. Мир был полон хозяек, хозяев, магованов и мужчин, стоящих в очереди. Всегда будет кто-то, жаждущий использовать ее, получать прибыль от ее тела и крови.

Был только один выход.

Наверное, она всегда знала, что это единственный выход. Она даже чувствовала присутствие смерти в своей комнате, чувствовала ее силу и то, как она стояла рядом в ожидании. Темная и манящая. Сегодня она была готова подчиниться этому зову. Несколько удачно подобранных обидных слов, и Магован все сделает сам. И она сможет, наконец, обрести свободу — навсегда.

Маговану не понравился ее взгляд, но ей было безраз­лично. Она больше не боялась. Она ухмылялась ему в лицо,

— Что это с тобой такое? — Ее глаза сияли диким светом,
она начала хохотать. — Что тебя так развеселило?

— Ты. Такой большой и сильный. А на самом деле,
цепной пес Хозяйки. — Она засмеялась еще громче, увидев
тупое выражение его лица. Ее смех становился немного
странным. Ей было весело, невероятно весело. Почему она
раньше этого не замечала? Вся ее жизнь была одной беско-
нечной шуткой. Даже когда Магован приблизился, она не
смогла перестать смеяться. Даже когда он ударил ее один
раз, затем другой. Потом третий.

После четвертого удара Ангелочек не слышала ничего, кроме звериного рычания в ушах.

///

 

...быть всегда вместе, с этого дня и до конца,

в горе и в радости, в богатстве и в бедности,

в здоровье и в болезни. Любить и заботиться,

пока смерть не разлучшп нас...

Из СВАДЕБНОЙ МОЛИТВЫ.

Михаил не мог избавиться от мыслей об Ангелочке. Он пытался сосредоточиться на работе, но вдруг ловил себя на том, что думает о ней. Почему эти мысли не дают ему покоя? Почему его преследует ноющее, тяжелое чувство внутри, будто с ней что-то случилось? Каждый день он работал дотемна, а потом сидел у огня, мучимый все теми же мыслями — о ней. Он видел ее лицо в языках пламени, оно манило и притя­гивало к себе. Притягивало в ад, несомненно. Неужели он уже попробовал его на вкус?

Он вспомнил выражение скорби на ее лице, когда она впервые прошла мимо него. Он подумал о том, каким черс­твым было ее сердце. Он поклялся, что больше не пойдет к ней, и теперь каждую ночь видит ее во сне. Он не мог убежать от нее. Она танцевала перед ним, как Саломея перед царем Иродом. Он протягивал к ней руку, а она отстраня­лась, словно дразня его. «Ты ведь хочешь меня, Михаил, ведь правда? Тогда возвращайся. Возвращайся».

Через несколько дней сны обернулись ночными кошма­рами. Она убегала от чего-то. Он бежал за ней, умолял

113

ФРАНСИН РИВЕРС

остановиться, но она продолжала бежать, пока не достигала обрыва. Она оборачивалась и смотрела на него. Ветер с силой трепал ее волосы, и они хлестали ее бледное лицо.

«Мара, подожди!»

Она отворачивалась, широко раскинув руки, и прыгала.

«Нет!» — Михаил с криком проснулся. Все его тело было мокрым от пота. Грудь давила тяжесть; сердце бешено колотилось, казалось, от сердцебиения сотрясается все тело. Он обхватил голову дрожащими руками.

— Иисус! — воззвал он в темноту. — Иисус, освободи
меня от этого!

Почему она преследует его? Он встал и открыл дверь, прислонившись к косяку. Снова шел дождь. Он устало прикрыл глаза. Он не молился уже много дней.

— Я буду глупцом, если вернусь, — произнес он громко. —
Глупцом. — Он посмотрел в темное, плачущее небо. — Но
ведь Ты этого хочешь, Господь? И Ты не вернешь мне мир
до тех пор, пока я не сделаю этого?

Он взглянул в небеса тяжелым взглядом и почесал затылок.

— Я не представляю, что хорошего может из этого выйти,
но я вернусь, Господь. Мне все это не слишком нравится,
но я сделаю то, что Ты хочешь. — Когда он снова лег, то
спал глубоким сном, без сновидений и кошмаров — впервые
за долгое время.

Утром на небе не было ни облачка. Михаил загрузил повозку и хлестнул лошадей.

Когда, наконец, ближе к вечеру, он подъехал к «Дворцу Парадиза», то заметил, что окно в комнате Ангелочка плотно зашторено. Он почувствовал острую боль в груди. Скорее всего, она работает.

«Боже, Ты сказал, чтобы я исполнил Твою волю, и я стараюсь изо всех сил. Неужели это должно причинять столько боли? Мне нужна женщина, и я ждал избранную Тобой. Почему Ты дал мне это? Почему я опять приехал

114

^9^ю6ооь ucfa/жтелъная

в этот вертеп, а сердце готово выскочить из груди? Она ведь не желает иметь со мной ничего общего!»

Ссутулившись, он продолжил свой путь, решив сначала уладить практическую сторону дела. Чтобы войти к ней, нужно золото. Подъехав к магазину Хотшильда, он спрыг­нул с повозки и быстро вбежал по ступенькам. В окне висела табличка: «Закрыто». Не обращая на это внимания, Михаил громко постучал. Изнутри раздался голос Хотшильда. Он разразился отборным потоком ругательств, которые могли бы смутить даже бывалого моряка. Когда он все же открыл дверь, его гнев моментально исчез.

—Михаил! Ты! Где ты был? У меня все закончилось несколько недель назад, а тебя все нет и нет... — Небритый, полупьяный, в незаправленной рубахе, Иосиф вышел на улицу и заглянул в повозку. — Полная. Слава небесам! Мне все равно, даже если там жуки и гниль. Беру все, что ты привез.

—Ты из тех, с кем мне нравится иметь дело, — сказал Михаил, слегка улыбнувшись. Он поставил ящики один на другой и стал заносить их по два. — Но ты ужасно выгля­дишь. Ты болен?

Иосиф мрачно усмехнулся. — Слишком много пил. Ты торопишься? Может, поговорим?

—Сегодня не могу.

—Собираешься все потратить во «Дворце»? Это одна из самых больших мужских проблем, не так ли? Нужда в женщине...

Челюсти Михаила сжались.

—С каких пор ты стал разбираться в моих личных проблемах?

—Как будто это трудно понять: ты тогда приехал, а через четыре дня я опять видел тебя в городе. — Хотшильд взгля­нул на Михаила, тихо присвистнул и сменил тему. — У нас тут была забастовка — в трех милях вверх по реке. — Он рассказал подробности. — Увеличилась добыча золотого песка, поэтому я могу поднять цены.

115

ФРАНСИН РИВЕРС

Михаил принес последний ящик и пристроил его в угол. Цена на Ангелочка, скорее всего, тоже выросла.

Хотшильд расплатился. Почесал начинающий седеть висок. Обычно Михаил вел себя по-дружески, но сегодня был настроен иначе и выглядел мрачным.

—Приобрел стадо?

—Нет еще. — Все золото, с таким трудом заработанное, он потратил на визиты к Ангелочку. Михаил ссыпал золото в кисет.

— Ходят слухи, что Ангелочек временно прекратила
работать, — сообщил Иосиф.

Звук этого имени захватил все его внимание. Михаила как будто ударили в грудь. — Она заработала отпуск?

Иосиф приподнял бровь. Это не было похоже на Михаила. Наверное, что-то с ним случилось. Покачав голо­вой, Иосиф криво усмехнулся.

— Забудь, что я сказал о ней, ладно?

Он проводил Михаила до двери и смотрел, как тот запрыгивает в повозку.

— В городе в прошлую среду появился священнослу­
житель. Если хочешь послушать, он проповедует в салоне
«Золотой самородок».

Михаил думал об Ангелочке. Взял в руки вожжи.

—Увидимся через пару недель.

—Ты бы лучше дал лошадям отдохнуть. Похоже, ты гнал что есть силы.

—Сейчас поставлю их в конюшни. — Поглубже надви­нув шляпу, он поехал вниз по Главной улице. Одна взятка и короткий разговор, и сегодня же он встретится с Ангелочком. Он оставил двух измотанных лошадей и повозку у Макферсона, пошел в центр города и снял комнату в гостинице рядом с «Дворцом Парадиза».

Впервые в жизни Михаилу захотелось напиться до полного забытья. Вместо этого он пошел прогуляться и подышать свежим воздухом. Он решил немного подож­дать, чтобы совладать с чувствами и обдумать то, что он ей скажет.

Ив

Любовь искупительном

В сумерках он возвращался в гостиницу. На душе было ничуть не лучше. У дверей «Золотого самородка» собралась толпа —- видимо, послушать, как новоприбывший пропо­ведник кричит о том, что наступают последние времена, описанные в книге Откровение. Михаил остановился послу­шать. Еще раз бросил взгляд на окна Ангелочка. Он успел заметить, как кто-то быстро задернул занавеску и отошел вглубь комнаты.

Он подумал, что пора идти и говорить с Хозяйкой. От этой мысли он покрылся холодным потом, сердце часто заколотилось. Нужно еще немного подождать.

Кто-то прикоснулся к нему сзади, он повернулся и увидел потрепанного вида женщину с налитыми кровью глазами. Ее темные вьющиеся волосы небрежно спадали за низкий вырез ярко-зеленого в блестках платья.

— Меня зовут Лаки, — сказала она. — Я подруга Ангелочка.
Она была пьяна и с трудом выговаривала слова. — Увидела

вас на улице. — Она кивнула на особняк. — Вы ведь тот человек, который просил Ангелочка уехать с ним? Злоба закипела в нем, словно пламя.

— Что еще она вам рассказала?

—Не злитесь, мистер. Просто идите и попросите ее еще раз.

—Она вас послала? — Неужели она сейчас стоит за зана­веской и смеется над ним?

—Нет. — Она покачала головой. — Ангелочек никогда ни о чем не просит. — Глаза женщины наполнились слезами, и она вытерла нос рукавом. — Она даже не знает, что я с вами говорю.

—Что ж, спасибо, Лаки, но в последний раз, когда мы виделись, она не могла дождаться, когда же я, наконец, уберусь. Она ясно дала мне попять, что надеется больше меня не увидеть.

Лаки посмотрела на него.

— Заберите ее отсюда, мистер. Даже если вам уже все
равно и даже если Ангелочку уже все равно. Просто забе­
рите ее отсюда.

117

ФРАНСИН РИВЕРС

Внезапно очнувшись, Михаил схватил ее руку в тот самый момент, когда она уже собралась уходить.

— Что с ней, Лаки? Что вы пытаетесь сказать мне?
Лаки снова вытерла нос.

— Я больше не могу говорить. Я должна идти, пока
Хозяйка не заметила, что меня нет. — Она перешла улицу,
но вместо парадного входа пошла к задней двери.

Михаил посмотрел на окна Ангелочка. Что-то здесь не так. Похоже, что все очень плохо. Он перебежал через улицу и вошел в дверь. Внутри он не увидел никого, кроме двух мужчин, которые играли в карты и выпивали. Охранника не было, и никто не помешал ему подняться наверх. В коридоре было темно и тихо. Слишком тихо. Из комнаты Ангелочка вышел какой-то мужчина, за ним Хозяйка. Она первой увидела Михаила. — Что вы здесь делаете? Никто не может подниматься, пока не поговорит со мной!

—Я хочу увидеть Ангелочка.

—Она сегодня не работает.

Он посмотрел на черную сумку в руках мужчины.

— Что с ней?

— Ничего, — резко ответила Хозяйка. — Ангелочек
решила отдохнуть несколько дней. А теперь убирайтесь. —
Она попыталась удержать Михаила, но он отстранил ее и
вошел в комнату.

Хозяйка схватила его за руку. — Не подходите к ней! Док, остановите его!

Доктор смерил ее холодным взглядом и произнес:

— Нет, мадам, не буду.

Михаил подошел к кровати и увидел ее. — О, Боже...

—Это Магован, — тихо проговорил доктор из-за его спины.

—Это не моя вина! — поспешила сказать Хозяйка, в страхе отпрянув под взглядом Михаила. — Я не виновата!

—Это правда, — подтвердил Док. — Если бы Хозяйка не пришла вовремя, он наверняка убил бы ее.

—Теперь вы, наконец, соблаговолите убраться и оста­вить ее в покое? — спросила Хозяйка.

118

<9%юбо@ъ ис/м/пителънт

— Я уйду, конечно, — отвечал Михаил. — И я заберу ее
с собой.

Ангелочек пришла в себя от чьего-то прикосновения. Хозяйка снова что-то болтала. Ангелочку захотелось прова­литься обратно, в темноту. Ей не хотелось чувствовать боль, но сейчас рядом был кто-то еще, так близко, что она могла чувствовать тепло его дыхания.

—Я заберу тебя домой, — произнес тихий мужской голос.

—Вы хотите забрать ее домой, хорошо. Я дам что-нибудь, во что ее можно завернуть, — сказала Хозяйка. — Но сначала вы мне заплатите.

—Мадам, неужели у вас нет ни капли порядочности? — услышала она другой мужской голос. — Будет большая удача, если эта несчастная вообще выживет и сможет нормально двигаться.

—Конечно же она выживет. И не смотрите на меня так! Я знаю таких, как она. Ангелочек будет жить. И он не получит ее просто так, даром. Я скажу вам еще кое-что. Она сама виновата в том, что случилось. Маленькая ведьма точно знала, чего хотела. Она заставила Брета пойти на крайние меры. У меня были с ней одни только проблемы, с того самого дня, когда я подобрала ее в Сан-Франциско!

— Берите свое золото, — прозвучал тот самый голос,
который выдернул ее из небытия. Но сейчас этот голос
был жестким и гневным. Неужели она опять сделала что-то
не так? — Но убирайтесь отсюда, пока я не сделал ничего
такого, о чем потом буду жалеть.

Дверь захлопнулась. Боль пронзила голову Ангелочка, и она застонала. До ее слуха по-прежнему доносились голоса двух мужчин. Один из них сказал: — Прежде чем мы вместе уедем, я хочу жениться на тебе.

Жениться на ней? Она усмехнулась.

Кто-то взял ее за руку. Сначала она подумала, что это Лаки, но рука той была мягкой и маленькой. Эта же была жесткая и большая, вся в мозолях.

119

ФРАНСИН РИВЕРС

— Просто скажи «да».

Она согласится сочетаться браком с самим сатаной, если это поможет ей выбраться из «Дворца».

— Почему бы и нет? — сказала она.

Она плыла в море боли и тихих голосов. Комната было полна голосов. Здесь были Лаки, и Док, и кто-то другой, чей голос казался таким знакомым, но она никак не могла его вспомнить. Она почувствовала, как кто-то надевает кольцо ей на палец. Затем ей аккуратно подняли голову и дали выпить чего-то горького.

Лаки взяла ее за руку. — Они устраивают его повозку, чтобы вы могли ехать домой. Они тебе дали лекарство, и ты теперь проспишь всю дорогу. Ничего чувствовать не будешь. — Она ощутила, как Лаки прикасается к ее волосам. — Ты теперь замужняя дама, Ангелочек. У него на шее, на цепочке, было обручальное кольцо. Он сказал, что это кольцо его матери. Его матери, Ангелочек. Он надел тебе на палец обручальное кольцо своей матери. Ты слышишь меня, милая?

Ангелочек хотела спросить, за кого она только что вышла замуж, но какое это имеет значение? Боль посте­пенно утихала. Она так устала! Может быть, она, наконец, умрет? Тогда все закончится.

Она услышала звон стакана. Лаки опять выпивала. Ангелочек слышала ее плач. Она слабо сжала руку Лаки. Та пожала ее руку и тихо всхлипнула.

— Ангелочек. — Она погладила ее волосы. — Что ты
сказала Брету, что он сделал с тобой такое? Ты так сильно
хотела, чтобы он убил тебя? Неужели в жизни все так
уж плохо? — Она продолжала гладить ее по волосам. —
Держись, Ангелочек. Не сдавайся.

Ангелочек почувствовала, что снова проваливается в спасительную, уютную темноту, куда доносился голос Лаки.

— Я буду скучать по тебе, Ангелочек. Когда ты уедешь и
будешь жить в маленьком домике, с садом, полным цветов,
иногда вспоминай обо мне, хорошо? Помни свою старую
подругу Лаки.

120

Я умираю от жажды рядом с фонтаном...

Чарльз Д'Орлеанс

Ангелочек очнулась, почувствовав чудесный аромат готовящейся пищи. Она попыталась сесть, но сразу вскрикнула от боли.

— Осторожнее, — произнес мужской голос, и сильные мужские руки, взяв ее за плечи, аккуратно приподняли. Она почувствовала, как под ее спину и голову что-то подложили, для опоры. — Сейчас голова перестанет кружиться.

Ее глаза распухли и были полузакрыты, так что она с трудом могла видеть мужчину в высоких ковбойских сапо­гах, рабочих брюках и красной клетчатой рубашке. Он подкладывал дрова в камин и время от времени помешивал что-то в большом чугунном горшке.

Утренний свет проникал в окно напротив ее кровати. Глазам было больно. Она увидела, что находится в доме, который казался не больше ее комнаты в особняке Хозяйки. Деревянный пол, камин, выложенный из крупных камней разного цвета. Кроме кровати она увидела неясные очер­тания стола, четыре уставленных снедью полки, плетеный стул, сундук для белья и другой сундук, большой, черный, с покрывалами на крышке.

Мужчина в ковбойских сапогах вернулся и сел на край кровати.

121

ФРАНСИН РИВЕРС

— Как ты себя чувствуешь? Можешь что-нибудь поесть,
Мара?

Мара.. Она похолодела. Обрывки воспоминаний вернулись к ней... Магован, избивающий ее, голоса, кто-то спрашивает ее...

Ее сердце замерло. Она ощупала свои пальцы — на одном из них было кольцо. Шум в голове усилился. Она могла поклясться, что из всех мужчин на земле она точно знает одного, в чьем доме сейчас находится. Это он.

— Это тушеная оленина. Ты, наверно, хочешь есть.

Она открыла было рот, чтобы сказать ему, куда отпра­вить все это, как вдруг новый приступ боли пронзил ее и заставил замолчать. Осия встал и подошел к камину. Когда он вернулся и снова сел на кровать, в его руках была миска и ложка. Она поняла, что он собирается ее кормить. Она сказала что-то грубое и непристойное и отвернулась, но даже это простое движение далось ей с большим трудом.

— Я рад, что ты чувствуешь себя лучше, — сказал он
сухо. Она крепко сжала губы, отказываясь от еды. Но
желудок предательски заурчал. — Покорми зверя в своем
чреве, Мара. Потом сможешь попробовать сражаться с
другими, кого считаешь врагами.

Она сдалась. Ей и правда очень хотелось есть. Смесь из мяса и овощей, которой он кормил ее, была лучше, чем все то, что когда-либо готовил Анри. Шум в голове утих. Скулы страшно болели, рука была перевязана.

— У тебя было вывихнуто плечо, — продолжал
Михаил. — Еще сломано четыре ребра, трещина на ключице
и сотрясение мозга. Доктор ничего не мог сказать насчет
внутренних повреждений.

От боли и напряжения ее лицо покрылось потом. Она заговорила медленно и сдавленно.

— Итак, после всего, что случилось, ты все-таки получил
меня. Тебе повезло. Так это твой дом?

-Да.

— Как я сюда попала?

122

<9%ю6о6ъ ис&упителъпвл

— На моей повозке. Иосиф помог мне сделать что-то
вроде гамака, и я увез тебя из «Дворца».

Она посмотрела на простое золотое кольцо на своем пальце. Сжала руку.

—Как далеко я от «Дворца Парадиза»?

—На расстоянии жизни.

—В милях, пожалуйста.

—Тридцать. Мы находимся на северо-западе от Нью-Хелветии. — Он предложил ей еще одну ложку. — Попробуй еще немного поесть. Тебе нужно слегка прибавить в весе.

— На моих костях недостаточно мяса, чтобы угодить
вам?

Михаил промолчал.

Ангелочек не знала, понял он ее сарказм или нет. Его можно разозлить, но сейчас не самое лучшее время для этого. Она проглотила очередную ложку супа и попыталась не показать, что ей страшно. Он вернулся к горшку с едой и наполнил еще одну миску. Сел за небольшой стол и начал есть сам.

—Как давно я здесь? — спросила она.

—Три дня.

—Три дня?

—Ты почти все время была в бреду. Жар спал вчера после обеда. Ты помнишь что-нибудь?

—Нет. — Она и не пыталась. — Я думаю, что должна поблагодарить вас за то, что вы спасли мне жизнь, — с горечью добавила она. Он продолжал молча есть. — Итак, что дальше, мистер?

—Что ты имеешь в виду?

—Чего вы хотите от меня?

—Пока ничего.

—Просто поговорить. Правильно?

Он взглянул на нее, и она почувствовала себя неуютно от этого пристального спокойного взгляда. Когда он встал и подошел к ней, ее сердце забилось, быстро и громко.

— Я не причиню тебе боль, Мара, — проговорил он
нежно. — Я люблю тебя.

123

ФРАНСИН PliBEPC

Она далеко не впервые слышала, как мужчина говорит ей о любви.

— Я польщена, — сказала она сухо. Он ничего не ответил,
и она, взяв одеяло в кулак, продолжила: — Да, кстати. Я не
Мара. Меня зовут Ангелочек. Вам нужно было запомнить
мое имя, если уж вы надели кольцо мне на палец.

— Ты сказала, что я могу называть тебя, как хочу.
Мужчины называли ее разными именами. Некоторые ей

нравились, некоторые нет. Но она не хотела, чтобы этот человек называл ее как-то иначе. Только Ангелочек. Он женился на Ангелочке. И получит Ангелочка.

— Имя Мара — библейское, — заговорил он снова. — Оно
из «Книги Руфь».

— Да, я помню, вы говорили, что читали Библию.
Наверно, вы решили, что имя Ангелочек слишком хорошо
для меня.

—Дело не в том, хорошо или плохо. А в том, что это не твое настоящее имя.

—Я Ангелочек.

Его лицо стало жестким.

—Ангелочек была проституткой в Парадизе, и ее больше нет.

—Ничего не изменилось. Все остается по-прежнему: не важно, как вы решите меня называть.

Михаил сел на край кровати.

— Многое изменилось, — возразил он. — Ты теперь моя
жена.

Ее трясло от слабости, и все же она решилась на ответ­ный выпад.

— Ты и правда думаешь, что это что-то меняет? Почему?
Ты заплатил за меня так же, как и раньше.

— Я заплатил Хозяйке, чтобы как можно быстрее и
проще от нее избавиться. Я думал, ты не обратишь на это
внимания.

—Да, мне все равно. — Ее голова дрожала.

—Тебе лучше лечь.

124

<^Жю6овъ ис£/жтелънал

У нее не осталось сил противиться, когда он приподнял ее и, убрав нодушки, начал укладывать. На своей коже она чувствовала его руки, мозолистые и теплые.

— Потихоньку, — сказал он, натягивая на нее одеяло.
Она попыталась хорошенько рассмотреть его, но не

смогла.

— Я надеюсь, вам не трудно подождать. Я не в том состо­
янии, чтобы отплатить вам благодарностью прямо сейчас.

Она почувствовала улыбку в его голосе.

— Я терпеливый.

Его пальцы слегка прикоснулись к ее лбу.

— Я зря позволил тебе так долго сидеть. Тебе можно
подниматься только на несколько минут. — Она хотела
было спорить, но поняла, что это глупо. Михаил знал, что
ей очень больно. — Где больше болит?

—Все, к чему прикасаешься! — Она закрыла глаза, мечтая о том, чтобы прямо сейчас умереть, потому что только тогда пройдет боль. Когда он прикоснулся к ее вискам, ей стало так больно, что перехватывало дыхание.

—Расслабься. — В его прикосновениях не было чего-то интимного, поэтому она расслабилась. — Кстати, — словно о чем-то вспомнив, произнес он. — Меня зовут Михаил. Михаил Осия. Если вдруг ты забыла.

—Я забыла, — солгала она.

—Михаил. Не слишком трудно запомнить.

—Как вам угодно.

Он тихо засмеялся. Она знала, что в тот последний вечер в борделе она вывела его из себя. Зачем же он увез ее с собой из Парадиза? Когда он ушел тогда, хлопнув дверью, она поняла, что больше он не вернется. Так почему же он вернулся? Какая польза от нее может быть в этом состоянии?

—Ты снова напряжена. Расслабь мышцы на лбу, — сказал он. — Мара, постарайся просто ни о чем не думать.

—Почему ты вернулся?

—Бог послал меня.

125

ФРАНСИН РИВЕРС

Ну точно, он сумасшедший. Все ясно. Он просто свихнулся.

— Попытайся не думать так много. За окном поет пере­
смешник. Послушай.

Его руки гладили ее так нежно. Она сделала то, что он сказал, и боль стала ослабевать. Он мягко что-то говорил, и она почти заснула. В ее жизни было много мужских голо­сов, но ни один из них не был похож на этот голос. Такой глубокий, спокойный, мягкий.

Она почувствовала огромную усталость. Ей захотелось заснуть и не просыпаться. Она с трудом боролась со сном.

—Тебе и Богу лучше не ожидать слишком многого от меня, — едва слышно пробормотала она.

—Я хочу все.

—Что ж, молись. — Он может надеяться и ожидать чего угодно. Но получит только то, что осталось. Пустоту. Только пустоту.

126

S

Распутный ищет мудрости и не находит... Библия. Книга Притчей Соломоновых 14:6

Ангелочек не задумывалась над тем, сможет ли она вообще когда-нибудь встать. Внутри были привычные тяжесть и пустота. Она хотела закончить свою несчастную жизнь, и в момент отчаяния попы­талась достичь этой цели — и вот, опять проиграла. Вместо того чтобы обрести покой, к которому она так стремилась, она ощущала страдание. Вместо того чтобы обрести свободу, она попала в рабство к другому мужчине.

Почему ничего не получается? Почему все ее планы рассыпаются?

Осия был тем мужчиной, к которому она меньше всего хотела бы попасть, и вот теперь он обладает ею. И у нее не осталось сил, чтобы бороться. Что еще хуже, ей приходится полагаться на него и позволять ее кормить, поить, уклады­вать спать... Эта полная зависимость от него раздражала ее и приводила в отчаяние. Это делало ее беззащитной. И поэтому она ненавидела его все больше.

Если бы Осия был обычным мужчиной, она бы точно знала, как с ним бороться, но он не был обычным. Что бы она ни говорила, его это не беспокоило и не огорчало. Будто он был сделан из гранита. Ей не удавалось обидеть или задеть его. А его неизменная спокойная уверенность ее

127

ФРАНСИН РИВЕРС

просто злила. Что-то было в нем, не поддающееся описа­нию. Однажды он сказал, что, пока у нее был жар, он многое узнал о ней, но что именно не стал говорить. Она размышляла о том, что он имеет в виду, когда говорит, что хочет «всего», — ее это тревожило. Когда бы она ни просну­лась, он всегда был рядом. А она хотела остаться одна.

Ангелочек поняла, что ловушка захлопывается. Это не был каменный дворец. Это не была дешевая палатка, сшитая из парусины, или двухэтажный бордель, но это была ловушка неизвестности, и все ключи от нее были у этого ненормального.

Чего он хочет от нее? И почему ей постоянно кажется, что он еще более опасен, чем другие мужчины, которых она знала до этого дня?

Через некоторое время она смогла оставаться дома одна, пока Михаил работал несколько часов. Она не знала, чем он занимается, и не спрашивала. Ей было все равно. Она чувствовала облегчение оттого, что он не вертится вокруг нее, гладя ее но лбу или по волосам, и не пытается засу­нуть ей в рот очередную ложку супа. Ей хотелось побыть наедине с собой. Ей хотелось подумать, и она никак не могла этого сделать, когда он был рядом.

Желание побыть одной обернулось в одиночество, и размышления — это все, что ей оставалось делать. Шел дождь, капли стучали по крыше... Вместе с этим звуком нахлынули воспоминания. На память пришли лачуга в порту, мама и Роб. Мысли о Робе повлекли за собой воспоминания о Хозяине и обо всей последующей жизни, и ей вдруг показалось, что она сходит с ума. Может быть, она начнет разговаривать с Богом так же, как этот ненор­мальный, надевший на ее палец обручальное кольцо своей матери?

Почему он это сделал? Почему он женился на ней?

Наконец, он появился в дверях — большой, сильный, молчаливый. С этим своим обычным взглядом. Ей хотелось не замечать его, но он просто наполнил весь дом своим присутствием. Даже когда он сидел у огня и читал все ту же

128

<9%ю6о$ъ искупительная

старую, потрепанную книгу, он словно занимал собой все пространство, как будто был везде. Даже закрывая глаза, она видела его перед собой.

С тех пор, как она впервые увидела его в борделе, она так и не смогла понять, что он за человек, но что-то в нем за это время изменилось. Он не был прежним. И, кстати, говорил не слишком много. Даже скорее, очень мало гово­рил. Он улыбался ей, спрашивал, как она себя чувствует, не нужно ли чего-нибудь, и уходил по своим делам. День за днем повторялось одно и то же; он надевал шляпу, и она знала, что сейчас снова останется одна.

—Мистер, — спросила она однажды, решив никогда не называть его по имени, — зачем вы привезли меня сюда, если все время оставляете меня одну в этом доме?

—Я даю тебе возможность подумать.

—О чем?

—О чем хочешь. Ты встанешь, когда сможешь. — Он снял шляпу с крючка и вышел.

Через открытое окно в комнату ворвался солнечный свет. В камине потрескивал огонь. Ее желудок был полон, ей было тепло. Казалось бы, что еще нужно для счастья? Можно просто расслабиться, лежать и ни о чем не думать. К тому же она остается одна.

Что же с ней не так?

Может быть, все дело в тишине. Она привыкла к шуму, который наполнял особняк. Мужчины стучат в двери, мужчины говорят ей, что им нужно, что она должна делать; крики, песни, доносящиеся из бара. Иногда грохот разби­ваемых о стену стульев, звон стаканов и Хозяйка, которая без устали повторяет ей, какой благодарной она должна быть. Магован, предупреждающий кого-то, что его время истекло и что если он прямо сейчас не натянет штаны и не уберется, то пожалеет об этом.

Но еще никогда она не слышала такой тишины, звеня­щей в ушах.

Она пожаловалась.

120

5-6330

ФРАНСИН РИВЕРС

— Повсюду очень много звуков, — ответил Осия. —
Просто прислушайся.

Заняться ей пока было нечем, и она прислушалась. Оказывается, он был прав. Сквозь тишину она услы­шала самые разные звуки. Она вспомнила, когда в дождь подставляла под падающие капли жестяные баночки. Она начала различать отдельные звуки в хоре голосов вокруг. Под кроватью живет сверчок; за окном поселилась жаба. Затем обнаружилась целая толпа пернатых соседей, кото­рые обосновались под крышей дома — малиновки, ласточки и шумная сойка.

Однажды днем Ангелочек смогла, наконец, подняться на ноги.

Поискав какую-нибудь одежду, она ничего не нашла. До сих пор она не задумывалась о том, что ей ничего здесь не принадлежит.. Здесь не было ее вещей. Где они? Неужели он не привез их? Что же ей теперь носить? Его одежду?

У него тоже было не много. В ящиках небольшого комода было нижнее белье, потертые джинсы, рабочий комбине­зон, толстые носки — и все это было ей слишком велико. В углу стоял черный старый сундук, но она слишком устала, чтобы открыть его и рыться в поисках одежды. Раздетая и уже слишком уставшая, чтобы стащить одеяло с кровати, она просто прислонилась к подоконнику и вдыхала свежий холодный воздух.

Маленькие птички перелетали с ветки на ветку большого дерева. Птичка побольше осмелела и слетела на землю совсем рядом. Она была такая дерзкая. Ангелочек улыбнулась. Легкий бриз наполнял свежестью комнату — вместе с этим ветром она вдруг почувствовала запах, такой знакомый... Точно так же пахли цветы рядом с маминым домом... Она закрыла глаза и вдыхала аромат из далекого прошлого.

Снова открыв глаза, она посмотрела вдаль.

— О, мама, — дрогнувшим голосом произнесла она.
Слабость вскарабкалась по позвоночнику, и опять заныли
ребра. Появилась дрожь, голова закружилась. Вошел
Михаил. Увидев, что она раздетая стоит у окна, он, ни

130

Любовь искупительная

слова не говоря, снял с кровати покрывало и накинул ей на плечи. Она пошатнулась под тяжестью ткани. Он подхва­тил ее на руки.

—Ты давно встала?

—Не слишком давно, чтобы меня опять запихивать в кровать. — Он держал ее на руках, как ребенка, и согре­вал своим теплом. От него пахло землей и солнцем. — Ты можешь посадить меня. Только не в кровать. Я всю жизнь провела в кровати и меня тошнит от этого.

Михаил улыбнулся. Она не собиралась делать что-то в полсилы, даже вставать на ноги. Он усадил ее на стул у огня и подбросил дров в камин.

Боль пронзила ее тело. Она впилась руками в подло­котники, ощущая каждую частичку своего тела, к которой Магован приложил свой кулак и свой сапог. Он оставил не слишком много здоровых мест на ее теле. Осторожно она прикоснулась к своему лицу и нахмурилась.

— У тебя есть зеркало?

Михаил взял блестящий кусок жести, который исполь­зовал для бритья, и протянул ей. Несколько минут она в ужасе рассматривала себя. Насмотревшись, вернула ему зеркало.

— Сколько ты за меня заплатил?

— Все, что у меня было.
Она слабо усмехнулась.

—Мистер, вы глупец. — Как он вообще мог смотреть на нее в таком виде?

—Не волнуйся, у тебя нет неизлечимых повреждений.

—Да ну? Хорошо, что хоть все зубы чудом остались на месте. Это единственное, что уцелело.

—Я женился не на твоем лице.

 

—Ну конечно, нет. Ты женился на мне, потому что тебе понравился мой характер. Или тебе Бог сказал это сделать?

—Может быть. Он, наверное, увидел, что рога на твоей голове подходят по размеру к отверстиям в моей.

Ангелочек положила голову на спинку стула.

131

ФРАНСИН РИВЕРС

— Я знала, что ты сумасшедший, еще в самый первый
раз, когда тебя увидела. — Она устала от долгого противо­
стояния боли и подумала, как здорово было бы опять лечь
на спину на этом соломенном матрасе. Она смогла встать
на ноги, но, сделав шаг, упала на пол, чуть было не сломав
себе нос.

Михаил подошел к ней и нежно поднял ее, не обращая внимания на ее протест.

—Мистер, я же сказала, что пока не хочу ложиться.

—Отлично. Сиди в кровати.

—Что случилось с моими вещами?

—Я забыл про них. Да и то, что ты носила тогда, теперь тебе не пригодится. Жена фермера не носит шелк и кружева.

— Естественно. Надо полагать, она носится голая по
грядкам моркови и бобов.

Он усмехнулся, в глазах мелькнул огонек. — Это было бы интересное зрелище.

Ангелочек понимала, почему Ревекка была им так очаро­вана, однако внешность не могла обмануть ее. Хозяин тоже был красивым мужчиной. Опытный соблазнитель.

—Послушай, — бросила она резко. — Я хочу попробо­вать выбираться отсюда и хочу делать это одна. Лучше, если я буду одета.

—Я позабочусь об одежде, когда она будет тебе нужна.

— Она нужна мне сейчас.
Кончики его губ приподнялись.

— Пожалуй, я согласен, — ответил он спокойно. Его
спокойствие так раздражало ее! Подойдя к старому сундуку,
он открыл его, вытащил узел и отдал ей. — Подбери что-
нибудь из этого на первое время.

Она с любопытством развязала узел. Серая шерсть распахнулась, и она поняла, что это была поношенная накидка. Внутри обнаружились две юбки: одна когда-то была коричневой, другая черная; две блузки — одна в прошлом, наверное, белая, а сейчас почти желтая, а другая — с выцветшими голубыми и розовыми цветочками.

132

^9%ю()овъ искупительная

Обе блузки застегивались до самого подбородка и имели длинные рукава. Две шляпки, в тон блузкам; под ними, стыдливо прикрытые, лежали два простых лифа, панталоны и черные заштопанные чулки. Последнее, что она нашла, была пара высоких черных ботинок на низком каблуке.

Она в недоумении посмотрела на него и сказала с иронией: — Я, наверно, должна быть бесконечно благодарна за этот щедрый подарок.

—Я знаю, что это не похоже на то, к чему ты привыкла. Но надеюсь, ты скоро увидишь, что эти вещи теперь подхо­дят тебе больше всего того, что ты носила раньше.

—Я попробую, и проверим, насколько ты прав. — С этими словами она вытащила юбки.

Он слегка улыбнулся.

— Через пару недель ты уже сможешь выполнять неко­
торые обязанности.

Она подняла голову, но он уже выходил за дверь. Обязанности? О чем он, интересно, думает? Доить корову? Готовить? Может быть, он хочет, чтобы она нарубила дрова и принесла воды из ручья? О, и конечно же, его одежда! Он хочет, чтобы она стирала и гладила. Это же смешно! Она умела хорошо делать только одно дело и больше ничего. Он, наконец