Люди данного характера стремятся особенно с возрастом к браку, чтобы крепче, уверенней стоять на земле. Эпилептоид с эпилептоидом могут ужиться, если их соединяет взаимное мощное сексуальное влечение или общее дело, в котором, как правило, четко распределены роли и обязанности. Без этого между ними возникают непримиримые ссоры и драки.
Наиболее гармонично складывается брак между эпилептоидным мужчиной и синтонной женщиной, которая способна уважительно понять трудности его характера и умело с ними разбираться. Такие обычно духовно несложные синтонные женщины чувствуют в эпилептоиде характер воина, то есть настоящего мужчину. Это ценно для них. Многие из них ощущают как свою обязанность смягчать дисфорическую напряженность мужа, и это у них, как правило, получается. За долгую совместную жизнь у эпилептоида накапливается благодарность жене за то, что удержала его в той или иной ситуации. Например, эпилептоид увидел, как мальчишка-хулиган вытаскивает из сумки пожилой женщины кошелек. Это его так взбесило, что в ярости хотелось догнать вора и убить. Если бы жена не удержала его, то он мог бы попасть в тюрьму. В момент взрыва ему было на это наплевать, а, остыв, был глубоко благодарен жене за то, что спасла его. Кстати, только ей одной и позволил бы себя удержать.
Характерен следующий случай. Дочь, не слушая отца, дружила с парнем, который ему не нравился. Грозный отец никак не мог прекратить их встреч. Однажды вечером девушка пришла и сообщила, что беременна. Отец взбеленился и готов был навсегда выгнать дочь из дома. «Не забывай, что она носит в себе твоего внука», — утихомирила его синтонная супруга, и он смягчился.
Эпилептоид способен укротить своенравную истерическую женщину, жестко поставив перед ней ультиматум: «Или будет по-моему, или уходи». И если она им дорожит или его служебное положение дает ей сцену для показа себя, то вся ее капризность попритихнет, так как она понимает: как он сказал, так и будет.
Людям других характеров тяжеловато с эпилептоидными мужьями и женами: душит их авторитарность, приземленность, вспышки гнева и мелочный контроль. Особенно тяжело с эпилептоидом ранимым, одухотворенным, независимым женщинам. За малую провинность эпилептоид может устраивать обструкции на 3—4 недели. Трезвый защищает от всех обидчиков, а пьяный обижает сам. Рассматривает поведение жены сквозь «лупу», заставляет ее бояться опоздать на 2—3 минуты, следит, чтобы не угощала вареньем чужих людей, устраивает допросы. При всей своей защищенности такая женщина живет в вечном страхе и унижении. В случае какой-то размолвки эпилептоид не может быстро перестроиться, простить, долго молчит. Некоторые женщины на опыте обучаются лавировать с эпилептоидом. Если они опаздывают или делают что-то не так, то умудряются объяснить ситуацию таким образом, что думали не о себе, а старались ради мужа, семьи — потому и опоздали. Такое объяснение эпилептоид приемлет.
Сексуальная жизнь эпилептоидных людей отличается напряженностью. Обычно встречаются два полярных варианта сексуального поведения. Эпилептоиды могут стремиться к сладострастному разнообразию, а могут, реже, быть удивительно стойко привязаны к одному партнеру, партнерше, с возникновением сильной зависимости от них. Так, гордый эпилептоидный мужчина может, как ребенок, упрашивать жену не смотреть на других, страшно мучается, если она его не слушается. Готов валяться у нее в ногах, чтобы дала ему желанное сексуальное удовлетворение. В конце концов, может даже убить ее, но не может освободиться от своей сексуальной привязанности именно к ней. Некоторые эпилептоиды бывают очень верными мужьями и однолюбами. Чаще же постоянно изменяют, объясняя это еще и пользой для собственного здоровья.
Бывает, что крепкие, статные эпилептоидные женщины с дисфорическим огнем в глазах своею хищной красотой повергают некоторых психастеников, циклоидов в рабское подчинение.
Эпилептоиды настоящие ревнивцы. Однако многим женщинам пусть мешает, но все-таки льстит и нравится эта мужская ревность. Эпилептоид иногда с примесью особого удовольствия выслеживает объект своей ревности. Одно представление, что она (он) кого-то сейчас жарко обнимает, приносит с собой одновременно боль и распаляет страсть. У тех, кому это особенно приятно, возможно, имеется неосознанная склонность к групповому сексу.
Эпилептоидные родители зачастую уверены, что знают то, что нужно их детям, лучше, чем сами дети. В случае собственного дискомфорта могут срываться на детях, при этом без чувства вины, в отличие от астеника, психастеника. Любят поучать детей, попутно возвеличивая себя, расписывая, какими молодцами были в детстве, как слушались родителей (часто все было наоборот). Сами обижают своих детей, но посторонним в обиду не дадут. Дети, замечая неподлинность родительской нравственной позиции, усваивают для себя следующую норму: «можно делать все что угодно, но чтобы никто об этом не знал» /16, с. 179/.
Эпилептоидная женщина бывает крайне неприятной свекровью. Любя своего сына «тяжелой» авторитарной любовью, она не может себе представить, что какая-то другая женщина займет ее место в его сердце. Сын, в которого она столько вложила сил и надежд, должен принадлежать только ей. Такой женщине иногда невыносимо сознавать, что у «ее мальчика» с другой женщиной возникает особо близкая сексуальная связь, и тогда она как мать конкурировать с этой женщиной не может. Ей больно наблюдать, как ее сын ласково смотрит на другую, прислушивается к ней, стремится проводить с ней все свободное время. Мысль о том, что та женщина тоже любит ее сына и желает ему счастья, нисколько не успокаивает такую свекровь, так как она твердо убеждена, что только она — мать — должна быть главной в его жизни. Отсюда у такой свекрови всю жизнь сохраняется яростное неприятие своей невестки, и иногда эта ярость доходит до того, что она готова сделать все, чтобы разбить семью сына. Интересную манипуляцию на данную тему отметил В. П. Руднев в действиях эпилептоидной Кабанихи, которая, ревнуя своего сына к Катерине, завуалированно подталкивает последнюю к супружеской измене и тем самым разрушает их семью /16, с. 165-185/.
Благородные, порядочные эпилептоиды могут быть хорошими родителями. Воспитывают детей по всем правилам, занимаются их здоровьем, следят за учебой, приучают к выполнению работы по дому, учат уважать старших, чтить традиции. Когда дети подрастают, то приучают их к самостоятельности, труду, стараются подготовить к суровой правде жизни без иллюзий и розовых очков. На воспитание детей не жалеют времени и сил, воспитывают без жестокости, но строго, стараются привить детям честность и чувство ответственности. Сами являются хорошими образцами в этом отношении.
Эпилептоидам часто становится плохо в семье в старости, потому что, старея, они теряют власть, дети их больше не слушаются, живут своей жизнью, как хотят. В этой ситуации эпилептоиды чувствуют себянесчастными, беспомощными и если не находят отдушину в гневных разговорах о непорядках и политике, то для них окажется удачным, если кто-нибудь из внуков выберет время для стариков, чтобы дать им возможность выговариваться. Это может продлить жизнь эпилептоида. Съедаемый сильными невыраженными аффектами эпилептоид склонен к сердечно-сосудистым, желудочно-кишечным (язвенная болезнь) заболеваниям.
Духовная жизнь
Люди данного типа часто воинствующие материалисты, презирающие все идеалистическое как вредную выдумку. Порой смысл жизни понятен им без поисков и размышлений — это удовлетворение своих сильных влечений и радости власти. Среди эпилептоидов встречаются, несмотря на некоторую ограниченность, и духовные люди с чувством святого в душе, философскими поисками, размышлениями о жизни. Однако и в их духовных размышлениях звучит тема власти с ее многоликими гранями, стремление воевать за правду, бичуя недостатки, как видно, например, в злой сатире Салтыкова-Щедрина.
Бывает, что человек данного типа по причине воспитания или сам с годами приходит к вере в Бога. Здесь он тоже отличается сверхубежденностью в истинности своей веры, как правило, не сомневается, что попадет в рай, гневно проклинает иноверцев, уверен, что их ждет кара Небесная. Верит трудолюбиво, истово, с соблюдением всех обрядов. Бог у него получается тоже напряженно-авторитарным, как и он сам. Его Бог — неумолимый судия, карающий за грехи и крепко держащий все мироздание в своей властной руке. Мир полон крови и страданий грешников, и это правильно. Милосердие — это слабость. Эпилептоид может порой делать, что ему хочется, и Бог тут ему не помеха, наоборот, он Богом оправдывает свои грешные поступки. Такой авторитарно-напряженной верой отличался дед М. Горького, описанный им в автобиографической повести «Детство» /17, с. 68-74/.
Разумеется, касаясь духовной жизни, можно говорить лишь о типичности, определенных тенденциях, так как очень многое зависит от конкретного эпилептоида, его одухотворенности и ума.
Дифференциальный диагноз
Дифференциальный диагноз — это разграничение одного состояния от другого, похожего на него. В типичных случаях эпилептоида легко узнать по дисфорической злобноватой напряженности, в атмосфере которой не чувствуешь себя раскованным и невольно подбираешь слова под собеседника. От эпилептоида исходит аура напряженности, тяжеловесности, обстоятельности. Отчетливо чувствуется прямолинейность эпилептоидного мышления. В разговоре он настаивает на своем. Его мысль движется в некоем «коридоре», его трудно сдвинуть с уже занятой позиции.
«Взгляд удава на кролика», тяжелая осанка, уверенный, «впечатывающий» голос, атлетоидное телосложение, цельность характера, прямолинейная основательность рассуждений — все говорит в пользу данного характера. Если становится известно, что данный человек «озабочен» сексом, любит солидно покушать, склонен к борьбе и агрессивным разрядам (обычно это утаивается), тяжелой ревности, подозрительности, ценит в жизни надежность и толковость и испытывает антипатию к запутанным и отвлеченным рефлексивным рассуждениям, нерешительности, то диагностическое впечатление еще более усиливается.
В случае гиперсоциального эпилептоида ядро характера прикрыто слащавостью, угодливостью. Слишком много «сладенького» в человеке должно всегда настораживать. Такой эпилептоид выдает себя лакейскими манерами, вертлявостью телодвижений, чрезмерным употреблением ласкательно-уменьшительных словечек. Однако сквозь все эти наслоения ощущается дисфорично-авторитарное ядро характера. У гиперсоциальных эпилептоидов атлетоидное телосложение встречается не часто.
Эпилептоидный «рубаха-парень» бывает общительным, много шутит, но в его общительности и шутках нет обаятельной легкости, изящества, душевной симпатичности. Все в большей или меньшей степени окрашено дисфорично-прямолинейным ядром характера.
В психастеноподобном эпилептоиде сквозь застенчивость, неуверенность в себе, сомнения, высокую тревожность, душевность и доброту также просвечивает основное ядро характера. Эпилептоид данного типа и психастеник отличаются друг от друга разными «болевыми точками». Для эпилептоида главное — власть, за нее он способен драться. Он даже может благородно отказаться от власти, но потом будет страдать от ее отсутствия. Для психастеника же «болевой точкой» является чувство собственной неполноценности. Когда кто-либо нажимает на эту «точку», психастеник отступает, но иногда может дать и агрессивную реакцию. Однако эта реакция быстро истощается. В отличие от эпилептоида он не рожден быть бойцом. Властью он нередко лишь тяготится.
Следует отличать эпилептоидов от людей с другим характером, которым также присуща дисфорическая окраска настроения. Шизотипальные личности отличаются от эпилептоидов расплывчатостью мышления с элементами нелогичности, вычурности, отсутствием цельности. Шизотипальные люди могут сложно аутистически резонерствовать и не понимать чего-то очень простого, порой они сами не знают, чего хотят, что совершенно нетипично для эпилептоидов.
Органические психопаты и акцентуанты отличаются от эпилептоидов подвижностью своих аффектов, неряшливым аффективным мышлением. В них нет эпилептоидной цельности: дисфория вдруг может сходить на нет, и появляется благодушное добродушие, даже легкомыслие. Они могут быть совершенно разными, в зависимости от ситуации и настроения. Все это не характерно для эпилептоида.
