Когда 21 октября 1949 года крестьянин Сидней Тиффин, отталкиваясь шестом, пробирался на своей лодке сквозь болотные заросли Эссекса под Тилингемом, он не подозревал, что благодаря ему полиция столкнется с необычным уголовным делом. В период стремительного развития медицины после второй мировой войны что дело служит примером, какие трудно разрешимые проблемы ставило это развитие перед судебной медициной. (стр.237)
В тот день взгляд Тиффина упал на плавающий в притоке реки Блэк-Ривер странный предмет. Это был большой сверток, завернутый в одеяло. Развязав его, Тиффин с ужасом увидел там человеческое тело без головы и ног. На теле болталась пропитанная кровью шелковая рубашка и остатки синих брюк. (стр.237)
Спустя час об этой находке узнал суперинтендент эссекской полиции Тотердель, который обратился за помощью в Скотланд-ярд. В Тилингем из Скотланд-ярда прибыл суперинтендент Макдуглл. Найденный труп перевезли в морг Челмсфорда лишь утром следующего дня, и Макдуглл, позвонив в Лондон, просил прислать судебного медика. Затем он направился к болоту и попытался найти недостающие голову и ноги. Безуспешно. Промокнув до нитки, он вернулся в Челмсфорд, где уже приступил к работе судебный медик. Это был Фрэнсис Кэмпс, относившийся к небольшой группе лондонских судебных медиков, пришедших на смену Спилсбери. Ведущим среди них в те дни был, безусловно, Кейт Симпсон— внешне хрупкий, нервозный, чрезвычайно подвижный и впечатлительный доцент судебной медицины при медицинской школе Гай-госпиталя и первый профессор судебной медицины при Лондонском университете. Славу ему принесла его роль в раскрытии необычных преступлений, таких, как дело Добкина в 1942 году, дело Вигвам—убийцы Сангрета тоже в 1942 году и дело убийцы Хайя весной 1944 года. Симпсону довелось еще испытать влияние авторитета Спилсбери. Как и Спилсбери, он работал в тесном контакте с полицией, но был также большим ученым. Он боролся за создание институтов судебной медицины, каких Лондон еще не знал. Сначала в 1942 году при Гай-госпитале, в маленькой комнатке, которую ему уступил химик и токсиколог Рифл, он стал создавать свой институт. Его сторонниками были Фрэнсис Кэмпс, доцент судебной медицины в лондонском госпитале, и Дональд Тир, известный лондонский судебный медик. (стр.237)
Покуривая свою трубку, солидный, спокойный Кэмпс докладывал Макдугллу о первых результатах своего обследования. Туловище должно было принадлежать тяжелому, весившему приблизительно 100 килограммов человеку, ростом 1,7 м. По состоянию кожи и ногтей Кэмпс предположил, что тело пробыло в воде не менее трех недель. В воду оно попало приблизительно через 48 часов после смерти. На груди—шесть колотых ран. Кроме того, пострадавший имеет многочисленные переломы костей и ребер, правда они посмертные. Кэмпс предложил снять кожу с рук и как можно скорей послать ее шеф-инспектору Чериллу в дактилоскопический отдел Скотланд-ярда. Суперинтендент Тотердель уехал в Лондон, и Кэмпс тем временем довел работу до конца. С помощью инъекции глицерина Чериллу удалось получить пригодные для идентификации отпечатки пальцев, и по картотеке Скотланд-ярда было установлено, что убитым является человек по имени Стэнли Сетти, судимый в 1928 году за ложное банкротство. Сетти было 47 лет, родом из Багдада, ранее он носил имя Султана Сетти. В Лондон приехал в 1903 году вместе с родителями, торговавшими коврами. Последние годы Сетти торговал подержанными машинами на рынке Варрен-стрит в Лондоне, но при этом совершал всякие темные сделки. Среди этих темных делишек, как подозревали, была торговля фальшивыми талонами на бензин, а также продажа старых самолетов в страны Ближнего Востока. (стр.237-238)
С 4 октября Сетти, которого все знали на рынке Варрен-стрит, исчез. На другой день его сестра, с семьей которой он занимал шикарные апартаменты у Ланкастерских ворот, заявила в полицейский участок на Альбени-стрит об его исчезновении. 4 октября Сетти продал автомашину и обменял в банке «Йоркшир пенни бэнк» чек на тысячу фунтов, получив двести пятифунтовых банкнот. Шеф-инспектору Джемисону, занимавшемуся поисками пропавшего, удалось установить номера банкнот. 5 октября утром была обнаружена машина Сетти перед его гаражом в Кэмбридж Реррасе Ньюз. Ключ зажигания торчал в машине. И больше никаких следов Сетти. С 6 октября лондонские газеты распространяли всевозможные сплетни о причинах его исчезновения. Сегодня, вечером 22 октября, было уже не до сплетен. Сетти нашелся. Без сомнения, он стал жертвой убийства. Возник, однако, вопрос, как труп Сетти попал в болота Эссекса? (стр.238)
В тот же вечер труп Сетти был привезен в медицинскую школу Лондонского университета, где его ждал Кэмпс. Вскрытие показало, что орудием убийства было обоюдоострое холодное оружие не менее 10 см. длины. Такие колотые раны могли быть нанесены лежавшему, сидевшему и стоявшему Сетти. Каналы ран имели такую странную форму, что можно было предположить, будто Сетти катали туда и сюда, нанося удары кинжалом. Один удар насквозь пронзил левое легкое, вызвав, видимо, сильное кровотечение, которое должно было привести к скорой смерти. Поражало, что руки Сетти не имели ранений, возникающих обычно в результате борьбы. Отделение ног и головы осуществлено при помощи мелкой пилы, зубцы которой обнаруживают дефекты. Кэмпс обратился к анатому Диксону Бойду за помощью. Лишь при помощи рентгеновских снимков удалось установить все переломы костей: все ребра, лобковая кость и крестец были сломаны. Подтвердилось, что все повреждения носят посмертный характер и, казалось, произошли в результате падения с большой высоты. (стр.238)
Утром 23 октября, разговаривая с суперинтендентом Макдугллом, Кэмпс заметил: «Переломы костей напоминают такие, которые мне довелось видеть при вскрытиях, производимых во время войны летчикам и парашютистам, парашюты которых не раскрылись и которые с большой высоты падали в воду. Это звучит фантастически, но не избавились ли от трупа на этот раз с помощью самолета...» Макдуглл доложил об этом своему начальнику шеф-гуперинтенденту Бевериджу, который ухватился за идею Кэмпса, и Макдуглл стал наводить справки на всех аэродромах Западной Англии. Уже на следующий день, 24 октября, поступило сообщение из Элстри, с частного аэродрома в Хартфордшире. Там 5 октября, то есть днем позже после исчезновения Сетти, молодой человек, но имени Дональд Хьюм, из Лондона взял напрокат спортивный самолет «Остер» для полета на юг страны. Хьюма знали в Элстри как бывшего военного летчика. В прошлом году он часто нанимал самолеты. Сторож аэродрома Дью вспомнил, что Хьюм вынул из автомашины и погрузил в самолет два громадных свертка. Больший сверток Хьюм поставил на сиденье второго пилота. Макдуглл тотчас поехал в Элстри, захватив с собой одеяло и шнур, служившие упаковкой трупа, и допросил там Дью. Одеяло сторож не узнал. Зато шнур ему был знаком. При осмотре самолета Макдуглл обнаружил на полу под сиденьем второго пилота много кровяных пятен. (стр.239)
Беверидж немедленно установил наблюдение за Дональдом Хюмом и поручил проверить, что он делал с 4 октября. Это дало важные результаты. 5 октября, в пятом часу вечера, Хьюм вылетел из Элстри. Свою любимую собаку Тони вопреки своей привычке он оставил в машине в Элстри. При этом он сказал, что вернется до захода солнца. На самом же деле он не вернулся, а приземлился в Саузенде лишь в 6.30, когда было уже темно. В Элстри Хьюма считали неуверенным пилотом, особенно беспомощным в темноте. Поэтому никто не удивился, что он отложил обратный полет на другой день. Бросилось в глаза только то, что им на всю ночь и на половину следующего дня в машине была оставлена собака, которую он обычно очень баловал и нежил. Из Саузенда Хьюм около 7.30 поехал на такси в Лондон и прибыл домой в 8.30. Нa следующий день утром он на такси поехал в Элстри, чтобы забрать машину и собаку. При этом он сообщил, что вечером доставит самолет из Саузенда. Около 15.30 он появился в Саузенде. Главный инженер того аэродрома Йомен видел, как Хьюм погрузил в самолет очень тяжелый сверток, завернутый в военное одеяло, который поставил на сиденье второго пилота, и улетел. Через три часа он приземлился, но не в Элстри, а на аэродроме в Грейвзенде, заявив, что заблудился. Оттуда Хьюм на такси поехал домой, заплатив пятифунтовой купюрой. На следующий день он шпионил на аэродром Элстри и попросил забрать самолет с аэродрома в Грейвзенде. (стр.239)
Все это вызывало подозрение. Замешан ли Хьюм в убийстве Сетти? Не заманил ли он Сетти к себе в квартиру, где убил его, упаковал труп и, использовав свое умение управлять самолетом, выбросил труп в болото? Сведения о прошлом Хьюма и его образе жизни усилили подозрения. Самым важным было то, что Дональд Хьюм был знаком с Сетти. (стр.239-240)
Вызывала сомнения и вся история жизни Хьюма. Ему тридцать лет, он внебрачный сын учительницы, рос в детском доме. С детства привык считать, что ему не везло. Он полагал, что имеет право мстить обществу и «брать от него все, что хочет, не давая ничего взамен». В семнадцать лет он угонял автомашины, разбивал их и бросал на дороге. В поисках приключений в 1939 году по фальшивым документам ему удалось устроиться в королевский воздушный флот. Правда, его через несколько месяцев уволили. Поводом тому послужил менингит, которым он заболел. Но еще раньше Хьюм оказался не в состоянии выполнять роль пилота или бортстрелка. Позднее он продавал на черном рынке ворованный медицинский спирт, разбавленный джином, выдавая его за английский джин. Когда источники спирта иссякли, он появился на авиационных предприятиях Нейпа в качестве диктора, объявляющего воздушную тревогу. Здесь он дал ложный сигнал воздушной тревоги и, пока весь персонал находился в бомбоубежище, обворовал столовую. (стр.240)
В 1942 году, раздобыв за пять фунтов форму летчика, он появлялся в различных военных авиационных мастерских и по фальшивым документам получал запчасти к моторам, которые затем продавал. Его арестовали, но добрый судья в Олд-Бейли дал ему два года условно. Хьюм использовал тяжелые военные и послевоенные годы. Он изготовлял тостеры и электроприборы, открыл мастерские в Лондоне и в других городах, подозревался в совершении грабежей, носил дорогие костюмы и ездил на лучших машинах. Он часто посещал шикарные ночные клубы, въехал в двухэтажную шестикомнатную квартиру, женился на элегантной Синсине, дочери банковского служащего. Она не спрашивала его, откуда у него деньги. В 1947 году, когда тяжелые годы остались позади и жизнь входила в нормальную колею, Хьюм снова оказался у разбитого корыта. В это время он познакомился с Сетти и продался ему как сподручный для выполнения всяких темных делишек, чтобы вести привычный образ жизни. Как было установлено, Хьюм переправлял для Сетти старые военные самолеты в Северную Африку. (стр.240)
Тем временем удалось найти шофера такси, который вез Хьюма вечером 5 октября из Саузенда в Лондон. Ему заплатили пятифунтовой банкнотой, которая была еще при нем. Номер ее серии совпадал с номером банкноты, полученной Сетти в банке перед его исчезновением. (стр.240)
Рано утром 27 октября Хьюма арестовали на его квартире. Это был сильный молодой человек, с густыми черными волосами, скуластый, с насмешливо опущенными уголками рта и прозрачными холодными глазами. Шеф-суперинтендент Беверидж позднее писал: «Неприятно и страшно, когда тебя арестовывают за тяжкое преступление и ведут в полицейский участок. Мне доводилось видеть, как самые дерзкие люди теряют при этом самообладание. Хьюм же был абсолютно спокоен...» (стр.240)
После первых попыток все отрицать Хьюм наконец сказал: «Хорошо, я его знал». Да, он грузил свертки в самолет. Он согласен все рассказать. Итак, протокол гласит: «Я женат и живу со своей женой Синсиной и трехмесячным сыном в Голдерс-Грин. Во время нойны служил восемнадцать месяцев в королевском воздушном флоте, имею права вождения самолета и уже девять месяцев являюсь членом объединенного клуба летчиков. В последние годы я имел дела с торговцами автомашин с Варрен-стрит. Там познакомился с мистером Сальвадори. Многим я рассказывал, что умею летать. Иногда меня спрашивали, не могу ли я доставить самолетом пассажиров в Италию или Бельгию». Далее Хьюм продолжал, что 30 сентября, когда он находился в бюро Сальвадори, к нему обратились двое мужчин, назвавшиеся по имени Мак и Гри. Хьюм со всеми подробностями описал обоих. Мак спросил Хьюма, не хочет ли он заработать. Хьюм ответил положительно и дал Маку свой номер телефона. В воскресенье 2 октября Мак позвонил и спросил, может ли Хьюм взять напрокат самолет. Хьюм снова ответил положительно. Спустя три дня, 5 октября, Мак опять позвонил и сказал, чтобы Хьюм держал самолет наготове и что он, Мак, зайдет к нему с «поручением». Хьюм заказал самолет и нанял машину для поездки в Элстри. В полдень в квартире Хьюма появились Мак, Гри и незнакомец по имени Рой. Гри и Рой внесли два свертка. Мак что-то говорил о шрифте для подделки талонов на бензин, который упакован в свертках. Хьюм должен сбросить их с самолета в море. При этом в руках у него был пистолет. Хьюм получил шесть пятифунтовых купюр. Остальные пятьдесят фунтов ему принесут вечером в 8 часов. Хьюм описал размеры свертков. Все совпадало. Тюки Хьюм поставил в помещение для угля за кухней. Около 15.30 он погрузил их в машину и поехал на аэродром, взяв с собой собаку. Дальнейший рассказ тоже совпадал с сообщением из Элстри. Новым было только его показание, что он повел самолет над каналом на высоте 300 метров и приблизительно в четырех или пяти милях от Саузенда выбросил свертки за борт. Так как, нанимая самолет, Хьюм указал место посадки — Саузенд, то он там и приземлился, а затем поехал в Лондон на такси. Шоферу он заплатил одной из пятифунтовых купюр, полученных от Мака. Перед дверью своего дома он неожиданно повстречал Мака. Выразив недовольство поздним возвращением Хьюма, тот потребовал, чтобы Хьюм этой же ночью сбросил с самолета еще один сверток. Они договорились в конце концов, что Хьюм сделает это на другой день. (стр.241)
Сверток был в машине, которая стояла на другой стороне улицы. Мак и Рой отнесли его в квартиру Хьюма и поставили в помещение для угля. Хьюм продолжал: «На следующий день, приблизительно в 11 часов, с помощью служащего гаража я отнес груз в машину. Когда его несли по лестнице, в нем что-то булькнуло. Я подумал, уж не человеческое ли это тело? Утром я прочитал, что исчез Сетти. И вдруг меня пронзила мысль: а вдруг это Сетти? Сверток был завернут в армейское одеяло и перевязан шнуром». (стр.241)
Последующая часть рассказа Хьюма тоже совпадала с расследованиями в Саузенде, Грейвзенде и Элстри. Новыми были лишь подробности, как Хьюм выбросил груз с самолета. Утром 7 октября Хьюм узнал из газеты номера банкнот, которые были у Сетти. К своему ужасу, он установил, что полученные им банкноты имеют номера этой серии. Свои показания он закончил словами: «23 октября я прочитал, что в Эссексе найдены части трупа Сетти. Вскоре зазвонил телефон... Мужчина, назвавший себя Роем, спросил, читал ли я газеты? Он пригрозил: «Надеюсь, что не будешь болтать? У тебя ведь жена и ребенок». С тех пор я ничего больше не слышал об этих людях». (стр.242)
Беверидж и Макдуглл, несмотря на «признание» Хьюма, которое точно совпадало с результатами расследования, не доверяли ему, но им ничего не оставалось делать, как потребовать еще раз подробно описать трех незнакомцев. Хьюм описал их во всех подробностях и посоветовал: «Поищите их на Варрен-стрит». (стр.242)
Хьюма оставили под арестом. Джемисон и большая группа сотрудников полиции в тот же день приступили к поискам Мака, Гри и Роя. Они нашли Сальвадори, в бюро которого Хьюм якобы познакомился с Маком. Сальвадори заявил, что никогда не видел людей, похожих на Мака, Гри или Роя. Во всем квартале Варрен-стрит ни один человек не знал, кто это такие. Проверка всех баров и ночных клубов, где обычно бывают темные личности, не дала результатов. Макдуглл пришел к выводу, что никаких маков, гри и роев никогда не было, что это умно рассчитанный прием Хьюма. (стр.242)
Несколько сотрудников поселились в квартире Хьюма под предлогом защитить Синсину от репрессий таинственных незнакомцев. Они сделали все, чтобы обнаружить какие-нибудь следы отпечатков пальцев Сетти. Они допросили всех, кто в дни с 4 по 6 октября бывал в доме Хьюма или встречался с ним. Следов Сетти они не нашли. Синсина заявила, что никогда не видела Сетти в своем доме и не заметила ничего особенного ни 4, ни 5 октября. 5 октября она была все время наверху со своим ребенком и отвезла его в полдень в больницу. 6 октября она почти весь день провела в больнице. А вообще-то она никогда не интересовалась делами мужа. И все же вряд ли в ее доме могло произойти убийство, расчленен труп и упакован так, чтобы она ничего не заметила. Всем соседям показали фотокарточку Сетти. Никто не помнил, чтобы этот человек появлялся у Хьюма дома. Правда, никто не видел людей типа Мака, Гри или Роя. Тут, однако, Джемисон наткнулся на первую зацепочку. Он выявил нового свидетеля, миссис Страйд, приходящую домработницу, которая по средам убирала квартиру Хьюмов. Она приходила обычно к двум часам и работала до пяти. 5 октября она, как всегда, пришла в квартиру Хьюмов. К своему удивлению, в гостиной она не нашла ковра. Хьюм объяснил, что отдал ковер в чистку и окраску. Он хотел также проциклевать пол во всех комнатах. Затем он поручил миссис Страйд купить новые тряпки для уборки, старые, мол, уже износились. После этого он на час заперся в кухне, вышел оттуда с двумя тяжелыми свертками и покинул квартиру. Миссис Страйд не видела никаких мужчин, которые бы, как утверждал Хьюм, принесли свертки в его дом. (стр.242-243)
Был найден рабочий, по имени Стаден, который 6 окьября циклевал пол в квартире Хьюма. Стаден начал работу в полдень. Вскоре Хьюм попросил его помочь отнести в машину большой тюк. Хьюм попробовал было сам отнести его, но дотащил только до лестницы, так как груз был очень тяжелым. Хьюм не разрешил взять его иначе как за шнур, которым он был перевязан. Чтобы сократить расстояние до машины, пришлось подогнать ее к самому дому. И, что странно, Хьюм велел Стадену сесть за руль машины, как будто боялся оставить его одного с грузом на лестнице. (стр.243)
Никакого другого обвинительного материала Макдугллу и Джемисону собрать не удалось. Но и этого было достаточно, чтобы утвердить их подозрения, что Хьюм сам убил Сетти и прикрывается теперь хорошо придуманной историей. (стр.243)
29 октября Фрэнсис Кэмпс получил задание осмотреть всю квартиру Хьюма с целью обнаружения следов крови и костной муки, которая возникает при распилке костей. Часть работы взял на себя доктор Генри Смит Холден, директор лаборатории судебных экспертиз при Скотланд-ярде. Историей этой лаборатории и отношением к судебной медицине мы займемся позднее. Здесь следует только заметить, что Холден был химиком и имел большой опыт в области судебно-медицинского исследования крови. Со времен Уленгута исследование крови в судебно-медицинских целях надвинуло много проблем, так что образовало специальный отдел удебной медицины — судебную серологию. Очень важным было открытие, что кровь крови рознь, что имеются различные группы крови. Деление групп крови на А, В, АВ и О, а также открытие многих свойств крови превратило следы крови в важный фактор удобной медицины. Основным было установление группы крови жертвы преступления. Так, вскрытие Сетти показало, что у него группа крови О. (стр.243)
Холден и Кэмпс тщательно осмотрели квартиру Хьюма. Холден обнаружил пятно размером 30 на 22 см на левой стороне вычищенного и покрашенного ковра в комнате. Это было кровяное пятно. Но вследствие чистки и крашения ковра не удалось установить ни вид, ни группу крови. Другие следы крови Холден обнаружил на паркетных дощечках около самого порога комнаты. Теперь удалось установить, что это кровь человека. Другие следы крови были на ленолеуме в прихожей. Они вели из гостиной в столовую. Пол в столовой только что циклевали, и на его поверхности не было никаких следов. Зато в щелях между дощечками паркета их было предостаточно. В шести щелях обнаружили кровь человека группы О. Кэмпс приказал поднять весь пол. Там оказалась по меньшей мере чашка свернувшейся крови группы О. В кухне и в помещении для угля следов не было, а на стене у лестницы и на полу в ванной комнате следы были так малы, что не удалось установить, идет ли в данном случае речь о крови человека. Давно ли эта кровь попала сюда, точно установить не удалось, но можно было по ряду причин полагать, что недавно. (стр.243-244)
Бесспорно, в помещениях первого этажа квартиры было пролито много крови и сделано все, чтобы эту кровь устранить. На гладких поверхностях пола кухни и помещения для угля следы удалось уничтожить. На линолеуме прихожей, несмотря на усилия, следы все же остались. Отсюда можно сделать вывод, что размер кровяных луж и пятен был первоначально значительно больше. (стр.244)
Кэмпс и Холден попытались установить количество пролитой крови по количеству свернувшейся, крови, найденной под полом в столовой. На пол, соответствующий по размеру и типу полу столовой Хьюма, они вылили пол-литра свежей крови и через разные промежутки времени контролировали, сколько крови попало под пол и свернулось. После длительного эксперимента они пришли к выводу, что по крайней мере полтора литра крови нужно было пролить на пол, чтобы под полом скопилось обнаруженное количество свернувшейся крови. При этом не учитывается кровь, попавшая на ковер гостиной, на пол прихожей и ванной комнаты. Все это сводило на пет возможную попытку Хьюма объяснить наличие крови случайными причинами, как, например, носовым кровотечением. Кэмпс исследовал также одеяло, в которое был завернут торс Сетти. Одеяло свободно пропускало налитую на него кровь. (стр.244)
Если и было, какое-то объяснение для следов крови в квартире Хьюма, то только то, что кровь просочилась из свертков, в которых, как он сам предполагал, был запакован труп Сетти. Но если предположить, что так много крови просочилось сквозь упаковку, то она должна была быть вся в крови. Но об этом Хьюм не сказал ни слова. Этого также не заметили ни миссис Страйд, ни Стаден. Далее пришлось бы предположить, что груз находился то в гостиной, то в коридоре, то в столовой. Об этом тоже во время допроса Хьюм ничего не говорил. В тысячу раз вероятнее было предположение, что Хьюм убил Сетти в своей квартире и, волоча тяжелый труп через коридор, столовую и кухню, оставил повсюду следы крови. (стр.244)
Беверидж подозревал, что во время первого допроса, когда о следах крови им еще ничего не было известно, Хьюм ловко прощупал, что они уже знают, и, исходя из этого, построил свою версию. Поэтому решили держать в тайне все, что узнали о следах крови, чтобы не дать Хьюму возможности придумать объяснение следам, не признаваясь в убийстве. Единственная возможность запутать его в противоречиях заключалась в том, чтобы как можно неожиданней сказать ему об обнаруженных в его квартире следах крови. (стр.244)
Хамфрис спросил Кэмпса и Холдена, нельзя ли по следам крови сделать дальнейший вывод о том, что убийство могло произойти только в квартире Хьюма — и нигде больше. Не поможет ли здесь наука о свертывании крови? Он, например, читал в одной книге по судебной медицине, что трупная кровь теряет способность к свертыванию. Возможно ли, учитывая это, что кровь, попавшая под пол столовой Хьюма из свертков с трупом человека, убитого какое-то время назад, могла свернуться? Согласно показаниям Хьюма, сверток, где находился торс Сетти, был доставлен ему домой по крайней мере спустя десять, а может быть, и двадцать четыре часа после убийства. Следовательно, его кровь потеряла уже способность свертываться. Не является ли это доказательством того, что версия Хьюма—выдумка, что свернувшаяся кровь, обнаруженная под полом, свидетельствует об убийстве Сетти в квартире Хьюма? (стр.244-245)
Два-три десятилетия назад Кэмпс и Холден с чистой совестью могли бы ответить, что этот факт подтверждает вину Хьюма. В 1935—1938 годах немец Вальхер и француз Пиделье, а также и другие ученые констатировали, что через несколько часов после смерти кровь трупа теряет свою способность к свертыванию.Но то, что тогда казалось простым и ясным, вызывало теперь, в 1949 году, большие сомнения. Результаты новых исследований опровергали старые представления о способности крови к свертыванию. Все более тщательное исследование биологических и химических процессов в человеческом теле показало, что свертывание крови даже в теле живого человека представляет собой очень сложный процесс со многими еще неизвестными факторами. И Бертольт Мюллер, один из ведущих немецких судебных медиков, жаловался в 1953 году: «Процессы эти с расширением наших знаний становятся скорей загадочнее, чем понятнее». (стр.245)
Еще во много раз сложней была проблема способности крови трупа к свертыванию. В результате медленной смерти после длительной болезни в трупе находили как жидкую, так и свернувшуюся кровь. При мгновенной смерти, то есть при насильственной смерти, в трупе находили, как правило, жидкую кровь. Бруардель писал в 1897 году, что кровь повешенных свертывалась в первый час после смерти, а потом снова становилась жидкой. Об этом одно время забыли, но после второй мировой войны снова открыли упомянутое обстоятельство и начали исследование многих, еще более запутанных подробностей этого явления. Немецкие ученые Шлайер, Берг, Клайн и русские ученые Юдин, Багдасаров и Гуляев обнаружили много новых фактов. С середины 30-х годов XX иска в Советском Союзе исследования крови приняли очень широкий размах. Ученые научились использовать для переливания кровь трупов. Эти переливания проходили очень успешно. (стр.245)
Выяснилось, что кровь у скоропостижно скончавшихся действительно в большинстве случаев на протяжении более или менее короткого времени свертывается, а затем снова становится жидкой. Во всяком случае, кровь трупа менее подвержена свертыванию, чем кровь живого человека. Но не удавалось установить закономерность этих процессов во времени. Разжижение свернувшейся крови трупа могло произойти, согласно наблюдениям советских ученых, за тридцать минут, но в некоторых случаях также и через три дня. Свертываемость или несвертываемость крови, по всей вероятности, зависела от того, в какой части тела находилась кровь. На них также влияли многочисленные физические и биологические процессы, которые происходили до, во время и после смерти и пропсходили по-разному в каждом случае смерти. Было не понятно, почему в случае быстро наступившей смерти кровь сердца не свернулась, а при медленной смерти—свертывалась. Существовало много трактовок этого явления; предполагали, что предотвращает свертывание крови избыток углекислоты, а, например, в случае удушения кровь не свертывается от недостатка кислорода или, возможно, некоторые химико-биологические процессы при внезапной смерти сразу не прекращались, в то время как при медленной смерти они прекращались еще до ее наступления. Если немец Клайн путем ряда опытов ограничил время, в течение которого кровь после смерти свертывается, двумя часами, то, согласно данным советских ученых, кровь сохраняет способность к свертыванию пять, шесть и больше дней. Скорее всего, оба вывода правильны, потому что исследования проводились в разных условиях. Немец Шлайер нашел, что периферийная кровь, то есть кровь внешних частей тела, имеет совершенно разные фазы способности к свертыванию. Из своих наблюдений он сделал вывод, что в случае быстрой смерти кровь, хотя и имела способность свертываться, но не свертывалась, а оставалась жидкой. В противоположность ему немец Берг считал доказанным, что кровь сначала свертывается, а потом снова становится жидкой. Все это были предварительные выводы. Судебные медики и серологи искали пути разгадки тайны процесса свертывания крови. (стр.245-246)
В те времена, когда Кэмпс и Холден задавались вопросом, можно ли построить обвинение Хьюма на основании теории о свертывании крови, многое из перечисленного выше еще не было известно. Оба знали, однако, о работах англичанина Макфэрлена 1946— 1948 годов и о результатах исследований советских ученых. Они также проверяли на практике все, что узнавали из опубликованных работ. Все они единодушно доказывали, что кровь быстро умершего человека оставалась жидкой или снова становилась жидкой. Все это позволяло Хьюму найти объяснение, почему в его квартире оказалась кровь Сетти. И хотя многие исследования говорили о том, что кровь трупа сохраняла способность к свертыванию лишь в первые после смерти часы, что было бы доказательством вины Хьюма—а Кэмпс и Холден в его вине не сомневались,—все же они понимали, что с этим аргументом нет смысла выступать в суде. Каждый опытный защитник использует отсутствие окончательного решения этого вопроса и опровергнет утверждения судебных медиков. (стр.246)
18, 19 и 20 января 1950 года Христмас Хамфрис выступал в качестве обвинителя Дональда Хьюма перед первым судом в Олд-Бейли. Он обвинял Хьюма в том, что тот убил Стэнли Сетти вечером 4 октября или в ночь на 5 октября в своей квартире, расчленил труп, упаковал его части и сбросил их с самолета в канал 5 к 6 октября. «Благодаря пышным черным волосам и круглому свежему лицу Хьюм казался моложе своих тридцати лет,—так описывал обвиняемого английский журналист Джон Уильямс. И хотя холодное выражение его глаз в эти дни было смягчено, зато рот и линии густых бровей свидетельствовали о его жестокости и твердости». Ждать долго не пришлось, чтобы Хьюм продемонстрировал, как он тверд и какой обладает фантазией. На протяжении трех дней Хамфрис вызывал своих свидетелей, начиная со сторожа аэродрома в Элстри, миссис Страйд и кончая различными представителями Варрен-стрит, которые отрицали существование какиких-то Мака, Гри и Роя. Но главным козырем обвинения, без сомнения, было появление в суде Фрэнсиса Кэмпса и Генри Холдена и их исследования обнаруженных следов крови. Это была абсолютная неожиданность. «Хьюм сидел на скамье подсудимых,— писал Джон Уильямс,—положив руки на перила. Он был собранным, как всегда, но чувствовалось его внутреннее напряжение. Это было триумфом обвинения...» Но напряжение обвинителя было ничуть не меньше. Он буквально чувствовал на себе тяжесть решающего момента. Удастся ли Хьюму так изобразить все события, чтобы обнаруженные следы крови нашли свое объяснение, а он сам при этом остался бы в стороне от убийства Сетти? (стр.246-247)
Хамфрису, Кэмпсу и Холдену не пришлось долго ждать, чтобы с захватывающим волнением и разочарованием убедиться, что Хьюму этот трюк удался. Когда защитник Леви попросил его объяснить все, он повторил сначала всю историю вплоть до вечера 5 октября, когда Мак, Гри и Рой принесли большой сверток в его квартиру, в помещение для угля. До этого места он ничего не изменил в своих показаниях, но только до этого места. «Что вы сделали со свертком,— спросил защитник.— Что с ним вы сделали, когда ушли эти люди?» «Я пошел в помещение для угля,—ответил Хьюм,—чтобы переставить сверток к стенке. Когда я его поднял, послышался какой-то булькающий звук, и я увидел на полу лужу крови». (стр.247)
Хамфрис на мгновение закрыл глаза, затем подался весь вперед, чтобы не упустить ни слова, не пропустить в показаниях Хьюма ничего, за что можно было бы зацепиться. Спокойно и хладнокровно Хьюм рассказывал, что в этот момент его охватил ужас. Он нашел кровь также в гостиной, где сначала находился сверток, и стер ее. На следующее утро он попытался убрать сверток из дома и понес его сначала к кухонному столу, а затем в столовую. При этом сверток развязался, и на пол хлынула кровь, которая протекла даже в коридор. Он вытер кругом кровь, перевязал груз и завернул его в одеяло. Затем снова замыл везде следы крови. Лишь потом появился рабочий гаража, чтобы циклевать пол, и он попросил помочь донести груз до машины. Затем шла известная уже история поездки на аэродром в Саузенд. (стр.247)
Хамфрис чувствовал трезво рассчитанную ложь. Взволнованно он пытался перекрестным допросом запутать Хьюма в противоречииях. Напрасно. Он использовал единственный пробел в рассказе Хьюма: как могла попасть кровь на ковер, в гостиной. Но Хьюма нельзя было ничем смутить. Равнодушно он заявил, что сам этого не может понять. Разве нельзя и в других квартирах на коврах найти следы крови, происхождение которых никто не может объяснить? Насколько ему известно, не было даже установлено, человеческая ли это кровь. Во всяком случае, ни Кэмпс, ни Холден ничего подобного не доказали. С каждым словом Хьюма в Хамфрисе росло убеждение, что он лжет. Но он не мог опровергнуть эту ложь, Кэмпс и Холден ничем не могли ему помочь. Кончив перекрестный допрос, Хамфрис понял, что проиграл. Все, что было потом, уже не играло большой роли. Адвокат представил нескольких свидетелей из Парижа, которые знали Мака, Роя и Гри. Не очень важным было также утверждение Дональда Тьера, выступавшего свидетелем защиты, что невозможно распилить кости пилой так, чтобы не привлечь внимание соседей. Все это второстепенные вещи. Решающим было, как выразился один корреспондент, что «единственное доказательство, кровь убитого, не могло внести ясность в дело». (стр.247-248)
На шестой день суда, 23 января, присяжные удалились на совещание. Когда они вернулись в зал, один из них заявил, что они не могут прийти к единодушному решению. Голос говорившего свидетельствовал о его убеждении в том, что Хьюм виновен, но его просто не удалось уличить во лжи. Хамфрис потребовал создания нового состава суда, но в иной исход дела уже не верил. Однако он все же решил не дать Хьюму возможности уйти от ответственности. Использовав его показания о том, что из свертка лилась кровь, он обвинил его в соучастии по устранению трупа, то есть в содействии сокрытию убийства. На вопрос, считает ли он себя виновным в содействии сокрытию убийства, Хьюму пришлось ответить—«да, считает». Судья Зеллерс осудил его на 12 лет каторги. На следующий день Хьюма отправили в Дартмур. (стр.248)
«Вся Англия,—писал позднее корреспондент газеты «Санди пикториель» Виктор Симс,—чувствовала, что Хьюм лгал ради спасения своей головы». Раздавались голоса, признававшие, что Кэмпс и Холден смогли бы доказать вину Хьюма, если бы наука предоставила в их распоряжение более надежную точку опоры. Были минуты, когда Кэмпс с большой горечью говорил об ограниченных возможностях судебной медицины после ста лет ее развития. Особенно ярко эта мысль прозвучала в его реферате от 23 ноября 1950 года, с которым он выступил в Лондонском обществе судебных медиков и где он говорил о деле Хьюма. При всей объективности ученого чувствовались его убежденность в виновности Хьюма и признание собственной беспомощности. В заключение он сказал: «Вопрос о том, кто убил Сетти, так и остался темой для размышлений». Он и не подозревал в тот момент, что пройдет лишь несколько лет—и одно из циничнейших признаний в истории криминалистики еще раз поставит в центре внимания дело Сетти и ответит на вопрос, кто был его убийцей. (стр.248)
1 февраля 1958 года Хьюм был досрочно освобожден из Дартмура. Спустя четыре месяца, 1 июня 1958 года, английская воскресная газета «Санди пикториель» вышла с заголовком: «Сенсационное признание Дональда Хьюма. «Я убил Сетти и избежал смертной казни!» В это было трудно поверить, но это было так. Не желая вести трудовую жизнь, руководимый цинизмом и жаждой наживы, Хьюм продал газете за 2000 фунтов стерлингов истинную историю убийства Стэнли Сетти. Он хорошо знал, что ни один англинский суд не будет судить его за преступление, которое уже разбиралось в суде. (стр.248-249)
Признание Хьюма, подвергшееся перед опубликованием тщательной проверке, подтвердило точную картину хода преступления, как ее представляли себе следователи в результате судебно-медицинских и криминалистических экспертиз. После крушения всех послевоенных коммерческих дел Хьюм стал компаньоном Сетти в его темных операциях. Он воровал автомашины, вывозил оружие за границу. Сетти ему хорошо платил, но смотрел на него как на ублюдка, на хвастливого лжеца. К 1949 году ненависть Хьюма к своему высокомерному работодателю достигла предела. Когда вечером 4 октября 1949 года Сетти тайком посетил Хьюма, чтобы дать ему новое поручение, они поссорились. В бешенстве Хьюм схватил кинжал и всадил его в Сетти. Сетти не успел защититься и рухнул на ковер. Здесь Хьюм добил его. Все произошло в течение нескольких минут. Даже занавески на окнах не были опущены. Затем Хьюм потащил тяжелый труп через коридор в столовую, а оттуда в кухню и, наконец, в помещение для угля, куда его жена из-за страха перед мышами никогда не входила. При этом на пол и ковер в гостиной пролилось много крови. Хьюм тщательно вытер всю кровь и попытался отчистить ковер, но это ему не удалось. Затем он вытер все предметы, которых мог касаться Сетти, и таким образом ликвидировал его отпечатки пальцев. После вышел на улицу, сел в «Ситроен» Сетти и отогнал его в Кембридж Терраса Ньюз. Там он оставил машину, взял такси, проехал часть пути, вышел и пешком вернулся домой. Никто не видел, как он вернулся домой. Ночью при помощи кухонного ножа и старой пилы Хьюм отделил голову и ноги от трупа Сетти. Занятие это отняло меньше времени, чем он предполагал. Голову он упаковал в пустую консервную банку фабрики Хайнц, ноги—в коробку, торс и руки сначала обернул войлоком, потом одеялом. (стр.249)
Когда в полдень следующего дня появилась домработница миссис Страйд, работа Хьюма была уже давно завершена. Кухня и помещение для угля были тщательно убраны, ковер сдан в чистку и крашение, а пол было приказано проциклевать. Ни из пакетов, ни из свертка кровь не просочилась. Так как у него было мало времени, труп он выбросил с самолета не очень далеко, до канала. Только эта его ошибка привела к тому, что труп всплыл у берегов Эссекса. Три недели до его ареста Хьюм использовал для проведения работ по дальнейшей очистке квартиры. Наконец он решил, что устранил абсолютно все следы убийства. Лишь когда были опубликованы номера банкнот Сетти, Хьюм понял, что ему не удастся избежать ареста. Тогда он стал придумывать свою первую версию—историю с Маком, Гри и Роем. Обнаружение следов крови было для него ужасной неожиданностью. Но это заставило придумать продолжение. «А разве оно мне не удалось?» — спрашивал он. (стр.249-250)
Ко времени опубликования беспримерно циничного признания Хьюм уже покинул Англию. Он появился в Цюрихе, выдавая себя за канадского летчика Бирда. В 1959 году его поймали при налете на банк, где он ранил кассира и застрелил шофера такси. Суд приговорил его к пожизненному заключению. (стр.250)
Признание Хьюма в июне 1958 года было запоздалым оправданием для Хамфриса, Бевериджа и его сотрудников. Для Кэмпса и Холдена оно имело тоже большое значение, так как показало, что их исследования и выводы были правильными. (стр.250)
Судебная медицина мира.
В 1840 году один из первых судебно-медицинских журналов «Хенкес цайтшрифт фюр ди штаатсарцнайкунде» опубликовал список лиц, посвятивших себя судебной медицине. Он включал двадцать два имени; то были французы, немцы, итальянцы, австрийцы и шотландцы. Все они жили в Европе, в центре научного мира тех лет. Спустя сто лет, на пороге второй половины XX столетия, многие судебно-медицинские журналы публиковали новые списки, в которых они пытались перечислить институты судебной медицины и судебных медиков мира. Им это уже не удавалось сделать. Их списки состояли из тысяч имен, и мир не ограничивался больше Европой, а охватывал всю Землю. Пусть страны, где зародилась судебная медицина, все еще проводили большую часть всех исследований и практических работ, пусть Париж, Лион, Лилль, Берлин, Лейпциг, Мюнхен, Гейдельберг, Кёльн, Эрланген, Гамбург, Вена, Грац, Инсбрук, Милан, Рим, Неаполь, Палермо, Эдинбург, Глазго считаются международными центрами научной работы судебной медицины, все же они только часть большой армии судебных медиков. За последнее время даже в Европе появилось много новых научных центров судебной медицины, которые подчас отличались более современными взглядами и оборудованием. Они находятся в Цюрихе, Базеле, Берне и Женеве, а также в Брюсселе, Лиге, в Мадриде, Валенсии, Барселоне, в Афинах, Любляне, а также в Бухаресте, Будапеште, Кракове, Лодзи. Они имеются в Хельсинки, Копенгагене, Осло и Стокгольме, в Москве и Ле:п.н-граде, Лондоне и Лидсе. Истинное распространение судебной медицины станет понятным лишь тогда, когда бросишь взгляд на другие континенты, на институты судебной медицины в Тегеране, Пекине, Шанхае, Токио, Фудзияме, Хиросиме, Хоккайдо, Осаке, Нагасаки, в Брисбене в Австралии и в Окленде в Новой Зеландии, в Маниле на Филиппинах, Каире и Иоганнесбурге в Африке. Пришлось бы заглянуть также в Южную Америку от Буэнос-Айреса до Ла-Платы в Аргентине, в Монтевидео в Уругвае, в Сантьяго в Чили, в Каракас в Венесуэле, в Боготу в Колумбии, в Сан-Паулу, Рио-де-Жанейро, Белу-Оризонтн и Санта-Катарину в Бразилии. Наш взгляд проследовал бы в Квебек и Монреаль в Канаде и, наконец, в Бостон, Кливленд, Нью-Йорк, Балтимор, Сан-Франциско и Лос-Анджелес в Соединенных Штатах Америки. (стр.250-251)
Но до сих пор именно США составляют исключение. Ровно тридцать лет после смерти Чарлза Норриса продолжалась борьба между медицинскими инспекторами и коронерами, между признанием значения судебной медицины для криминалистики и представлением, что любой врач может выполнять криминалистические эспертизы. Только семь американских штатов переняли тысячи раз проверенную систему судебных инспекторов Нью-Йорка. Только пять штатов отменили выборность коронеров и четыре ввели закон, что коронером может быть только медик. В преобладающей же части страны лицо судебной медицины представляют коронеры. (стр.251)
Еще в 1950 году из 70 коронеров в Висконсине 33 являлись хозяевами похоронных бюро, то есть так же, как и в годы «десятилетия бесправия». И все же коронеры уже были не те, что раньше. Растущее влияние последователей Норриса заставило провести некоторые реформы системы коронеров. Некоторые коронеры стали настоящими судебными медиками. Например, Генри Туркель владел судебной медициной не хуже судебных медиков Старого Света. То же можно сказать о коронере Лос-Анджелеса, как и о Консалесе или Хельперне в Нью-Йорке, которые читали лекции студентам-медикам. Сюда следует отнести также таких бывших коронеров из Сан-Франциско и Лос-Анджелеса, как Ньюбарр, Мире или Карр, которые основали преподавание судебной медицины в университетах Калифорнии. Аллан Мориц, основавший Институт судобной медицины при Гарвардском университете, преподавал судебпую патологию в университете Кливленда вместе с коронером С.Гербером. Рихард Форд продолжил дело Морица в Гарварде и ежемесячно собирал в Бостоне полицейских со всей страны, чтобы продемонстрировать им значение судебной медицины. такие же цели преследовали Рассел Фишер в Балтиморе и Тео Курфи на Лонг-Ислэнд. Они знали, что страна не будет копировать развитие судебной медицины Старого Света, а пойдет своим путем. С присущим этой стране оптимизмом они верили, что судебная медицина США рано или поздно внесет свой вклад в судебную медицину мира, как это случилось с общей медициной Америки, вклад которой во всемирную медицину увеличивается из года в год. (стр.251)
Нет сомнения, за сто лет судебная медицина стала всемирной наукой. Но это только одна сторона вопроса. Есть и другая сторона: с самого своего зарождения она научилась бороться и изменятся. На протяжении целой эпохи судебная медицина боролась, чгобы доказать своей «матери» — медицине, что у нее другое содержание и другие цели: стать мостом между медициной, с одной стороны, и юстицией, криминалистикой—с другой. В следующую эпоху она не без успеха объединила в себе все знания медицины, естествознания и, наконец, также техники, которые были ей необходимы для решения задач, поставленных криминалистикой, исследовала и развила их. Но к середине столетия она оказалась перед новыми требованиями.криминалистики, которые не шли ни в какое сравнение с тем, что было когда-либо известно. Криминалистика требовала таких широких познаний в медицине, естествознании и технике, что, казалось, это требование разорвет рамки судебной медицины. То, что вызвало к жизни такие дела, как дело Дженни Дональд или Хьюма,—применение различнейших методов расследования с привлечением разных дисциплин,— принесло также и разочарование от несовершенства знаний, осветило современную картину состояния судебной медицины. Судебная медицина все больше стремилась к координации действий различных наук в интересах криминалистики, как этого хотел в 1934 году Сидней Смит. Правильный путь избрал датчанин Кнут Санд, который создал при Институте судебной медицины в Копенгагене «большой судебно-медицинский совет», куда входили специалисты всех отраслей медицины и естествознания. Этот совет собирался под председательством Санда каждый раз, когда возникала трудная криминалистическая проблема. (стр.251-252)
III. «РАСКРОЙТЕ ТАЙНУ ЯДА!»,
