функцией личности является развитие способностей. Можно даже, строго следуя марксистской теории, сравнить способности индивида с основным капиталом данной экономической формации. Итак, перед нами возникает возможность материалистического ритмического анализа личности. Мы видим, например, как в противоположность инертным и чуждым содержанию реальной деятельности структурам, являющимся объектом традиционных концепций характера, становится возможным подойти с научных позиций к движению основного фонда активной личности, который непосредственно согласуется с ритмами, развитием и переломными моментами биографии, который подвергается опасностям социального обесценивания, подчиняется разнородным требованиям обновления, но который также способен к расширенному воспроизводству; короче говоря, проясняется основной аспект конкретной логики процессов индивидуальной жизни. Речь пойдет, в частности, о подходе вплотную к изучению проблем пропорциональности между сектором № I и сектором № 2, ибо всякое возрастание способностей (сектор № 1) требует определенных изменений в непосредственной деятельности (сектор № 2) также с целью высвобождения времени для обучения, как и с целью применения новых способностей в соответствующей сфере деятельности — другими словами, речь пойдет о выработке теории простого и расширенного воспроизводства личности. Но в этом пункте исследования мы неизбежно сталкиваемся с проблемой движущей силы простого или расширенного воспроизводства личной деятельности, т. е. прежде всего с проблемой потребностей. Еще в первой главе мы говорили о том, почему понятие «потребность», хотя оно и является, несомненно, важным научным понятием, не может претендовать на то, чтобы самому играть роль основного понятия в теории развития личности. И тем не менее существует не одна причина, позволяющая судить об этом иначе. Во-первых, разве на самом деле потребности в своей первичной биологической форме не являются как у людей, так и у животных реальной отправной точкой деятельности? Что-то не видно, как можно помешать удовлетворению объективных потребностей организма быть отправной точкой психологической деятельности. Во-вторых, если бесспорно, что у человека потребности получают формы и содержания, все более и более специализированные, а следовательно, все менее и менее первичные по отношению к индивидуальной деятельности, не основной, а скорее продуктом которой они в этом смысле являются, то их производный характер не мешает им с более ограниченной точки зрения каждой конкретной деятельности быть еще и относительными отправными точками: не соответствует ли каждое поведение потребностям, пусть даже потребностям, которые можно объяснить только исходя из предшествующих поведений? Короче говоря, потребности, будучи абсолютными отправными точками в своем начальном биологическом аспекте, сохранили благодаря сложным взаимодействиям развитой личности относительную роль движущих сил. В-третьих, дфже если предыдущие аргументы будут отвергнуты во имя фундаментального приоритета деятельности по отношению к потребности, не придем ли мы к убеждению, как это показывает пример исследователей-марксистов, что у человека деятельность, труд составляют именно первую потребность: разве не писал Маркс, что для человека в коммунистическом обществе «труд перестанет быть только средством для жизни, а станет самой первой потребностью жизни»3, так что не приведет ли нас само оспаривание первичности потребностей к его новому подтверждению?
Невозможно, следовательно, рассматривать основные понятия теории личности, не попытавшись разобраться в проблеме потребностей.
На первый аргумент, согласно которому объективные потребности организма, взятого в его первичной форме, находятся у истоков всякой психологической деятельности, нечего возразить, кроме того, что во всяком реальном развитии, в процессе которого, следовательно, возникают качественно новые реальности, то, что вначале играло первичную роль, роль основы, в высших фазах уже не играет этой роли, так как свойство основных трансформаций состоит именно в перемещении главных противоречий, т. е. движущих сил развития. Не видеть этого — значит оставаться в зависимости от слишком простой концепции развития, отождествляемого с развертыванием абстрактной сущности в неизменном времени, как это можно было часто наблюдать в концепции «прогресса» XVIII века или в концепции «эволюции» XIX века. Мы не хотим этим сказать, что вся человеческая деятельность, даже самая сложная, не основывается в известном смысле на перманентной необходимости удовлетворения элементарных органических потребностей, как это подтверждается, например, всякий раз, когда люди в силу обстоятельств оказываются в более или менее «естественных» условиях жизни: в таких случаях примат органических потребностей в их самой непосредственной форме с особенной силой привлекает к себе внимание; речь идет о том, что его нужно подчеркивать не как «проявление» воображаемой «человеческой природы», которая якобы дремлет, погребенная под социальностью, а как исключительное обнаружение минимальных условий возможности для человека жить или вообще уцелеть. Но особенно важно не путать крайнюю необходимость, которую человеческая деятельность, пусть даже самая сложная, удовлетворяет в этих минимальных условиях, и реальную объяснительную основу этой сложной деятельности, взятой сама по себе, ибо способ, при помощи которого первичные потребности завладевают личностью, сам по себе первичен так мало, насколько это возможно, и если вначале первичные потребности могут играть роль основы, то именно в силу того, что не проявились еще все последствия социальной гоминизации.
