Фронт, удерживаемый на Нарве 5 страница

 

Танки дивизии «Великая Германия» настолько быстро достигли дивизионного командного пункта, расположенного у основания «мешка», что русский комдив не успел получить донесения о прорыве. Все позиции были разбиты во время артподготовки.

 

Удивленный оперативный офицер при нашем появлении был в одной рубашке, и ему пришлось быстро одеваться, прежде чем быть взятым в плен. Русский генерал, надо сказать, успел уехать в южном направлении.

 

Мы узнали от пленных, что в «мешке» была сосредоточена вся русская дивизия, снабженная большим количеством тяжелого вооружения. Русские не предполагали возможности такой катастрофы.

 

Остатки их танковой бригады, которая была сильно потрепана в предыдущих оборонительных боях, также все еще оставались в заболоченных лесах, где совсем не имели пространства для маневра. Они оказались в наших руках практически без боя.

 

Допрос русского капитана дал много ценной информации. Следует отметить, что он производил впечатление начальника более высокого ранга. Я обратил внимание, что русские вернулись к широким погонам, которые одно время были запрещены. Медалями также стали награждать, и их опять носили. Наш противник тоже пришел к заключению, что заслуги воина, который сумел показать свое боевое мастерство, мир может оценить по тому, какие он носит награды.

 

Судя по заявлениям русского капитана, наша атака была для них совершенно неожиданной. Они не готовились к фронтальному штурму с севера, полагая, что северный фронт у Лембиту хорошо укреплен.

 

Я также не хотел бы пережить испытание, которому мы подверглись бы, если бы застряли у железнодорожной насыпи, а десять противотанковых орудий русских были бы задействованы. Русские ожидали нашей атаки у основания «мешка» с востока и запада.

 

Это был кратчайший путь, и «западный мешок» уже был ликвидирован таким образом. Во избежание повторения такой беды позиции русских с обеих сторон основания «мешка» были заминированы хитроумными способами.

 

Даже деревья были соединены пересекающими путь проводами. Ни один пехотинец не мог бы пройти там, независимо от того, двигался ли он прямо, пригибаясь к земле, или полз. Но это минирование оказалось роковым для самих русских. После нашего прорыва они уже не могли вывести войска в одну из сторон.

 

Русские ругали своих комиссаров так же сильно, как мы своих нацистских политработников, которые стали доставлять нам все больше неприятностей на фронте. Однако обычно они болтались при штабах дивизий. Мы отмечали их присутствие, только когда время от времени во фронтовые части поступали циркуляры. Политика не играла абсолютно никакой роли для тех из нас, кто был на фронте.

 

Мне показалось бы идиотизмом, если бы я вдруг произнес «Хайль Гитлер!» перед своими подчиненными во время утреннего построения. В конце концов, здесь собрались самые разные люди, которые брошены в одно для всех сражение, по одной для всех причине, по одним и тем же жестоким законам. Тут были и нацисты, и противники режима, так же как и совершенно безразличные люди. Они объединились в боевом братстве. Было совершенно не важно, кто выполнял свои обязанности во имя фюрера, кто во имя страны, а кто из чувства долга.

 

Никого не интересовало, придерживаешься ли ты каких-либо политических взглядов или стоишь вне политики. Главным было то, что являешься хорошим товарищем и более или менее хорошим солдатом. Если так и было, то все шло как надо.

 

После всех пережитых трудностей мы наслаждались краткой передышкой в Силламяэ. Но что-то толкало меня вернуться назад, на место кровавых сражений. Мне хотелось еще раз взглянуть на него в более «мирной» атмосфере.

 

Поскольку мне не нужно было больше сосредотачиваться на противнике, я обратил внимание на то, какой неприглядной предстала местность, за которую велись такие жестокие и продолжительные бои в последние несколько недель. Когда я ехал в темноте обратно, у меня мурашки побежали по телу. Воздух все еще был наполнен зловонием, которое остается после сгоревших танков. Военная техника русских была разбросана повсюду вокруг этого места. На равнине я увидел сорванную башню русского танка. Мы подбили этот русский танк в начале сражения.

 

Башню взрывом сорвало с корпуса и подняло в воздух. Мы тогда пригнули головы — башня упала не слишком далеко от нас. Пушка вошла в болотистую почву почти до маски, в то время как башня выступала прямо, будто надетая на стержень. Почти все деревья в лесу к югу от железнодорожной насыпи были обуглены до черноты и разбиты выстрелами на куски. Они создавали впечатление нереальности, как будто все живое вымерло. Ни одного живого существа не было видно в этом мертвом лесу. Даже птицы улетели после того, как вся природа была попрана людьми.

 

Нам всегда было интересно, как русские умудряются так хорошо оборудовать позиции даже в самых трудных условиях. Артиллерийские орудия и минометы устанавливались на бревенчатых настилах и были полностью защищены балками от осколков. Ни один человек не мог глубоко зарыться в землю в этой болотистой местности.

 

Неглубокие русские бункеры, если можно так назвать их землянки, фактически защищали от огня тяжелого оружия, если только не будет прямого попадания. Мы имели возможность убедиться в том, что все русские, которые находились в своих временных убежищах, отделались испугом. Даже ходы сообщения между железнодорожным переездом и нашим бывшим восточным опорным пунктом были устроены образцово.

 

Это говорило мне о том, что можно было быстро окапываться, несмотря на мороз и болотистую местность. Наш полковой командир считал это невозможным.

 

Опорные пункты без тяжелого оружия и без контакта друг с другом неизбежно будут потеряны, если начнется массированная атака. Окопавшийся человек психологически противится тому, чтобы быть побежденным. Он находится в состоянии постоянной боязни, что может не успеть выбраться из своего окопа во время прорыва противника, потому что на открытом месте обречен.

 

Следовательно, он будет делать то же, что делали наши ребята, когда прорывались русские. То есть он будет стараться обезопасить себя во время артиллерийского огневого вала.

 

 

Хвала «тигру»

 

В моей книге до сих пор много говорилось о подбитых танках и об уничтоженных русских противотанковых пушках. Это описание может создать впечатление, что до определенной степени эти успехи были детской игрой. Если это так, то эта книга неправильно понята.

Главная задача бронетанковой части состоит в ведении боевых действий и уничтожении танков и противотанкового оружия противника. Психологическая поддержка пехоты во время операции прикрытия имеет второстепенное значение.

 

Не было такого понятия, как страховка жизни танкиста, и, однако, наш «тигр» был самым идеальным танком, который я когда-либо знал. Наверное, он останется непревзойденным даже при современном состоянии вооружений. Как бы то ни было, это, конечно, касается Запада; русские, пожалуй, могут удивить нас новыми моделями.

 

Мощь танка в его броне, его подвижности и, наконец, в его вооружении. Эти три фактора следует соотнести друг с другом так, чтобы была достигнута максимальная эффективность танка в действии. Похоже, что этот идеал нашел свое воплощение в «тигре». 88-мм пушка достаточно хороша для того, чтобы уничтожить любой танк, исходя из того, что вы наносите ему удар в уязвимое место. Наш «тигр» был достаточно прочным спереди, чтобы выдержать несколько артиллерийских нападений. Однако мы не могли допустить, чтобы удар нам был нанесен сбоку, сзади и особенно сверху. И тут требовался расчет и опыт.

 

Правилами, которыми мы руководствовались, были: «Стреляй первым, а если не можешь этого сделать, по крайней мере, нападай первым». Предпосылкой для этого, конечно, было функционирование в полной мере связи от танка к танку, а также между членами экипажа. Более того, требовалось наличие быстро действующей и точной системы наводки орудия. В большинстве случаев у русских отсутствовали обе эти предпосылки. По этой причине они часто оказывались в невыгодном положении, даже при том, что не уступали нам в броне, вооружении и маневренности. С танками «Иосиф Сталин» они даже превосходили нас.

 

Самое важное, когда все условия относительно техники соблюдены, — личная инициатива и решительность командира, наблюдающего за ходом боя. В этом заключался залог успеха в противостоянии имеющим значительное численное превосходство частям противника. Отсутствие надлежащего наблюдения у русских часто приводило к поражению крупных частей. Командиры танков, которые задраивают люки в начале атаки и открывают их лишь после того, как цель достигнута, никуда не годятся или, по меньшей мере, второсортные командиры. Есть, конечно, шесть или восемь смотровых приборов, установленных по кругу в каждой башне для обеспечения наблюдения за местностью, но они хороши только для наблюдения за отдельными участками местности, ограниченными возможностью каждого отдельно взятого смотрового прибора. Если командир смотрит в левый прибор наблюдения, в то время как противотанковая пушка открывает огонь справа, то ему потребуется много времени, прежде чем он распознает ее изнутри наглухо закрытого танка.

 

К сожалению, попадания снарядов ощущаются прежде, чем слышится звук выстрелов вражеской пушки, потому что скорость снаряда выше скорости звука. Следовательно, глаза для командира танка важнее, чем уши. В результате того, что снаряды рвутся в непосредственной близости, в танке совершенно не слышно звуков орудийных выстрелов. Совсем другое дело, когда командир танка время от времени высовывает голову из открытого люка, чтобы наблюдать за местностью. Если он посмотрит на определенное расстояние влево, в то время как вражеская пушка открывает огонь с такого же расстояния справа, его глаз неосознанно уловит вспышку, которая желтым цветом окрашивает ствол орудия. Его внимание сразу же будет перенесено в новом направлении, и цель обычно распознается вовремя. Все зависит от быстрого распознавания опасной цели. Обычно все решают секунды. Все, о чем я сказал выше, относится и к танкам, оборудованным перископами.

 

Уничтожение противотанковой пушки часто рассматривалось дилетантами и солдатами других родов войск как дело, ничем не выдающееся. Только уничтожение других танков считалось успехом. Напротив, опытные танкисты считали, что противотанковые орудия представляли вдвойне более серьезную угрозу. Они были для нас гораздо опаснее. Противотанковая пушка находилась в засаде, хорошо замаскированная и мастерски установленная с учетом особенностей местности. По этой причине ее было очень трудно распознать и еще труднее попасть из-за ее небольшой высоты. Обычно мы не видели противотанковой пушки до тех пор, пока она не делала первого выстрела. В нас обычно сразу же попадали, если расчет противотанкового орудия был на высоте, а также потому, что мы наталкивались на стену противотанковых орудий. Поэтому следовало оставаться как можно более хладнокровным и взять противника в оборот, прежде чем будет произведен второй прицельный выстрел.

 

Никто не станет отрицать, что многие офицеры и командиры танков погибли из-за того, что высовывали голову из танка. Но их смерть не была напрасной. Если бы они ехали с задраенными люками, то куда большее число людей нашло бы свою смерть или получило тяжелые ранения в своих танках. Значительные потери в танковых войсках русских свидетельствует о верности этого утверждения. К счастью для нас, они почти всегда ездили по пересеченной местности с наглухо задраенными люками. Конечно, каждый танковый командир должен быть осторожен, выглядывая наружу в ходе позиционной войны. Особенно по той причине, что за башенными люками танков постоянно наблюдали вражеские снайперы. Даже если командир танка высовывался на короткое время, он мог погибнуть. Я обзавелся складным артиллерийским перископов, чтобы от этого уберечься. Пожалуй, такой перископ следовало бы иметь на каждой боевой машине.

 

Долгое время у русских экипаж танка состоял только из четырех человек. Командир должен был сам все время вести наблюдение, наводить на цель и открывать огонь. По этой причине они всегда были в менее выгодном положении, чем противник, который разделял эти важные функции между двумя людьми. Вскоре после начала войны русские признали преимущества, которые давал экипаж из пяти человек. В итоге они изменили конструкцию своих танков — установили командирскую башенку на башне и добавили сиденье командира. Я никак не могу понять, почему, например, англичане разработали после войны новый тяжелый танк, экипаж которого состоял всего из четырех человек.

 

Мы были вполне довольны своим «тигром» и не в меньшей степени своей пехотой. В конце концов, мы держались вместе с ними во время всех тяжелых оборонительных боев на востоке и западе. Много танкистов в неоплатном долгу перед этим первоклассным танком.

 

 

Неудача и прощание

 

Цель новой запланированной операции состояла в том, чтобы уничтожить остающийся русский плацдарм. Его глубина с севера на юг почти в два раза превышала глубину обоих частей плацдарма, который уже был очищен.

 

15 апреля 1944 года нас снова пригласили на встречу с графом. Предметом разговора была подготовка третьей «операции Штрахвица». И хотя мы были уже до определенной степени знакомы с его методами руководства, нас вновь поразили его скрупулезность и методичность при подготовке операции.

 

Когда он появился на своем командном пункте, где все мы уже собрались, еще раз смерил нас несколько язвительным взглядом. Отложив в сторону головной убор и трость, подошел к столу с картой.

 

— Очень хорошо, господа, на этот раз мы хотим уничтожить оставшийся русский плацдарм, который у нас как бельмо на глазу. Его глубина, как вам известно, почти в два раза превосходит глубину обоих частей уже очищенного плацдарма. Но это не должно нас беспокоить.

 

Боевая группа, которая будет сформирована для этой операции, обладает той же боевой мощью и организацией, что и та, с которой мы действовали в «восточном мешке». Вы, господа, друг друга уже знаете. Это несколько упрощает дело. — Говоря это, полковник указал на карту. — Мы сосредоточимся в этом участке леса. Чтобы попасть туда, вам нужно повернуть на юг от автодороги, восточнее «детского дома».

Наши собственные передовые позиции, примерно в 2 километрах от района сосредоточения, будут пройдены во время артиллерийской подготовки. Будет осуществлен стремительный прорыв через русские передовые позиции в едином непрерывном наступательном натиске.

 

Теперь попрошу вас обратить внимание на дополнительные сведения на картах, которые вам были розданы в начале совещания. Эти карты являются фотокопиями аэрофотосъемки, сделанной в районе операций. Они оказались первоклассными и посрамили другие наши картографические материалы.

 

Первая цель в бою — точка 312. Вы видите, как в этой точке дорога под углом 90 градусов поворачивает на юг. Оттуда она тянется практически по прямой линии вплоть до Нарвы у более крупной деревни. Дорога с севера, которая соединяется с нашим путем подхода у этого изгиба, будет охраняться передовым подразделением до тех пор, пока все соединение не минует точки 312 в направлении на юг. Боевая группа дойдет до Нарвы; она захватит и будет удерживать вышеупомянутую деревню до тех пор, пока плацдарм не будет расколот другими подразделениями на отдельные части и уничтожен.

 

В то же время вторая боевая группа будет наступать на юг вдоль оси «детский дом» — «подошва ботинка». Она затем последует этим путем на восток и достигнет по этой дороге оси наступления. У третьей боевой группы задание прорваться через позиции противника на 1500 метров к югу и параллельно упомянутой выше дороге. Как видите, тут низколежащая лесистая линия холмов с востока на запад, между этой боевой группой и вами. Таков на данный момент план атаки.

 

Граф помолчал, глядя на нас выжидательно. Поскольку вопросов по этому пункту не последовало, он продолжал:

 

— На первый взгляд эта операция очень похожа на две предыдущие. Только на этот раз провести ее, пожалуй, будет значительно труднее. Запомните мои слова! Главная цель не изменилась. Вам нужно будет двигаться вперед без остановок. Вы должны достичь Нарвы, чтобы русские не успели опомниться. Всем вам, без сомнения, ясно, что вы не достигнете цели, если по какой-либо причине передовым подразделениям придется остановиться. И особенно это опасно для «тигров». Справа и слева от пути вашего наступления — болота. Дорога достаточно широка лишь для того, чтобы всего один из ваших «тигров» мог ехать по ней без проблем. Единственное преимущество, которое у вас будет по сравнению с предыдущими операциями, это то, что дорога несколько приподнята и имеет хорошее покрытие. От точки 312 и далее она идет через участки довольно высоких заболоченных лесов, которые тянутся до Нарвы. Для нас, танкистов, это абсолютно нежелательно, но мы ничего не можем изменить.

 

Насколько далеко мы сможем продвинуться, оставаясь совершенно незамеченными, — другой вопрос. Мы уже дважды застигали русских врасплох на их плацдарме. Они знают, что этот плацдарм для нас крепкий орешек. Следовательно, третьей неожиданности, вероятно, не будет, поскольку они знают, что новая атака может быть осуществлена по этой дороге. Это, естественно, снижает наши шансы на успех по сравнению с предыдущими операциями, когда нам удалось использовать элемент неожиданности.

К счастью, нам также кое-что известно. Судя по показаниям пленных, дорога от русских передовых позиций до точки 312 заминирована. Противник заполнил взрывчаткой дренажные трубы дорожной насыпи. Они располагаются через каждые 30 метров. Русские могут взорвать эти трубы все сразу из бункера, который, как вы можете видеть, находится в лесу, где-то к востоку от точки 312. Мы хотим попытаться не допустить взрыва. Во время артподготовки огонь целого нашего дивизиона 280-мм орудий будет сосредоточен по этому бункеру. Это, несомненно, порвет провода к взрывателям, и дорога останется проходимой.

 

Для обеспечения прикрытия передовых подразделений за «тиграми» будет следовать саперный взвод. После прорыва он будет выдвигаться по кюветам слева и справа от дороги. Саперы перережут запальные шнуры от труб с взрывчаткой. Лучше подстраховаться, чем потом рвать на себе волосы. Надо полагать, русские, вероятно, не приведут заряды в действие до тех пор, пока танки не окажутся на заминированных участках. В противном случае их приготовления бессмысленны. Если, вопреки нашим ожиданиям, провода останутся неповрежденными, несмотря на артиллерийский огонь, то саперы все равно смогут своевременно предотвратить взрывы.

 

Что случилось? — Граф нехотя повернулся к своему адъютанту, который только что вошел в комнату, красный от возбуждения.

 

Офицер вытянулся:

 

— Господин граф, рад доложить! В новостях объявили, что фюрер наградил вас бриллиантами к Рыцарскому кресту! Если мне будет позволено, я хотел бы стать первым, кто поздравит вас!

 

Мы были также чрезвычайно рады этой награде и хотели сами его поздравить. Как-никак мы тоже внесли свой немалый вклад в его заслуги. Однако прежде чем мы успели вымолвить хоть слово, граф сделал неодобрительный жест:

 

— Во-первых, новости не являются официальным источником информации. Во-вторых, у меня теперь совсем нет на это времени, и я не желаю, чтобы меня беспокоили!

 

Адъютант густо покраснел, козырнул и быстро удалился. А полковник повернулся к нам, будто ничего не произошло:

 

— Позади русских позиций на пути наступления все еще остается подбитый танк «Т-34». Его отчетливо видно на аэрофотоснимке. По моему мнению, он перегородил дорогу и должен быть убран. Для того чтобы это сделать, за вторым «тигром» будет следовать бронетранспортер с саперами. Они взрывом уберут с пути эту развалину. Вы хотите что-то сказать, Кариус?

 

— Да, господин граф. Перед танком «Т-34» есть траншея, за русскими позициями. Она также отчетливо видна на фотографии. Через эту траншею был перекинут деревянный мост. Потом его убрали. На его месте остался маленький пешеходный мостик. Естественно, наши «тигры» по нему не пройдут. Деревянный мост с маленьким пролетом еще выдержал бы танк, но пешеходный мостик…

 

Граф прервал меня:

 

— Вы-то уж переберетесь через эту ничтожную траншею без моста!

 

— При всем уважении, нет, господин граф. Я знаю этот район с того времени, когда русские еще не продвинулись так далеко и только собирались просочиться через Нарву. В то время я, конечно, тщательно изучал местность. Поэтому, даже если траншея — не препятствие для пехоты, для танков она является таковым…

 

Граф сунул руки в карманы брюк и посмотрел на меня с интересом. Под его взглядом я на мгновение усомнился в убедительности своего объяснения. У него поднялся вверх уголок рта, и он повторил в своей надменной манере:

 

— Для танков она является таковым?

 

Вопрос нельзя было проигнорировать.

 

Я вышел вперед:

 

— Вот что я имею в виду, господин граф. Местность вокруг траншеи полностью заболочена. Перебраться через топь без моста совершенно невозможно. Кроме того, вы можете вполне отчетливо видеть на аэрофотоснимке, что траншея срезана таким образом, что у нее крутые края. Это говорит о том, что русские вполне намеренно создали препятствие. Они превратили эту траншею на болотистой местности в противотанковый ров. Совершенно понятно, что это препятствие, и оно умышленно сделано таковым.

 

Я не скрывал своего мнения, считая долгом перед товарищами высказать свои сомнения. В конце концов, если кому-нибудь доведется застрять в этом проклятом рву, это будет кто-то из нас, а не граф. Я посмотрел ему прямо в глаза «твердо, но не дерзко», как четко предписывает устав.

 

Полковник вынул правую руку из кармана и провел ею вдоль траншеи на карте.

— Обратите внимание на это, Кариус, — сказал он дружелюбно. — Если я говорю, что эта траншея не существует для меня в качестве противотанкового рва, значит, она не существует. Мы понимаем друг друга?

 

За всю свою военную карьеру я никогда не сталкивался с такой элегантной и в то же время безупречной отповедью. Граф Штрахвиц не хотел видеть противотанкового рва, значит, его там не было. Точка, конец дискуссии. Я был настолько ошеломлен этим, что только и мог вымолвить короткое «так точно!».

 

Все еще улыбаясь в своей язвительной манере, полковник кивнул и продолжил инструктаж. Другие офицеры тоже вступили в разговор и задавали вопросы, ни один из которых не остался без ответа. После встречи, когда никто ничего не сказал вслед за обычным «есть еще вопросы?», граф снова повернулся ко мне:

 

— Кариус, вы все еще предвидите трудности с траншеей?

 

— Да, господин граф!

 

— Ладно, не хочу портить вам праздник. Особенно потому, что сложности тут действительно могут быть. У вас есть предложение?

 

— Я считаю, что следует подготовить деревянные балки и в нужный момент на бронетранспортере их подвезти к тому месту. Тогда мы сможем перекинуть эти балки через ров, на что не потребуется много времени.

 

Граф Штрахвиц кивнул:

 

— Принято! Я позабочусь обо всем необходимом для этого.

 

Потом он взял свою трость и фуражку и повернулся к выходу. В глубине души у меня почему-то осталось впечатление, что даже полковник не вполне верит в успех только что обсужденного плана, и лично он предпочел бы отменить всю эту затею.

 

Подготовительные мероприятия были такими же, как и для предыдущих операций под руководством графа. Наши истребители из Ревеля обеспечивали абсолютное превосходство в воздухе. У наших товарищей, пилотировавших пикирующие бомбардировщики «Штука», была трудная задача разрушить главный мост и оба понтонных моста, возведенные русскими через Нарву. Это было необходимо для того, чтобы отрезать пути снабжения для плацдарма и перекрыть пути отхода противника через реку.

 

Несомненно, план был грандиозным, подготовка блестящей, а организация всего дела превосходной. Несмотря на это, мы полагали, что наши шансы победить невелики. Это казалось нелогичным. Однако не следует забывать, что нам невероятно повезло и у нас было преимущество неожиданности в первых двух операциях Штрахвица. Но никто не осмеливался надеяться на удачу, которая была нам необходима в новой операции. Мы знали, что если на самом деле выйдем к Нарве в соответствии с планом, то окажемся в ловушке, окруженные русскими. У них будет вполне понятное желание удерживать плацдарм любой ценой. Им останется лишь захлопнуть за нами дверь, и никто уже не сможет выйти. Самоходное орудие или танк, вставшие позади нас на дороге, сделают невозможным движение ни вперед, ни назад.

 

Так что мы ехали обратно в Силламяэ со смешанными чувствами. Мы проинформировали командиров танков о новом плане. Фон Шиллер настаивал на том, чтобы он лично вел передовые подразделения. Я безуспешно пытался его отговорить. Вероятно, он хотел доказать всем нам, что негативное мнение в отношении него было ошибочным. Но каким-то образом ему удалось спасти одну операцию, которая была почти безнадежной. Ни у кого другого такого успеха бы не было. Эта операция стала последней и для него, и для роты.

 

В соответствии с планом мы прибыли в район сосредоточения ранним утром 19 апреля. Русские все еще вели себя мирно и подозрительно тихо. Мы в любой момент ожидали артиллерийской атаки на нашем участке леса. Русским не составляло труда просматривать его. Они также должны были слышать нас, поскольку местность была довольно ровной. Странно: ничего не происходило, совсем ничего! Эти парни, скорее всего, вооружены до зубов и просто хотят подпустить нас поближе. В этом я был твердо уверен.

 

Граф Штрахвиц велел оборудовать свой командный пункт на этом участке леса. Водители бронетранспортеров с настильными балками также были в убежищах, ожидая там до тех пор, пока их не вызовут, чтобы двигаться вперед и обеспечить нас этим материалом, если понадобится.

 

Другие бронетранспортеры выстроились в колонну на дороге вместе с танками «T-IV» их полка. Они принимали участие в прорыве и перевозке пехоты. Стояли за восемью нашими «тиграми».

 

Один бронетранспортер следовал за вторым «тигром» передовой группы. Он вез саперов, а также должен был доставить передового артиллерийского наблюдателя. По отделению пехотинцев сидело на каждом из четырех моих «тигров».

 

Наверное, оставалось около 10 минут перед началом атаки. Я шагал вдоль колонны, проверяя, все ли в порядке. Истекала последняя минута, когда произошел неприятный инцидент, который послужил зловещим предзнаменованием. Я только успел пройти 50 метров к хвосту колонны, когда вздрогнул, услышав пулеметную очередь позади себя.

 

Я сразу понял, что кто-то чересчур нетерпеливый уже зарядил оружие. Несколько выстрелов пришлось по несчастному парню. Меня чуть не хватил удар, когда я понял, что это случилось не с кем нибудь, а с моим заряжающим. Беда одна не ходит. Он также нажал на спуск, и два пехотинца на «тигре» передо мной были тяжело ранены. Конечно, наши товарищи из пехотного батальона были вне себя, и их доверие к нам было в корне подорвано.

 

Раненых срочно эвакуировали на бронетранспортере, потому что должна была начаться атака. Если русские действительно до сих пор ничего не заметили, то после этого случая им должно быть ясно.

Теперь уже с этим ничего нельзя было поделать, но беспокойство меня не покидало. Я только не мог понять, как такое могло случиться с опытным человеком. Следует заметить, что было строго запрещено заряжать оружие или нажимать на спуск незаряженного оружия до того, как начнется атака и будет четко обозначен сектор обстрела.

 

В районе сосредоточения незадолго до часа «Ч» только радистам было разрешено настраивать аппаратуру. Все остальные должны были ждать. И это случилось в то утро, когда у нас было, как никогда, много времени на то, чтобы зарядить свое оружие. Мы скоро об этом узнали.

 

Само собой, мой заряжающий оказался фактически бесполезен в тот день. Позднее нам с большим трудом удалось избежать трибунала, хотя кому нужно обвинение против неудачливого парня?

 

И несмотря на то что причиной несчастного случая был сбой в механизме пулемета, вина заряжающего казалась бесспорной, если не по какой-либо другой причине, то хотя бы потому, что оружие должно было быть поднято и смотреть вверх. Стрелок также виноват, потому что не выполнил свои обязанности по контролю. Я был чрезвычайно рад, что избежал наказания по обеим статьям.

 

И все-таки атака началась вовремя. Наш головной дозор только пересек линию фронта, когда колонна неожиданно остановилась.