IV. Баллада о пуле убийцы, или пути к судебной баллистике.

Предыстория.

В 1835 году Генри Годдард, один из последних и самых знаменитых боу-стрит-раннеров, с которыми мы встречались в самом начале зарождения лондонской уголовной полиции, уличил убийцу. На пуле, поразившей пострадавшего, он заметил своеобразный «выступ». С этой «меченой» пулей Годдард и начал поиски преступника. В мрачном жилище одного из подозреваемых он обнаружил форму для литья свинцовых пуль. Форма имела углубление, которое совпало с выступом на пуле. Захваченный врасплох, владелец формы признался в убийстве. (стр.382)

Генри Годдард, как и большинство боу-стрит-раннеров, был грубым и продажным, жадным до денег, но хитроумным человеком. Ему и в голову бы не пришло выработать какой-либо метод или систему раскрытия преступлений. И все же его попытка найти преступника при помощи оружия убийства, используя пулю, была одной из первых. В первой половине XX столетия этот метод, как и судебная медицина или токсикология, вошел в научную криминалистику под названием «судебная баллистика», или «наука об огнестрельном оружии и боеприпасах». (стр.382)

После Годдарда, в 1860 году, в делах суда в Линкольне появилось упоминание еще об одном лице типа Годдарда. Однако имя его не называлось. Он тоже был полицейским и нашел убийцу своего товарища. Но ему помогла не пуля, извлеченная из тела пострадавшего, а один из пыжей, которые использовались при заряжании огнестрельного оружия. Рядом с трупом пострадавшего ветер играл пахнувшими серой остатками такого пыжа, сделанного из клочка газеты. Во время обыска в домах подозреваемых в квартире некоего Ричардсона обнаружили двуствольный пистолет, из одного ствола которого ранее был произведен выстрел. Второй ствол оставался заряженным. Его пыж тоже был сделан из клочка газеты, а именно лондонской «Тайме» от 27 марта 1854 года. Детектив обратился за помощью к издателю газеты, который, «надев свои самые сильные очки», вскоре доказал, что пыж, обнаруженный на месте преступления, также изготовлен из куска газеты «Тайме» от 27 марта. После этого Ричардсон понял, что попался, и признался в убийстве. Этот случай также остался лишь эпизодом. (стр.382-383)

Спустя еще 20 лет произошло опять нечто подобное. В 1879 году в США перед судом стоял человек, по имени Мауон, обвинявшийся в убийстве. Судьей был, как писали газеты тех лет, «прогрессивно мыслящий» человек. У Мауона был обнаружен пистолет. Его обвиняли в том, что он двумя выстрелами из этого пистолета убил человека. Обвиняемый в отчаянии клялся, что не пользовался оружием уже много лет. Тогда судья приказал позвать оружейника, мастерская которого была расположена недалеко от здания суда. Оружейник обследовал ствол пистолета. Он нашел его внутри «заплесневелым» и «совершенно ржавым» и присягнул, что из этого пистолета не стреляли по крайней мере месяцев восемнадцать. С точки зрения экспертов более позднего времени, его показания показались бы слишком смелыми, но тогда они спасли обвиняемому жизнь. (стр.383)

В то же время приходилось слышать, что по ту и по эту сторону океана суды все чаще и чаще стали обращаться к помощи оружейников, которые считались «экспертами по огнестрельному оружию». Они умели изготовлять винтовки и пистолеты, разбирались в тонкостях стрельбы и давали заключения по таким вопросам: как, из какого вида оружия был произведен выстрел, можно ли вести прицельный огонь из данного оружия на большом расстоянии, можно ли из него выстрелить дробью, какова площадь ее рассеивания. (стр.383)

Прошло еще 10 лет. Наконец сказал свое слово уже известный нам профессор Лакассань из Лиона. Это было весной 1889 года; из тела убитого Лакассань извлек пулю, на которой при тщательном обследовании он обнаружил продольные полосы, или бороздки. Пуля имела тот же калибр, что и револьвер, обнаруженный под полом в квартире подозреваемого. Значит, убийца мог стрелять из этого револьвера. Мог, но так ли это было? И Лакассань стал изучать бороздки. (стр.383)

В течение XIX столетия ствол огнестрельного оружия претерпел значительные изменения. Собственно говоря, оружейники уже по меньшей мере триста лет назад обнаружили, что дальность и прицельность огнестрельного оружия можно значительно увеличить, если нарезать внутри ствола бороздки в виде спирали. Пули, проходя по такому стволу, начинают вращаться и поражают цель, которая была бы недостижимой для пули, выпущенной из гладкого канала ствола. Но пока огнестрельное оружие заряжалось со ствола, осуществить стрельбу из нарезного оружия было трудно. Сначала предстояло изобрести оружие, в котором пуля вместе с гильзой, содержащей порох, заряжалась бы через его казенную часть. Сила порохового взрыва легко гнала бы пулю по нарезному каналу ствола, придавая ей вращательное движение. (стр.383)

Каждый фабрикант оружия изготовлял свои модели. Один делал пять, другой—шесть нарезов. Одна модель отличалась от другой шириной нарезов и расстоянием между ними. Неодинаковым было направление спиралей, в одних видах оружия слева направо, в других наоборот. Каждому изготовителю казалось, что он нашел наилучшее решение. (стр.384)

Когда в 1889 году профессор Лакассань держал в руках пулю убийцы, еще никто не имел представления о всех этих различиях. Лакассань решил, что продольные полосы на пуле—это не что иное, как следы нарезов канала ствола револьвера. Когда некоторое время спустя ему передали револьверы нескольких подозреваемых, он нашел среди них один с семью нарезами. До сих пор он никогда не встречал такого револьвера. На основании совпадения числа нарезов ствола и числа полос на пуле владелец оружия был осужден как убийца. Теперь можно только предполагать, что он был действительно убийцей, так как не исключена возможность, что подобных пистолетов было изготовлено несколько. (стр.384)

Снова прошло 10 лет. В 1898 году подобное известие пришло из маленького немецкого городка Нёйруппин. Автором известия был Пауль Езерих, опытный судебный медик из Берлина. Его пригласили в суд Нёйруппина как эксперта. (стр.384)

В суде ему дали пулю, извлеченную из тела убитого, и револьвер обвиняемого. Езерих был очень изобретателен. Он выстрелил из револьвера обвиняемого, а затем сфотографировал обе пули (пробную пулю и пулю, извлеченную из тела пострадавшего) под микроскопом. Если обе пули выстрелены из одного револьвера, то, видимо, обе они должны иметь одинаковые следы от канала ствола. При сравнении фотографий Езерих отчетливо увидел следы нарезов ствола и промежутков между ними. Они показались ему «неестественными» по причине его небольшого опыта. Но «неестественность» отразилась на обоих пулях. Это и явилось решающим при осуждении обвиняемого. Круг интересов Езериха был слишком широк, чтобы он мог посвятить много времени науке об огнестрельном оружии; она занимала лишь незначительную часть его работы. (стр.384)

Все, что незадолго до начала нового столетия было известно о научных методах обследования огнестрельного оружия, опубликовано в первых изданиях известной «Настольной книги для следователя» Ганса Гросса. Огнестрельному оружию в ней посвящен целый раздел. Гросс рекомендовал следователям приобретать необходимые знания в области огнестрельного оружия. Кто владеет такими знаниями, может больше сделать, чем любой «так называемый эксперт по стрельбе», считал он. Гросс высмеивал некоторые высказывания, которые фиксировались в судебных актах: «Ружье передано эксперту, чтобы тот его разрядил. Эксперт констатировал, что ружье заряжено довольно большим количеством дроби». Однако сам Гросс ограничился лишь более или менее точным описанием известных ему типов оружия, возможностями исследования их стволов при помощи «экрана» из белой бумаги, определением направления выстрела, качества и силы действия пороха. Он подчеркивал также необходимость осторожного обращения с каждым обнаруженным оружием, чтобы не уничтожить имеющиеся на нем следы. (стр.384-385)

События снова переносят нас за океан, в Массачусетс, где Оливер Уэнделл Холмс, один из выдающихся представителей американской юстиции, в 1902 году судил обвиняемого по фамилии Бест. Оливер Уэнделл Холмс не был в стороне от научных новшеств в криминалистике. Он также приглашал в качестве экспертов оружейников, «умеющих пользоваться микроскопом». Снова речь шла о пуле, сразившей пострадавшего, и нужно было установить, выстрелена ли она из оружия обвиняемого. Эксперт сделал то же самое, что в свое время сделал Езерих: произвел выстрел из пистолета Беста. Он выстрелил в корзину с хлопком и вытащил пулю неповрежденной. Затем он сравнил ее на глазах присяжных с помощью увеличительного стекла и микроскопа с пулей убийцы и пришел к выводу, что она могла быть выстрелена из пистолета Беста. (стр.385)

«Мы не знаем другого пути,— обратился Холмс к присяжным,— которым юстиция с большей очевидностью могла бы определить, какой след на пуле оставляет канал ствола оружия». Но и здесь мы имеем дело с беспомощной попыткой ответить на нерешенный вопрос, что же действительно характеризует канал ствола оружия. Слишком мал был еще опыт и слишком велико недоверие суда и полиции. (стр.385)

Как-то само собой получилось, что судебные медики Европы, которые уже давно занимались изучением особенностей канала ствола огнестрельного оружия, направления полета пули и расстояния, с которого произведен выстрел, обратились к решению этого вопроса. В первую очередь это относилось к тем, кто стремился расширить предмет судебной медицины и чистой патологии. Этой проблемой занимался также Рихард Кокель, руководитель института судебной медицины при Лейпцигском университете и упорный борец за «универсальное направление» в судебной медицине. Он требовал снимать слепки с «пули преступника» и «пробной пули», используя пластинки из воска и цинковые белила. Восковые пластинки подогревали теплой водой, а пулю перед снятием слепка клали на лед. На восковых пластинках получались негативы всей поверхности пули. Такие отпечатки казались Кокелю более надежными, чем фотографии, нередко искаженные из-за круглой формы пули. Действительно ли на восковых пластинках отражались все мельчайшие особенности поверхности пули? Не оставались ли мелкие, тонкие отличительные признаки незаметными? (стр.385)

Спустя еще 10 лет в судебной баллистике появилась новая фигура. Слово взял парижский профессор судебной медицины Бальтазар. В декабре 1913 года он опубликовал статью, в которой утверждал, что курок каждого огнестрельного оружия оставляет на донышке гильзы при стрельбе своеобразный след. Остается след от ударника и затвора. Передний срез затвора задерживает патрон в задней части ствола оружия, донышко гильзы при стрельбе с большой силой прижимается к срезу затвора. Швы и другие неровности затвора, как утверждал Бальтазар, оставляют следы на гильзах. Но это еще не все. Даже зацеп выбрасывателя, который выбрасывает гильзу стреляной пули у самозарядного оружия, оставляет следы. В зависимости от вида оружия эти следы различны. Однако опыт Бальтазара был еще слишком мал, чтобы можно было сделать окончательные выводы. (стр.385-386)

Когда французский исследователь опубликовал свою статью, над Европой уже сгущались грозные тучи первой мировой войны. Голос Бальтазара (его услышали лишь во Франции и Бельгии) прозвучал как последнее выступление новаторов, серьезно пытавшихся разобраться в вопросах судебной баллистики. До этого времени они лишь коснулись поверхности проблемы, предвидя наличие закономерностей. Но на их пути было много сомнений и неуверенности. Во всяком случае, научная криминалистика обратилась к новой области исследований. (стр.386)

Об этом убедительно свидетельствует тот факт, что сомнительная компания профессионалов-экспертов, возникшая на благоприятной почве американского либерализма, с большим рвением бросилась разрешать проблемы баллистики. Обладая духом предпринимательства, эти люди поняли те возможности, которые несла с собой эра судебной баллистики, и действовали по принципу: «Купи себе увеличительное стекло и стань экспертом по оружию: 50 долларов в день тебе обеспечены!» (стр.386)

И все же интересно отметить, что именно бессовестность одного американского шарлатана подстегнула развитие судебной баллистики. (стр.386)