Глава 19. Вельветовая куртка

(Переводчик: Наталья Цветаева; Редактор: [unreal])

Мы тренируемся. Каждое утро я встаю с рассветом и стараюсь не думать о Такере. Я принимаю душ, расчесываю волосы, чищу зубы и стараюсь не думать о нем. Спускаюсь вниз по лестнице и делаю себе фруктовый коктейль – Анжела перевела нас на диету из сырой пищи; она говорит, та чище и лучше для мозга. Я справляюсь с этим, даже добавила в рацион водоросли, которые почему-то напоминают мне о Такере, о том, как мы ловили рыбу. И целовались. Я заглушаю эти мысли. После завтрака я медитирую на переднем крыльце, что является скорее тщетной попыткой не думать о Такере. Потом иду в дом и провожу некоторое время в интернете. Смотрю прогноз погоды, направление и силу ветра и, самое важное, уровень опасности пожаров. В эти последние августовские дни он постоянно отмечен красным или желтым. Все неотвратимей.

В желтые дни я летаю с мешком вокруг крайних деревьев, тренируя свои крылья, каждый раз добавляя веса и стараясь не представлять Такера в моих руках. Иногда присоединяется Анжела, и мы летим рядом, выписывая фигуры в воздухе. Если я сильно стараюсь, если принуждаю себя достаточно долго, мне удается выбросить Такера из головы на несколько часов, а иногда у меня случаются видения, и какое-то время я вообще не думаю о нем.

Анжела заставила меня записывать мои видения. У нее есть специальные таблицы. В те дни, когда Анжела не зависает у меня, помогая, она обычно звонит в районе обеда, и я могу слышать музыку из «Оклахомы!» на заднем плане, пока она допрашивает меня про видения. Анжела даже дала мне маленький блокнот, который я храню в заднем кармане джинс, и, если приходит видение, я должна все бросить (когда у меня видения, я и так все бросаю) и записать его. Время. Место. Продолжительность. Каждую мелочь, которую смогу вспомнить. Каждую деталь.

И только благодаря этому я начала замечать изменения. Сначала мне кажется, что видение всегда одинаковое, раз за разом, но когда я начинаю его записывать, я понимаю, что каждый день в нем появляется что-то другое. Суть все та же: я в лесу, огонь подступает, я нахожу Кристиана, и мы улетаем. Каждый раз на мне надета фиолетовая куртка. Каждый раз на Кристиане черная флисовая кофта. Все это кажется постоянным, неизменным. Но иногда я поднимаюсь на холм под другим углом или нахожу Кристиана стоящим несколько шагов правее или левее того места, где он стоял за день до этого, или мы говорим наши «Это ты», «Да, это я» по-другому или в ином порядке. И печаль, которую я замечаю, изменяется. Иногда я сразу чувствую его боль, в другой же раз не чувствую ничего до тех пор, пока не вижу Кристиана, но затем она накрывает меня, словно разрушительная волна. Порой я плачу, а иногда меня влечет к Кристиану и притяжение между нами перекрывает скорбь. Сегодня мы улетаем в одну сторону, завтра в другую.

Не знаю, как все это объяснить. Анжела думает, вариации могут быть небольшими альтернативными версиями будущего, и каждая основана на выборе, который я однажды сделаю. И сколько же таких выборов мне предстоит сделать? Игрок я в этом сценарии или марионетка? Думаю, в конце это не будет иметь значения. Это то, что есть. Это моя судьба.

В красные дни, когда пожар наиболее вероятен, я летаю вокруг гор неподалеку от дороги Фокс Крик, разведывая и ища следы дыма. Опираясь на направление из моих видений, мы с Анжелой выяснили, что пожар, скорее всего, начнется в горах, охватит Мертвый Каньон и закончится, достигнув дорог Фокс Крик. Поэтому я патрулирую территорию радиусом двадцать пять миль. Я летаю, не боясь, что люди меня увидят. Даже с жалостью к самой себе, в подавленном настроении, это все равно здорово. Я быстро полюбила летать при дневном свете, когда я вижу под собой землю, такую тихую и нетронутую человеком.

Я и правда как птица, видящая свою тень на земле. Я хочу быть птицей. Не хочу думать о Такере.

- Мне жаль, что ты сейчас так несчастна, - сказала мама однажды вечером, когда я бездумно щелкала пультом по каналам. Мои плечи сгорблены печалью. Мое сердце болит. Больше недели я не ела нормальной пищи. Этим утром Анжела решила, что было бы интересно поэкспериментировать и поджечь мой палец спичкой, чтобы проверить, горю ли я. Оказалось горю. И, несмотря на то, что я делаю все, чего она хочет, маленький послушный актер - иронизируя, спасибо Анжеле, благослови ее Господь, но мы с мамой все еще в ссоре. Я не могу ее простить. Точно не знаю, за какую именно часть, но за что-то.

- Видишь эту штуку? Это как крошечный блендер. Ты можешь измельчить чеснок или сделать маргариту, и все это за супер цену в сорок девять девяносто девять, – говорю я, не глядя на нее.

- Частично это моя вина.

Это привлекает мое внимание. Я уменьшаю громкость.

– Как?

- Я запустила тебя этим летом. Позволила тебе быть самой по себе.

- А, ну так это твоя вина, потому что если б ты была внимательнее, то в первую очередь остановила бы меня от свидания с Такером. Убила бы эти отвратительные эмоции в зародыше.

- Да, - сказала она, намеренно не замечая сарказм.

- Спокойной ночи, мам, - говорю я, снова делая телевизор громче. Я включаю новости. Прогноз погоды. Жарко и сухо. Дует горячий ветер. Погода для пожаров. Бури, как в конце недели, когда один удар молнии может заставить гореть все вокруг. Веселые впереди времена.

- Клара, - медленно говорит мама, очевидно не закончив свою исповедь.

- Я все поняла, - отвечаю я резко. – Тебе плохо. А мне надо поспать на случай, если завтра придется исполнять свое предназначение.

Я выключаю телевизор и бросаю пульт на диван, затем встаю и прохожу мимо нее к лестнице.

- Мне жаль, детка, - говорит она так тихо, что я не знаю, хотела ли она, чтобы я это услышала. – Ты даже не представляешь, как мне жаль.

Я останавливаюсь на середине лестницы и оборачиваюсь.

- Тогда расскажи мне, - говорю я. – Расскажи мне свою историю.

- Что тебе рассказать?

- Все. Все, что ты знаешь. Начиная с твоего предназначения. Тебе не кажется, что было бы мило, если бы мы сели за чашкой чая и поговорили о своих предназначениях?

- Я не могу, - отвечает она. Ее глаза темнеют, зрачки расширяются, словно мои слова причиняют ей физическую боль, а потом выражение ее лица становится пустым, как будто она закрывает дверь между нами. В груди становится тесно, частично потому, что меня приводит в бешенство то, как быстро она отгораживается от меня, но еще и потому что это показывает, что она так старается держать меня в неведении, просто не веря, что я смогу выдержать правду.

А это должно значить, что правда ужасна.

Или так, или, не смотря на все ее поддерживающие материнские разговоры, у нее нет ко мне совсем никакого доверия.

 

 

Следующий день отмечен красным. Этим утром я стою в прихожей, пытаясь решить, надевать или не надевать фиолетовую куртку. Если я ее не одену, начнется ли пожар все равно? Может ли это быть настолько просто? Неужели вся моя судьба может зависеть от простого выбора одежды?

Я решаю не проверять. По этой же причине я не пытаюсь избегать пожара. Я хочу, чтобы это закончилось. Кроме того, на верху в облаках будет холодно. Я надеваю куртку и выхожу на улицу.

Я уже пролетела половину пути, когда меня захлестывает волна печали. Это необычная печаль. Это не из-за Такера, Кристиана или родителей. Это не жалость к себе или подростковое недомогание. Это настоящее чистое горе, будто кто-то, кого я любила, неожиданно умер. Оно проносится в моей голове до тех пор, пока не застилает мое зрение. Оно душит меня. Я ничего не вижу. Моя легкость исчезает. Я начинаю падать, хватаясь за воздух. Я такая тяжелая, что обрушиваюсь, словно камень. К счастью, я упала на дерево, а не шлепнулась на камни и погибла. Вместо этого я под углом ударилась о верхние ветки. Мои правые рука и крыло зацепились за ветки. Раздался хруст, сопровождаемый сильнейшей болью в плече, которую я когда-либо испытывала. Я кричу, когда земля стремительно приближается. По пути вниз я закрываю лицо уцелевшей рукой, защищаясь от царапин и хлестких ударов. Когда до земли остается около двадцати футов, мои крылья застревают в ветках, и я остаюсь висеть.

Я знаю, что здесь Черное Крыло. Даже в панике и страдая от боли, я в состоянии прийти к этому небольшому заключению. Это единственное, что может иметь смысл. Это значит, что мне пора убираться отсюда, причем быстро. Я закусываю губу и пытаюсь освободиться от веток. Мои крылья серьезно запутались, и я почти уверена, что правое сломано. У меня уходит минута, чтобы вспомнить, что я могу втянуть их, и я падаю все оставшееся расстояние до земли.

Я больно ударяюсь о землю и вновь дико кричу. Боль в плече после столкновения с землей так сильна, что я близка к потере сознания. Я не могу наполнить легкие воздухом. Не могу ясно думать. Моя голова затуманена печалью. Она становится все хуже, усиливается с каждой секундой до тех пор, пока мне не начинает казаться, что сердце просто взорвется от боли.

Это значит, он приближается. Я отчаянно пытаюсь сесть и понимаю, что не могу пошевелить рукой. Она свисает с моего плеча под странным углом. Никогда раньше я ничего себе не ломала. Где же моя потрясающая способность исцеляться, когда она мне так нужна? Я осторожно встаю на ноги. Чувствую, что половина лица влажная. Я поднимаю руку, чтобы прикоснуться к щеке и обнаруживаю на пальцах кровь.

Не важно, думаю я. Надо идти. Немедленно.

Каждое мое движение отдается в плече, посылая шоковые волны боли через все тело. В этот момент я чувствую, что действительно могу умереть. Без надежды, без света, без молитвы у меня на губах. Мне так плохо. Мне хочется просто лечь и сдаться ему.

Нет, говорю я себе. Ты чувствуешь Черное Крыло. Продолжай идти. Переставляй одну ногу за другой. Уходи отсюда.

Я бреду вперед, пошатываясь, еще пять футов и прислоняюсь к дереву, тяжело дыша, собираясь с силами. Затем я слышу позади мужской голос, летящий в мою сторону сквозь деревья, словно его несет ветер. Это точно не человек.

- Здравствуй, маленькая птичка, - говорит он.

Я замираю.

- Серьезное было падение. Ты в порядке?

ГЛАВА 20. АДСКАЯ БОЛЬ

(Переводчик: Inmanejable; Редактор: [unreal])

Очень, очень медленно я оборачиваюсь. Человек стоит на расстоянии десяти футов, с любопытством разглядывая меня.

Он безумно привлекательный. Не могу поверить, что не заметила это в тот день в торговом центре. Думаю, все полнокровные ангелы должны быть потрясающе великолепными, но почему-то до сих пор я не осознавала, что они на самом деле такие. Если есть склад для идеальных мужчин, то этот парень прибыл прямиком оттуда.

Он не такой, каким кажется: не молод, но и не стар, его кожа без самого мельчайшего порока или недостатка, а волосы угольно-черные и блестящие. Но я прекрасно знаю, что он старый. Ему лет не меньше, чем камням, что находятся под ногами. В нем до сих пор чувствуется сверхъестественное. Я каждым своим нервом чувствую грусть, которую он не показывает на своем лице. Его губы даже слегка искривлены в то, что, как предполагается, должно быть симпатичной улыбкой. Если б я не знала его хорошо, то подумала, что у него добрый голос, и он искренне хочет помочь мне. Словно он не какой-то большой плохой ангел, который может меня убить одним своим мизинцем, а всего лишь просто заинтересованный прохожий.

Я не могу убежать. Мне некуда бежать. Я не могу улететь. Горе забирает всю мою легкость, словно тень, закрывшая солнце. Я, вероятно, умру. Мне хочется накричать на свою мать. Я стараюсь напомнить себе через отчаяние Черного Крыла, которое тяжестью давит на меня, словно мокрое одеяло, что на другой стороне тонкой вуали есть небо и этот человек, самозванец, может убить мое тело, но он не может коснуться моей души.

Я не знала, что до сих пор искренне верила. Мысль о вере мгновенно делает меня смелее. Я стараюсь не думать о Такере, Джеффри и всех других людях. Я все оставлю позади, если этот парень убьет меня сейчас. Я изо всех сил пытаюсь стоять прямо и смотреть ему в глаза.

- Кто ты? - требовательно спрашиваю я.

Он приподнимает бровь.

- А ты смелая, - в ответ твердит он, делая шаг ко мне. Когда этот парень движется, все вокруг него становится каким-то размытым, но это сразу же исчезает, стоит ему остановиться. Чем больше я смотрю на него, тем меньше он мне кажется человеком, словно тело стоящего передо мной всего лишь костюм, который он надел сегодня утром, а внизу, под ним, есть какие-то другие существа, пульсирующие от горя и ярости, еле сдерживающие себя от разрушения. Он делает еще один шаг ко мне.

Я отступаю на шаг назад. Он разразился крошечным, мягким смешком, но этот шум вызывает страх, заставив меня содрогнуться с ног до головы.

- Я Сэм, - говорит он с легким акцентом, но я не могу определить каким. Он говорит низким, ритмичным голосом, пытаясь успокоить меня.

Думаю, это довольно смешное имя для существа с холодной темной силой, исходящей от него волнами, в своем роде анти-славы. Я чуть не рассмеялась. Не знаю, то ли из-за страшной боли от моего плеча, то ли от веса эмоционального багажа, но я чувствую, что теряю чувство реальности. Я уже раскалываюсь, хотя пытка еще не началась. Я стараюсь заглушить крик, когда мое тело не может справиться с этим, и это приносит облегчение.

- Кто ты? - спрашивает он многозначительно.

- Клара.

- Клара, - повторяет он, словно дегустирует мое имя на языке и ему это нравится. – Думаю, оно тебе соответствует. На каком ты уровне?

На этот раз практика мамы держать меня в неведении относительно окупается. Я понятия не имею, о чем это он. Думаю, выгляжу я также невежественно, как и чувствую.

- Кто твои родители? – спрашивает он.

Я кусаю губы, пока не чувствую привкуса крови. Чувствую странное давление в голове, словно оно подталкивает в мой мозг информацию, которую он хочет получить. Это будет смертельно для всех, если он все-таки узнает правду. Я вижу лицо мамы, а затем отчаянно пытаюсь думать о чем-нибудь другом. Что-нибудь еще.

Иди с полярными медведями, говорю я себе. Белые медведи на Северном полюсе. Маленькие полярные медведи бегут по снегу за своими мамами. Белые медведи пьют кока-колу.

Он смотрит на меня.

Белые медведи проламывают лед, чтобы добраться до детенышей тюленей. Длинные, острые зубы. Белые медведи с розовой мордой и лапами.

- Я могу заставить тебя рассказать, - говорит ангел, – но будет приятней, если ты это сделаешь добровольно.

Белые медведи голодают до смерти. Белые медведи купаются и плавают, ищут сушу. Белые медведи тонут, их тела покачиваются в воде. Их мертвые глаза потускнели. Бедные мертвые медведи.

Он делает еще один медленный преднамеренный шаг ко мне. Я беспомощно наблюдаю. Мое тело не отвечает на срочный призыв бежать.

- Кто твои родители? – терпеливо спрашивает он.

Я вне белых медведей. Давление в голове усиливается. Я закрываю глаза.

- Мой отец человек. Мама – Димидиус, - быстро говорю я, надеясь, что это удовлетворит его.

Моя голова светлеет. Я открываю глаза.

- Ты сильна при такой слабой крови, - говорит он.

Я пожимаю плечами, в душе радуясь тому, что он больше не пытается захватить мой мозг. Где-то глубоко внутри я знаю, что он попытается еще раз. Он получит имена. Место, где мы живем.

Все. Мне хочется каким-нибудь образом предупредить маму.

Затем я вспоминаю про свой телефон.

- Я ничего не стою для тебя. Почему бы тебе не отпустить меня? - В то время как я это говорю, моя рука скользит в карман пиджака. Хорошо, что мой телефон в левом кармане, потому что я не могу воспользоваться своей правой рукой. Нахожу кнопку "два" и нажимаю на нее, проклиная про себя звуковой сигнал, который издал телефон. Он начинает звонить. Я молюсь, чтобы Черное Крыло не оказалось достаточно близко, чтобы услышать это. Я зажимаю пальцы, закрывая динамик.

- Я просто хочу поговорить с тобой, - мягко произносит он. Он говорит, прям как моя мама, звуча вполне нормально и современно в один момент, но уже в следующий - старомодно, словно он сошел прямо со страниц викторианского романа.

- Алло? - говорит моя мама.

- Не бойся, - говорит он, приближаясь. - Я даже не мечтаю причинить тебе боль.

- Клара? - быстро говорит моя мама. - Это ты?

Я должна передать сообщение через нее. Не чтобы она пришла спасти меня - потому что я знаю, что это не выход - не чтобы она боролась с ангелом и победила его, а чтобы она спасла себя.

- Я просто хочу выбраться отсюда, - говорю я так громко и чисто, как только могу, не привлекая внимания ангела. - Убраться отсюда и никогда больше не возвращаться.

Он делает еще один шаг ко мне, и вдруг я внутри радиуса его темной славы. Онемение испаряется. Я чувствую на себе всю тяжесть печали и боль, настолько глубокую, что это поражает меня, как если бы меня ударили палкой в грудь.

Что мама говорила? Что ангелы были созданы, чтобы угодить Богу и, когда они идут против этого, он заставляет их чувствовать всю эту эмоциональную и физическую боль?

У этого парня серьезные боли. Это не хорошо.

- Твое плечо вывихнуто, - говорит он. - Стой.

Его холодные, твердые пальцы оборачиваются вокруг моего запястья, и, прежде, чем я успела осознать все остальное, раздается громкий хруст, и я кричу, кричу, пока мой голос не сел. Меня окутывает серая дымка, и я, находясь в полуобморочном состоянии, начинаю падать на траву. Руки ангела обвиваются вокруг меня, и он тянет меня к своей груди, спасая от падения.

- Сейчас, - говорит он, поправляя мои волосы.

И в этом момент я позволила серости забрать меня.

 

Когда я медленно прихожу в себя, то осознаю две вещи. Во-первых, боль в моей руке почти полностью исчезла. И, во-вторых, я обнимаю Черное Крыло. Мое лицо прямо напротив его груди. Его тело чувствуется недвижимым и тяжелым, словно статуя.

Он ко мне прикасается, чувствуя мою кожу. Одна его рука поглаживает меня по затылку, в то время как другая покоится на моей спине. Под моей рубашкой. Его пальцы холодны, как у трупа. По моей коже побежали мурашки.

Хуже всего то, что я могу чувствовать его разум, и это похоже на то, будто я плаваю в ледяном бассейне его сознания. Его интерес ко мне растет, и я чувствую это. Он думает, что я прекрасный ребенок, жаль только, что у меня такая разбавленная кровь. Я напоминаю ему о ком-то. Я пахну приятно для него, лавандовым шампунем и кровью, что заставляет его думать об облаках. Добре. Этот ангел может чувствовать добро, источаемое мной, и он хочет чувствовать его. Он хочет меня. И он возьмет меня. Стоило ему подумать это, как похоть яростно начала пытаться пробраться наружу. Как это просто.

Я напряглась в его объятиях.

- Не бойся, - снова произнес он.

- Нет, - я кладу руки на его каменную грудь и толкаю изо всех сил. Он даже не шелохнулся.

Он реагирует, прижимая меня к скалистой земле.

Я бью в него кулаками, но это бесполезно. Я кричу. Мое сознание набирает обороты. Я буду кусать его и царапать. Конечно, я проиграю, но если он собирается причинить мне боль меня, я буду стараться делать тоже самое, даже если у меня ничего и не получится.

- Это бесполезно, птичка.

Его губы прикоснулись к моей шеи. Я чувствую его мысли. Он совершенно одинок, отрезан и никогда не сможет вернуться назад.

Я кричу ему в ухо. Он делает вздох сожаления и зажимает одной рукой мне рот, а другой собирает мои запястья и тянет руки вверх над головой, прижав меня еще сильнее к земле. Его пальцы, словно холодный металл, прикасаются к моей плоти.

Он на вкус, словно пепел.

Мои смелые мысли о небесах исчезают в реальности этого момента.

- Стоп, - звучит командный голос.

Черное Крыло убирает руку с моего рта. Затем он встает одним быстрым движением и берет меня на руки, словно я тряпичная кукла.

Кто-то стоит там. Женщина с длинными рыжими волосами. Моя мама.

- Привет, Мег, - говорит он, как будто она присоединилась к нему на полдник.

Она стоит под деревьями на расстоянии около десяти метров, ноги на ширине плеч, словно готовится к действию. Ее выражение лица настолько сильное, что она выглядит будто другой человек. Я никогда не видела у нее таких глаз, как сейчас: синие, как самая горячая часть пламени, и сфокусированные на лице Черного Крыла.

- Мне было интересно, что стало с тобой, - говорит он. Внезапно ангел начинает выглядеть моложе, даже по-мальчишьи. - Я думал, что видел тебя не так давно. В торговом центре, везде.

- Привет, Самджиза, - говорит она.

- Я полагаю, она твое дитя, - произносит он, оглядывая меня с ног до головы. Я все еще чувствую его в своей голове.

Его желание исчезли, стоило ему увидеть мою маму. Он думает, что она по-настоящему красива.

Это она! Вот кого я напоминаю ему. Ее сладкий дух. Ее мужество. Как и у её отца.

- Ты меня удивляешь, Мег, - говорит он дружеским тоном. - Я никогда не принял бы тебя за мать. Даже в конце жизни.

- Убери теперь от нее руки, Сэм, - говорит она устало, словно он раздражает ее.

Его хватка еще сильнее усиливается.

- Не надо так неуважительно.

- Она ангел всего лишь на четверть, она не стоит твоего времени. Она немного больше, чем простой человек.

Ее глаза на секунду встречаются с моими. У нее есть план.

- Нет, - говорит Сэм напряженно. - Я хочу ее. Или бы ты хотела, чтоб на её месте была ты?

- Иди к черту, - огрызнулась моя мама.

Его гнев разрастался, я чувствовала это, хотя выражение его лица не изменилось.

- Все в порядке, - говорит он.

Это хорошая новость для меня.

- Ты забыла, кто я, Маргарет. - Совершенно невозмутимо отреагировал он на ее дерзость, и даже, как мне показалось, был слегка очарован этим. Этот ангел был таким терпеливым, и гордился этим. Он знает, что она боится, и ждет, чтобы увидеть появляющиеся трещины в ее спокойствии.

- Нет, - мягко ответила моя мама. - Ты забыл, кто я, Смотритель.

Я чувствую, как страх резко прошел через него, но он точно испугался не моей мамы, а кого-то другого. Двух людей. Я смутно вижу их у него в голове, стоящими на расстоянии. Двое мужчин с белоснежными крыльями. Один с ярко-красными волосами и пылающими голубыми глазами. Другой, блондин с золотистой кожей, свирепый, хотя я и не могу понять особенности его лица. Этот второй держит огненный меч.

- Кто они? - прошептала я, прежде чем смогла остановиться.

Сэм взглянул на меня, нахмурившись.

- Что ты сказала?

Он вновь исследует мой разум, давя на мое сознание, и вдруг как будто дверь между нашими мыслями закрывается. Его рука падает далеко от меня, словно я обожгла ее. Теперь он больше не касается меня. Его мысли исчезли. Гнев и печаль разрываются пополам. Я чувствую, что снова могу двигаться. Могу дышать. Могу бежать.

Но я больше не думаю об этом. Наступив ногой на его ступню - не то, чтобы это причинило ему какую-нибудь боль, но все же - бегу вперед, прямо в направлении моей мамы, которая протягивает мне руку, и я хватаюсь за нее. Мама обхватывает меня за спину, притягивая к себе, но не отпускает при этом мою руку.

Черное Крыло издает звук, похожий на рычание, который заставляет волосы на моей руке встать дыбом. Сложно понять выражение его лица.

Этот ангел уничтожит нас.

Он раскрывает свои крылья, и облака над нами потрескивают от энергии. Мама сжимает мою руку.

«Закрой глаза», - приказывает она, не говоря ни слова. Я не знаю, что потрясает меня больше, что она может говорить в моей голове или что она ждет от меня, что я закрою глаза в такой момент. Она не ожидает, что я послушаюсь.

Яркий свет взрывается вокруг нас. Везде, где лучи касаются поверхности, намек на цвет и тепло. Красота.

Черное Крыло мгновенно отступает, прикрывая глаза. Его лицо корчится от боли. На этот раз его выражение лица отражает то, что он на самом деле чувствует. Такое ощущение, будто его съедают изнутри.

«Не смотри на него. Закрой глаза», - снова приказывает мама.

Я закрыла глаза.

«Хорошая девочка», - снова слышится голос мамы в моей голове. Теперь раскрой свои крылья.

«Я не могу. Одно из них сломано».

«Это не будет иметь значения».

Я призываю свои крылья. Вспышка боли настолько сильная, что я задыхаюсь, и уже почти открываю глаза, как все это прекращается. Высокая температура иссушает мои крылья, горящие мускулы, сухожилия и кости, а затем, сконцентрировавшись на моей ладони, боль исчезает, причем не только в моих крыльях. Царапины на руках и лице, синяки, боль в плече. Все это ушло. Я полностью исцелена. Тем не менее, мне страшно, но я исцелилась. Мне снова тепло.

«Мы все еще в аду?» - спрашиваю я маму.

«Да. Я не могу вернуть нас на землю сама. Я не такая сильная. Мне нужна твоя помощь».

«Что мне делать?»

«Подумай о земле. Подумай о зеленых и растущих вещах, таких как цветы, деревья, трава под ногами. Подумай о том, что ты любишь».

Я представляю осину перед нашим окном, шуршащую на ветру, дрожащую тысячами маленьких зеленых волн, и полупрозрачные листья, движущихся вместе, словно в танце. Я вспоминаю папу. Как он вырезал старые кредитные карты в виде бритвы для меня, и как мы вместе брились по утрам в воскресенье, когда я возила пластик по своему лицу, подражая ему. Встреча с его теплыми серыми глазами в запотевшем зеркале. Я думаю о запахе кедра и сосны в нашем доме, который мгновенно поражает вас, когда вы входите в дверь. Печально известный мамин кофейный пирог. Коричневый сахар плавится на моем языке. Такер.

Я так близко к нему, что мы дышим одним воздухом. Такер.

Земля под нами дрожит, но мама держит меня крепко.

«Идеально. Теперь открой глаза, - говорит она. - Но не отпускай моей руки».

Мои глаза слезятся от яркого света. Мы снова на земле, стоим почти там же, где были раньше, и нас окружает ореол, словно небесное силовое поле. Я улыбаюсь. Такое чувство, что прошел уже не один час, хотя я знаю, что это длилось всего лишь несколько минут. Так приятно снова видеть цвета. Словно я только что проснулась от кошмара и все возвращается к тому, как должно быть.

- Вы не выиграли, и вы это знаете, - говорит холодный, знакомый голос.

Моя улыбка исчезает. Сэм все еще там, стоит спиной, вне досягаемости ореола, но глядит на нас с прохладой.

- Вы не сможете сдерживать это вечно, - говорит он.

- Мы можем удерживать его достаточно долго, - говорит мама.

Этот ответ заставляет его нервничать. Его глаза быстро сканируют небо.

- Я не должен касаться тебя. - Он протягивает нам руку, ладонью вверх.

«Будь готова к полету», - говорит мама у меня в голове.

Дым поднимается вверх от рук Черного Крыла, а затем они вспыхиваю небольшим пламенем. Он смотрит на маму.

Ее хватка усиливается, когда она поворачивает руку и перемещает огонь с его пальцев на лесную подстилку. Он быстро разгорается в сухих ветках, двигаясь от кустов до ствола ближайшего дерева. Сэм стоит в середине пожара полностью нетронутый, в то время как большие клубы дыма формируются вокруг него. Я знаю, нам так не повезет. Затем он делает шаг вперед из-за внезапно возникшей стены дыма и смотрит на мою мать.

- Я всегда думал, что ты самая красивая из всех Нефилимов, - говорит он.

- Это ирония, потому что я всегда думала, что ты самый уродливый из всех ангелов.

Это хорошая ирония. Думаю, Черное Крыло не имеет такого чувство юмора.

Никто из нас не ожидал, что поток пламени вырвется из его рук. Огневой удар был направлен в мамину в грудь, из-за чего мгновенно поджигает ей волосы. Ореол вокруг нас мигает. Второй ореол исчезает, и ангел подошел прямо к нам, обернув руку вокруг горла мамы. Он приподнимает ее в воздух, отчего ее ноги беспомощно болтаются. Ее крылья бьются. Я стараюсь вытащить свою руку из ее руки, чтобы бороться с ним, но она держится за меня очень крепко. Я кричу и бью в него свободной рукой, дергаю за руку, но все это бесполезно.

- Нет более счастливой мысли, - говорит он, смотря ей в глаза с печалью. Я же переполнена его горем. Ему жаль убивать ее. Я вижу ее его глазами, помню об ее коротких волосах, о том, как она курила сигарету и ухмылялась ему. Он хранил ее образ в своем уме в течение почти ста лет. Этот ангел искренне считает, что любит ее. Он любит ее, но, даже не смотря на это, собирается задушить ее.

Ее губы синеют. Я кричу все громче и громче.

«Тихо», - снова звучит ее голос в моей голове, удивительно сильный для кого-то, кто выглядит, словно она умирает прямо у меня на глазах. Крик замирает в горле. Мои уши оглушаются эхом. Мне больно глотать.

«Мама, я люблю тебя».

«Я хочу, чтобы ты сейчас думала о Такере».

«Мама, мне так жаль».

«Сейчас!» - настаивает она. Ее ноги становятся слабее, а крылья опускаются к спине.

«Закрой глаза и думай о Такере СЕЙЧАС!»

Я закрываю глаза и стараюсь сосредоточить свое внимание на Такере, но все, о чем я могу думать, так это о том, как рука матери обмякнет в моей, и никто не спасет нас.

«Думай о хороших воспоминаниях,» - она шепчет мне на ум. - «Вспомни момент, когда ты его любила.»

И я просто так делаю.

 

 

- Что сказала рыба, когда попала в бетонную стену? - спрашивает он меня. Мы сидим на берегу ручья, и он привязывает муху на мою удочку, одетый в ковбойскую шляпу и красную, в стиле лесоруба, фланелевую рубашку. Так очаровательно.

- Что? - говорю я, желая смеяться, а ведь он даже не рассказал мне концовку.

Он усмехается. Невероятно, насколько он великолепный. И Такер мой. Он меня любит, и я его люблю. Прекрасно, не так ли это?

- Черт! - сказал он.

 

Я громко смеюсь, вспоминая это. Я позволяю себе наполниться радостью, которую чувствовала в тот момент. Также я чувствовала себя в тот день в сарае, целуя его, держа его близко к себе, будучи рядом с ним и каждым живым существом на Земле.

Вдруг я понимаю, чего хочет моя мама. Она нуждается во мне, чтобы закончить ореол. Я должна стереть все остальное, но оставить ту часть себя, которая связывает все вокруг со мной, ту часть, которая питается от моей любви. Вот он - ключ, понимаю я. Вот она, та недостающая часть ореола. Поэтому я засветилась в тот день с Такером в сарае. Это не что иное, как любовь. Любовь. Любовь.

"Да, - говорит мама в моей голове. - Да, это она".

Я открываю глаза, и моим глазам требуется всего минута, чтобы приспособиться к интенсивному свету, который выходит из меня, окружает от меня. Я загорелась, словно факел. Свет рябит и искрится от меня, словно бенгальский огонь на четвертое июля.

Черное Крыло вздрагивает. Я все еще держу его за руку, и там, где я прикасаюсь, у него начинает осыпаться кожа, словно исчезает та фальшивая часть его сущности, которую он надел на себя. Человеческий образ исчезает, высвобождая существо, скрывающееся под ним.

Тепло исходит от моих пальцев.

- Нет, - шепчет он в недоумении.

Ангел отпускает мою мать, и она падает лицом вниз на землю. Я высвобождаю вторую руку и хватаю ангела за ухо, чего он совсем не ожидает. Он тянется назад, но я легко удерживаю его. Вся его великая сила испарилась. Я хватаюсь за ухо сильнее, и он воет от боли. Туманный дым льется с него, будто с сухого льда. Ангел испаряется.

Его ухо остается в моей руке.

Я так потрясена, что почти потеряла свой ореол. Выбросив ухо, я замечаю, как оно рассыпается на мельчайшие частицы в момент удара о землю, после чего снова тянусь к ангелу, думая, что могла бы поймать на этот раз его за шею. Но он слишком далеко. Кожа на руке, где я его схватила, растворяется также, как и зола во время дождя. Нет, как пыль. Как пыль рассеивается на ветру.

- Отпусти, - говорит он.

- Иди к черту, отвечаю я, отталкивая его от нас. Ангел отступает назад.

Рябь в воздухе, сопровождаемая холодным порывом ветра, и он исчез.

Мама кашляет. Я падаю на колени и медленно переворачиваю ее. Она открывает глаза и смотрит на меня, открывает рот, но не может издать ни звука.

- О, мама, - вздыхаю я, разглядывая синяки на ее горле.

Ореол начинает исчезать.

Мама тянется к моей руке, и я беру ее.

«Не позволяй этому произойти вновь, - говорит она в моей голове. - Держись за меня».

Я наклоняюсь над ней, окружив ее своим светом. Мне видно, как раны на голове и шее исчезают. Волосы, которые были сожжены, отрастают снова.

Она вздыхает, словно пловец, выбравшийся на воздух.

- О, слава Богу. - Я чувствую себя вялой от облегчения.

Она садится и смотрит постоянно через мое плечо на что-то позади меня.

- Мы должны убираться отсюда, - говорит она.

Я поворачиваюсь. Огонь Черного Крыла превратился в реальный лесной пожар, дикий и неудержимый, съедающий все на своем пути, включая и нас, если мы задержимся здесь.

Я смотрю на маму. Она медленно поднялась на ноги, двигаясь осторожно, напоминая мне из-за этого старого человека, вылезающего из инвалидной коляски.

- Ты в порядке?

- Я слаба, но я могу лететь. Полетели.

Мы поднимаемся вместе, держась за руки. Когда мы взлетаем достаточно высоко, я вижу, какой большой пожар разгорелся. Ветер усиливается. Это раздувает в огонь, и он моментально становится в два раза больше, нежели был минуту назад. Стена пламени неуклонно движется вниз с горы в Мертвый Каньон.

Я узна ю этот пожар. Я узн а ю его где угодно.

- Давай, - говорит мама.

Мы двигаемся в сторону дома. Когда мы летим, я стараюсь сфокусировать свое истощенное сознание на том, что это огонь из моего видения, и теперь, после всего, что мы пережили, я смогу улететь, чтобы спасти Кристиана. Забавно, что видение никогда не упоминало Черное Крыло.

Или ада. Или что-либо еще, что могло бы быть полезным.

- Дорогая, остановись, - зовет меня мама. – Мне нужно передохнуть.

Мы спускаемся к краю небольшого озера. Мама садится на поваленное дерево, задыхаясь от напряжения, возникшего из-за того, как далеко и быстро летели. Она бледна. Что делать, если Черное Крыло причинил ей такую боль, которую ореол просто не в силах исцелить, думаю я. Что, если она умирает?

Вдруг я вспоминаю про свой телефон. Я достаю его из кармана и начинаю набирать 9-1-1.

- Не надо, - говорит мама. - Я буду в порядке. Мне просто нужно отдохнуть. Ты должна пойти к трассе Фокс Крик.

- Но тебе же больно.

- Я сказала, что я в порядке. Идем.

- Сначала, я отвезу тебя домой.

- На это нет времени, - подталкивает она меня от себя. - Мы и так уже потеряли много времени. Иди к Кристиану.

- Мам...

- Иди к Кристиану, - повторяет она. – Сейчас же.