Позднетрадиционный фольклор

Позднетрадиционный фольклор — это совокупность произведений разных жанров и различной направленности, создававшихся в крестьянской, городской, солдатской, рабочей и другой среде со времени начала развития промышленности, роста городов, распада феодальной деревни.

Для позднетрадиционного фольклора характерно меньшее количество произведений и в целом менее высокий художественный уровень по сравнению с фольклором классическим — культурой богатой, развитой, многовековой, порожденной феодальным бытом и патриархальным мировоззрением.

1. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ПОЗДНЕТРАДИЦИОННОГО ФОЛЬКЛОРА

Позднетрадиционный фольклор отличает сложное переплетение нового со старым. В деревенском репертуаре происходила трансформация классических жанров, которые начинали испытывать влияние литературной поэтики. Свою жизнеспособность показали пословицы и поговорки, анекдотические сказки, народные песни литературного происхождения, детский фольклор. Старинная протяжная песня была сильно потеснена городскими "жестокими романсами", а также быстро и широко распространившейся частушкой. Вместе с тем постепенно забывались былины, старые исторические песни, старые баллады и духовные стихи, волшебные сказки. Народные обряды и сопровождавшая их поэзия со временем утратили свое утилитарно-магическое значение, особенно в городских условиях.

С конца XVIII в. в России появились первые государственные заводы и крепостные мануфактуры, на которых трудились вольнонаемные рабочие из обнищавших крестьян, каторжан, беспаспортных бродяг и т. п. В этой пестрой среде возникли произведения, положившие начало новому явлению — фольклору рабочих. По мере развития капитализма и роста пролетариата расширялась тематика, увеличивалось количество произведений устного творчества рабочих, для которого было характерно влияние книжной поэзии.

Новым явлением стал городской фольклор — устные произведения "низового" населения городов (оно росло вместе с ро-

стом самих городов, постоянно притекая из обнищавшей деревни). Культурные контакты города и деревни имели в России многовековую историю — достаточно вспомнить роль Киева, Новгорода и других городов в сюжетах русских былин. Однако только во второй половине XIX в. сложились культурные традиции собственно городского, оторванного от земли населения. Наряду со старыми формами и жанрами, такими, как площадной, ярмарочный фольклор, выкрики разносчиков (мелких торговцев), в городе появилась своя песенная культура (романсы), своя несказочная проза, свои обряды; получила новое развитие давняя традиция рукописных сборников (песенники, альбомы со стихами). Все это в тех или иных формах продолжает жить и в наше время.

Как отметил А. С. Каргин, городской фольклор серьезно начал изучаться лишь с 1980-х гг. Исследователь писал: "Многие фольклористы только в последнюю четверть XX века интуитивно почувствовали, а затем и признали, что во весь голос заявил о себе новый пласт культуры, не вписывающийся в устоявшиеся схемы традиционной фольклористики. Стало очевидно, что город сформировал своеобразную фольклорную культуру, весьма противоречивую, отличающуюся от крестьянской традиции"[243].

В XX в. процесс угасания традиционных обрядов и отмирания старых жанров фольклора ускорился. Отчасти этому способствовало то, что в пооктябрьское время официальное отношение ко многим явлениям фольклора было негативным: их объявляли "отжившими" и "реакционными". Это распространялось на аграрные праздники, обрядовые песни, заговоры, духовные стихи, некоторые исторические песни и проч. Вместе с тем возникли новые произведения разных жанров, которые отразили новые проблемы и жизненные реалии. Можно выделить ел еду -ющие этапы развития русского фольклора после 1917 г.: гражданская война; межвоенный период; Великая Отечественная война 1941—1945 гг.; послевоенный период; современный период.

Современный устный репертуар народа и позднетрадицион-ный фольклор — понятия разные. Современный репертуар — это все те произведения, которые помнит или исполняет народ, независимо от времени их создания. В современный репертуар входят некоторые произведения классического фольклора и даже реликтовые элементы фольклора раннетрадиционного. Поздне-традиционный фольклор — составная часть современного ре-

пертуара, произведения, созданные после распада феодальной деревни.

Старый национальный фольклор выполнял важные функции в поздних исторических и социально-экономических условиях. Известна его консолидирующая роль во время братоубийственной гражданской войны, когда все участники трагических событий исполняли традиционные произведения, осуждавшие зло и насилие. В годы Великой Отечественной войны былины и старые солдатские песни, к которым обратились агитаторы и артисты, активизировали патриотическое чувство народа.

В фольклоре, созданном в XX в., исследователи отмечают мо-заичность: разную возрастную, социальную ориентацию и разную идейную направленность. В нем отразилась историческая противоречивость мировоззрения и устремлений населения страны, сельских и городских жителей. Ряд произведений поддерживал начинания и достижения советской власти: ликвидацию неграмотности, коллективизацию, индустриализацию, разгром немецко-фашистских захватчиков, восстановление разрушенного в годы войны народного хозяйства, комсомольские стройки, освоение космоса и проч. Наряду с ними были созданы произведения, в которых осуждалось раскулачивание и другие репрессии. В лагерях среди заключенных возник фольклор ГУЛАГа (ему была посвящена научная конференция в Санкт-Петербурге в 1992 г.)[244].

Современный фольклор — это фольклор интеллигенции, студенчества, учащейся молодежи, мещан, сельских жителей, участников региональных войн и проч. Фольклор последней четверти XX в. настолько видоизменился по сравнению с более ранними формами, что иногда его называют пост-фольклором. Тем не менее позднетрадиционный фольклор сохранил преемственность народных устно-поэтических традиций. Это выразилось в создании новых произведений в форме ранее существовавших жанров, а также в частичном использовании старой фольклорной поэтики и стилистики.

В современном фольклорном процессе изменилось соотношение коллективного и индивидуального начала, возросла роль отдельной творческой личности. Яркая примета позднетради-ционного фольклора — произведения профессиональных и полупрофессиональных авторов, усвоенные народом.

Позднетрадиционный фольклор — сложная, динамичная и не до конца определившаяся система, развитие которой про-

должается. Многие явления позднетрадиционного фольклора наука только обозначила или начала разрабатывать. В их числе: городской фольклор; фольклор ГУЛАГа; фольклор участников региональных войн (в Афганистане, в Чечне); фольклор разных социальных групп (например, студенческий); современный детский фольклор; современная несказочная проза; анекдот. Особые темы — взаимосвязь русского фольклора и фольклора тех народов России, среди которых расселены русские; фольклор русских диаспор за рубежом.

Необходимо критически оценивать уже накопленный опыт изучения позднетрадиционного фольклора (например, фольклор гражданской войны и в целом 1920-х — 1930-х гг. освещался односторонне и неполно). Обращаясь к опубликованным текстам позднетрадиционного фольклора, следует учитывать возможность фальсификатов[245].

Характеризуя жанры и жанровые системы классического фольклора, мы уже затрагивали проблему их позднего развития, вопрос о книжных влияниях. В этой главе будут рассмотрены частушки, фольклор рабочих и фольклор периода Великой Отечественной войны.

ЧАСТУШКИ

Наиболее развитым жанром позднетрадиционного фольклора являются частушки.

Частушки — короткие рифмованные лирические песенки, которые создавались и исполнялись как живой отклик на разнообразные жизненные явления, выражая ясную положительную или отрицательную оценку. Во многих частушках присутствует шутка или ирония. Наиболее ранние частушки имели шесть строк. Основной тип — четырехстрочный — сформировался во второй половине XIX в., он исполняется под пляску и без нее. Четырехстрочными являются также частушки собственно плясовые, которые исполняются только под пляску (например, под кадриль). Кроме того, существуют двустрочные частушки: "стра-дания"и "Семеновна" (последняя появилась в 1920-х гг.).

Частушки имеют разнообразные, но повторяющиеся, устойчивые напевы, как протяжные, так и быстрые. Характерно исполнение многих текстов на один напев. В живом бытовании частушкам иногда свойственна речитативность (близость к напевной декламации). В них сочетаются слово, напев, инстру-

ментальное сопровождение (на балалайке, гармошке), движения (жесты, мимика, танец). Все эти слагаемые допускают импровизацию, занимающую в частушке значительное место.

Частушки принято называть поэзией малой формы, но частушка никогда не поется одна (Я частушку на частушку, как на ниточку, нижу...). При исполнении импровизируются циклы — частушечные спевы, которые могут включать разное количество строф (иногда до 100). Исследователи отмечали, что в процессе исполнения частушек действует кумулятивно-контаминацион-ный порождающий механизм, он и создает частушечный спев по какому-либо признаку, содержательному или формальному. Подобный принцип и ранее использовался в артельных трудовых песнях типа дубинушек: песни составлялись из не связанных по сюжету строф с общим припевом.

Спевы могут иметь композиционное обрамление: частушку, которая является сигналом начала пения, и частушку, которая служит сигналом конца. Нередко это обращения певиц к гармонисту. Например:

Играй, гармонист.

Играй, не ломайся!

Для кого-нибудь не надо —

Для нас постарайся! (В начале).

Ой, спасибо, гармонист.

За игру отличную!

Я еще тебе желаю

Милку симпатичную! (В конце)[246].

Спевы, построенные на диалоге — перекличке двух певиц, объединяет содержание. Спевы может также создавать игра формой (см., например, в Хрестоматии "перекрестные" частушки, где обыгран композиционный принцип двухчастное™ частушечной строфы). Распространенный тип спевов — частушки, имеющие общее начало (запев): Эх, яблочко..., Самолет летел..., Не ходите, девки, замуж... и др. Особый способ циклизации имеют частушки "Семеновна": он напоминает цепочную композицию народных лирических песен. Например:

Самовар с трубой начинал кипеть,

А я "Семеновну" начинаю петь.

Я сперва спою, как влюблялися, а потом спою, как расставалися.

Мы влюблялися — кудри вилися,

А расставалися — слезы лилися... И т. д.

Частушки окончательно оформились в последней четверти XIX в. одновременно в разных частях России: в центре, среднем и нижнем Поволжье, в северных, восточных и южных губерниях. Каждый регион имел особый характер словесного текста и напева, особую манеру исполнения (хором или в одиночку), а также приплясывания, что породило разные обозначения частушек: "саратовские", "тамбовские", "воронежские", "рязаночка", "елецкая". Впоследствии многие из них получили повсеместное признание (см. в Хрестоматии рассказ балалаечника из Нерехт-ского р-на Костромской обл. о частушечных наигрышах). Частушки пели во время гуляний, в дороге, в лесу, на посиделках. В народной среде выделялись частушечники — знатоки частушек, их исполнители и создатели, владеющие основным репертуаром своей местности. С начала XX в. русские частушки начали проникать к соседним народам: украинцам, белорусам, мордве, чувашам, татарам и другим. В местах русско-мордовского погра-ничья протяжные двустрочные частушки стали называть по-мордовски — матани (в переводе — "песенки").

В разных местах частушки называли по-разному: песни, короткие песни, припевки, пригудки, прибаски, коротушки, собируш-ки и проч. Термин частушка, также народный, был введен в научный обиход в 1889 г., когда в периодической печати появился первый очерк об этом новом явлении песенной культуры народа. Его автор — писатель-демократ Г. И. Успенский[247].

В отличие от Г. И. Успенского, проявившего живой интерес к частушке, многие находили в ней "упадок истинного творчества". Вот что писал Ф. И. Шаляпин: "Народ, который страдал в темных глубинах жизни, пел страдальческие и до отчаяния веселые песни. Что случилось с ним, что он потерял всякую надежду на лучшее и застрял в промежутке между надеждой и отчаянием на этом проклятом чертовом мосту? Уже не фабрика ли тут виновата, не резиновые ли блестящие калоши, не шерстяной ли шарф, ни с того ни с сего окутывающий шею в яркий летний день, когда так хорошо поют птицы? Не корсет ли, надеваемый

поверх платья сельскими модницами? Или это проклятая немецкая гармоника, которую с такой любовью держит под мышкой человек какого-нибудь цеха в день отдыха? Этого объяснить не берусь. Знаю только, что эта частушка — не песня, а сорока, и даже не натуральная, а похабно озорником раскрашенная. А как хорошо пели! Пели в поле, пели на сеновалах, на речках, у ручьев, в лесах и за лучиной. Одержим был песней русский народ, и великая в нем бродила песенная хмель..."[248].

Частушка — показатель возросшей связи деревни с городом, она отразила изменение психического уклада деревни, прежде всего деревенской молодежи. Ускорившиеся темпы жизни, постоянный приток новых впечатлений, частая смена переживаний — все это сделало актуальной короткую подвижную песенку.

Частушки — главный жанр крестьянской лирики в поздне-традиционном фольклоре. Своими истоками он тесно связан с устным творчеством старой русской деревни. Короткие сатирические и плясовые песни создавались еще скоморохами (в Курской и Тамбовской областях частушки называли скоморошника-ми или скоморошными песнями).

Очевидно, что часть скоморошьего репертуара была воспринята так называемыми нескладухами — частушками, в которых основную художественную роль играет комический абсурд. Например:

Вы послушайте, девчата,

Нескладушу буду петь:

На дубу свинья кладется,

В бане парится медведь.

В песенниках XVIII в. зафиксированы плясовые песни, по размеру напоминающие частушки. Иногда частушки исполнялись на напевы известных плясовых песен "Камаринская " и "Барыня". Короткие припевки пели на свадьбах и в календарных обрядах, однако у частушек отсутствует свойственная обрядовому фольклору утилитарная направленность, они — чисто лирический жанр. С другой стороны, частушки окрашены влиянием песен литературного происхождения и книжной поэзии. Для них обязательна рифма, преимущественно неполная перекрестная (abcb), а также полная перекрестная (abab) и парная (aabb). Тонический в своей основе стих частушек приближен к силлабо-тоническому.

Частушки имели сельское происхождение и бытование. Ответвлением, трансформацией этих деревенских песенок стали частушки, исполнявшиеся на городских окраинах, в городских "низах", в среде рабочих. Свою высокую популярность и продуктивность частушки сохраняют и в современном фольклоре (см. в Хрестоматии рассказ частушечника Н. Н. Смирнова из Нерехтского р-на Костромской обл., записанный в 1989 г.)[249].

Частушки проявляют внимание ко всем жизненно важным вопросам, их содержание разнообразно. Однако в огромном большинстве случаев они сочинялись молодежью, поэтому их самой популярной темой стала любовь. Персонажи частушек — девушка и парень от подросткового возраста до брака. Частушки передают мечты девушек о замужестве, парней о женитьбе; зарождение и развитие любовного чувства; любовные переживания разного рода. Молодежь протестует против власти родителей, их запрета на свободное чувство; сообщает о своей грамотности, позволяющей писать друг другу любовные письма; наивно стремится ко внешним формам городской культуры как способу утверждения самостоятельности и привлечения к себе внимания со стороны противоположного пола. Частушки предельно личны, любовное чувство изображается в них во всех оттенках, от самого нежного до яростного.

В сборнике, составленном Ф. М. Селивановым (Частушки. — М., 1990), выделены такие основные группы любовных частушек: "Сбывшиеся мечты", "Пересуды, сплетни, 'слава'", "Сомненья и раздумья", "Разлука при любви", "Разлука: конец любви", "Измена", "'Повторительная' любовь", "Без взаимности", "Характеры". Внутри каждой группы имеется еще ряд тем. Например, частушки об измене распадаются на темы: "Ревность, упреки, предупреждения", "Измена состоялась", "Переживания при измене", "О сопернице", "Месть изменщику", "Измена нипочем", "Ухажер кается", "Девушка изменяет". Тему любовных отношений разрабатывают также частушки из группы "Посиделки и гулянья" и из других групп сборника.

Частушек о семейной жизни создано значительно меньше, и оценивается она с позиций молодежи — чаще всего как несчастливая. Исследователи заметили, что вообще ббльшая часть частушек, независимо от характера мелодии, имеет грустное, эле-гическое содержание.

Герой частушки иногда изображается в разлуке с родными местами (рекрут, солдат, батрак, работающий в чужих людях); для него характерно тяготение к малой родине:

На чужой сторонушке поклонюсь воронушке:

здравствуйте, воронушки.

Не с нашей ли сторонушки?

В XX в. содержание частушек расширилось. В них начали находить отражение исторические и общественные процессы: забастовки и крестьянские волнения, война с Японией 1904-1905 гг., Первая мировая война, Октябрьская революция и гражданская война, разорение и переустройство деревни. Например:

С неба звездочка упала бригадиру на ремень.

Не пойду в колхоз работать за несчастный трудодень.

Известны частушки о службе в Красной Армии, о Великой Отечественной войне и послевоенных событиях в нашей стране. Частушки на общественно-политические темы часто приобретали сатирическую направленность. Однако в общем репертуаре они занимают незначительное место — всего 5—6%.

В устное бытование реально не входили многочисленные частушечные фальсификаты: сочинявшиеся и публиковавшиеся с пропагандистскими целями плакатно-гимнические подражания народным песенкам, самодеятельные "агитки" на злобу дня, которым аналогичны современные рекламные поделки.

Еще в 1939 г. вопрос о фальсифицированных частушках поставил поэт В.Боков. Он вскрыл и механизм их появления. Так, существовала народная частушка о рекрутах:

Серьг уточки летали,

Над полями крякали.

Как ребята шли в солдаты,

Все девчата плакали.

На ее основе появилась бездарная переделка:

Серы уточки летели,

Над полями крякали.

Комсомольцы шли на фронт,

Девушки не плакали. [250]

Подобно лирическим песням, частушки экономно, ненавязчиво пользуются изобразительно-выразительными средствами. Они, как и песни, дорожат своим содержанием — не случайно рифма падает на самые главные в смысловом отношении слова. Частушки предпочитают мужскую или женскую рифму, дактилическая встречается реже. Применяется приблизительная рифма (приневолили — дролины, ураган — не отдам) и составная (туфли — тут ли). Могут появиться внутренние рифмы:

Шел я лесом, видел беса.

Беса в новых сапогах,

сам дубовый, нос вязовый.

Папиросочка в зубах.

Ритмико-мелодическую структуру частушек создают аллитерации, ассонансы, синтаксический параллелизм и другие повторы. Выразительны единоначатия:

Не тобой дорожка мята.

не тебе по ней ходить,

не тобою я занята.

Не тебе меня любить.

Иногда частушка играет ударениями в словах, подчеркивая их смысл:

Редко, редко,

милый, ходишь,

Редко-наредко-редко.

Ты давно другую любишь, (а)говоришь, что далеко.

Интонационное богатство частушке дает ее близость к разговорной речи. Чаще всего частушка представляет собой высказывание от первого лица и по содержанию обращена к кому-либо: милому, подруге, сопернице, матери... Это позволяет нарисовать разнообразные характеры персонажей. Довольно популярны частушки в диалогической форме, реже встречаются в форме высказывания от третьего лица. Повествовательное начало в частушке развито слабо, ее главный смысл — лирический. Опираясь на конкретные факты, частушка использует сублимирующий метод фольклора, благодаря чему личное чувство отдельного человека приобретает в ней универсальный смысл.

Частушка связана со многими фольклорными жанрами: пословицами и поговорками, плясовыми и хороводными песнями, лирическими песнями[251]. Особенно значительна роль последних:

традиционная песенная лирика помогла становлению частушки как лирического жанра. Частушка использовала уже готовую песенную символику. В ней появляются цветущие или увядшие цветы, заросшая дорожка к милой, тоскующая кукушка, горькая осина, белая береза, речка быстрая, калина, малина, месяц ясный, звездочка небесная... Вместе с образами в частушку пришли постоянные эпитеты, в том числе выразительные (ретиво сердце). Живая разговорная основа языка частушек сочетается в них с выразительными средствами старинной русской песни. Частушки используют сравнения:

Поедешь, миленький, жениться.

Брось на полюшке платок.

Вся любовь наша завянет,

Как неполитый цветок.

Метафоры:

Я запру свое ретивое

Двенадцати ключам,

чтобы старый ягодиночка

не снился по ночам.

Метонимии:

Забываю, забываю,

Нет, не забывается.

Рубаха бела, чуб налево

Часто вспоминаются.

Олицетворения:

Я от горя убегаю —

Горе все меня найдет.

Я от горя — в сине море, —

Горе лебедью плывет.

Формулу невозможного:

Я не буду больше плакать,

глаза карие мочить, —

Синя моря не наполнить

И любовь не воротить.

Гиперболы:

Шел я полем, торопился.

Из-под ног огонь летел.

На милашку рассердился —

Разорвать ее хотел.

В юмористических и сатирических частушках гипербола создает смеховое начало:

Едет милый по базару,

Всем он улыбается.

Оказалось — зубы вставил.

Рот не закрывается.

По композиции частушки делятся на одночастные и двухчастные. Одночастные имеют сквозное развитие темы. Например:

На германской на границе.

На высокой горочке

Перевязывает раны

Санитарка дролечке.

В двухчастных строфа отчетливо распадается на две части с резкой паузой между ними. На построение двухчастной частушечной строфы воздействовал песенный прием психологического параллелизма. Иногда это очевидно:

Неужели позавянет

На горе зеленый сад?

Неужели не воротится

Любовь наша назад?

В двухчастных частушках встречается параллелизм с одним персонажем в обеих частях:

Будет, будет, поносила

Белого и синего.

Будет, будет, полюбила

Милого красивого.

Нередки двухчастные частушки, в которых части противопоставлены по смыслу (см. приведенный выше спев "Семеновны"). Исследователи заметили тяготение частушек к формальному параллелизму — когда при сопоставлении частей не требуется устанавливать символическую или логическую связь между ними. Такими, например, являются многие частушки, использующие общий запев "С неба звездочка упала... ".

Происхождение этого образа связано с традиционной свадебной лирикой, в которой "упавшая звездочка" символизировала отлучение невесты от ее рода. Этот образ (наряду с другим: "Светит месяц, светит ясный...") заимствовали из свадебной поэзии плясовые песни, а позже — связанные с народной пляской частушки[252].

В целом можно отметить, что композиция строфы всегда закрепляет смысловую и формальную законченность частушки.

ФОЛЬКЛОР РАБОЧИХ

Фольклор рабочих (рабочий фольклор) — устные народные произведения, которые были созданы в рабочей среде или усвоены ею и переработаны настолько, что стали отражать духовные запросы именно этой среды.

Устный репертуар рабочих был значительно шире собственно рабочего фольклора. Еще в XIX в., а также позднее, в среде рабочих записывали крестьянские песни, сказки, пословицы и поговорки, обрядовую поэзию. Исследователями было отмечено, что эти произведения начинали трансформироваться, выражать жизненные интересы рабочих, их идеалы. Например, традиционный свадебный обряд, записанный от солеваров Прикамья, содержал величальную песню жениху, в которой тот прославлялся как мастеровой-умелец[253]. Подобные факты свидетельствовали о том, что фольклор рабочих, особенно на ранних этапах, формировался на почве культурной традиции, созданной патриархальной деревней.

Однако, в отличие от частушки, фольклор рабочих не превратился в национальное, общерусское явление. Его характерная особенность — локальность, замкнутость в пределах той или иной промышленной территории. Рабочие фабрик, заводов и рудников Петрозаводска, Донбасса, Поволжья, Урала, Алтая, Сибири почти не знали устных произведений друг друга.

Процесс создания новых произведений рабочего фольклора также был своеобразным. В большинстве случаев они имели авторов — непрофессиональных поэтов-самоучек. Утратив связь с устной народной культурой, эти люди лишь поверхностно приобщились к культуре городской, книжной и пытались ей подражать, что не могло не сказаться на художественном уровне произведений. Вероятно, потому, что он был невысок, произведения рабочего фольклора не имели большого количества вариантов. К примеру, одна из ранних рабочих песен, созданная сибирскими рудокопами близ Барнаула — "О, се горные работы ", в полном виде была записана только трижды (см. в Хрестоматии).

В фольклоре рабочих преобладали песенные жанры. В песнях изображались тяжелые условия труда и быта простого рабочего, которым контрастно противопоставлялась праздная жизнь Угнетателей — владельцев предприятий, надсмотрщиков. Песни

отличались приземленностью, натурализмом, почти документальным описанием процессов труда. Их лексика — бытовая, насыщенная профессиональными терминами. По форме это монологи-жалобы. Песни имели силлабо-тонический стих, литературные способы рифмовки и, как правило, четырехстрочные куплеты.

Образцы песенного творчества рабочих (вместе с деревенскими частушками) одним из первых опубликовал и прокомментировал Г. И. Успенский. Он писал: "В руках моих находятся несколько песен рабочих в шахтах, и получены они с Юга и Екатеринославской губернии. <...>

Вот рабочий день шахтера. На Дону открыли знаменитые залежи антрацита и тотчас же принялись за разработку.

Там прорыты ямы, норы.

Там работают шахтеры.

Одна яма там такая,

Огромадная, большая —

Сорок сажен глубины,

Три аршина ширины!

Сверху здания большие.

Там машины паровые

И канаты дротяные.

В них проведен там шнурок,

Наверху висит звонок;

Только дернешь за шнурок,

Сверху вдарит молоток,

Верховой дает свисток.

Не успел он просвистать —

Накопилось — негде, встать!

В шахту всех нас швыронуло!

Не успел сказать и слово.

Уж кричат: "Слезай, готово!"

По продольным разошлись.

За работушку взялись, —

Распроклята жизнь шахтера!

День и ночь мы работаем,

Ровно в каторге сидим,

День и ночь мы со свечами

Смерть таскаем за плечами!

Один Бог небесный с нами.

Никакой нужды не знаем!

По продольным мы гоняем.

Спину все себе сдираем!

Один Бог небесный с нами,

Никакой нужды не знаем!

Вот как описывается гибель шахтера, которого слишком второпях тащат из шахты. Садясь в бадью,

С белым светом он простился:

"Прощай, солнце, прощай, месяц,

прощай, белая заря!

Все премилые друзья!"

Вдруг бадейка всколыхнулась —

В шахту бедный полетел..

. А вот как живут шахтеры:

<...>Что шахтерски жизнь проклята.

не ведает про то?¹

В Божью церковь он не ходит,

Он не знает про нее.

День и ночь он работает,

Ровно в каторге всегда!

Придет праздник-воскресенье —

Уж шахтер до свету пьян!

В кабачок бежит детина —

Словно маковка цветет;

С кабака ползет детина —

Как лутошечка гола!

Ой, гола-гола-гола —

В чем мамаша родила!

Кабак и ободрение пропащего житья — единственно вот в чем русский рабочий совершенно справедливо видит облегчение своего каторжного труда. Никаких иных перспектив он и не подозревает даже. Неведомая сила вытаскивает его из дому и тащит его в яму, под землю, на сорок сажен глубины. Он с испугом озирается кругом: "Прощай, солнце! Прощай, месяц! Прощай, милые друзья!.." Он день и ночь во тьме, с ободранной спиной. И что впереди? Так ли будет всегда? Не видно, чтобы он хоть на минуту допустил мысль о каком-нибудь изменении в своей участи. <„> Страшное дело этот "рабочий вопрос" вообще, но наше решение его единственно только при помощи кабака слишком уж просто"[254].

Частушка была популярна в рабочей среде — она живо реагировала на общественно-политические события, нередко приобретая сатирическую окраску:

Сколь народу, сколь народу.

Сколь народу мучится!

А у наших у хозяев с жиру брюхо пучится.

Приемы традиционной народной лирики в рабочих частушках выветривались. Как отмечала Н. П. Колпакова, частушки на острые социальные темы были "построены полностью на самых обычных интонациях разговорной (хотя очень часто и озлобленной) речи, с будничной лексикой, с той системой синтаксиса, которая ничем не отличается от построения прозаических фраз. <...> Это была частушка малопоэтичная, но правдивая и резкая, суровая без прикрас, четкая по мысли и социальной остроте, не прикрытой никакими поэтическими уподоблениями и сравнениями"[255].

Прозаические жанры рабочих были представлены преданиями, легендами, сказками, а также их промежуточными, переходными формами.

С легкой руки писателя П. П. Бажова в фольклористику для определения рабочей прозы вошел термин "сказ", который, как позже было установлено, не обозначал никакого нового фольклорного явления. По этому поводу С. Н. Азбелев писал следующее: "Некоторые исследователи давно уже утверждали, что новый жанр прозаического фольклора не только возник, но и процветает — это жанр "сказов". Выяснилось, что эти исследователи по существу выдавали желаемое за действительное. "Сказы" оказались преданиями, легендами, сказками, воспоминаниями, т. е. жанрами, которые существуют уже многие сотни лет. Современные исследователи рабочего фольклора пока не привели данных, которые действительно бы свидетельствовали о возникновении новых жанров"[256].

Среди произведений несказочной прозы рабочих значительное место занимали предания. В них рассказывалось об основателях промышленных предприятий (например, о Никите Демидове, построившем в XVIII в. первые заводы на Урале). Сохранялись семейные предания о рабочих династиях. В местах, по которым прокатилась крестьянская война под предводительством Пугачева (1773—1775 гг.), рассказывали предания об этих событиях..

Рабочие создали социально-утопические легенды о благородных разбойниках — народных заступниках (Сороке, братьях Бе-лоусовых и др.). У героев этих легенд, как правило, были реальные жизненные прототипы.

Условия Урала, Сибири и других мест, где рабочие жили в окружении суровой и дикой природы, привели к возрождению языческих верований.

Д. К. Зеленин, записывавший сказки в начале XX в. в районе Каш-тымско-Каслинских заводов Екатеринбургского у., в предисловии к сборнику "Великорусские сказки Пермской губернии" писал: "Занятая Уральским хребтом, его разветвлениями и отрогами, гористая и лесная местность в громадной своей части необитаема как непригодная для земледельческой культуры. Она известна у местных жителей под именем "Урала, и слово это понимается здесь не в смысле определенного горного хребта, а в смысле дикого, необитаемого и малодоступного места. Дремучие, необозримые леса в этом "Урале", часто еще и поднесь не тронутые топором дровосека, глубокие долины, каменные вершины и скалы, богатство животного царства, особенно же змей, ящериц и насекомых, жизнь коих народу совершенно неведома; наконец, обилие больших и малых озер с их камышистыми берегами и каменными необитаемыми островками, — все это не могло не производить на обитающего тут человека впечатление чего-то таинственного, волшебного; все это должно было направлять воображение местного жителя в таинственный мир неведомого и чудесного, усиленно питать веру в близость этого чудесного и таинственного"[257].

Среди рабочих возникли мифологические рассказы о хозяевах недр (см. в Хрестоматии сибирскую быличку о Горном Батюшке), о природных богатствах и тех умельцах, которые смогли их взять из земных недр. Подобными рассказами уральских рабочих воспользовался писатель П. П. Бажов ("Малахитовая шкатулка").

Сказки рабочих, известные в очень небольшом количестве, представляли собой занимательные повествования, близкие анекдоту (см. в Хрестоматии "Кузнец и черт "). Они изображали адскую, каторжную жизнь рабочих и сатирически рисовали владельца завода. Чудесное в этих сказках представало как сатирическая метафора.

У рабочих бытовали многие общенародные пословицы и поговорки, которые, как и повсюду в живой речи, приспосабливались к новым условиям. По их образцу создавались собственно рабочие изречения, специфичные по содержанию. В пословицах рабочих ценилось профессиональное мастерство и умение (Всякая работа мастера хвалит), подчеркивалось, что мастерству надо учиться (Кукушка — не ястреб, а неуч — не мастер). Пословицы рассказывали о тяжелых условиях жизни рабочего человека (Батюшка Питер бока наши повытер, братцы-заводы унесли годы, а матушка-канава совсем доконала; золото добываем, себе могилу копаем; хлеб и вода — шахтерская еда). Отрицательную характеристику получали хозяева (Хозяину чужое горе не горько; кому чай да кофей, а нам чад да копоть).

В конце XIX — начале XX в. в рабочей среде возникли пословицы о политических событиях, например о расстреле демонстрации перед Зимним дворцом в 1905 г. (Ко дворцу шли просители, а от дворца мстители; пятый год фабрикантам даром не пройдет). Некоторые пословицы этого периода напоминали лозунги (Дай песне волю — она тюрьмы раскроет, непорядок разроет), а также иносказательные призывы (Руби столбы, заборы сами повалятся).

Со временем в пролетарскую среду быстро вошла книга, потеснив устную поэзию. С 60-70-х гг. XIX в. в песенный репертуар рабочих через пропагандистские газеты и журналы начали проникать стихотворения поэтов-революционеров, в которых преследовались политические, агитационные цели. Народник П. А. Лавров на мелодию и размер французской "Марсельезы" создал стихотворение "Отречемся от старого мира". Появились созданные марксистами революционные гимны и марши, также нередко имевшие свои литературные образцы ("Варшавянка" Г. М. Кржижановского, "Смело, товарищи, в ногу" П. А. Ради-на, "Интернационал" А. Коца и др.). Они исполнялись на маевках и демонстрациях.