Я готов,– просто ответил Степан.
Тогда вставай и пошли.
Еще чего!– – возмутился Степан.– Для тебя вполне подойдет и это место.
Ошибаешься,– сказал скелет, вновь превращаясь в старика.– Вон за тем холмом, как только перевалишь его, увидишь старую хижину. В ней я тебя и подожду.
Скелет исчез, растворился в струях похожего на кипяток воздуха, оставив после себя лишь сомнение. Стоило ли проверять реальность этого приглашения?
Холм, на который указал скелет, виделся не таким уж далеким. В конце концов любопытство оказалось сильнее отчаяния, и Степан поплелся к холму, оставив под кактусом свой рюкзак и твердо решив не возвращаться за ним. Если назначенная встреча состоится, ему уже не понадобятся вещи.
Хижину он увидел сразу, как только поднялся на холм. Это была обычная мексиканская мазанка, обнесенная плетнем из колючих веток пустынных кустарников. Издали она казалась нежилой, но там могла быть вода! Мог быть колодец!
Степан забыл обо всем, ноги сами понесли его к хижине.
Вкус воды люди забыли, как забыли и многое другое, утонув в хаосе современных городов. Степан пил медленно, долго, впитывая влагу каждой клеточкой своего большого иссушенного тела. Вода пахла первозданной свежестью, она пахла ветрами и травами, она пахла жизнью. Теперь он был готов встретиться с несколькими скелетами сразу.
Есть тут кто-нибудь?– Хижина молчала, только дверь скрипнула в ответ на его вопрос и приоткрылась, словно приглашала войти. Степан переступил порог.
Внутри царили полумрак и прохлада, толстые метровые стены не пропускали жару, а маленькое оконце, затянутое слюдой, почти не давало света. Мебели практически не было. Соломенная циновка, небольшой стол, явно самодельный, глиняная посуда– все здесь говорило о натуральном мексиканском хозяйстве, о том быте, которым и сегодня, в двадцатом веке, живут десятки мексиканских деревень. Да разве только мексиканских? Он вспомнил покосившиеся домишки на своем родном Севере, разве что стены там были деревянные, вот и вся разница…
В хижине кто-то жил. В миске на столе лежала сухая маисовая лепешка. Иначе и не могло быть, раз здесь есть вода.
Степан снова повторил свой вопрос. Никакого ответа. Лишь снаружи донесся заунывный тоскливый вой. Волки? В пустыне не бывает волков, скорее всего, это ветер. И тут он услышал шаги. Шаги у самой хижины.
Он готов был поклясться, что вокруг на несколько километров не было ни одной живой души. Во дворе невозможно укрыться. И тем не менее кто-то подходил к двери. Степан почувствовал, как у него перехватило дыхание.
Дверь открылась, и, порог переступил старик в поношенном мексиканском плаще из грубой домотканой материи.
Хотя в комнате было темно, Степан заметил, что вошедший человек очень стар, но держится удивительно прямо, а его походка легка, как у юноши.
На секунду лицо старика показалось знакомым, но, скорее всего, это была лишь игра его измученного пустынными миражами воображения.
– Простите,– сказал Степан,– я вошел без приглашения. Здесь никого не было, я отстал от каравана и вот…
Старик ничего не ответил, он пересек хижину и уселся в углу на циновке, не обратив на Степана ни малейшего внимания, словно тот стоял здесь всегда, как этот древний стол.
Где я нахожусь? Какая это деревня? Где проходит караванная тропа? – попробовал Степан еще раз, отчетливо произнося слова.
Никакого ответа. Взгляд, направленный сквозь стены хижины, казалось, видит иные миры. Степан решил подождать, продемонстрировать выдержку, хотя ему очень хотелось есть.
В неподвижности и молчании время текло незаметно. Свет, пробивавшийся сквозь слюдяное оконце, стал слабеть.
Сухая маисовая лепешка, которую Степан заметил на столе, когда вошел в хижину, казалась ему теперь куском пышного пирога.
