Мужские воины и курьер тоже могут образовывать независимую единицу из четырех человек или же действовать как отдельные существа в зависимости от обстоятельств. 1 страница

Следующий приказ, полученный Нагуалем и его партией, состоял в том, чтобы найти еще трех курьеров. Они могли быть женщинами или мужчинами, либо же составлять смешанную группу, но все мужчины должны быть из четвертой группы – помощниками, а все женщины должны представлять Юг.

Чтобы быть уверенным, что Нагуаль-мужчина поведет свою партию к свободе, а не отклонится от пути и не окажется совращенным, Орел поместил Нагуаля-женщину в ином мире, чтобы она служила маяком, ведя всю партию к выходу.

Затем Нагуалю и его воинам было приказано забыть. Они были брошены во тьму, и перед ними были поставлены новые задачи: задача вспомнить себя и задача вспомнить Орла.

Команда забыть была настолько сильной, что все разделились. Они не помнили, кем они были. В намерение Орла входило, что если они окажутся способными вновь вспомнить самих себя, то они обретут целостность себя. Только тогда у них появились бы сила и выдержка, необходимые для того, чтобы искать и встретить лицом к лицу свое окончательное (решающее) путешествие.

Их последней задачей после того, как они восстановят свою целостность, было разыскать новую пару двойных существ и преобразовать их в нового Нагуаля-мужчину и Нагуаля-женщину, посредством открытия им правила. И точно так же, как первый Нагуаль мужчина и Нагуаль-женщина были снабжены минимальной партией, они должны были снабдить новую пару Нагуалей четырьмя женскими воинами, которые представляли бы собой сталкеров, тремя мужскими воинами и одним мужчиной-курьером.

Когда первый Нагуаль и его партия были готовы пройти через проход, первая женщина-нагуаль ждала, чтобы провести их. Потом им было приказано взять новую женщину-нагуаль с собой, в иной мир, чтобы она служила маяком своим людям, оставляя нового Нагуаля в мире, чтобы повторить цикл.

В мире минимальное количество воинов под руководством Нагуаля равно 16: восемь женских воинов, четыре мужских воина, считая Нагуаля, и четыре курьера. В момент покидания мира, когда к ним присоединяется новая женщина-нагуаль, число воинов партии Нагуаля составляет 17. Если его личная сила позволит ему иметь больше воинов, то может быть добавлено число, кратное четырем.

 

Я потребовал от дона Хуана объяснить, как правило стало известно человеку. Он растолковал, что правило бесконечно и охватывает каждую грань поведения воина. Интерпретация и накопление правила является работой видящих, чьей единственной задачей из века в век было видеть Орла, наблюдать за его бесконечным потоком. Из своих наблюдений видящие сделали вывод, что если светящаяся оболочка, заключающая человеческие качества (существа) сломана, то возможно найти в Орле слабое отражение человека. Тогда непреложные указания Орла могут быть восприняты видящими, правильно истолкованы ими и накоплены в форме руководства.

Дон Хуан объяснил, что правило – это не сказка, и что перейти к свободе не означает вечной жизни в том смысле, как обычно понимается вечность – как вечная жизнь.

Правило утверждает то, что возможно сохранить осознание, которое обычно сдается в момент умирания. Дон Хуан не мог объяснить, что это значит – сохранить такое осознание, возможно, он даже не представлял себе этого.

Его бенефактор говорил ему, что в момент перехода человек входит в третье внимание, и тело во всей его полноте загорается знанием. Каждая клетка мгновенно осознает себя и целостность всего тела.

Его бенефактор говорил также, что это осознание бессмысленно для нашего, мыслящего отделенными друг от друга отсеками ума. Поэтому суть борьбы воина состоит не столько в том, чтобы осознать, что переход, о котором говорит правило, означает переход к третьему вниманию, сколько в том, чтобы постичь, что такое осознание вообще существует.

Дон Хуан сказал, что сначала правило было для него чем-то таким, что находится исключительно в царстве слов. Он не мог вообразить, каким образом правило может входить в фактический мир и его законы. Однако под эффективным руководством своего бенефактора и после напряженной работы он в конце концов ухватил истинную природу правила и полностью принял его как ряд прагматических указаний, а не просто как миф. С этого момента у него не было проблем в том, что касалось реальности третьего внимания. Единственная преграда на его пути выросла из-за его полной убежденности, что правило – это карта, с которой он должен сверяться, чтобы в буквальном смысле найти в мире проход. Каким-то образом он, без всякой на то надобности, задержался на первом уровне развития воина.

В результате собственная работа дона Хуана как лидера и учителя была направлена на то, чтобы помочь ученикам, а в особенности мне, избежать повторения его ошибки. Работая с нами, он добился успеха в том, что провел нас через три стадии развития воина, ни на одной не делая чрезмерного акцента. Сначала он вел нас к принятию правила как карты, затем к пониманию того, что можно достичь высшего осознания, раз оно существует, и, наконец, привел нас к фактическому проходу в иной, скрытый мир осознания.

Для того, чтобы провести нас через первую стадию, стадию принятия правила как карты, дон Хуан взял ту его часть, которая относится к Нагуалю и его роли, и показал, что все в ней соответствует неоспоримым фактам.

Он добился этого, позволив нам, пока мы находились в состоянии повышенного осознания, иметь неограниченные контакты с членами его собственной группы, представлявшими собой живые воплощения восьми типов людей, описанных правилом. В ходе общения с ними нам были открыты еще более сложные и содержательные аспекты правила, пока, наконец, мы не поняли, что пойманы в сеть чего-то такого, что мы сначала рассматривали как миф, но что, в сущности, было картой.

Дон Хуан рассказал нам, что в этом аспекте его случай был идентичен нашему. Его бенефактор помог ему пройти через эту стадию, разрешив точно такое же общение. С этой целью он постоянно переводил его то в левое, то в правое осознание, так же, как поступал с нами дон Хуан.

На левой стороне он познакомил его с членами своей собственной группы: с восемью женскими и тремя мужскими воинами и четырьмя курьерами, которые были, как и полагается, точнейшими образцами типов, описанных правилом. Эффект знакомства и общения с ними был для дона Хуана потрясающим. Это не только заставило его рассматривать правило как фактическое руководство, но и дало ему возможность понять масштаб неизвестных возможностей.

Он сказал, что к тому времени, когда все члены его собственной группы уже были набраны, он настолько основательно стоял на пути воина, что воспринял как само собой разумеющееся тот факт, что без каких-либо особых усилий с чьей-нибудь стороны они оказались точной копией партии воинов его бенефактора. Сходство их личных вкусов, предпочтений и прочего не было результатом подражания. Дон Хуан считал, что они принадлежали, как отмечено правилом, к особым группам людей, имеющих одинаковые исходные данные и одинаковую отдачу [12]. Единственными различиями среди членов одной и той же группы были высота и тембр их голоса, звук их смеха.

Стараясь объяснить мне последствия общения с воинами его бенефактора, дон Хуан обратил особое внимание на существенную разницу между его бенефактором и им самим в том, как они истолковывали правило, а также в том, как они вели и учили других воинов принимать его в качестве карты. Он сказал, что существует два типа интерпретаций – универсальная и индивидуальная. Универсальное толкование принимает установки основного отдела правила такими, какими они есть. Для примера можно было бы сказать, что Орлу нет никакого дела до человеческих действий, и всё же он предоставил человеку проход к свободе.

Индивидуальная же интерпретация является тем заключением, к которому приходят видящие, используя универсальные интерпретации как исходные посылки. Например, вследствие отсутствия у Орла интереса, я должен убедиться, что мои шансы достичь свободы возрастают благодаря, возможно, моей преданности.

Согласно дону Хуану, он и его бенефактор были совершенно разными в отношении тех методов, которыми они пользовались, чтобы вести своих подопечных. Дон Хуан говорил, что методом его бенефактора была суровость. Он вёл железной рукой и, следуя своему убеждению, что с Орлом ни о каких даровых подаяниях не может быть и речи, он ни для кого ничего не делал напрямую. Вместо этого он активно помогал каждому помогать самому себе. Он считал, что дар свободы, пожалованный Орлом, не ниспосланная благодать, а только шанс получить шанс.

Дон Хуан, хотя и признавал достоинства метода своего бенефактора, не был с ним согласен. Позднее, уже став самостоятельным, он сам увидел, что при этом методе тратится драгоценное время. Для него более уместным было поставить каждого перед определенной ситуацией и заставить принять ее, а не дожидаться, пока каждый станет готовым встретить ее самостоятельно. В этом и состоял его метод взаимодействия со мной и другими учениками.

Для дона Хуана событием, на примере которого было видно огромное значение этой разницы в руководстве, было его обязательное взаимодействие с воинами своего бенефактора. Команда правила состояла в том, что его бенефактор должен был найти для дона Хуана сначала женщину-нагуаль, а затем четырех женщин и четырех мужчин, которые составили бы его партию воинов. Его бенефактор видел, что дон Хуан не имеет еще достаточной личной силы, чтобы принять на себя ответственность за женщину-нагуаль, поэтому он изменил последовательность и попросил женщин своей собственной партии найти для дона Хуана сначала четырех женщин, а затем четырех мужчин.

Дон Хуан признался, что был захвачен идеей такой перестановки. В его понимании эти женщины предназначались ему, что по его представлению означало сексуальные отношения. Он, однако, необдуманно поделился своими предвкушениями с бенефактором, и тот немедленно познакомил дона Хуана с мужчинами и женщинами своей партии, предоставив ему самому общаться с ними.

Для дона Хуана встреча с этими воинами была настоящим испытанием, и не только потому, что они намеренно жестко контактировали с ним, но и потому, что сама природа такой встречи должна была быть прорывом.

Дон Хуан сказал, что взаимодействие в левостороннем осознании не произойдет, если не все участники разделяют это состояние. Именно поэтому он переводил нас в левостороннее осознание только в тех случаях, когда мы должны были встречаться с его воинами. Этой процедуры придерживался и его бенефактор, взаимодействуя с ним.

Дон Хуан кратко рассказал мне о том, что произошло во время его первой встречи с членами группы его бенефактора. Он считал, что я, возможно, смогу использовать его опыт, хотя бы как пример того, чего можно ожидать. Он сказал, что мир его бенефактора был удивительно упорядоченным. Членами его партии были индейские воины со всех концов Мексики. В то время, когда он их встретил, они жили в отдаленном горном районе южной Мексики.

Когда дон Хуан добрался до их дома, его встретили две очень похожие друг на друга особы, самые крупные индейские женщины, каких он когда-либо встречал. Они были угрюмы и мрачны, но все же черты их были очень приятными. Когда он попытался пройти между ними, они зажали его между своими огромными животами, схватили за руки и начали избивать. Они швырнули его на землю и уселись сверху, едва не раздавив ему грудную клетку. Они продержали его без движения более 12 часов, препираясь с его бенефактором, который должен был без остановки говорить всю ночь напролет, пока, наконец, утром они не отпустили дона Хуана. Больше всего его испугала непреклонность в глазах этих женщин. Он думал, что с ним уже все кончено, что они будут сидеть на нем, пока он не умрет, что, по их словам, они и собирались сделать.

В нормальных условиях после этого должен был последовать перерыв в несколько недель, прежде чем знакомиться с другими воинами, но из-за того, что его бенефактор хотел оставить его в их среде, дон Хуан немедленно был отведен на встречу с другими. Его познакомили со всеми в один день, и они отнеслись к нему как к грязи. Они утверждали, что он – неподходящий для работы человек, что он слишком неотесан и глуп, молод годами, но уже ведет себя, как старик. Его бенефактор блестяще выступал в его защиту. Он говорил им, что они могут изменить эти условия и что как для них, так и для дона Хуана должно быть высшим удовольствием принять такой вызов.

Дон Хуан сказал, что его первое впечатление оказалось правильным. С этих пор для него существовала только работа и бесконечные трудности. Женщины видели, что дон Хуан был неуправляемым и что ему нельзя было доверить выполнение такой сложной и деликатной задачи, как вести четырех женщин. Поскольку сами они были видящими, они сделали собственную интерпретацию правила и решили, что дону Хуану сначала будут полезны четверо мужских воинов, а затем уже четверо женских. Дон Хуан сказал, что их видение было верным, потому что для того, чтобы иметь дело с женскими воинами, Нагуалю надо было находиться в состоянии совершенной личной силы, состоянии безмятежности и контроля, в котором человеческие чувства играют минимальную роль, состоянии, которое в то время было для него непостижимым.

Его бенефактор поместил его под непосредственное наблюдение двух своих западных женщин, самых свирепых и бескомпромиссных воинов из всех. Дон Хуан сказал, что все западные женщины, в полном соответствии с правилом, безумствуют и что о них надо заботиться. Под давлением сновидения и сталкинга они теряют правую сторону, свой рассудок. Их ум легко воспламеняется из-за необыкновенной обостренности левостороннего осознания. Потеряв рассудочную сторону, они становятся несравненными сновидящими и сталкерами, поскольку их больше не сдерживает никакой рациональный балласт.

Дон Хуан сказал, что эти женщины излечили его от похоти. В течение шести месяцев он большую часть времени проводил в корсете, подвешенный к потолку их сельской кухни, как коптящийся окорок, пока окончательно не очистился от мыслей о достижениях и личном удовлетворении.

Дон Хуан объяснил, что кожаный корсет – превосходный способ для излечения от некоторых болезней, не являющихся телесными.

Идея состоит в том, что чем выше человек подвешен и чем дольше он не имеет возможности коснуться земли, болтаясь в воздухе, тем выше вероятность по-настоящему очищающих последствий.

В то время, пока западные воины очищали его, остальные женщины были заняты розыском мужчин и женщин для его партии. Чтобы справиться с этим, потребовались годы.

Тем временем дон Хуан был вынужден самостоятельно взаимодействовать с воинами его бенефактора. Присутствие этих воинов и контакт с ними настолько его угнетали, что ему начало казаться, будто он никогда не избавится от этого давления. Результатом явилось его полная и буквальная приверженность тексту правила. По словам дона Хуана, он тратил драгоценное время, размышляя о существовании действительного прохода в иной мир. Он рассматривал подобную заботу, как ловушку, которую следует избежать любой ценой. Чтобы уберечь меня от нее, он позволил, чтобы требуемое взаимодействие с членами его группы происходило тогда, когда я защищен присутствием Ла Горды или любого из остальных учеников.

В моем случае встреча с воинами дона Хуана была конечным результатом длительного процесса. О них никогда не упоминалось ранее в случайных беседах с доном Хуаном. Я знал об их существовании единственно потому, что оно вытекало из правила, открываемого мне доном Хуаном по частям. Позднее он признал, что они существуют, и что в конце концов мне придется встретиться с ними. Он подготовил меня к столкновению с ними, дав общие инструкции и указания.

Он предостерег меня от обычной ошибки – переоценки левостороннего осознания, ослепления его ясностью и силой. Он сказал, что находиться в левостороннем осознании совсем не означает немедленного освобождения от собственной глупости. Это означает только расширенную способность к восприятию, большую легкость понимания и обучения и, прежде всего, большую возможность забывать.

Когда пришло время познакомить меня с воинами своей партии, дон Хуан дал мне общее описание партии его бенефактора, в качестве путеводителя для меня. Он сказал, что для внешнего наблюдателя мир его бенефактора, в определенное время, казался как бы состоящим из четырех домов.

Первый был образован южными женщинами и курьером Нагуаля; второй – восточными женщинами, ученым и мужчиной-курьером; третий – северными женщинами, человеком действия и другим мужчиной курьером; четвертый – западными женщинами, человеком за сценой и третьим мужчиной-курьером.

В другое время этот мир мог бы показаться состоящим из нескольких групп. Одну образовывали совершенно непохожие друг на друга пожилые мужчины – бенефактор дона Хуана и три его мужских воина. Другую группу составляли четверо очень похожих друг на друга мужчин-курьеров. Следующая состояла из двух пар женщин близнецов, живущих вместе, которыми были южные и восточные женщины, и двух других пар женщин, кажущихся сестрами, которыми были северные и западные женщины.

Эти женщины не были родственницами – они просто выглядели одинаково из-за невероятно огромной личной силы, которой обладал бенефактор дона Хуана. Дон Хуан описывал южных женщин как двух мастодонтов устрашающего вида, но очень дружелюбных. Восточные женщины были очень красивы, свежи и забавны, действительно услаждая слух и взор. Северные женщины были исключительно женственными, рисующимися, кокетливыми, озабоченными своим возрастом, но в то же время ужасно прямыми и нетерпеливыми. Западные женщины временами были безумны, но в другое время представляли собой воплощение жесткости и целеустремленности. Именно они больше всего беспокоили дона Хуана, потому что у него в голове не укладывалось, как они, будучи столь трезвы, добры и дружелюбны, в любой момент могут потерять свою выдержку и буквально обезуметь. Мужчины же ничем не запомнились дону Хуану. Он не видел в них ничего примечательного. Казалось, они были всецело поглощены потрясающей силой решимости женщин и всеподавляющей силой его бенефактора.

Что касалось его личного пробуждения, дон Хуан говорил, что, будучи брошен в мир своего бенефактора, он осознал, насколько легко и удобно ему было идти по миру без всяких самоограничений. Он понял, что заблуждался, считая, будто его цели являются единственно стоящими из всех, какие только может иметь человек. Всю свою жизнь он был нищим, и поэтому его всепоглощающая амбиция сводилась к тому, чтобы иметь материальные блага, быть кем-то. Он был настолько занят своим желанием вырваться вперед и отчаянием из-за отсутствия успеха, что у него не было времени осмотреться и хоть что-нибудь проверить. Он с радостью примкнул к своему бенефактору, ибо понял, что ему предоставляется возможность что-то сделать из самого себя. Уж если не остается ничего иного, думал он, то тут есть возможность научиться быть магом. Он представлял себе, что погружение в мир его бенефактора было для него подобно эффекту испанского завоевания индейской культуры. Оно разрушило все, но в то же время заставило его провести раздробляющее исследование самого себя.

 

Моей реакцией на подготовку к встрече с партией воинов дона Хуана были, как ни странно, не благоговение и страх, а мелочная интеллектуальная озабоченность по двум вопросам. Первое – заявление, что в мире существуют только четыре типа мужчин и женщин. Я возражал дону Хуану, что амплитуда индивидуальной изменчивости людей слишком велика для такой простой схемы. Он не согласился и сказал, что правило окончательно и что для неопределенного числа типов людей в нем нет места.

Вторым вопросом была культурная подоплека знания дона Хуана. Он и сам ее не знал, рассматривая свое знание как продукт своего рода всеиндейский. Его предположение относительно истоков этого знания состояло в том, что когда-то в мире индейцев, задолго до завоевания, управление вторым вниманием пришло в негодность. Оно, вероятно, в течение тысячелетий развивалось без помех и достигло той точки, на которой потеряло свою силу. Практики того времени могли не испытывать надобности в контроле, поэтому второе внимание, не имея ограничений, вместо того, чтобы становиться сильнее, ослабло из-за возросшей усложненности. Затем явились испанские завоеватели и своей превосходящей технологией уничтожили индейский мир.

Дон Хуан сказал, что его учитель был убежден, будто лишь горстка тех воинов выжила, смогла вновь собрать свое знание и перенаправить свою тропу. Все, что дон Хуан и его бенефактор знали о втором внимании, было лишь реставрированной, новой версией, имеющей ограничения, потому что она выковывалась в условиях жесточайшего угнетения.

 

ПАРТИЯ ВОИНОВ НАГУАЛЯ

 

Когда дон Хуан решил, что пришло время познакомить меня с его воинами, они изменил мой уровень осознания. Затем ясно дал мне понять, что он сам никоим образом не будет влиять на то, как меня встретят, и предупредил, что если им взбредет в голову меня избить, то он не сможет их остановить. Они могут делать со мной все, что захотят, но только не убивать. Он вновь и вновь подчеркивал, что воины его партии являются точной копией воинов его бенефактора, но некоторые женщины еще более свирепы, а все мужчины уникальны и могущественны. Поэтому моя первая встреча с ними может быть похожей на падение вниз головой.

С одной стороны, я был встревожен и нервничал, но с другой – меня разбирало любопытство. Мысли бешено плясали в моей голове. В первую очередь меня интересовало, как выглядят эти воины.

Дон Хуан сказал, что у него есть выбор – или направить меня на запоминание сложного ритуала, как это было сделано с ним самим, или же сделать встречу предельно произвольной. Он ожидал знака, чтобы решить, какой вариант избрать. Его бенефактор делал нечто подобное, только он настоял, чтобы дон Хуан научился ритуалу до того, как появится знак. Когда дон Хуан высказал свои сексуальные мечты о том, как он будет спать с четырьмя женщинами, его бенефактор истолковал это как знак, отбросил ритуал и кончил тем, что препирался, как торговец свиньями, из-за жизни дона Хуана.

В моем случае дон Хуан хотел получить знак прежде, чем учить меня ритуалу. Этот знак был дан, когда мы с ним проезжали пограничный городок в Аризоне, и полицейский остановил машину. Полицейский решил, что я – незаконно въехавший иностранец. Лишь после того, как я предъявил ему свой паспорт, который он счел вначале поддельным, и другие документы, он разрешил нам ехать дальше. Все это время дон Хуан сидел на переднем сидении рядом со мной, и полицейский как будто не замечал его. Он был сфокусирован исключительно на мне. Дон Хуан решил, что это и есть тот знак, которого он ждал. Он истолковал его так, что мне будет очень опасно привлекать к себе внимание, и сделал вывод, что мой мир должен быть миром совершенной простоты и открытости. Сложный ритуал и помпезность для меня не подходили. Он заметил, однако, что минимальное соблюдение ритуала при знакомстве с его воинами будет в порядке вещей. Я должен начать с приближения к ним со стороны юга, потому что именно в этом направлении идет непрекращающийся поток силы. Жизненная сила течет к нам с юга и оставляет нас, уходя на север. Он сказал, что единственный вход в мир Нагуаля идет через юг и что ворота образованы двумя женскими воинами, которые будут приветствовать меня и позволят мне пройти, если сочтут это возможным.

Он привез меня в город центральной Мексики, к дому на окраине. Когда мы пешком со стороны юга приблизились к нему, я увидел двух массивных индеанок, стоявших в полутора метрах друг от друга, лицом к лицу. Они находились примерно в 10-12 метрах от двери дома, стоя на твердой, спекшейся почве.

Женщины выглядели необыкновенно мускулистыми и крепко сбитыми. У обеих были иссиня-черные волосы, заплетенные в длинную косу. Они походили друг на друга, как сестры: одинакового сложения, примерно 160 см. ростом и до 70 кг. весом. Одна из них была очень темной, почти чернокожей, другая – намного светлее. На них была типичная одежда индейских женщин центральной Мексики – длинное свободное платье, шаль и самодельные сандалии.

Дон Хуан остановил меня в метре от них. Он повернулся сам и заставил меня повернуться к женщине слева от нас. Он сказал, что ее зовут Сесилией и что она сновидящая. Затем он резко повернулся, не дав мне времени что-либо сказать, и заставил меня стать лицом к более темной женщине. Он сообщил, что ее имя Делия и она сталкер. Женщины кивнули мне. Они не улыбнулись, не двинулись пожать мне руку и не сделали ни одного приглашающего жеста.

Дон Хуан прошел между ними, как если бы они были двумя опорными столбами ворот. Он сделал несколько шагов и обернулся, как бы ожидая, что женщины пригласят меня пройти между ними. Секунду женщины спокойно смотрели на меня. Затем Сесилия пригласила меня войти, как если бы я стоял на пороге настоящего дома.

Дон Хуан показывал дорогу к дому. У входной двери мы встретили очень худощавого мужчину. На первый взгляд он выглядел молодым, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что ему около шестидесяти. Он производил впечатление постаревшего ребенка – небольшого роста, худощавый, с проникновенными темными глазами. Он был подобен эльфу или тени. Дон Хуан представил его мне как Эмилито, сказав, что это его курьер, помощник во всех делах, который будет рад приветствовать меня сам.

Мне показалось, что Эмилито действительно наиболее подходящее существо, чтобы приветствовать кого бы то ни было. Его улыбка излучала радушие, зубы были идеально ровными. Он пожал мне руку, вернее, скрестил обе свои руки, обхватив ими обе мои. Казалось, он преисполнен удовольствия. И можно было поклясться, что он в экстазе от радости видеть меня. Его голос был очень мягким, а глаза светились.

Мы прошли в большую комнату. Там находилась еще одна женщина. Дон Хуан сказал, что ее имя Тереза и что она является курьером Сесилии и Делии. Ей было, вероятно, чуть больше двадцати лет, и выглядела она как дочь Сесилии. Она была спокойна и молчалива, но очень дружелюбна. Мы прошли за доном Хуаном в заднюю часть дома, где располагалась крытая веранда. Стоял теплый день. Мы сели за стол и после скромного обеда разговаривали, пока не перевалило за полночь.

Эмилито был за хозяина. Он очаровывал и развлекал всех своими экзотическими рассказами. Женщины раскрылись. Они были для него великолепными слушателями. Слышать их смех доставляло подлинное наслаждение. Они были поразительно мускулистыми и телесно живыми. В одном месте, когда Эмилито сказал, что Сесилия и Делия являются для него как бы двумя матерями, а Тереза – дочкой, они схватили его и подбросили в воздух, как ребенка.

Из двух женщин Делия выглядела более рассудительной, более земной. Сесилия же была, пожалуй, более отчужденной, но она, казалось, обладала большей внутренней силой. Она производила впечатление более нетерпимой или более нетерпеливой. Ее вроде бы раздражали некоторые из рассказов Эмилито.

Тем не менее, она была явно заинтригована, когда он рассказывал свои, так называемые, «истории вечности». Каждую историю Эмилито начинал словами: «Знаете ли вы, дорогие друзья, что…». История, которая произвела на меня наибольшее впечатление, была посвящена неким существам, по его словам, существующим во вселенной и сильно напоминающим людей, но не являющимися ими. Эти существа были всецело захвачены движением и обладали способностью заметить малейшее колыхание внутри себя или снаружи. Они были настолько чувствительны к движению, что это стало их проклятием. Движение причиняло им такую боль, что пределом их мечтаний являлось обретение покоя.

Эмилито пересыпал свои легенды вечности самыми непристойными шутками. Из-за его необычайного дара рассказчика я понимал каждую из его историй как метафору или притчу, при помощи которой он нас чему-нибудь учил.

Дон Хуан сказал, что Эмилито просто докладывает о том, чему он был свидетелем в своих путешествиях по бесконечности. Роль курьера состояла в том, чтобы путешествовать впереди Нагуаля, подобно лазутчику в военных операциях. Эмилито уходил к границам второго внимания, и все, чему он являлся свидетелем, затем сообщал остальным.

 

Вторая встреча с воинами дона Хуана прошла так же без осложнений, как и первая. Однажды дон Хуан перевел меня в повышенное осознание и сказал, что меня ждет вторая встреча. Он велел мне ехать в город Закатекас в северной Мексике. Мы прибыли туда ранним утром. Дон Хуан сказал, что здесь у нас будет просто остановка и что нам надо передохнуть до завтрашнего дня, когда нам нужно будет прибыть на вторую официальную встречу, чтобы познакомиться с восточными женщинами и воином-ученым из его партии. Потом он растолковал мне тонкий и запутанный момент выбора. Он сказал, что мы встретили Юг и курьера в середине второй половины дня, потому что он сделал индивидуальную интерпретацию правила и выбрал этот час как символизирующий ночь. Юг в действительности был ночью, теплой, дружелюбной, уютной ночью, и на самом деле мы должны были бы идти на встречу с теми двумя южными воинами после полуночи. Однако это оказалось бы для меня неблагоприятным, потому что я имел направленность к свету, к оптимизму – тому оптимизму, который сам гармонично трансформируется в загадку тьмы. Он сказал, что именно это мы и проделали в тот день. Мы наслаждались компанией друг друга, пока не стало совершенно темно. Я еще удивился тогда, почему никто не зажигает лампу. Дон Хуан сказал, что восток, напротив, является утром, светом и что мы будем встречать восточных женщин завтра в середине утра.