Волк и семеро маленьких козлят 2 страница

Ростовщик побежал к мужику. «Пожалуйте, - говорит, - тотчас к господину королю; как есть, так и ступайте». - «Нет, уж я лучше знаю, как к королю идти следует, - отвечал мужик. - Сначала я велю себе сшить новое платье. Или ты думаешь, что человек, у которого так много денег в кармане, может идти к королю в каком-нибудь старье?»

Ростовщик увидал, что мужик заупрямился и без нового платья к королю не пойдет; а между тем, пожалуй, и гнев у короля пройдет: тогда ни ему награды, ни мужику наказания не будет. Вот он и подъехал к мужику: «Я вам из одной дружбы могу на короткое время чудесное платье ссудить; отчего человеку не услужить по душе!»

Мужик на это не возражал, надел платье и пошел в замок.

Король потребовал у мужика отчета в тех непочтительных речах, о которых донес ему ростовщик. «Ах, - сказал мужик, - ведь уж известное дело: этот тип что ни скажет, то соврет… От него разве можно правды ждать? Ведь вот он, пожалуй, станет утверждать, что я его платье надел». - «Ай, вей! Что такое? - закричал ростовщик. - Разве платье не мое? Разве я не из одной дружбы вам его ссудил на время, чтобы вы могли перед господином королем явиться?»

Услышав это, король сказал: «Ну, кого-нибудь из нас двоих - либо меня, либо мужика - он все-таки надул!» И приказал ему еще отсчитать малую толику битыми талерами.

А мужик отправился домой и в новом платье, и с деньгами и говорил себе по пути: «Ну, на этот раз я, кажись, в самый раз потрафил».

 

Необыкновенный музыкант

 

Жил-был необычный музыкант, и случилось ему однажды одному-одинешеньку идти по лесу, и думал он всякие думы, а когда он все уже передумал, то сказал сам себе: «Скучно мне здесь в лесу одному - дай-ка я себе какого-нибудь товарища добуду». И вытащил из-за спины скрипку и заиграл на ней так, что гул пошел меж деревьев.

Немного времени прошло, видит, бежит к нему волк из чащи. «Ах, волк ко мне бежит! Такого товарища мне не надо», - сказал музыкант. Однако же волк приблизился к нему и сказал: «Любезный музыкант, что ты это такое хорошее наигрываешь? Я бы и сам хотел такой музыке научиться». - «Мудрено ли научиться? - ответил музыкант. - Ты только должен все то делать, что я тебе прикажу». - «О, да я тебе, как ученик мастеру, во всем буду послушен», - отвечал волк.

Музыкант велел ему за собою следовать, и когда они прошли часть пути вместе, то пришли к старому дубу, который был внутри пуст, а посредине дал трещину. «Вот, смотри, - сказал музыкант, - если хочешь научиться играть на скрипке, то клади передние лапы в эту трещину».

Волк повиновался, а музыкант быстро ухватился за камень и одним ударом так крепко забил ему обе лапы в трещину, что тот должен был тут и остаться, как пленник на привязи. «Подожди здесь, пока я опять сюда не приду», - сказал музыкант и пошел своей дорогой.

Несколько времени спустя опять сказал он себе: «Мне здесь в лесу скучно - авось я себе другого товарища добуду», - взялся за скрипку, и опять ее звук раздался в лесу.

Откуда ни возьмись, лисица из-за деревьев выскользнула. «А! Лисица сюда бежит! - сказал музыкант. - И такой товарищ мне не надобен». А лисица подошла к нему и заговорила: «Милый музыкант, что ты это такое хорошее наигрываешь? Я бы и сама этому поучиться готова». - «Немудрено и выучиться, - сказал музыкант, - ты только должна выполнять все, что я тебе прикажу». - «О, господин музыкант! - отвечала лиса. - Я тебя буду слушаться, как ученик слушает мастера». - «Так ступай за мной», - сказал музыкант.

Пройдя часть пути вместе, они вышли на тропинку, по обеим сторонам которой росли высокие кусты. Тут музыкант остановился, с одной стороны тропинки нагнул ореховое деревце вершиною к земле и на самый его кончик ногой наступил; а затем и с другой стороны нагнул точно так же еще одно деревце и сказал: «Ну, вот, лисонька, если ты хочешь у меня чему-нибудь научиться, так дай мне левую переднюю лапу».

Лисица повиновалась, и музыкант привязал ей лапу к левому деревцу. «Лисонька, - сказал он затем, - теперь давай правую лапу». И ту привязал к правому деревцу. И когда он, внимательно осмотрев узлы, убедился в том, что они завязаны крепко, то выпустил деревца из-под ног - те разогнулись и вздернули лисоньку вверх…

Закачалась голубушка, завертелась! «Погоди здесь, пока я сюда опять вернусь!» - сказал музыкант и пошел своей дорогой.

И опять сказал он себе: «Скучно мне в лесу, надо мне добыть товарища», - взялся за скрипку, и звуки ее снова огласили лес.

А из лесу заяц бежит. «Ну, заяц бежит! - сказал музыкант. - Этого я тоже не хотел вызвать». - «Ах, милый музыкант! - сказал зайчик. - Что это ты так хорошо наигрываешь? Я бы и сам этому не прочь научиться». - «Выучиться нетрудно, - сказал музыкант, - вся сила в том, чтобы ты выполнял все мои приказания». - «О, господин музыкант, - сказал зайчик, - да я тебе буду повиноваться во в; ем, как ученик своему мастеру!»

Пошли они дорогою, дошли до прогалины в лесу, посреди которой росла осина.

Музыкант привязал зайчику длинную тесьму на шею, а другим концом закрепил ее к осине. «Ну, живо, веселее, зайчик, обскачи раз двадцать кругом дерева», - крикнул музыкант, и зайчик повиновался, и когда он двадцать раз обскакал кругом дерева, то тесьма двадцать раз кругом дерева окрутилась, и зайчик оказался к нему крепко-накрепко привязанным и мог тянуть и рваться сколько угодно - только тесьма въедалась ему глубже в мягкую шею. «Ну, вот и жди, когда я вернусь сюда!» - сказал музыкант и пошел далее.

А волк между тем и бился, и рвался, и зубом камень пробовал, и добился-таки того, что высвободил лапы и вытащил их из расщелины дуба. Ярый и злобный, поспешил он вслед за музыкантом, готовый растерзать его. Как завидела его лисица, давай визжать и кричать, что есть мочи: «Брат волк, приди мне на помощь, меня музыкант обманул!»

Волк пригнул деревца книзу, перегрыз веревки и освободил лисицу, которая пошла вместе с ним и тоже хотела отомстить музыканту. По пути нашли они и зайца, привязанного к осине, также освободили и его, и затем уж все вместе стали искать своего врага.

Музыкант, между тем, на пути своем через лес еще раз заиграл на своей скрипке, и на этот раз ему посчастливилось. Звуки его скрипицы услышал бедняк-дровосек, который тотчас волей-неволей покинул свою работу и пришел с топором под мышкой слушать музыку.

«Ну вот наконец идет ко мне настоящий товарищ! - сказал музыкант. - Я ведь человека искал, а не диких зверей». И заиграл так прекрасно, так задушевно, что беднякдровосек и с места сойти не мог, словно заколдованный, и на сердце у него было так радостно…

Как раз в это время подошли и волк, и лисица, и заяц, и дровосек сразу заприметил, что у них недоброе на уме. Тогда поднял он свой блестящий топор и выступил вперед, как бы желая выразить: «Кто против него задумал, тот берегись, тому со мной придется иметь дело».

Тогда звери струхнули и побежали обратно в лес, а музыкант еще поиграл в благодарность дровосеку за оказанную им защиту и пошел своим путем.

 

Двенадцать братьев

 

Жили да были король с королевой; жили они в полном согласии и прижили двенадцать человек детей - и все были мальчуганы.

Вот король и говорит королеве: «Если тринадцатый ребенок, которого ты родишь, будет девочка, то всех двенадцать мальчишек велю убить, чтобы и богатства у ней было больше, и все наше королевство ей одной принадлежало».

Он так и велел заготовить двенадцать гробов, которые были наполнены стружками, и в каждый даже небольшое покойницкое изголовьице положено; по его приказу эти гробы были поставлены в особую запертую комнату, ключ от которой король отдал королеве и никому не велел о том сказывать.

И вот мать стала по целым дням горевать, так что меньшой сын, который был постоянно при ней (она его по Библии и назвала Вениамином), спрашивал ее: «Милая матушка, отчего ты такая грустная?» - «Милое мое дитятко, - отвечала она, - не смею я тебе этого сказать». Однако же он не отставал от нее с вопросами до тех пор, пока она не пошла, не отперла комнаты и не показала ему двенадцать готовых гробов, наполненных стружками. И сказала ему мать: «Дорогой мой Вениамин, эти гробы отец ваш приказал приготовить для тебя и для твоих одиннадцати братьев, потому что он решил: если у меня родится девочка, то всех вас он велит умертвить и в этих гробах похоронить».

Говорила она все это и плакала; а сын утешал ее и сказал: «Не плачь, милая матушка, мы уж как-нибудь сами о себе подумаем и сами от него уйдем».

А она отвечала ему: «Ступай ты со своими одиннадцатью братьями в лес, и пусть один из вас всегда стоит настороже на самом высоком дереве, какое в лесу найдется, и пусть смотрит на замковую башню. Если у меня родится сынок, то велю выставить на башне белый флаг, и тогда вы все можете спокойно вернуться домой; если же родится доченька, то велю выставить на башне красный флаг, и тогда бегите как можно скорее, и да хранит вас Бог. Каждую ночь буду вставать и молиться за вас Богу: зимою, чтобы был у вас огонек, около которого вы могли бы согреться, а летом - чтобы жара вас не сморила». После того она благословила своих сыновей, и они ушли в лес. Все они, чередуясь, влезали на высочайший из лесных дубов и стояли там настороже, и глядели на башню замка.

Когда прошло одиннадцать дней и пришел черед лезть

Вениамину, он увидел, что на башне поднят какой-то флаг: но то был не белый, а красно-кровавый флаг, всем им возвещавший смерть!

Как только услышали об этом братья, все они вскипели гневом и сказали: «Неужели же мы осуждены на смерть изза девчонки?! Так мы же клянемся, что отомстим за себя: где бы ни повстречали мы девчонку на пути нашем - она должна погибнуть от нашей руки».

Затем они углубились в самую чащу леса и в самой глухой лесной чащобе нашли небольшой заколдованный домик, стоявший пуст-пустехонек.

Тогда они сказали: «Здесь мы и поселимся, и ты, Вениамин, самый младший из нас и самый слабый, должен здесь быть постоянно и заниматься домоводством; а мы все остальные будем кругом рыскать, о пище заботиться».

И вот пошли они бродить по лесу и стали стрелять зайцев, диких коз, птиц и голубков - что в пищу годилось: все это сносили они к Вениамину, и тот уж должен был им из этого изготовить обед, которым бы они все могли насытиться.

Так прожили они в этом домике десять лет, и годы протекли для них незаметно.

Доченька, которую королева родила, успела тем временем вырасти и была девочка предобрая и собою красоточка, и во лбу у ней горела золотая звезда. Однажды, когда в замке была большая стирка, она вдруг увидела среди белья двенадцать мужских рубах и спросила у матери: «Чьи же эти двенадцать рубах? Ведь отцу они слишком малы».

Тогда мать с великою скорбью отвечала ей: «Милое дитятко, эти рубахи твоих двенадцати братьев». - «Да где ж эти двенадцать братьев? Я о них еще никогда не слыхала». Мать отвечала: «Единому Богу известно, где они теперь. Бродят где-нибудь по миру».

Затем взяла девочку за руку и, открыв заветную комнату, указала ей» на двенадцать гробов со стружками, с изголовьицами. «Эти гробы, - сказала она, - были предназначены для твоих братьев; но они тайно ушли еще до твоего рождения».

И рассказала ей, как было дело.

Тогда девочка сказала: «Милая матушка, не плачь, я пойду и отыщу моих братьев».

И вот она взяла с собою двенадцать рубах и ушла из замка, и прямо вошла в большой дремучий лес.

Шла она, целый день, а под вечер пришла к заколдованному домику. Вошла в домик и встретила в нем мальчика, который спросил ее: «Откуда идешь и куда?» - и немало был удивлен тем, что она была так хороша и наряжена в королевское платье и во лбу у нее горела звезда.

Тогда она отвечала: «Я королевская дочь и ищу моих двенадцать братьев, и пойду хоть на край света белого, пока не найду их». При этом указала она на двенадцать рубах, которые принадлежали королевичам-братьям.

Тогда Вениамин увидел, что это их сестра, и сказал: «Я - Вениамин, твой младший брат».

И она стала плакать от радости, и Вениамин тоже, и они целовались и миловались от всего сердца.

Затем он сказал: «Милая сестрица, тут есть некоторое препятствие… Ведь мы пообещали, что каждая девочка, с которой мы встретимся, должна будет умереть, ибо мы изза девочки должны были покинуть наше родное королевство». А она на это: «Так что же? Я охотно умру, если смертью своею смогу освободить моих двенадцать братьев из ссылки». - «Нет, - отвечал он, - ты не должна умереть; садись вот под этот чан и сиди, пока не придут остальные одиннадцать братьев; уж я с ними как-нибудь улажусь».

Так она и сделала.

С наступлением ночи вернулись и остальные братья с охоты, и ужин им был готов. И когда они сидели за столом, то спросили: «Что слышно новенького?» Вениамин отвечал: «Неужто вы ничего не знаете?» - «Нет», - отвечали те; а Вениамин продолжал: «Как же это так? Вы по лесу рыщете, а я дома сижу, да более вас знаю!» - «Ну, так рассказывай нам!»

И он отвечал им: «А обещаете ли вы мне все, что первая девочка, которая нам встретится, не будет убита?» - «Да, да, - крикнули они разом, - она должна быть помилована Ну, рассказывай!» Тогда он и сказал: «Наша сестра здесь! «, - и приподнял чан, и королевна вышла из-под него в своих богатых одеждах и с золотою звездою во лбу, и явилась им такою прекрасною, нежною и стройною.

И все они ей обрадовались, бросились ей на шею, целовали ее и полюбили от всего сердца.

И вот она осталась вместе с Вениамином в их доме и стала помогать ему в работе. А остальные одиннадцать братьев по-прежнему рыскали по лесу, били всякую дичь, диких коз, птиц и голубков, чтобы было им что поесть, а сестра с братом Вениамином заботились о том, чтобы им еду приготовить.

Она собирала валежник на топливо и коренья на приправу и горшки около огня ворочала - и ужин был всегда на столе, когда возвращались домой ее одиннадцать братьев. Она и вообще наблюдала за порядком в домике, и постели им постилала чистенько и беленько, и братья были ею довольны и жили с нею в большом согласии.

По прошествии некоторого времени случилось однажды, что Вениамин с сестрою приготовили братьям отличное угощение, и когда они все сошлись, сели за стол и стали превесело есть и пить.

А позади заколдованного домика был небольшой садик, и в том садике росли двенадцать лилий. Сестра задумала братьям доставить удовольствие, сорвала эти двенадцать цветков и хотела каждому из них поднести по цветку после ужина.

Но как только она цветки сорвала, в то же мгновенье ее двенадцать братьев обратились в двенадцать воронов и полетели за лес, а дом и сад - все исчезло, как не бывало.

И очутилась бедная девочка одна-одинешенька в диком лесу, и когда стала оглядываться кругом, то увидела рядом старуху, которая ей и сказала: «Дитя мое, что ты это наделала? Зачем ты сорвала эти двенадцать белых лилий? Ведь эти цветки были твои братья, и вот теперь они навек обратились в воронов».

Девочка отвечала ей со слезами: «Неужто нет никакого средства их спасти?» - «Нет, - отвечала старуха, - одно только и есть средство на всем свете, да и то такое трудное, что ты этим средством их не избавишь… Ты должна сама семь лет быть немою, не должна ни говорить, ни смеяться, и если ты хоть одно слово проронишь, а до семи лет недоставать будет хоть одного часа, то все твои труды пропали, и одно твое слово убьет всех твоих братьев».

Тогда девочка произнесла в сердце своем: «Я наверно знаю, что спасу своих братьев», - и пошла по лесу, отыскала себе высокое дерево, залезла на него и стала прясть, и не говорила, не смеялась.

Случилось, однако же, так, что один король заехал в тот лес на охоту, а у того короля была большая борзая собака, которая прямо подбежала к тому дереву, на котором девушка сидела, стала около него кружить и лаять вверх. Подъехал к дереву король, увидел королевну-красавицу с золотою звездою во лбу и так восхитился ее красотою, что крикнул ей прямо, не желает ли она быть ему супругою. Она ему ничего не ответила, только головкою кивнула. Тогда он сам влез на дерево, снес ее оттуда, посадил к себе на лошадь и привез домой.

Свадьбу отпраздновали великолепно и весело: но невеста короля не говорила и не смеялась.

Когда они уже года два прожили между собою в полном согласии, мачеха короля, женщина злая, стала на молодую королеву нашептывать и клеветать королю: «Вывез ты из леса простую нищую, и кто ее знает, какими она безбожными делами занимается втайне от нас! Если она точно немая и не может говорить, так ведь она, по крайней мере, могла бы смеяться; ну, а уж кто не смеется, у того, конечно, совесть нечиста!» Король долго не хотел верить этим наговорам, однако же старуха так настаивала на своем и обвиняла свою невестку в стольких злодеяниях, что король наконец дал себя уговорить и приговорил жену к смертной казни.

Во дворе королевского замка был разведен большой костер, на котором должны были ее сжечь: и король стоял у верхнего окошечка замка и смотрел сквозь слезы на все эти приготовления, потому что все же очень любил свою жену.

Когда она уже была привязана к столбу на костре и пламя костра длинными красными языками стало лизать край ее одежды, истек последний миг заветных семи лет.

Тогда в воздухе послышался свист крыльев, и двенадцать воронов явились над костром и опустились наземь: и чуть земли коснулись, обратились в ее братьев, которые ей обязаны были своим спасением. Они разбросали костер, погасили пламя, отвязали сестру от столба и стали ласкать и целовать ее.

Тут уж, когда она могла открыть уста и говорить, она рассказала королю, почему была нема и никогда не смеялась.

Король с радостью узнал о том, что она невинна, и они все вместе жили в согласии до самой смерти.

А злая мачеха была отдана под суд, и суд присудил ее посадить в бочку с кипящим маслом и ядовитыми змеями, и она погибла злою смертью.

 

Сброд оборванцев

 

Жили-были на белом свете петушок с курочкой. Вот и сказал петушок курочке: «Теперь самое время орехам зреть; пойдем на гору и насладимся ими досыта, пока их белка все к себе не перетаскала». - «Ладно, - отвечала курочка, - потешим утробушку».

И пошли они на гору, и так как день был светлый, то они и оставались там до самого вечера.

И, право, уж не знаю - наелись ли они чересчур плотно или высокомерие их обуяло, но только не захотелось им возвращаться домой пешком, и петушку пришлось смастерить небольшую повозку из ореховой скорлупы.

Когда повозка была готова, курочка сейчас в нее уселась и говорит петушку: «А ну-ка, впрягайся да вези меня». - «Еще что выдумала, - сказал петух, - да я лучше пешком домой пойду, чем впрягаться стану. Нет, между нами такого уговора не было. Кучером еще, пожалуй, готов быть и на козлах сидеть, а чтобы на себе тащить - не согласен!»

Между тем, пока они спорили, затараторила на них утка: «Ах вы, воришки, да кто вам позволил в мой орешник на горе ходить? Ужо вот поплатитесь за это!» - и с раскрытым клювом налетела на петушка. Однако же петушок, не будь промах, клюнул утку в брюхо, а затем уж так храбро напал на нее со своими шпорами, что она стала просить пощады и охотно обязалась в виде наказания тащить на себе повозку.

Тут уж петушок взобрался на козлы кучером и давай погонять: «Утка, валяй во все лопатки!»

Проехав часть пути, повстречали они еще двоих путников: булавку и иголку.

Те крикнули: «Стой, стой!» - и стали говорить, что вот, мол, сейчас стемнеет, тогда им и шагу нельзя ступить далее, да и грязно, мол, очень по дороге - так нельзя ли им тоже в повозке примоститься, а то они в портняжной гостинице у ворот застоялись и около пива запоздались.

Петушок, видя, что они ребята тощие, места много не займут, взял их обеих в повозку, только с тем уговором, чтобы они ни ему, ни его курочке на ноги не наступали.

Поздно вечером приехали они к гостинице, и так как им не хотелось дальше ехать ночью, да и утка еле на ногах держалась и то на один бок, то на другой валилась, то и завернули в гостиницу.

Хозяин гостиницы сначала стал было ломаться да говорить, что у него, дескать, в доме места нет, да и то подумал, что приезжие - народ не важный; потом, однако же, сдался на их сладкие речи, на обещания, что вот, мол, ему достанется яичко, которое курочка дорогой снесла, да кроме того и утку он тоже может удержать при себе, а та, мол, каждый день по яичку кладет…

Сдался - и впустил их ночевать.

Они, конечно, велели себе подать ужин и этому ужину оказали надлежащую честь.

Ранешенько утром, когда еще только чуть брезжилось и все еще спали, петушок разбудил курочку, достал яичко, проклевал его, и они вместе им позавтракали, а яичные половинки бросили на очаг.

Потом пошли к иголке, которая еще спала, взяли ее за ушко и загнали в подушку хозяйского кресла; наконец добрались и до булавки, взяли ее да и прикололи к полотенцу хозяина, а сами, как ни в чем не бывало, давай Бог ноги!

Утка спала под открытым небом во дворе, услышала, как они улизнули, и тоже приободрилась; разнюхала какойто ручеек и поплыла по течению его - и откуда прыть взялась! Не то что повозку тащить!

Только уж часа два спустя протер себе хозяин глаза на своей пуховой перине, умылся и только хотел было утереться полотенцем, как булавка царапнула его по лицу и провела красный рубец от уха до уха. Пошел он в кухню и хотел было трубочку закурить; но чуть только подошел к очагу - обе яичные скорлупы как прыгнут ему в глаза… «Да что же это сегодня все моей голове достается!» - сказал он про себя и с досадой опустился на дедовское кресло, но тотчас же вскочил с него и вскрикнул: «Ай, ай!» - потому что иголка его очень больно (и не в голову) уколола.

Тут уж он совсем обозлился и стал во всех этих проделках подозревать этих приезжих, которые накануне прибыли так поздно: пошел, посмотрел - а их и след простыл.

Тут он дал себе клятву никогда больше не пускать к себе под крышу всякий сброд, который потребляет много, не платит ничего - да еще в виде благодарности пускается вот на какие штуки.

 

Братец и сестрица

 

Братец взял сестрицу за руку и сказал: «С той поры, как матушка скончалась, нет у нас ни на час радости; мачеха бьет нас каждый день, а когда мы к ней приходим, она нас гонит от себя пинками прочь. Кормит она нас одними оставшимися от стола черствыми корками, и собачонке под столом живется куда лучше: той все же, хоть изредка, она швырнет лакомый кусочек. Боже сохрани, кабы наша матушка об этом знала! Пойдем, станем вместе бродить по белу свету».

И пошли, и шли целый день по лугам, по полям и камням; и когда шел дождь, сестричка приговаривала: «И небо, и сердца наши заодно плачут!»

Вечером пришли они в большой лес и были так утомлены своею скорбью, голодом и дальним путем, что забрались в дупло дерева и уснули.

На другое утро, когда они проснулись, солнце стояло уже высоко на небе и горячо пригревало дупло. Тогда братец сказал: «Сестрица, мне пить хочется, и если бы я знал тут поблизости ключик, я бы сейчас туда сбегал и напился; мне кажется, я тут слышал журчание поблизости». Он встал, взял сестрицу за руку, и они пошли разыскивать ключик.

А злая мачеха их была ведьма и видела, как дети ушли из дому, и сама невидимой, как все ведьмы, прокралась за ними следом и все ключи в лесу заколдовала.

Вот и нашли они ключик, который так и блестел, попрыгивая на каменьях, и братец хотел уж из него напиться; однако же сестрица прослышала, как ключик среди плеска журчал: «Кто из меня изопьет водицы, в тигра обратится! Кто из меня изопьет водицы, в тигра обратится!»

Тогда сестрица воскликнула: «Прошу тебя, братец, не пей, не то оборотишься лютым зверем и меня растерзаешь».

Братец не стал пить, хотя и мучила его невыносимая жажда, и сказал: «Я подожду до ближайшего источника».

Когда они пришли ко второму ключику, сестрица и в том среди журчанья выслушала: «Кто из меня воды напьется, волком обернется; кто из меня воды напьется, волком обернется».

И крикнула сестрица братцу: «Братец, прошу тебя, не пей, не то обернешься волком и съешь меня».

Не стал пить братец и сказал: «Я обожду до ближайшего источника, но там уж напьюсь непременно, что бы ты там ни говорила: жажда моя слишком невыносима».

Вот пришли они и к третьему источнику, и сестрица услыхала, как он среди плеска журчал: «Кто из меня напьется, диким козликом обернется; кто из меня напьется, диким козликом обернется».

Сестрица сказала: «Ах, братец, прошу тебя, не пей, не то диким козликом обернешься, убежишь от меня».

Но братец уже бросился к ключу, нагнулся к нему и хлебнул водицы, и чуть только первая капля ее попала ему на губы - он уже очутился у ключа диким козликом.

Поплакала сестрица над околдованным братцем, и козлик поплакал тоже и сидел около нее грустный, унылый. Наконец сестрица сказала: «Не печалься, милый козлик, я тебя никогда не покину».

Тогда отвязала она свою золоченую подвязку и навязала ее козлику на шею; потом нарвала ситовнику и сплела из него мягкий шнурок. На этот шнурок привязала она козлика и повела его далее, и все шла и шла в глубь леса. И вот после долгого-долгого перехода они пришли наконец к маленькому домику, и сестрица в него заглянула; домик оказался пуст, и она подумала: «Здесь можем мы остаться и поселиться».

Тогда набрала она листвы и мха на мягкую постель для козлика и каждое утро выходила из дома и собирала для себя корешки, ягоды и орехи, а для козлика приносила нежной травки, которую тот ел у нее из рук и был доволен, и играл возле нее.

Вечерком, поутомившись, сестричка, бывало, помолится, положит голову козлику на спину, словно на подушечку, да так и уснет. И если бы только у братца был его прежний, человеческий, образ, им бы жилось отлично.

Так и жили они некоторое время одни-одинешеньки в глуши.

Случилось, однако же, так, что король той страны затеял в том лесу большую охоту.

Раздались повсюду звуки рогов, лай собак, веселые крики охотников далеко разнеслись по лесу, и козлик слышал все это и очень хотелось ему при этом быть. «Ах, - сказал он сестрице, - выпусти ты меня посмотреть на охоту. Не сидится мне здесь на месте!» - и упрашивал ее до тех пор, пока она не отпустила. «Только смотри, - сказала она ему, - вечером возвращайся ко мне, ведь я от этих злых охотников должна буду запереться; а чтобы я тебя узнала, так постучись да скажи: «Сестричка, впусти меня», - и если ты так не скажешь, то и дверки моей не отворю тебе».

Вот и выскочил козлик из дома, и было ему так хорошо, так весело на свежем воздухе! Король и слуги приметили красивое животное и пустились было за ним в погоню, да никак не могли поймать, и когда уже думали, что вот-вот он у них в руках, тот прыгнул через куст и исчез.

Чуть стемнело, он прибежал к домику, постучался и сказал: «Сестричка, впусти меня». Тогда была ему отворена маленькая дверка, он впрыгнул в дом и целую ночь отдыхал на своем маленьком ложе.

На другое утро охота продолжалась снова, и когда козленочек заслышал звук рогов и порсканье егерей, он опять стал тревожиться и сказал: «Сестричка, отопри мне, выпусти меня». Сестричка отперла дверь и сказала: «Только вечером приходи непременно и не забудь своих словечек».

Когда король и его егеря опять увидели козлика с золотым ожерелком, все они бросились за ним в погоню; но он оказался необычайно быстроногим и проворным.

Целый день они за ним гонялись; наконец под вечер окружили его, и один из егерей поранил его немного в ногу, так что он захромал и побежал уж не так быстро.

Тогда за ним следом прокрался один из егерей до самого домика и слышал, как козлик сказал: «Сестричка, впусти меня», - и видел, как дверь перед ним отворилась и вновь захлопнулась.

Егерь все это отлично запомнил, пошел к королю и рассказал ему, что он видел и что он слышал. Тогда король сказал: «Завтра еще поохотимся».

А сестричка страшно перепугалась, когда увидела, что ее козлик поранен. Она смыла кровь с его раны, приложила к ней целебные травы и сказала: «Ступай на свою постельку, милый козлик, чтобы поскорее выздороветь».

Рана была, однако же, так незначительна, что козлик поутру ее уж и не чувствовал.

И когда он услышал долетавшие из леса веселые звуки охотничьих рогов, он сказал: «Не могу высидеть дома, я должен там быть; меня ведь не так скоро они изловят».

Сестрица заплакала и стала ему говорить: «Вот они тебя теперь убьют, а я здесь, в лесу, одна и всеми покинута: не пущу я тебя сегодня». - «Так я тут умру на глазах у тебя с горя! - отвечал козлик. - Когда я слышу звук охотничьего рога, то у меня туда душа рвется!»

Тут увидела сестрица, что его не удержишь, и с великой неохотой отперла ему дверь, и козлик, веселый и бодрый, махнул в лес.

Король, чуть только его увидел, сказал своим егерям: «Теперь гонитесь за ним по следу целый день до самой ночи, но чтобы ему никто никакого зла не сделал».

А когда солнце закатилось, он сказал тому егерю, что накануне следил за козликом: «Ну, пойдем, покажи мне лесной домик».

Очутившись перед дверкой, он постучал и крикнул: «Сестричка, впусти меня».

Тогда дверка отворилась, король вошел в домик и увидал там девушку невиданной красоты. Она испугалась, увидев, что вошел не козлик ее, а мужчина с золотой короной на голове. Но король ласково посмотрел на нее, протянул ей руку и сказал: «Не желаешь ли ты со мною ехать в замок и быть мне милою женою?» - «О, да! - сказала девушка. - Но и козлик должен быть при мне - я его здесь не оставлю». - «Пусть остается при тебе, - сказал король, - пока ты жива, пусть и у него будет всего вдоволь».