Волчица и дар цвета заката 3 страница

– А во-вторых? – спросил он уже в полусне.

– Придумать другое занятие.

– …Другое?..

Когда столько денег можно заработать, просто возя грузы, глупо искать что-нибудь еще – так думал Лоуренс в темноте. Но за миг до того, как его сознание уплыло окончательно, его ушей коснулся голос Хоро:

– Я слышала разговоры. Если ты все равно собираешься с моей помощью отгонять собак, можно зарабатывать деньги куда лучше. Понимаешь…

Во сне Лоуренс считал возможную прибыль.

 

***

 

В конюшне Лоуренс нанял двуколку.

Она была меньше его повозки, и на козлах было теснее, зато благодаря небольшому весу она могла быстрее ехать.

Потом он взял веревку, одеяла, бадью, небольшие дощечки и много мелких монет.

Сделав все это, Лоуренс вместе с двуколкой отправился к некоему зданию. Его владелец поспешно выбежал навстречу.

– Я уж заждался! Ну что, достал?

– Достал, а у тебя как дела?

– Все готово. Честно говоря, когда ты постучался в такую рань, я решил, что это еще один путешественник явился; вот уж не думал, что ты задашь мне такую работенку, – и он жизнерадостно рассмеялся.

Это был владелец постоялого двора; его фартук был весь в масле и хлебных крошках.

– Я слышал, вчера ночью ты к пекарям ходил. Любой ремесленник, которого заставляют вставать раньше, чем священники поднимаются, будет очень недоволен!

Он вновь расхохотался, потом повернулся к своему постоялому двору и жестом пригласил кого-то выйти. Появились два подмастерья, пошатывающиеся под тяжестью громадного котла.

– Этого хватит человек на пятьдесят. Когда я послал парней к мяснику, он спросил, сколько же всего народу у меня на постое!

– Искренне благодарен тебе за то, что сделал все это за такое короткое время, – сказал Лоуренс.

– Не стоит благодарности. Гильдия указывает, сколько денег я могу зарабатывать на ее правилах, – а если сейчас я смогу заработать немного больше, эту услугу я тебе окажу с удовольствием!

Два подмастерья поставили котел на двуколку и закрепили веревкой. В котле была жареная баранина с обильной добавкой чеснока; Лоуренс слышал шипение жира.

Следом появилась большая бадья, доверху наполненная ломтями хлеба. Потом – две бутыли дешевого вина.

Теперь двуколка была загружена полностью. С помощью владельца постоялого двора Лоуренс надежно закрепил весь груз веревкой. Лошадь оглянулась на них двоих – едва ли это было совпадение.

«Мне что, придется это все везти?» – так, вне всяких сомнений, спросила бы она, если бы умела говорить.

– Однако заработать деньги, даже с такими приготовлениями… ну… – медленно произнес владелец, закончив пересчитывать плату за еду. Потом он протянул подмастерьям несколько наиболее стертых монеток – должно быть, он так делал всякий раз, когда ему выпадал случайный заработок. Подмастерья вернулись на постоялый двор в восторге.

– У тебя на самом деле все будет хорошо? – спросил он. – Дорога в Рувай идет по краю леса.

– Ты имеешь в виду, что в лесу водятся волки и дикие собаки, да?

– Именно. Торговый дом Оома проложил дорогу в спешке, чтобы побыстрее доставить материалы в Рувай. Все собаки там взялись из города, потому людей они не боятся. Говоря откровенно, везти там то, что пахнет так вкусно, просто опасно. Готов спорить, многие думали сделать то же, что и ты, но все отказались – как раз из-за опасности.

Лоуренс вспомнил разговор, подслушанный Хоро в комнате. Если бы можно было что-то поделать со зверями, то, продавая еду и питье в Рувай, можно было бы заработать хорошие деньги – спрос там был велик.

– Ха-ха. У меня все будет в порядке, – с улыбкой ответил Лоуренс, глянув на двуколку.

Там был кое-кто, кто закрывал груз дощечками. Кое-кто хрупкий, стройный, в небрежно надетой юбке, из-под которой выбивался меховой то ли пояс, то ли подкладка. Закончив прилаживать дощечки, девушка уселась на них с удовлетворенной улыбкой.

Поймав взгляд владельца, смотревшего туда же, Лоуренс улыбнулся.

– На нос корабля ставят богиню удачи, чтобы она оберегала корабль от бедствий и морских демонов. А это – моя богиня удачи.

– Хооо… но все же – против собак? – с сомнением произнес владелец постоялого двора; однако Лоуренс лишь убежденно кивнул и ничего не ответил.

Будучи владельцем постоялого двора, его собеседник, конечно же, видел немало талисманов на удачу, которые приносили с собой путешественники из разных краев. Лоуренсу было вполне безопасно признавать, что у него есть такой талисман, если только он не делал жертвоприношений каким-нибудь лягушкам или змеям.

А поскольку он самому владельцу только что сделал приятное жертвоприношение в виде прибыльной сделки, тому было не на что жаловаться.

– Да пребудет с вами благословение Господне, – произнес владелец и отошел от двуколки на несколько шагов.

– Большое тебе спасибо. А, и еще…

– Да?

Прежде чем ответить, Лоуренс запрыгнул на козлы. Двуколка – зрелище вполне обычное; однако все меняется, когда в ней сидит красивая девушка. Прохожие смотрели с любопытством, дети, бегающие по улице, невинно махали Хоро, точно она была частью какого-то представления.

– Возможно, я к вечеру вернусь с таким же заказом.

Рот владельца открылся в беззвучном «о», потом мужчина рассмеялся во все горло.

– У меня полно постояльцев, так что в помощниках нехватки не будет. В правилах гильдии ничего нет про то, что гостей нельзя заставлять работать! – сквозь смех произнес он.

– Ну, мы поехали.

– Счастливой дороги!

Раздался стук копыт, и двуколка покатила вперед.

Движение сквозь утреннюю городскую толпу сопровождалось частыми остановками и сменой направления; удерживаться на шаткой двуколке было непросто. Каждый раз, когда она качалась, Хоро цеплялась за что попало, чтобы не упасть, и испуганно вскрикивала. Но в конце концов они с Лоуренсом добрались до окраины – до более просторного мира, где двуколка чувствовала себя более естественно.

– Ну что, ты готова?

Хоро, по-прежнему сидящая в двуколке, подалась вперед, обвила руками шею Лоуренса и кивнула.

– Ты же знаешь, я могу быстрее. Скорость лошади против моей – ничто.

– Да, но это когда ты на своих ногах.

Обычно это Лоуренс цеплялся за Хоро.

Сейчас он нервничал, но совсем не так, как, например, если бы вел торговлю, пользуясь чьими-то чужими деньгами.

Обнимая Лоуренса, Хоро положила голову ему на плечо.

– Что ж, тогда мне остается лишь держаться крепче, да? Как ты всегда делаешь – отчаянно цепляешься, стараясь не заплакать.

– Да ладно тебе, я не плачу…

–Хе-хе-хе.

Дыхание от смешка Хоро пощекотало Лоуренсу ухо.

Он издал долгий, страдальческий вздох.

– Я не остановлюсь, даже если ты начнешь плакать.

– Я не –

Слова Хоро оборвались, когда Лоуренс хлестнул лошадь по спине. Та побежала, и колеса закрутились веселее.

Вопрос, плакала Хоро или не плакала, вероятно, станет впоследствии поводом для многих перепалочек.

 

***

 

Поездку можно было описать одним словом: «бодрящая».

На двуколку не поместишь много груза, и по устойчивости она уступает четырехколесным повозкам, зато ее скорость – это что-то чудесное.

Лоуренс нечасто пользовался этаким способом передвижения, но сейчас, когда еду желательно было доставить еще горячей, он был самым подходящим. Сидя на козлах и держа поводья, Лоуренс ощущал, будто правит не двуколкой, но пролетающей мимо картиной.

Хоро сначала нервно прижималась к Лоуренсу, но вскоре привыкла к качке. К тому времени, когда они подъехали к лесу, она уже стояла на дне повозки, положив руки Лоуренсу на плечи и весело смеясь в потоке обдувающего ее воздуха.

Под гнетом слухов о диких псах большинство людей на дороге смотрели настороженно; некоторые из них держали наготове мечи. При виде девушки в двуколке, смеющейся так беззаботно, их, должно быть, охватывало чувство стыда, что они так боялись каких-то там собак.

Лица людей, мимо которых проезжали Лоуренс с Хоро, начинали светиться от улыбок; многие путники махали им руками. Не раз и не два Хоро начинала махать в ответ и, потеряв равновесие, чуть не вываливалась из двуколки. Всякий раз ей приходилось поддушивать Лоуренса, сжимая его шею, чтобы удержаться, но хихиканье выдавало ее с головой, и Лоуренс совершенно не беспокоился.

С учетом ее живого характера было совершено неудивительно, что Хоро была в ярости, когда ей пришлось целый день провести в комнате.

Вдруг из леса донесся вой. Все на дороге застыли и повернулись в сторону деревьев.

Тогда Хоро тоже завыла, точно ожидала этого момента, и люди перевели потрясенные взгляды на нее.

Потом они осознали, видимо, свою трусость, и, словно признавая храбрость девушки в двуколке, завыли вместе с ней.

Лоуренс и Хоро прибыли в деревню Рувай, и поездка эта ни за что не доставила бы Лоуренсу столько наслаждения, будь он один.

Собравшаяся там толпа изумленно уставилась на двуколку, груженную не деталями водяной мельницы, но бутылями, закутанным в одеяла котлом и поверх всего этого – девушкой. Под многочисленными взглядами Лоуренс остановился и помог Хоро сойти. Она была так довольна, что Лоуренс не удивился бы, услышь он шелест хвоста.

Оставив Хоро расставлять вещи, Лоуренс направился на поиски деревенского старейшины – с ним необходимо было договориться. Сунув ему в руку несколько серебряных монет, он получил разрешение продавать в деревне еду, раз уж так вышло, что работники настолько заняты, что им даже воду из реки зачерпнуть некогда.

Как только Лоуренс и Хоро начали продавать ломти хлеба с мясом, вокруг образовалась толпа; здесь были не только торговцы, которые не взяли с собой пищу, опасаясь того, что может выйти из леса и забрать ее, но и простые селяне.

– Эй, вы! Не толпитесь! В очередь, становитесь в очередь!

Они резали и так тонко порезанное мясо вдвое, клали между двух ломтей хлеба и продавали. Только и всего – однако все равно они были слишком заняты, чтобы еще и вежливость проявлять. Причиной было прихваченное ими вино – Лоуренс считал, что его удастся продать за хорошие деньги. Разливать его требовало лишнего времени и усилий – вдвое больше, чем на все остальное. Лоуренсу уже доводилось заниматься подобным пару раз, однако он совершенно забыл об этой маленькой детали.

Они продали примерно половину всего, что привезли, когда сзади подошел мужчина – судя по виду, плотник.

– Мои ребята помирают с голоду, – сказал он.

Хоро, богиня пшеницы, всегда отличалась чувствительностью в вопросах еды. Она взглянула на Лоуренса, безмолвно потребовав, чтобы он пришел на помощь.

В котле еще оставалось мясо. Люди продолжали прибывать в деревню, так что, если Лоуренс останется здесь, он распродаст все довольно быстро.

Будучи торговцем, Лоуренс радовался, когда его товар раскупали. Ему казалось, что идти куда-то еще, чтобы добиться там того же результата, не имеет смысла. Однако затем он передумал.

Поскольку люди постоянно ходят от торгового дома до деревни и обратно, новости о том, что затеяли Лоуренс и Хоро, должны распространиться быстро. А значит, если он сейчас расширит рынок, продав часть еды ремесленникам, это сослужит добрую службу.

Обдумывая все это, Лоуренс погрузился в молчание; однако тут же его вернула к реальности Хоро, легонько наступив ему на ногу.

– Что-то у тебя стало хитрое лицо, – заметила она.

– Я ведь торговец, – ответил Лоуренс. Поместив кусок мяса между двух ломтей хлеба и передав его покупателю, он накрыл котел крышкой и повернулся к ремесленнику.

– У меня осталось человек на двадцать. Достаточно?

 

***

 

Работавшие на берегу ремесленники слетелись, точно голодные волки.

Торговый дом Оома, взявшийся за строительство из-за своей безграничной жажды наживы, нанял этих людей, но не обеспечил их ни пищей, ни жильем, поэтому людям пришлось довольствоваться лишь ужином, которым их из добросердечия угостили селяне.

Более того, поскольку работа оплачивалась сдельно и ее следовало завершить к назначенному сроку, ремесленникам не хотелось терять время на то, чтобы идти за едой в деревню. Даже узнав о приезде Лоуренса и Хоро, они лишь коротко и печально посмотрели в их сторону, а потом вернулись к работе. А те, кто трудились внутри здания мельницы – например, устанавливали валы, – даже не выглянули наружу.

Лоуренс взял бутыль с вином, а Хоро – тачку, в которой местные женщины возили тяжелые вещи. Туда она поставила котел и бадью с хлебом. Потом они переглянулись.

Торговать им явно придется стоя.

– Что, и все? Это же страшно мало! – так говорил каждый, кому они продавали хлеб с мясом; однако жалобы всегда сопровождались улыбками.

Любой плотник, за исключением тех, кто жил под крышей мастерской, обожал хвастаться кошмарными условиями, в которых он работал. Поэтому, хотя каждый из них страдал от голода, никто не требовал для себя больше хлеба или мяса.

Более того – они просили Лоуренса накормить как можно больше людей. Чтобы построить хорошую мельницу, требовалось много народу. И если хоть один свалится от голода, худо придется всем – так они объяснили. Хоро провела столько времени, наблюдая за тем, как люди работают в пшеничных полях, что явно прониклась сочувствием.

И она не только сочувствовала. Она получала несомненное удовольствие, болтая с работниками, и Лоуренс не мог не заметить, что она наливает больше вина, чем обычно.

Разумеется, он ничего не сказал.

– Сюда два куска хлеба, пожалуйста! – раздался возглас из одного из зданий, где уже были установлены жернова.

Вокруг все было покрыто тонкой пылью – но это была не мука, а опилки: даже сейчас, когда к мельнице подошли Лоуренс и Хоро, там внутри продолжали пилить доски.

Хоро несколько раз чихнула и решила подождать снаружи. Возможно, ее острое обоняние не перенесло бы того, что ожидало внутри.

Лоуренс отрезал два куска хлеба и поднялся по крутой лестнице.

Ступени у него под ногами тревожно скрипели, и между его головой и потолком было совсем мало места. Мужчины, все покрытые мелкими опилками, сражались с пилами и напильниками, готовя шестерни для подсоединения к валу.

– Я принес хлеб!

Внутри водяной мельницы может быть на удивление шумно, и в этой конкретной было шумно – в маленьком помещении скрипы и стоны вращающегося вала, казалось, заглушали все.

Однако на выкрик Лоуренса двое мужчин среагировали мгновенно – они разом подняли головы, а потом ринулись к нему с поразительной быстротой.

Позже Хоро рассмеялась, когда Лоуренс сказал ей, что испугался, что те двое скинут его с лестницы.

Когда Лоуренс вздохнул – ему хотелось бы, чтобы Хоро чуточку сильнее за него беспокоилась, – она медленно и ласково смахнула опилки с его лица и улыбнулась.

Водяное колесо вращалось; его лопасти поднимались, опускались, поднимались вновь.

Подобно молоту, приводимому в движение этим колесом, Хоро с легкостью разбила оборону Лоуренса.

– Ну, думаю, нам пора возвращаться.

– Да. Хорошо, что мы разделили мясо и хлеб еще надвое, – так мы почти до всех добрались.

Хоро шла рядом с двуколкой, груженной винными бутылями и котлом; на груди у нее покачивался деревянный зайчик, подаренный одним из плотников.

– Давай сейчас вернемся в деревню, договоримся на следующий раз, и завтра к середине дня заработаем вдвое больше, чем сегодня.

– Мм. Кстати, сколько мы заработали?

– Ну… погоди минуту… – Лоуренс посчитал на пальцах, и полученная им сумма оказалась на удивление маленькой. – Когда поменяем деньги, выйдет около четырех тренни, не больше.

– Всего четыре? Но мы же так много продали!

Кошель Лоуренса раздувался от медяков, но медяками много не наберешь, сколько бы у тебя их ни было.

– Я бы с удовольствием назначил цены повыше, если бы мы продавали жадным торговцам, но с ремесленников много не возьмешь. Такие дела.

Поскольку продавать еду ремесленникам предложила именно Хоро, спорить она не могла и потому лишь раздосадованно поджала губы.

Конечно, торговля с людьми, выказывающими такую признательность, приносила и иную прибыль, помимо денег. Даже когда доходы были малы, а опасности велики, Лоуренс редко отказывался от торговых поездок в отдаленные деревушки: его пленяло чувство, посещавшее его, когда он привозил селянам то, в чем они отчаянно нуждались.

Лоуренс положил руку на голову Хоро и потрепал ее чуть грубовато.

– В любом случае, завтра мы возьмем вдвое больше еды и получим вдвое больше прибыли. А если договоримся обо всем заранее, то сможем торговать и ночью – так сможем заработать еще вдвое. Персики в меду будут нашими – ты и глазом моргнуть не успеешь.

Хоро кивнула на слова Лоуренса, и практически одновременно с кивком у нее заурчало в животе.

Ее уши щекотно дернулись под рукой Лоуренса, и он поспешно убрал руку. Притворяться, что он не слышал урчания, было бесполезно, поэтому он искренне хихикнул.

Хоро собралась было игриво хлопнуть Лоуренса по руке, но не успела: именно в этот момент живот Лоуренса тоже заурчал.

Продавая хлеб и мясо, они оба были в постоянном напряжении, и это приглушало голод, но теперь он вернулся с удвоенной силой. Лоуренс и Хоро встретились глазами. Лоуренс вновь улыбнулся, и сердитое выражение лица Хоро тотчас помягчело.

Лоуренс огляделся по сторонам, потом потянулся в двуколку.

– Что там? – поинтересовалась Хоро.

– Ничего особенного, – ответил Лоуренс. Он снял с котла крышку и достал прилипший к стенке последний кусок мяса, а потом из бадьи – ломоть хлеба. – Я вот это сохранил. Подумал, что мы сможем это съесть на обратном пути.

Обычно Лоуренс продавал все, что могло быть продано, а когда был голоден – съедал все съедобное, что попадалось под руку. Никогда прежде он не задумывался о том, чтобы сохранить еду, годную для продажи, и съесть ее самому.

Засаленным ножом Лоуренс разрезал мясо надвое; хвост Хоро завилял.

– Но, ты.

– Что?

– По-моему, ты опять упустил кое-что важное.

В дешевой баранине было много хрящей, поэтому на разрезание ушло некоторое время, однако в конце концов Лоуренс поднял глаза на Хоро.

– Кое-что важное?

– Мм. Если ты собирался это сделать с самого начала, мог бы выбрать мясо получше. Этот кусок еле пригоден.

Конечно, полагаться на то, что Хоро будет страдать, пропустив обед, было бы наивно. Скорее всего, она время от времени, улучив момент, таскала кусочки мяса.

Лоуренс вздохнул.

– Я не заметил, – с грустной улыбкой ответил он.

Разрезав хлеб надвое, он положил на каждый по куску мяса и, всего миг поколебавшись, вручил бОльшую порцию Хоро.

Ее хвост был честен, как у щенка, и в этот раз, как ни странно, язык тоже.

– Теперь я отлично понимаю, почему ворчали те плотники. Это действительно страшно мало.

– Ты просто изнежилась. Когда я только стал бродячим торговцем, мне иногда приходилось есть семена и древесные почки, чтобы с голоду не околеть.

Хоро звучно впилась зубами в хлеб с мясом, одарив Лоуренса лишь раздраженным взглядом, потом принялась шумно жевать.

Лоуренс убрал нож, положил на место крышки от котла и бадьи и, взяв свою порцию хлеба с мясом, зашагал, помогая лошади тянуть повозку.

– А ты нудишь, как старик, – Хоро выбрала не очень-то приятные слова, проглотив то, что было у нее во рту.

Если Мудрая волчица, возраст которой исчислялся веками, говорит такое, значит, так оно и есть.

– Хотеть есть побольше и повкуснее – только разумно. Как деревья хотят расти вверх и в стороны.

Даже заведомая софистика вроде этой звучала разумно, когда ею пользовалась Хоро. Это было несправедливо.

Первую половину своей порции жадная Хоро сожрала за один укус, но, похоже, ей не хотелось заканчивать все так быстро, и дальше она стала откусывать понемножку.

Глядя на эту детскость, Лоуренс не удержался от вопроса:

– Ты была настолько голодна, да?

Если бы он дал Хоро лишь эти слова, вероятно, в ответ получил бы лишь сердитый взгляд. Но сейчас она смотрела скорее вопрошающе, чем сердито, потому что вместе со словами Лоуренс протянул ей кусок хлеба.

– Господь велит нам делиться с ближним.

Хоро секунду пристально смотрела на него, потом сунула в рот остаток своей порции. Протянутый Лоуренсом хлеб исчез из его руки в следующий же миг.

– Ммф… иногда даже ты… мм… умудряешься вести себя как достойный самец.

Глядя, как Хоро говорит, одновременно жуя вторую половину своего куска хлеба с мясом и, вероятно, желая как можно быстрее запустить зубы в новую порцию, Лоуренс почувствовал, что ему большего и не надо.

Он улыбнулся, вспомнив одно старое изречение о еде.

– Но так точно можно? – спросила Хоро, держа в руках оставшийся кусок хлеба.

Что-то в ее позе заставило Лоуренса заподозрить, что еду она не выпустит в любом случае; однако она спросила, а значит, он должен выбрать слова для ответа. Уже начав говорить, он осознал, что его слова связаны с теми, которые произнесла Хоро два дня назад.

– Конечно, можно.

– Мм. Ну, если так…

– Я уже сыт.

Хоро застыла, и у нее отвалилась челюсть; лишь глаза чуть дрожали, глядя на Лоуренса.

– Что такое? – спросил он; глаза Хоро забегали, потом снова уставились на него.

– А, так ты уже поел, значит? А я-то решила, что ты в кои-то веки проявил деликатность… – пробурчала она.

– Помнишь, что ты говорила совсем недавно? – ответил Лоуренс.

– …А? Я? Что ты?..

Обычно Хоро своими головоломками ставила в тупик Лоуренса, а не наоборот. Глядя на ее замешательство, Лоуренс вынужден был признать, что понимает всю притягательность такого занятия. Он всегда считал, что Хоро это делает из зловредности, но теперь, когда ему самому представилась такая возможность, понял наконец, почему ей это так нравилось. Хоро закрыла рот и принялась сконфуженно переводить взгляд с хлеба на Лоуренса и обратно.

Единственное, что могло бы сделать ситуацию еще лучше, – немножко вина; однако вода, которую Лоуренсу придется выпить потом, чтобы прояснить голову, вероятнее всего, будет отравлена.

Решив, что время пришло, Лоуренс процитировал то самое изречение путешественников:

– Чтобы пища была вкусной, удвой плату. Чтобы насытиться, удвой количество еды. А что нужно сделать, чтобы удвоить удовольствие от трапезы?

Лоуренс вспомнил загадку, которую задала ему Хоро, когда разглядывала жарящуюся свинью. Он улыбнулся и продолжил:

– Нужна хорошая компания. Смотреть, как ты наслаждаешься хлебом, для меня уже достаточно.

Он по-прежнему улыбался; Хоро опустила голову, явно изрядно смущенная. Конечно, Лоуренс вовсе не собирался на нее нападать; ему действительно было приятно смотреть, как она смакует свой хлеб.

Поэтому, вместо того чтобы велеть ей есть и ни о чем не беспокоиться, он игриво похлопал ее по голове.

Хоро отпихнула его руку в сторону и протянула свою.

– Думаешь, после этих слов я смогу съесть все?

В ее руке был оторванный кусочек хлеба.

Она не разделила порцию пополам – просто поспешно оторвала часть в искренней попытке договориться сама с собой. Очень в стиле Хоро.

Если бы она действительно решила съесть весь хлеб, Лоуренс бы все равно не возражал, но…

Лоуренс собрался так и сказать, однако Хоро выбрала именно этот момент, чтобы подколоть его:

– Было бы неправильно оставить все удовольствие тебе.

Лоуренс был готов сказать Хоро, что она может не беспокоиться о том, чтобы съесть весь хлеб, но сейчас она сделала с ним то же, что он до того сделал с ней.

– Или ты думаешь только о себе?

Она была Мудрой волчицей, и не только по прозвищу.

Если Лоуренс сейчас ей откажет, это будет свидетельством его себялюбия.

Поэтому Лоуренс благодарно принял кусок, который она с такой неохотой отломила, и с поклоном ответил:

– Спасибо.

– Мм, – Хоро гордо кивнула, расправив плечи. Потом впилась зубами в свой хлеб, словно весь этот разговор был ниже ее достоинства.

Лоуренс тоже съел свой кусок, потом отряхнул руки от крошек.

Хоро, будто ждавшая этого самого момента, тут же обхватила его ладонь своими.

Лоуренс был удивлен, но не настолько сильно, чтобы сделать какую-нибудь глупость – например, перевести на нее взгляд. Он лишь молча улыбнулся и сжал ее ладонь в ответ.

Был приятный зимний день; беззвучие нарушал лишь стук копыт.

К оглавлению

Волчица и дар цвета заката

С точки зрения путешественника, городки и деревеньки – места, где его ждет краткий, но драгоценный отдых и где он может запастись всем необходимым.

«Все необходимое» не сводится лишь к пище и топливу. Нужны вещи и приспособления для починки повозки и одежды, а также сведения о том, хороша ли дорога впереди и безопасна ли она.

Чем больше людей путешествует вместе, тем больше вещей им нужно и тем больше работы необходимо выполнить.

Это вдвойне справедливо, если один из путешественников – себялюбивая принцесса.

Лоуренс остановился, чтобы купить топливо, совершенно необходимое для ночевок в открытом поле, но его спутница лишь наморщила бровь.

– …Это твои деньги. Ну и трать их как хочешь.

Если бы Хоро закончила эти слова повышенной, вопрошающей интонацией, Лоуренс бы хоть насладился тем, как очаровательно его обвели вокруг пальца, но ее фраза, произнесенная ровным голосом, оставила другое впечатление.

Лоуренса это удивило; впрочем, не приходилось сомневаться, что Хоро, его спутница, вполне могла говорить слова, прямо противоположные ее истинным чувствам.

– Тебя что-то смущает?

– Ничего, – кротко ответила Хоро, глядя в сторону. На голове у нее была косынка, на плечах – накидка, вокруг шеи – лисий шарф, на руках – перчатки из оленьей кожи; в общем – типичная городская девушка. Кроме того, по спине стекала волна густых русых волос, каким позавидовала бы любая аристократка. Красота Хоро притягивала взгляды едва ли не всех прохожих.

Поэт сказал бы, что женщина прекраснее всего в юные годы, но Лоуренс знал истину.

Хоро была не городской девушкой, она была не в юношеском возрасте, а главное – она вообще не была человеком. Если снять с ее головы косынку, под ней обнаружилась бы пара волчьих ушей, а балахон скрывал под собой великолепный звериный хвост.

Она была существом, обитающим в пшенице и дарующим селянам обильные урожаи; в давние годы ее почитали как богиню. Возраст ее исчислялся веками, а истинным обличьем была гигантская волчица.

Хоро, Мудрая волчица из Йойтсу.

При каждой возможности она, выпятив грудь, гордо декламировала эти имена; Лоуренсу оставалось лишь вздыхать. Когда он звал ее Мудрой волчицей, это всегда заставляло его самому себе казаться ничтожным.

– До следующего города не так уж далеко, и сейчас не холодно. Пару дней ты на холодной еде перетерпишь, ведь так?

– Я уже сказала, трать как хочешь.

– …

Лоуренс и Хоро стояли перед лавкой, где продавалось топливо, необходимое путешественникам для света и тепла. Впрочем, не только путешественникам – много кто покупал дрова, сложенные высокой поленницей перед лавкой; очень хорошо продавался и другой товар, находящийся рядом с дровами.

Конечно, он давал более слабый огонь, чем дрова, да и о запахе нельзя было забывать. Если вспомнить, что нос Хоро куда чувствительнее человеческого, станет ясно, что для нее это серьезное испытание.

Но – такая дешевизна.

Торговцы закроют глаза почти на любые недостатки товара, если он достаточно дешев. Да, и заткнут носы.

Что же привело Хоро в столь дурное настроение? Что было намного дешевле, чем дрова? Торф.

– Ну так что будешь брать? Ты же не будешь весь день маячить перед моей лавкой?

Владелец заведения положил руку на поленницу и натянуто улыбнулся.

Он, похоже, немного сочувствовал проблеме Лоуренса с его чересчур разборчивой спутницей и в то же время забавлялся, глядя, как Лоуренс получает то, чего заслуживает.

Лоуренс и сам неоднократно испытывал подобные чувства во времена своих одиночных странствий, потому винить этого человека он не мог. Путешествие с такой привлекательной девушкой, как Хоро, частенько вызывало зависть окружающих. Однако если зависть станет слишком большой проблемой, Лоуренс не сможет нормально вести торговлю, поэтому ему не следовало выглядеть слишком довольным – особенно имея дело с неприятными типами вроде этого, которые явно получают удовольствие, глядя, как он мучается.

Имея перед собой гордую Хоро, которая стояла к нему спиной, сложив руки на груди, – ну вылитая избалованная аристократка! – Лоуренс был вынужден отложить вопрос с топливом.

– Мои извинения. Я вернусь попозже.

– Когда тебе будет угодно, – ровным голосом ответил продавец. Вежливыми были лишь слова. Это напомнило Лоуренсу манеру Хоро.

К Хоро, похоже, вернулось отличное настроение тотчас, как они отошли от лавки.

– Теперь еда? Идем, идем! – заявила она, ухватив Лоуренса за рукав и потянув его вперед.

Со стороны это выглядело так, словно бродячему торговцу повезло привлечь внимание городской девушки, но Лоуренс лишь вздохнул, как обычно.