Из письма к В. С. Алексееву и З. С. Соколовой. Милые и дорогие Володя и Зина!

 

15 сентября 1923

Париж

Милые и дорогие Володя и Зина!

Не сердитесь на меня за то, что не пишу. Право, не от нежелания. Я сам попал в "запендю" и не знаю, как из нее выкрутиться. Дело в том, что глаза мои не позволяют мне работать (т. е. писать) более трех часов, а я должен к сроку написать книгу -- свою автобиографию (которую я превратил в историю МХТ). Заказано 60 000 слов, и я их написал, но по неопытности не рассчитал материала и дошел только до основания МХТ. Послал наскоро написанный материал издателю. Он ему очень понравился. Я прошу его сделать два тома, так как не сумею сократить свое сквозное действие на один том. А историю самого МХТ дай бог уместить в целом томе. Издатель прислал сказать, что невозможно. Америка требует непременно одного тома, и даже сам Шекспир издается в одном томе. Вот я и сел в калошу. Книгу издать необходимо, так как теперь совершенно ясно, что в Америке театром денег не наживешь, несмотря на колоссальные сборы. Ведь мы на этот раз повезли с собой не более, не менее как 8 американских вагонов декораций (что равняется 16 вагонам русским). Целый товарный поезд, который придется возить по всей Америке. Зато теперь, при создавшемся успехе и рекламе, -- страшный спрос на книгу, иллюстрации о театре и проч. Но надо ее выпустить, пока мы интересуем Америку. Уедем -- тогда уж не то. Книга, вовремя пущенная, даст минимальный тираж в 30 000 экземпляров. Эта цифра так определена потому, что пущенную в ход книгу скупают все библиотеки. Они должны, обязаны приобретать такую книгу. А раз что библиотеки Америки включают ее в каталог, то тираж книги достигает цифры 30 000. Вот почему необходимо издать ее теперь непременно, пока мы в Америке и играем, т. е. интересуем общество своими персонами. Потом -- будет совсем другое. Тираж может достигнуть 5000 экземпляров. А мне необходимо обеспечить Игорю пребывание в Швейцарии [...] лет на 4--5. А это стоит страшных денег. Вот я и пишу, но теперь уж начались утром и вечером репетиции, так как мы должны составить новый репертуар с новыми исполнителями из 6 пьес ("Штокман", "Трактирщица", "Карамазовы", "Мудрец", "Лапы жизни" и "Иванов")¹. Пишу по ночам. Когда начнутся спектакли, тогда не хватит не только времени, но, главное, сил на то, чтобы, играя по два раза на дню трудные роли, еще писать книгу. Вот я и тороплюсь. На письма не хватает времени.

Все твои и Зинины письма и огромный твой режиссерский труд -- 4 тетради -- я получил. Куски просмотрел и одобряю их ².

После того как по мелким кускам изучится партия, надо будет эти куски сливать в крупные задачи. Обыкновенно я делаю наоборот, чтоб не мельчить волевой партитуры, т. е. начинаю с крупных кусков и, если они оказываются слишком монотонными и однообразными, бедными в переживании, тогда только я их дроблю на более мелкие.

Твоя идея о помещичьем доме, в котором по ночам дают бал русалки, мне чрезвычайно [нравится]. Это чудесный трюк, который дает возможность совсем уйти от оперного русалочьего штампа. Нечего стесняться подмостками. Этого добра сколько хочешь в любом из современных театров, помешанных на площадках. А если б и не было, надо их сделать, так как сама идея чудесна и уходить от нее нельзя. Конечно, необходимы пирамидальные тополя. Рядом с мазанкой малороссийской -- это самое типичное. Вот насчет плана декорации первого акта -- мне думается, он невыгоден и очень толкает на оперную деревню. Улица и деревня -- самое трудное на сцене. Деревня, уходящая на заднике, -- нехорошо. Она дали не даст, и переход от выстроенной избы к писаным всегда заметен. Больше всего дали дает линия, уходящая за кулису. Поэтому надо искать в планировке что-нибудь в этом роде.

Очень одобряю постановку "Vita breve"³.

Покажи эти строки Борису Михайловичу {Следующий абзац, адресованный Б. М. Сушкевичу, в подлиннике зачеркнут. Рукой К. С. Станиславского на полях приписано: "Нет. Я раздумал, не показывай Бор. Мих. Он обидится, что я передаю через третье лицо. Постараюсь ему написать".-- Ред. }.

Дорогой Борис Михайлович. Согласен с Вами, что старые декорации и формы постановки à la MXT устарели, но еще более устарело, и особенно в Америке, то, что у нас называют -- левый фланг. За границей, и особенно во всех американских "Зигфрит-фолиях" (ревю), слышать не хотят об этой устарелой новизне. А нам тягаться с тем, как они пользуются кубизмом, опасно. Красота и трюки невиданные. Для заграницы не советую пользоваться этой стариной; ищите что-то новое в области нео-реализма, мало того, в области нео-классицизма, куда теперь махнуло искусство на Западе. При постановке имейте в виду Америку. Без нее не проживет студия. Комиссаржевский, который очень недурно (в смысле внутреннего толкования) поставил в Нью-Йорке "Пер Гюнта", срезался на футуризме; благодаря ему не имел успеха и должен был уехать назад в Англию. (О Комиссаржевском тоже секрет.) Не сердитесь, что не пишу Вам. Брат расскажет Вам, как я влопался с книгой. Спасибо за хлопоты в студии ⁴. Думаю, что соприкосновение с музыкой и пением откроет Вам большие горизонты в области драмы. Я через нее понял чрезвычайно много, и планы мои расширились. Я знаю, как надо играть трагедию. Сам, может быть, не сыграю -- стар и испорчен, но других научить могу. Ритм, фонетика и звуковая графика, так точно как и правильная постановка и хорошая дикция, -- одно из самых сильных и еще неизведанных средств в нашем искусстве.

Не успеваю написать Алекс. Влад.⁵, что я в ужасе от того, что Большой театр хочет забрать костюмы. Если это так, то надо считать, что мы толчем воду в решете -- работаем, чтобы создать себе репертуар, а костюмеры будут изводить главное, что необходимо для самостоятельной жизни, -- костюмы артистов. Я знаю, что значит выдать одни только костюмы на сторону,-- это значит проститься со всей постановкой. Например, мы дали два костюма Второй студии на постановку Мольера. Теперь костюмеры утверждают, что мы чуть ли не все костюмы отдали куда-то, и от постановки Бенуа не осталось и половины. Кроме того, когда я говорю, что костюмы не в порядке и испачканы (все), мне отвечают, что виновата Вторая студия (которая взяла два костюма, а не все). То же будет и в Большом театре. Наши костюмы будут давать на халтуры, а уверять, что это мы их изгадили и износили. Когда мне придется ставить что-нибудь в Оперной студии -- первое условие, которое мне будет необходимо, следующее: костюм, в который я вложил часть своей души, не может быть ни в чьем распоряжении, как только студии, для которой он создавался. Иначе опускаются руки и деревенеет фантазия. Нельзя ли умолить Елену Константиновну⁶, чтоб не брали костюмов от нас.

Еще умоляю Ал. Влад.⁷ отпустить или, вернее, прогнать Зину хотя бы на две недели вон из Москвы. Она не выдержит сезона.

Скажи Жукову, чтоб он не делал глупости и не ездил в Америку. Никаких уроков ему Рахманинов давать не будет⁸. Он или гастролирует по концертам каждый день, или лежит без задних ног от усталости. Не только Жукову, но и самому Рахманинову не дадут в Америке дирижировать оркестром. Там все как у нас. На всё тресты и союзы. Оркестр -- это самый проклятый вопрос в Америке, о который разбивают себе головы все театры, кроме ужасного "Метрополитена", который поддерживают миллиардеры из снобизма. Но там никого, кроме итальянцев, не пускают (да еще Шаляпина). Американской оперы не существует. Симфонические дирижеры, как, например, Стоковский из Филадельфии и его оркестр -- что самому Никиту не грезилось. По части музыки и пения в Америке дело обстоит очень хорошо. Только самое наипревосходнейшее, а посредственности или ученики принуждены отправляться на фабрику Форда -- делать автомобили. Зилоти и тот сидит без дела, а об оркестре даже и не мечтает.

Очень одобряю постановку опер с малым количеством лиц. Когда наживу деньги, на обратном пути, коли бог даст, постараюсь привезти ноты. Пока не было свободных средств, так как ноты стоят чертовских денег.

Скажи Зинаиде, что не успеваю отвечать на задаваемые вопросы, которыми она меня заваливает, по вине книги и глаз. В вопросах дома доверяю ей всецело. Деньги у Дм. Ив.⁹ есть -- пусть берет, что надо. Не слишком ли вы экономите дрова и мерзнете? Это не надо. К тому же сырость заведется. При первой возможности перелистаю все письма ее и отвечу на вопросы, а сейчас -- не хватает глаз.

...Обнимаю обоих. Очень стремлюсь в Москву. Надоел постоянный страх за выполнение контракта...

Обнимаю, люблю.

Костя

15 IX 1923

 

А. Н. Бенуа

 

14 октября 1923

Париж

Дорогой Александр Николаевич!

Думал, что Вы нас навестите, по старой памяти, и тогда я бы лично передал Вам то, о чем сейчас буду писать. Скоро идет "Хозяйка гостиницы". Все, что можно было выписать из Москвы: декорации, чертежи, эскизы, образцы тонов красок и пр.-- выписано. Остальное сделано заново, так как за время революции декорации сгнили, а вещи -- расхищены. Делать пришлось при ужасных условиях. Я с труппой должны были экстренно выехать из Германии, а там остался Гремиславский. Таким образом я декораций не видал. Знаю только, что все сделано, включая и всю мебель, по московским образцам и эскизам. Декорации должны были придти давно, но до сегодня их нет. Говорят, что сегодня их привезут. Костюмы только что пришли. В Москве многие костюмы сгорели, в числе их костюм Мирандолины. Ни Германова, ни Гзовская не могли ехать, и потому пришлось вводить Пыжову ¹. Она может играть хорошо, но при одном условии, а именно: если она будет играть ее не барышней, а больше демократкой. Надо было посмотреть ее на репетициях для того, чтобы судить о том, что ей надо сделать в смысле костюма. К кому обратиться в Берлине? Лучше всего -- к Добужинскому, который мог бы наглядно убедиться, посмотрев исполнительницу, что нужно для нее. Кроме того, он знает и Вас и Ваши требования. К сожалению, Мстислав Валерианович отказался. Пришлось поручить это дело Гремиславскому, который жил в Берлине и мог пользоваться материалами в музеях. По его рисунку был сделан или, вернее, недоделан в Берлине костюм. Сейчас он должен переделываться здесь в Париже.

Если бы Вы согласились просмотреть декорации и костюм Мирандолины, чтоб сказать нам, желаете ли Вы, чтобы Ваше имя стояло на афише, то мы были бы очень рады. Пока афиши заготовлены без всяких имен: ни художники, ни режиссер там не обозначены ².

Если придется свидеться -- буду очень рад. Жена шлет Вам свой привет, я Вас обнимаю.

К. Станиславский

14/Х 923

 

О. И. Пыжовой

Октябрь (до 16-го) 1923

Париж

Дорогая Ольга Ивановна.

Не могу быть на репетиции, как ни стремлюсь в театр. Задаю Вам такую задачу.

1) Сегодня Вы покончите с костюмом и гримом. 2) Снимитесь, чтоб завтра к Вам не пришлось приставать. 3) Я велел Вам дать все мельчайшие бутафорские вещи, если не успеют вынуть те, которые будут на спектакле, то приблизительные, другие. 4) Научитесь -- откуда брать, куда класть, где лежит эта вещь. Проделайте по нескольку раз, чтоб набилась привычка. 5) Декорации будут ставить целый день. Постарайтесь, как только уставят одну, походить по ней, пожить, попробовать ту или другую сцену, по нескольку раз обсидеть мебель, которая Вам будет нужна. Словом, сегодняшний день нужен, чтоб Вы обстрелялись, чтоб сошла с Вас первая неловкость от непривычки.

Играть даже и не пытайтесь, лишь пройдите мизансцены, чтоб и они стали знакомыми и не новыми на новом месте. Знайте, что сегодня -- не репетиция, а только обстрел, что требовать от своего чувства подлинного творчества бесполезно. Старайтесь, чтоб то, что Вы будете пробовать, было верно, и только. И еще просьба: держите себя в руках и не распускайте. Никто не виноват в том, что происходит (кроме, конечно, вопроса с костюмом). Если я спокоен и не иду на репетицию, значит, опасности нет ¹. Ну, с богом.

К. Станиславский.

Если днем декорации не будут стоять, то походите в них вечером. Днем разберитесь с приблизительными вещами в баре или в выгородке на сцене.

 

О. И. Пыжовой

 

16 октября 1923

Париж

Милая Ольга Ивановна!

Мне лучше, и если Вам нужно со мной поддержать роль, я могу Вас принять сегодня. Конечно, репетировать мы не будем, но кое-что поговорить о роли не мешает. Я целый день дома, если не считать получаса на обед в ресторане. Поэтому, если решитесь придти, выбирайте любой час, а также и вечер, так как я сказал, чтоб Вас освободили от выхода. Завтра будет во что бы то ни стало генеральная. Сам я гримироваться не буду, так как боюсь еще снова простудиться, но играть буду (в пальто). Затем будут генеральные -- 18-го, 19-го и по утрам, а первый спектакль -- 20-го. Устраивайтесь с костюмом и сосредоточивайтесь, чтоб вернуть хорошее настроение и играть роль с удовольствием. Все к лучшему. Спектакль оттягивается по моей болезни ¹, и у нас много времени, чтоб приготовиться к нему со шмаком. До 20-го, т. е. до первого спектакля "Трактирщицы", я просил Вас освободить от всяких выходов.

К. Станиславский

16/Х 923