После того, как Клеветник отказался дать в Журнал статью с критикой Секретаря, которую от него хотел иметь Претендент, последний дал указание Мыслителю покончить с этим предателем их общих интересов. Мы его выдвинули в Академию, а он! Мы его собирались выдвинуть на премию, а он! Мы собирались дать рецензию на его книгу, а он! И Претендент велел выбросить рецензию из ближайшего номера Журналы и из всех последующих. Если бы не Мыслитель (это большая удача, что он тут есть!), то дело для Клеветника кончилось бы совсем плохо. Просмотрев приводимый в Журнале список работ, опубликованных за последнее время, Мыслитель обнаружил пять работ Клеветника. Четыре он вычеркнул, чтобы не привлекать ненужное внимание к Клеветнику и спасти упоминание хотя бы об одной работе. Чтобы не раздражать инструкторов, Мыслитель снял все сноски на работы Клеветника. Пусть работает спокойно, думал он. К чему эта шумиха вокруг его работ. Она только мешает. В следующем номере прошла статья с незначительными критическими замечаниями в адрес Клеветника. Это неплохо, думал Мыслитель. А то забвение - худшая форма погрома. Надо оставить. Все говорили, что лишь благодаря Мыслителю Клеветник может жить и работать спокойно. Ходил даже слух, будто Социолог и Претендент добиваются в верхах квартиры для Клеветника. В следующем номере Журнала появилась критическая, но доброжелательная статья против Клеветника. Все жали Мыслителю руку и говорили, что он проявил большое мужество, вычеркнув из статьи такие обвинения в адрес Клеветника, за которые раньше ставили к стенке. А этот чисто профессиональный разнос - детские игрушки. Тем более каждому дураку видно, что критика - типичная липа. Клеветник от этого только выигрывает. Наконец, в редакции Журнала появилась разносная статья против Клеветника. Безграмотная мразь, сказал о ней Мыслитель. Над ней придется пару недель просидеть, чтобы довести до печати.
ОПЯТЬ О ЗАКОНАХ
Мазила встретился с Шизофреником около постамента бывшего Вождя. Надпись на постаменте была настолько тщательно сбита, что ее без труда можно было прочесть даже с той стороны речки Ибанючки. А где Болтун, спросил Мазила. Встречает верховного главнокомандующего какой-то недавно освободившейся страны Ефрейтора, сказал Шизофреник. Зачем это его туда понесло, спросил Мазила. Его не понесло, а понесли, сказал Шизофреник. Все учреждение погнали на отведенное для них место. Ну и наплевал бы он на этого Ефрейтора, сказал Мазила. Нельзя, сказал Шизофреник. Там на месте их переписывают. Дикость какая-то, сказал Мазила. Ничего подобного, сказал Шизофреник. Типичный случай социальности. Общество в целом есть индивид, тело которого - население страны, а мозг и воля - руководство. Мозг сам по себе не может испытывать радость по поводу приезда Ефрейтора. Радость функция тела. А где Член, спросил Мазила. Сидит в приемной у какого-то Советника, сказал Шизофреник.
Ларек по случаю приезда Ефрейтора был закрыт. Мазила выругался последними словами и предложил пойти в мастерскую. Странные превращения происходят с людьми, говорил он по дороге. Художник, например, был когда-то приличный парень, теперь - редкостное дерьмо. Член был типичным чиновником, стал правдоборцем. Это кажется странным в индивидуальном исполнении, сказал Шизофреник. А в массе люди просто проигрывают логически мыслимые варианты поведения по некоторой формуле. В простейшем случае вероятность того, что некто N будет совершать поступки типа х, равна частному от деления степени опасности для индивида поступков такого типа на число логически мыслимых вариантов поведения. Число людей, избирающих тип поведения х, будет равно произведению общего числа людей, вынужденных выбирать тип поведения из данных вариантов, на упомянутую вероятность. Я не могу тебе возразить, сказал Мазила. Но твои суждения мне кажутся слишком беспощадными. Не остается иллюзий. Неужели все можно выразить формулами и числами? Шизофреник сказал, что при желании - все. Люди это не делают отчасти потому, что нет надобности. Отчасти потому, что обходятся сравнительными оценками: "умнее", "глупее", "талантливее", "значительнее" и т. п. Заметь, это - обычное дело. Отчасти потому, что социальные измерения чреваты нежелательными для начальства последствиями. Представляешь, что будет, если окажется, что Заведующий глупее Заместителя, хотя по идее должно быть наоборот! Мазила сказал, что ему не все еще ясно насчет социальных законов, и попытался пояснить, что именно. Шизофреник наконец догадался, о чем идет речь. Дело в том, сказал он, что социальные законы усваиваются людьми как навыки поступать определенным образом в определенных ситуациях по отношению к другим людям. Эти навыки, само собой разумеется, модифицируются под влиянием различных обстоятельств и обнаруживаются как закономерности лишь в массе случаев. Надо поэтому сформулировать их так, чтобы исключить все эти обстоятельства, затемняющие суть дела и всегда оставляющие зацепки для сомнений и критики. Такой удобной записью может быть формулировка утверждений о социальных законах как утверждений о тенденциях, о предпочтении, о стремлении людей совершать поступки определенного рода в заданных ситуациях. Выражения типа "N предпочитает xi (или стремится к xi)" при этом означают следующее: если бы можно было воссоздать n совершенно одинаковых ситуаций, различающихся только последствиями от осуществления поступков х1, х2,....., xn, то N выбрал бы хi (где i есть какой-то один из 1, 2,....., n). Главное здесь - понять, что выражение "N предпочитает хi" не эквивалентно выражению "N всегда осуществляет хi, если приходится выбирать из х1, х2,....., хn". Первое остается неопровергнутым, если даже N осуществил не хi, а другой из х1, х2,....., xn, тогда как второе таким фактором опровергается. Наконец, выражение "N предпочитает хi" нельзя истолковывать как выражение "N чаще (в большинстве случаев, с большей вероятностью) осуществляет xi, если приходится выбирать из х1, х2,...... xn", так как второе выражение может быть ложным, что ничуть не влияет на истинность первого. Я знаю одного бабника, который предпочитает полных блондинок, но почти всегда проводит время с тощими брюнетками. Ясно, сказал Мазила, я предпочитаю общество людей типа Микеланджело, Пикассо, Родена, Достоевского, Булгакова и т. п., а большую часть времени провожу обществе людей типа Художника, Литератора, Сотрудника, Социолога, Претендента и Мыслителя. Это не из той оперы, сказал Шизофреник, но похоже.
ДИСКУССИЯ О СВОБОДЕ
Арестанты воткнули в снег ломы и лопаты и забились в сортир, читал Инструктор. От дыма махорки скоро стало нечем дышать, но зато стало немного теплее и намного уютнее. Начали "травить баланду". Незаметно втянулись в дискуссию о том, что такое свобода - проблема для арестантов наиболее актуальная. Вели дискуссию по всем канонам научной дискуссии: каждый кричал что-то свое и не слушал других. Взаимонепонимание полное. Концепция Клеветника: свобода есть познанная необходимость, как учили нас классики, и хотя мы сидим в сортире не следует об этом забывать, мы же все имеем среднее образование, а многие даже высшее и незаконченное высшее, Концепция Убийцы: Клеветник несет чушь; если тебя, к примеру, посадили на губу, и ты понял неизбежность этого, то ты, выходит, свободен; свобода есть как раз наоборот не необходимость, а обходимость; а познанная или не познанная, кто ее знает; непознанная отчасти лучше; пока начальство не пронюхало, например, что можно обойти проходную и безнаказанно смыться в самоволку, мы хоть иногда свободны. Концепция Патриота: мы - самые свободные люди за всю историю человечества. Концепция Паникера: свобода есть свобода каких-то действий; человек свободен осуществлять некоторое действие, если и только если осуществление этого действия им зависит исключительно от его собственной воли, т. е. ничто, кроме его воли, не вынуждает к данному действию и не препятствует ему; если, например, Патриот захочет сейчас покинуть сортир и никто и ничто не будет ему мешать в этом, он свободен вылезти из сортира; если Убийца сунет Патриота в яму, то Патриот будет несвободен сделать это; все остальное философский вздор. Концепция Уклониста оказалась наиболее законченной. Человек свободен осуществлять или не осуществлять какое-то действие лишь в том случае, если это зависит исключительно от его собственной воли. Но это не все. Это еще только начало. Вот, к примеру, свободен или нет курсант Ибанов сегодня после отбоя идти к бабе? Вроде бы оделся и пошел. И проблема решена. Однако Ибанов знает, что это запрещено. И если он все же пойдет в самоволку и попадется, ему не миновать губы. А то и похуже. Так что говоря о свободе людей по отношению к тому или иному поступку, надо учитывать наличие или отсутствие официально установленного запрета на этот поступок. Надо учитывать и характер наказания за нарушение запрета: если наказание слишком слабое, с ним можно не считаться. Если имеется официально установленный запрет на поступки данного рода, и наказание за его нарушение достаточно сильно, то человек официально не свободен по отношению к этим поступкам. Если при этом человек благодаря каким-то исключительным обстоятельствам может избежать наказания, он может оказаться фактически свободным отношению к данным поступкам, будучи официально несвободным. Так, Литератор был фактически свободен по отношению к самоволкам, если он сейчас здесь, то это - дело случая. Не будь проблемы сортира, сошло бы. Бывают случаи, когда человек официально свободен, а фактически нет. Иногда бывает так, что недостаточно отсутствия запрета на поступок, а требуется еще официальное разрешение. Иногда этого мало, требуется еще запрещение препятствовать осуществлению разрешенных или незапрещенных поступков. До сих пор я говорил об отношении отдельно взятого человека к отдельно взятому поступку. Но в общественной жизни встает проблема отношения множества людей какого-то рода к множеству поступков какого-то рода. Например, речь может идти об отношении курсантов Школы (а не отдельного курсанта) к множеству поступков, в которое входят походы к бабам и выпивка. Свободны или нет курсанты Школы совершать или не совершать походы к бабам и пьянки? Ответить на этот вопрос пока еще нельзя. Надо сначала ввести понятие степеней свободы и указать способ их измерения. В частности, степень свободы можно определить как величину, характеризующую отношение свободных человеко-поступков к общему числу человеко-поступков данного рода. Это будет величина в интервале от нуля до единицы. Степень свободы равна нулю, если для всех людей этого множества несвободны все поступки данного рода, и единице, если для всех людей этого множества свободны все поступки данного рода. Остальные случаи располагаются между этими крайностями. Эта схема все еще сильно упрощает реальное положение, ибо в ней все человеко-поступки принимаются как одинаково показательные и число их достаточно велико. А реально это не так. Реально люди имеют различную социальную ценность и величину. Иногда наличие свободы печатать свои сочинения для тысяч людей ничего не говорит о наличии свободы публикаций, а отсутствие свободы напечатать свой труд для одного человека является показателем отсутствия свободы публикаций. Иногда люди вообще не предпринимают попыток совершать поступки какого-то рода, хотя они официально не запрещены, или предпринимают настолько редко, что нельзя судить о наличии или отсутствии фактической свободы, ибо вообще нельзя измерить степень свободы. Но допустим, что есть способ измерения степеней свободы и условия для его применения. Теперь еще надо договориться, какая величина достаточна, чтобы признать наличие свободы или отсутствие таковой. Здесь возможны варианты. Например, в каких-то случаях возможно соглашение, когда для признания наличия свободы достаточно, чтобы величина степени свободы была больше половины. Так что весьма возможно, что группа людей имеет высокую степень свободы в отношении поступков данного рода, а некто Ибанов при этом может быть несвободным. Добавьте к этому то, что в отношении разных множеств поступков могут быть разные степени свободы. Я назвал далеко не все аспекты проблемы. Но из этого должно быть ясно, что всякие общие разговоры на эту тему без достаточно точно определенной терминологии и строго установленных фактов лишены смысла. Вот вам в заключение задачка. Даны две страны А и В. И в той, и в другой разрешены туристические поездки граждан заграницу. Вы хотите узнать, есть в них на этот счет фактическая свобода или нет. И вы располагаете такими данными. В стране А подано было сто заявлений, девяносто девять получили выездную визу, одного не выпустили. В стране В подано было за тот же срок пять тысяч заявлений, четыре тысячи пятьсот получили выездную визу, пятьсот человек не выпустили. Какая страна из А и В свободнее по отношению к туристическим поездкам за границу? Начался жуткий гвалт. Прежде всего выяснилось, что больше половины участников дискуссии никогда не слышали о заграничных туристических поездках и выездных визах. Позиция их четко обозначились выражениями вроде "с жиру бесятся", "зажрались", "поработали бы в колхозе", "ты бы еще Луну сюда приплел", "это нас не касается" и т. д. Паникер резюмировал: дискуссия окончена, истина подохла в споре. Интеллигент сказал Уклонисту, что тот в общем прав, но упустил два наиболее важных аспекта: нравственный и гражданственный. Для высокоразвитого в гражданском отношении общества проблема свободы вообще имеет совсем иной смысл, чем для общества с неразвитой гражданственностью. В первом степень свободы определяется тем, в какой мере общество способно допустить фактическую свободу в отношении действий людей, считаемых оппозиционерами. Подошло время обеда, и арестанты поплелись на губу, разбудив караульного, который всю дискуссию проспал, сидя на толчке.
КОНГРЕСС
После реабилитации и разрешения бывшей реакционной буржуазной псевдонауки логии в Ибанске за два месяца сложилась дружная и сплоченная семья передовых логов и превзошла всех. На состоявшийся летом международный курортный конгресс Ибанск смог поставить крупнейшую в мире делегацию из тысячи человек, что неоспоримо свидетельствовало о преимуществах нашей системы. В газете Литератор напечатал по этому поводу восторженные стихи:
Из Ибанска на конгресс
Уходил ночной экспресс.
Как Ибанская ворами,
Был набит он докторами.
В качестве докладчика на конгресс был приглашен Клеветник. После многочисленных дискуссий его временно включили в делегацию. Но в последний момент выкинули, так как в связи с обострением доклад вместо Клеветника решил сделать сам Академик. Помимо Академика, Претендента, Социолога, Мыслителя, Супруги, Литератора, Художника, Сотрудника, Инструктора, а также их близких родственников, дальних знакомых и подчиненных молодых сотрудниц, в делегацию включили сотрудников, знающих языки, и сотрудников, которые должны были следить за правильным поведением остальных. По прибытии на место выяснилось, что языки знал один Мыслитель, да и то совсем не те, какие были тут нужны, а те, какие тут были не нужны. Правда, надо отдать ему должное, знал он их вполне прилично. Перед поездкой всем сделали рентген и укол. Велели купить водки для дружеской атмосферы. Потом делегацию разбили на две части и велели каждой из них присматривать за другой. Главное, говорил инструктировавший делегацию Помощник, вилку и ножик держите в левой руке, а котлету в правой. Ни с кем не общайтесь без ведома. Не заводите несогласованных разговоров. Давайте отпор и отповедь. Помните, кто вы, откуда вы, где вы, зачем вы. Успех делегации превзошел все ожидания. Было сделано пятьсот разоблачительных докладов восемьсот погромных выступлений, пять тысяч критических замечаний, двадцать тысяч обескураживающих реплик. Противник пришел в полное замешательство, расстроил свои ряды и, раздираемый внутренними непримиримыми противоречиями, бросился пересматривать свои позиции. Сэкономив на желудке, делегация закупила пятьсот псевдозамшевых пиджаков, юбок и пальто и полторы тысячи штанов в обтяжку с кожаными заплатками и непонятной надписью "Маде заграницей". Мыслитель, посетивший на правах исключительной личности предосудительные заведения, привез две колоды игральных карт с изображениями голых женщин всех национальностей, кроме наших. В дороге он показывал картинки молодым сотрудницам и спрашивал их, поглаживая доброй мягкой рукой выше коленки и глядя в упор умными грустными глазами, где тут пресловутая порнография. Впечатление было ошеломляющее, и авторитет Мыслителя как выдающегося мыслителя сильно укрепился. Одну колоду Мыслитель подарил потом супруге Претендента. Клеветнику привезли приветы коллег и сожаления по поводу того, что он, как всегда, по состоянию здоровья и по семейным обстоятельствам не смог присутствовать на конгрессе.
СОЦИАЛЬНОЕ И ОФИЦИАЛЬНОЕ
Я различаю, писал Шизофреник, официальное и социальное. Официальность есть историческая форма, в которой осуществляется признание социальности. Официальность есть антипод социальности, вырастающий на ее основе и неразрывно связанный с ней. Официальность есть двойник социальности. Они непримиримые враги и неразлучные друзья. Они суть одно и то же, но в разных проявлениях. Официальность не совпадает с государством, правом, моралью, идеологией и т. п. Выделение ее есть совсем иная ориентация взгляда на общество. Антисоциальность - то, что ограничивает социальные законы, препятствует им и стремится вообще к ликвидации их власти. Антиофициальность - то, что враждебно официальности как признанию социальности, функции антисоциальности могут выполнять государство, мораль, религия и т. п. Но они же могут выполнять и функции антиофициальности, а также быть на службе У социальности и официальности. Крайним проявлением социальности является полный аморализм, крайним проявлением антисоциальности - нравственное сознание, крайним проявлением официальности - формальный бюрократизм, крайним проявлением антиофициальности - преступность. Но это, разумеется, весьма схематично. И я пишу об этом скорее Для того, чтобы переориентировать воззрения на общество с привычного плана на тот, который я считаю более интересным.
Приведу несколько примеров, поясняющих введенные различения. Социально N есть демагог, дурак, карьерист, а официально - серьезный хороший оратор, прекрасный руководитель. Когда N выбирали в Академию, в кулуарах все плевались, разводили руками и т. п. Но с трибуны все превозносили N, потом жали руку, поздравляли с заслуженным избранием и т. п. Если N ездит в заграничные командировки, то социально это означает, что он урвал, ухитрился, устроился, и т. д., а официально это означает, что он проделал большую работу, участвовал, принес пользу. К этому я еще вернусь в несколько ином аспекте. Социально индивид не лучше (крайний случай - хуже) своих поступков, официально индивид адекватен своим поступкам, антисоциально индивид может быть (крайний случаи - всегда) лучше своих поступков, антиофициально индивид неадекватен своим поступкам. Даже в тех случаях, когда как будто бы есть совпадение, можно найти оттенки различия. Например, социально есть тенденция сделать индивидов полностью зависимыми от социальных групп, в которые они входят, а официально - тенденция сделать индивидов полностью контролируемыми не только социальными группами, в которые они входят, но и властями.
Основной закон отношения социального и официального - стремление к их соответствию и даже совпадению. Это обусловливает определенные тенденции в реальности, заметные невооруженным глазом. Например, социально начальник не может быть умнее группы подчиненных (интеллектуальный индекс начальника не превышает таковой группы подчиненных), а официально начальник не может быть глупее группы подчиненных. Поскольку имеет силу тенденция привести официальное в соответствие с социальным и наоборот, то реализацией этой тенденции применительно к данному случаю является тенденция к снижению интеллектуального потенциала группы (к оглуплению).
Взаимодействие социального и официального усиливает социальное в тех случаях, где достигается их соответствие. Например, чем больше государство вложило средств в данного индивида (степени, звания, премии, квартира, дача, заграничные поездки за счет государства и т. п.), тем выше его социальная позиция. А чем выше его социальная позиция, тем больше он способен урвать, т. е. заставить государство вкладывать в себя средства.
ЭВОЛЮЦИЯ СОЦИОЛОГА
Прочитав этот отрывок рукописи Шизофреника, Социолог добавил к своей статье, принятой к печати в Журнале, большой кусок, в котором показал, что помимо установленных в нашем изме членений общества возможны и другие, более второстепенные. Он, например, может предложить такое. Клеветник сказал Мазиле, что он напрасно дает Социологу читать трактат Шизофреника, ибо этот шакал непременно украдет, изуродует и при этом напишет донос. Мазила принял совет к сведению. Но было уже поздно. Социолог начал знакомиться с рукописью Шизофреника, минуя посредничество Мазилы.
НАПРАВЛЕНИЯ В ИСКУССТВЕ
Художник и Мазила вместе учились и были большими друзьями. Как-то раз в шутку Мазила сказал, что в искусстве действовал всегда один закон: чем выше зад, который удается вылизать художнику, тем крупнее художник. Нельзя быть крупным художником, не будучи художником короля. Художник принял шутку всерьез, и скоро их пути в искусстве и жизни разошлись, но дружеские отношения сохранились. За выдающиеся успехи Художник был удостоен и избран, а затем назначен. За портрет Советника получил квартиру. За портрет Помощника - дачу. За портрет жены Заместителя - машину. За портрет Заместителя - заграничную командировку. За первый портрет Заведующего он стал лауреатом и получил всеибанскую известность. В Институте ему выдали постоянный пропуск и сказали, что будут рады его видеть в любое время дня и ночи. За второй портрет Заведующего ему отдали под мастерскую весь трехгодичный фонд мастерских. За портрет Помощника ему устроили круглосуточную бесплатную для посетителей выставку. И все же Художник чувствовал бы себя менее несчастным человеком, если бы на свете не было Мазилы.
Мазила с трудом раздобыл комнатушку под мастерскую за свой счет, которого у него не было. И до поры до времени что-то мудрил в полной безвестности, но со скандалами. До Художника доходили всякие вздорные слухи, но он им не хотел верить. Он хорошо знал, что такое наше искусство и что такое наш брат художник. Наконец, какие-то сомнительные интеллигенты стали добиваться выставки Мазилы. Создали комиссию под председательством Художника. Комиссия персональную выставку запретила. Но так как новые веяния стали проникать даже в сферу управления искусством, решили создать новую комиссию для выяснения возможности допущения одной наиболее подходящей работы Мазилы на общую выставку работ любителей-пенсионеров и кружков народного творчества. Глава новой комиссии Художник лично посетил мастерскую Мазилы и был ошарашен. Но виду не подал. Неужели ты в самом деле считаешь себя гением, сказал он. Это же смешно. У нас гениев нет и быть не может. Ты же это сам знаешь прекрасно. Признайся, старик, ты все это вытворяешь, чтобы голову всем заморочить? Потом Художник предложил Мазиле устроить совместную выставку. Я тебе подскажу тему и покажу, как сделать, чтобы прошло наверняка, сказал он. Мазила был тронут такой дружеской заботой, но от совместной выставки отказался. На комиссии Художник сказал, что Мазила работает слишком много, что есть верный признак халтуры. Работы его по технике исполнения не соответствуют нашей идеологии, а по содержанию находятся на низком Уровне. Тем более Мазила - пьяница, бабник, гомосексуалист, спекулянт, хапуга, внутренний эмигрант, не помогает семье, бросил родителей, и потому они давно умерли, не платит взносы, не считается с мнением коллег и систематически игнорирует юбилейные выставки. И на выставку работу Мазилы не допустили. Приятель Художника принес стенограмму заседания Мазиле. Мазила был сначала взбешен, потом долго смеялся и, позвонив Клеветнику, отправился на пустырь.
Клеветник последнее время бросил всякую работу. Чем меньше работаешь, говорил он, тем прочнее положение, Работа только раздражение вызывает у бездельников. А так как бездельники почти все, то вывод напрашивается сам собой. Мазила рассказал Клеветнику историю с выставкой. Пустые хлопоты, сказал Клеветник. Все равно ничего не делаешь. Везде так. Клевета, зависть, насилие у нас - неизбежные спутники незаурядного человека. Но ведь он же способный художник был, сказал Мазила. Способные, у которых нет возможностей и мужества реализовать свои способности, - самые опасные, сказал Клеветник. Они способны в основном на любую пакость. Их много. Они мечутся в отчаянии, злобе и скуке. И уничтожают все, что может стать укором их совести. У Ларька Шизофреник облек случившееся в бесстрастные, но четкие формулировки. Каждый конкретный случай, сказал он, есть продукт действия многих социальных, психологических и прочих законов, и потому он кажется чистой случайностью. Художник гневался из-за того, что ты не захотел сделать так, как советовал он? Правильно. Если насилуемый сопротивляется, то насильник всегда гневается и воспринимает это как нарушение справедливости. Обычная формула: мы им (вам, ему), а они (вы, он)!!! Коллегиальная солидарность? Правильно. Она есть. Но только в отношении дерьма. Согласись ты на совместную выставку с Художником, все было бы молниеносно устроено. Только он в порядке коллегиальной солидарности вынудил бы тебя нарисовать и выставить чепуху, а не твои шедевры. Коллегиальная солидарность работает тогда, когда коллега чувствует, что ты слабее его или хотя бы не настолько силен, чтобы другие заметили, что ты сильнее. И потом чтобы было выгодно или по крайней мере безопасно. Контроль коллег всегда самый бдительный. Уверен, тебя не пустят и на общую выставку, ибо ты спутаешь им карты. Им важно, чтобы не было нарушения установленной гармонии. А все эти разговоры об идеологии, негуманности, формализме и т. п. суть лишь удобное средство сделать по-своему. Ты нарушаешь правила игры, сказал Болтун. Вместо того, чтобы пройти все установленные этапы и последовательно делать по установленным нормам то же самое дерьмо, какое делают все, ты делаешь нечто непохожее ни на что, делаешь слишком много и хочешь обойтись без их игрушек. Да, сказал Мазила, но Художник их обошел! А какой ценой, сказал Шизофреник. Я однажды попал в его мастерскую и наблюдал муки его творчества. Он третий месяц малевал вшивый портрет жены Начальника, а портрет никак не получался. Художник долго и нудно говорил о своих замыслах и своеобразном видении мира, которое хотел воплотить в улыбку одуревшей от сознания своей исключительности старой бабы, чтобы человечество потом так и не сумело бы разгадать ее смысл. Чем ничтожнее творчество, сказал Клеветник, тем мучительнее муки творчества. Не за что зацепиться. Из настоящего художника прет само, только успевай оформлять. А из ничтожества надо выдавливать по капле. Тут важна установка, сказал Мазила. Попробуй, напиши гениальную передовицу для Газеты. Ничего не выйдет. Любой сверхгений и самый серый газетный работник напишут ее примерно одинаково. Так и с портретом Заведующего.
ПРОБЛЕМЫ ВЛАСТИ
С нашими друзьями происходит что-то странное, говорит Мазила. Ничего особенного, говорит Клеветник. Они идут к власти. Но они уже у власти, говорит Мазила. Они имеют посты, а это само по себе еще не есть власть, говорит Клеветник. Это пока еще лишь возможность власти. У власти еще надо утвердиться. Для этого надо подняться еще на ступень выше, увеличить число холуев и продвинуть их к власти, дискредитировать и устранить конкурентов, отмежеваться от сомнительных связей и акций в прошлом, устранить или обезвредить лиц, знающих им цену, спасти общество от опасности (реальной или мнимой, роли не играет; но лучше от мнимой, которая кажется реальной), оказать тем самым свою незаменимость и полезность и, наконец наложить все печать своей индивидуальности. К чему все это, спросил Мазила. Они же не глупые люди. И вроде бы образованнее и культурнее всех прочих. Образование и культурность, сказал Клеветник, есть их козырь в данной ситуации, и не более того. А то, о чем я говорил, не есть индивидуальная цель или потребность. Это просто формальный механизм власти, который одинаково обязателен для невежд и образованных, передовых и реакционеров, моралистов и циников. Чем выше, например, ранг карьериста, тем больше группа, которую он тянет за собой и которая его выталкивает вверх. И тем она алчнее и беспощаднее. А мало-мальски способные люди все карьеристы. Нужны очень большие способности и исключительное стечение обстоятельств, чтобы человек отказался от карьеры. Людей на подвластных постах надо менять. Так положено по механике дела. Менять нужно даже тогда, когда это делать не нужно. Даже на худших. Даже на будущих врагов. Ибо лишь смена людей дает сознание своих людей. Претендент, например, уволил А и поставил на его место В. Думаешь, В лучше? Нет. Как работник он хуже. Сейчас он лебезит перед Претендентом, а при случае продаст его с потрохами. И Претендент это знает. Но он не может иначе. Сейчас пока В - свой человек, и ритуал замены чужого А своим В должен быть проделан. Шизофреник абсолютно прав. Общество можно представить как огромное число клеточек, связанных друг с другом и осуществляющих какие-то действия независимо от того, есть в них человек или нет. А люди лишь забираются в эти клеточки (в какие удастся благодаря индивидуальной судьбе) и делают все то, что им эти клеточки навязывают. Далее, вытесняемых с постов людей надо обязательно дискредитировать, если даже это во вред тебе самому. Есть два способа возвыситься: стать самому больше или сделать других меньше. Первый путь в массе исключен, труден и опасен для карьериста. Остается второй. Претендент везде поливает грязью Секретаря. Ты думаешь, за то, что тот в свое время сыграл гнусную роль и был участником всех тех преступлений? Ерунда. Претендента это не коснулось никак. И он сам готов на любые пакости. Он их и так делает, правда в несколько ином стиле. Время изменилось. Секретарь дышит на ладан. Готов Претендента продвинуть вверх на любую должность. Но это роли не играет. Он поносит Секретаря для того, чтобы все видели, насколько он умнее, талантливее, моральнее, прогрессивнее и т. п. Секретаря. Кстати, Претендент глуп. Боюсь, что переиграет, и кое-кто в самом деле подумает, что он умен, талантлив и прогрессивен. И тогда его карьера застопорится. Кроме того, по технике взятия власти последняя должна быть взята с боем за добро против зла. Если бой не получается сам собой, его провоцируют или просто выдумывают. Теперь Секретарь на самом деле разгневался на Претендента и будет ему пакостить. По технике карьеры это не вред. Именно это и нужно. Нужен отживший враг. И по возможности слабый на деле, но сильный по видимости. Секретарь же тоже кретин. Ему и в голову не придет никогда мысль, что если он хочет провалить Претендента, то должен его хвалить, а не ругать, или не обращать на него внимания. Но он не может, ибо он обычный социальный индивид из механизма власти. И это еще не все. Им еще нужно спасти общество от серьезной опасности, и не от общеизвестной и прошедшей, вроде Секретаря и его охвостья, а от чего-то такого, нового, что может увести не туда. Эта опасность должна быть социально представимой и значимой, и притом не так-то просто разоблачимой. В нее должны поверить определенные круги лиц. Дело должно выглядеть так, будто только они способны обнаружить эту опасность и предотвратить ее, т.е. доказать свою необходимость и незаменимость. И сейчас они ее ищут. Пробуют. Так что разносная статья в мой адрес, нападки на Н. и т.п., - это все не случайно. Но они же были твоими учениками; сказал Мазила. Не учениками, сказал Клеветник, а охвостьем. И Социолог, и Супруга, и многие другие из них в свое время ходили у меня в хвосте. Теперь это их компрометирует, ибо я не эволюционировал вместе с ними. К тому же я - знаю, кто они. Я опасный свидетель и больное место их совести. Все это - обычные банальные истины, которые мы отлично знаем из литературы, но которые нас поражают, когда они касаются нас самих. И потом слишком уж откровенно все эти литературные штампы вылезают на вид. Как будто с общества содрали шкуру и вся его физиология вылезла наружу. Любопытно здесь другое - языковая форма их претензий. Они выступают в роли передовых, образованных, творческих и прогрессивных личностей, спасающих человечество от угрозы со стороны сторонников старого Председателя. Они - представители и проводники высших достижений мировой культуры. Раньше, например, порядочных людей у нас били за положительную оценку Э как сторонников Ихней реакционной идеологии. Эти же бьют нынешних порядочных людей за критическое отношение к Э, причем как врагов передовой ихней же науки. Надо как-то бороться, сказал Мазила. У тебя известность, ученики. Имя для них - ничто, сказал Клеветник. Учеников нет. Испарились с поразительной быстротой. Податься некуда. Они неуязвимы. Вот в Издательстве выкинули мою статью из сборника. Почему? Не подходит к тематике сборника. Чтобы доказать, что она единственная статья по теме сборника (сборник готовил я сам), надо приложить неимоверные усилия без гарантии на успех. А время идет. Если я и добьюсь своего, будет поздно. Следующий же сборник не будет вообще. Они сами не работают, печатать им нечего. И сборник вообще не запланировали. Пригласили меня докладчиком на Конгресс. Выбросили из делегации в последний момент. Академик сказал, что ко мне проявляют нездоровый интерес, но он за меня ручается. Жест благородный, не придерешься. А из делегации на всякий случай изъяли. И так далее в таком же духе. Обсуждаются работы моих дипломников и аспирантов - волынка, мелкие придирки, непомерные претензии и т.п. Официально - надо разобраться, как следует, тема серьезная, концепция неапробированная. По существу же цель одна - изолировать. Уйти? Куда? Везде одно и то же. Тем более, выбора-то нет даже территориально. Мазила сказал, что это все, конечно, действует удручающе. Но сдаваться не надо. Надо работать, работать, работать. И пусть они катятся. В нашем деле, сказал Клеветник, для работы нужны люди, организация, печать. А один я могу поставлять лишь идеи, которые либо разворуют, либо разгромят и исказят, либо не заметят. Так что лучше не делать ничего. Но и это их не устраивает вполне, поскольку пока еще живо прошлое. Им еще надо, чтобы не было прошлого.
ПОХИЩЕНИЕ "ФЕРДИНАНДА"
Жизнь для Инструктора приобрела смысл. Побыстрее разделавшись с нудными делами, он запирался в кабинете и читал и перечитывал рукопись Шизофреника. Он ничего в ней не понимал и потому читал с интересом. После обеда, читал он далее, захотелось есть. И тогда Сачок предложил похитить самую мощную кастрюлю со вторым, называемую "Фердинанд". План похищения был гениально прост: двое арестантов заходят на кухню, снимают кастрюлю с плиты и уносят. Если заметят, что исключено по законам психологии, отделаемся шуткой. Караульного можно подкупить кашей, но лучше отвлечь. Так и сделали. Мазила, Литератор и Патриот затеяли "очко" на жратву, Караульный клюнул на это, ему дали выиграть компот, и он забыл обо всем на свете, просадив затем обеды на три дня вперед. Убийца и Паникер спокойно унесли "Фердинанд" с плиты, и никто не обратил на это внимания. Когда пропажу обнаружили. Школа пришла в невероятное возбуждение. Сотрудник первым делом направился к нам. Понюхав гнусную атмосферу губы и поглядев пристально в глаза каждому, он понял, что уже поздно. Операция "Фердинанд" была одной из самых славных страниц в истории Школы. Когда Сослуживец несколько десятков лет спустя встретил одного бывшего курсанта Школы, то единственное, что тот помнил о Школе, была история с "Фердинандом".
БЕСЕДА О СВЕТЛОМ БУДУЩЕМ
Нажравшись до отвала шрапнели, арестанты некоторое время молчали, опьяненные непривычной сытостью, потом стали рассказывать похабные несмешные анекдоты, от которых надрывались от хохота ("один солдат пошел в город по увольнительной и на всякий случай привязал член к ноге; в результате он простоял до вечера на одной ноге на перекрестке" и т.п.), и правдивые истории, в которые никто не верил ("у нас один солдат поставил вместо себя на пост покойника из морга, а сам ушел в самоволку" и т.п.). Кончили задушевной беседой о светлом будущем. Пораженец сказал, что тогда всем будет хорошо, жрать будут от пуза, губы не будет, к бабам будут отпускать каждую неделю. Паникер сказал, что у Пораженца чисто потребительский подход, что на самом деле изм - это прежде всего высокая сознательность, чтобы не лопали по Две порции, и Сачку там придется худо. Интеллигент сказал, что будут введены научно разработанные нормы потребностей. Приходишь в кабинет нормирование потребностей, сдаешь десяток справок с печатями, заполняешь анкетку и получаешь талончики или вносишься в списочек особый. Потребности Пораженца, например, будут такие: обмундирование - хлопчатобумажное бывшее в употреблении рядового состава (ХББУРС), обувь - сапоги или, скорее, ботинки с обмотками широкие кирзовые армейские строевые (ШКАС), жратва миска шрапнели три раза в день. Пораженец запротестовал, но его одернули: ешь, что дают. Мерин продолжал, развивая мысль Интеллигента. Для Сотрудника, Заместителя и прочих установят более высокий уровень развития потребностей: штаны синие шерстяные, сапоги хромовые, полкило колбасы и две миски гречневой каши. Сачок сказал, что со временем на каждом углу выставят котлы с картофельным пюре, - жри сколько хочешь. Мерин сказал, что для этого сознание должно достичь небывалого в истории расцвета. Уклонист добавил, что для этого нужен еще более высокий уровень производительных сил - атомная энергия, завоевание Космоса, Ибанючкинская ГЭС. Пораженец сказал, что всем будет хорошо, каждый будет выбирать занятие по своему вкусу. Паникер сказал, что на первых порах будут сочетаться обязательные занятия с добровольными. Пораженец, например, будет часов восемь чистить сортир, а в остальное время будет генералом-любителем. Только пока еще не установлено с полной ясностью, будут ли при этом золотари-любители и дадут ли генералы по обязанности солдат генералу-любителю. Неизвестно также, будут ли при этом солдаты-любители для генералов по обязанности. Патриот сказал, что армия отомрет и генералов не будет. Солдат тоже. Паникер сказал, что государством будут управлять кухарки. Мерин сказал, что тут ничего смешного нет. Во-первых, управление примет такие формы, что даже кухарки (если их, конечно, допустят) будут в состоянии выполнять любые государственные функции. А во-вторых, еще не известно, у кого интеллектуальный уровень выше, у кухарки или у иного государственного деятеля. Попробуй на гроши с парой ребятишек и с нашим снабжением свести концы с концами, так узнаешь, как надо шевелить мозгами. На это Патриот сказал, что государство отомрет, и рыгнул в физиономию Уклонисту, который по сему поводу брезгливо заметил, что отличительная особенность патриотов - жрут овес, а воняют так, будто лопают шашлыки и паюсную икру, и беседа прекратилась сама собой от наступившей скуки.
РАЗГОВОР ОБ УМЕ
По дороге в сортир Интеллигент изложил свой метод измерения интеллектуального потенциала отдельных людей и целых социальных коллективов. Для этого надо умственную деятельность разложить на элементарные операции примерно одинаковой силы и подсчитать среднее число таких операций за единицу времени. Готов держать пари, сказал Интеллигент, что при этом умственный потенциал Старшины, которого мы несправедливо считаем дегенератом, будет во много раз выше такового у самого Начальника Штаба, которого все считают гением. Мерин сказал, что распределение людей по социальной иерархии не имеет ничего общего с умственными способностями. Он это заметил еще в детстве. Его отец был очень крупной шишкой. Правда, его потом за что-то шлепнули. Но от этого он умнее не стал. Даже мать временами удивлялась, как могут таким болванам доверять управление. Отец говорил на это, что он-то еще ничего, а вот Ибанов, который метит на его место и наверняка спихнет его, так это действительно болван редкостный. Мерин знал этого Ибанова. Он натаскивал его как-то к экзамену по философии. Так этот Ибанов Мерина сразу стал называть на "ты", а философские категории на "вы". Вставал по стойке смирно, выпучивал глава и рапортовал что-то в этом роде: "Материя, понимаешь ли, они первичны!". Мазила, однако, усомнился в эффективности метода Интеллигента. Попробуй сравни такие умственные операции, как принятие решения об открытии второго фронта и о строительстве нового сортира в ИВАШП. Интеллигент сказал, что это - сложные операции, легко разложимые на простые. Кроме того, в них участвует большое число людей, так что на долю каждого достается весьма примитивная задачка. Причем степень сложности задачи с интеллектуальной точки зрения обратно пропорциональна степени ответственности лиц, принимающих решения. Мазила спросил, а как быть с работой писателя, художника и т.п. Интеллигент сказал, что его метод не распространяется на творческую деятельность, которая есть уклонение от нормы. Уклонист заметил, что творчество во внимание принимать вообще не нужно, ибо дело идет к тому, что в деятельности писателей, художников и прочих представителей творческих профессий (а их развелось как собак нерезаных) творческий элемент катастрофически сокращается и скоро будет неизмеримо меньше, чем в деятельности старшин и кухарок. Мазила вздохнул и вспомнил, какие вкусные вещи мать ухитрялась готовить из всякого дерьма. Интеллигент напомнил о гениальной операции, которую недавно провернул Старшина: тот скупил на базаре рваные опорки от ботинок по пятерке за пару, Обменял на складе на новые и загнал их уже по восемьдесят рублей за пару. Уклонист сказал, что это не ум, а хитрость. Интеллигент сказал, что ум и хитрость - одно и то же с рассматриваемой точки зрения. Они различаются лишь оттенками нравственности, направленности, выбора средств и прочими весьма относительными признаками. Мазила спросил, как по методу Интеллигента можно определить интеллектуальный потенциал групп людей. Интеллигент предложил несколько вариантов. Первый вариант - соотношение чисел членов группы, имеющих средний, ниже среднего и выше среднего интеллектуальный потенциал. Второй вариант - отношение суммы показателей интеллектуальных потенциалов членов группы к числу членов группы. Третий вариант - степень влияния на поведение группы тех членов группы, которые имеют такой-то потенциал. Четвертый вариант - степень наказуемости тех, у кого самый высокий потенциал в группе. Пятый вариант - степень ненаказуемости тех, у кого самый высокий потенциал в группе. Число вариантов можно продолжить. Проблема не в этом. Проблема в том, что люди не заинтересованы в измерении интеллектуального потенциала. Вернее, в этом заинтересованы очень немногие, уверенные в своем умственном превосходстве над другими. А остальные стремятся скрыть свое умственное убожество. Уклонист сказал, что измерять нет надобности, ибо и без этого всем все ясно. Но измерять, действительно, не дозволят, ибо в результате измерения научными методами получаются цифры, имеющие силу официального документа. Паникер сказал, что ум вообще на самом деле не играет той роли, какую ему приписывают всякие интеллигентики. Он не имеет в виду Интеллигента, ибо тот - свой в доску парень. Статистика установила, например, что из двух самых глупых курсантов выходит по крайней мере один умный генерал. Попробуй, объясни это по методу Интеллигента. Клеветник сказал, что термин "ум" к генералам променяется скорее в смысле зоопсихологии, и Паникер занимается типичной софистикой, удваивая смысл терминов.
СОЦИАЛЬНЫЙ ИНДИВИД
Социальный индивид, писал Шизофреник, это - отдельный человек, группа людей, объединение групп и даже целая страна. Элементарный социальный индивид (слово "социальный" буду для сокращения опускать) не расчленяется на два или более различных индивида (отдельно взятый человек). Сложный состоит из двух или более индивидов. Нормальный индивид имеет орган, с помощью которого он отражает и оценивает ситуацию, устанавливает, что лучше и что хуже для него и для других, предвидит ближайшие последствия своих поступков и поступков других людей. У человека это - мозг, а у групп людей управляющие лица и организации, состоящие из людей. Назначение этого органа - обеспечить наиболее благоприятные условия существования индивида.
Я исхожу из допущения, что нормальный индивид (а таких - подавляющее большинство) правильно оценивает свое положение в обществе, свои возможности, внешние обстоятельства, ближайшие следствия своих поступков и т.д. Именно ближайшие, ибо этого достаточно для действия социальных правил. Предвидеть последствия поступков далеко (на много времени вперед) невозможно не столько из-за сложности ситуаций, сколько из-за принципиально непредвидимых обстоятельств. Да это и не нужно. Для социального бытия достаточно знать ближайшие последствия действий людей, и индивиды способны на это. Например, А знает, что если он донесет на В, то у В будут неприятности (снимут с заведывания, не пустят на премию, отменят поездку за границу и т.п.), и этого для А достаточно. Индивиды могут оказаться вследствие своих поступков в плохом положении, но рассматривать это как результат ошибок в социальном поведении нельзя. Индивиды с социальной точки зрения не делают ошибок. Понятие ошибки здесь неприменимо вообще. Если, например, в результате доноса А на В со временем из-за этого будут неприятности для А то донос А не есть ошибка. Здесь А поступил в полном соответствии с каким-то социальным законом, и только. А к чему это привело, к закону как таковому отношения не имеет. Подобно тому, как, стакан, упав на пол, разбивается. Но это не есть ошибка стакана. Это - результат действия физических законов, и только.
Социальный индивид, далее, обладает способностью принимать волевые решения, имеет свободу воли и выбора, по крайней мере, в отношении некоторых действий. Например, индивид волен голосовать за принятие данной статьи к печати или против. Говоря о свободе воли в отношении к данному действию, я здесь имею в виду только следующее: осуществление или неосуществление данного действия зависит исключительно от сознания и воли самого индивида. Социальный индивид, далее, в каких-то пределах, достаточных для того, чтобы рассматривать его как целое, господствует над своим телом. Если это группа людей, то указанный признак означает, что руководящему лицу или организации подчиняются руководимые ими лица. Наконец, социальный индивид обладает стремлением к самосохранению, избегает ухудшения положения, стремится к улучшению условий существования и т.п. и предпринимает для этого какие-то действия. Задача социологии и состоит, прежде всего, в том, чтобы проследить правила, по которым эти принципы реализуются в общественной жизни. Другими словами, социальный индивид осуществляет свои действия в соответствии с принципами: 1) он добровольно и сознательно не делает ничего того, что противоречит его интересам; 2) если он безнаказанно (малое наказание не в счет) может использовать свое социальное положение в своих интересах, он его использует максимально. Так что взятки, принуждение подчиненных к сожительству и к соучастию в махинациях, очковтирательство с целью наживы, использование государственных средств в личных целях и т.п. - все это (как и официально установленные привилегии в виде закрытых распределителей, машин, дач, брони на все виды услуг и т.п.) суть естественные явления социальной жизни людей. И только страх разоблачения и наказания как-то удерживает (да и то до поры до времени и в малых масштабах) от возможных катастрофических последствий.
Указанные признаки входят в само определение термина "социальный индивид". Социальный индивид обладает также другими признаками. Это положение в обществе, сила влияния, степень защищенности, степень вредности (опасности) для окружающих, сила хватания (присвоения), сила отдачи, сила интеллекта, уровень нравственности, степень изворотливости, совесть и т.д. Все эти признаки можно точно определить, так что в результате часть из них окажется производной от других. Все эти признаки в принципе измеримы.
Что думает о себе сам индивид и что думают о нем другие, более или менее совпадает (во всяком случае, имеет место тенденция к совпадению). Для себя индивид может быть как угодно сложным и духовно богатым. С социальной точки зрения это играет скорее отрицательную роль для индивида, если духовное богатство выходит за рамки обычного или профессионального среднего. С социальной точки зрения индивид представляется как болванка без внутренней структуры с четко фиксируемыми формами и функциями. Социальный прогресс отчасти состоит в том, чтобы формировались индивиды, выполняющие более сложные функции, но имеющие более простое внутреннее (духовное) строение. Как думает индивид, вообще роли не играет. Важно как он поступает. А поступает он по социальным правилам.
Социальный индивид не зол и не добр. Он просто обладает упомянутыми качествами в той или иной степени. Вопрос об измерении этих качеств не принципиален. Здесь можно предложить самые различные методы. Величины этих качеств индивидов заключены в определенные социально допустимые рамки (последние исторически преходящи, но в каждую эпоху достаточно определенны). Выход за эти рамки опасен как самому индивиду, так и тем, с кем ему приходится иметь дело. Чрезмерный ум, например, так же опасен с социальной точки зрения, как и чрезмерная глупость.
Всякий социальный индивид обладает социальным положением и официальным положением. Социальное положение индивида есть функция от многих параметров - занимаемый пост, престиж профессии, возможность иметь различного рода привилегии, связи, влияние и т.п. Официальное положение определяется занимаемой должностью и официальным статусом последней. Полного совпадения социального и официального положения нет, и в достаточно большом и дифференцированном обществе оно не может быть достигнуто практически. Однако в силу тенденции к совпадению официальности и социальности имеется тенденция установить соответствие и здесь. Это выражается в частности, в стремлении установить такие нормы жизни, чтобы доходы, почет, слава и т.п. определялись исключительно официальным положением индивидов (чтобы начальник имел лучше квартиру, чем подчиненный, выше зарплату, лучше дачу; чтобы академик считался более крупным ученым, чем член-корреспондент, а последний - чем простой доктор и т.д.). Социальный индивид стремится улучшить свое социальное положение. С этой точки зрения все индивиды-карьеристы, честолюбцы, стяжатели и т.д., но не всем удается добиться желаемого, а большинство с самого начала отдает себе отчет в безнадежности усилий и смиряется, что выступает как добродетель. И лишь единицы из тех, кто мог бы успешно участвовать в борьбе за социальный успех, находят в себе силы сознательно избрать иной путь. Впрочем, он тоже так или иначе рассчитан на какой-то успех.
Надо различать фактическую и номинальную социальную значимость индивида, фактическая включает в себя социальные признаки индивида, а номинальная - своеобразный способ выразить их для каких-то случаев официального употребления индивида. Соотношение их можно проиллюстрировать на примере соотношения фактических признаков человека и характеристики, которую ему дают для поступления на работу, при выдвижении на награду, при оформлении документов на поездку за границу. Например, А - карьерист, хапуга, бабник, полуневежда, плагиатор и т.п. Все заинтересованные лица знают эту фактическую характеристику А. Номинальная его характеристика может иметь такой вид: морально устойчив, высококвалифицированный специалист, имеет учеников и т.п. Давая такую номинальную характеристику А, люди не лгут, а делают нечто иное. Они принятым в данной среде способом выражают лишь то, что А их устраивает, годится для такого-то дела. И ничего больше. Если в номинальной характеристике описать фактические качества А, то она будет воспринята не как объективная оценка его, а как свидетельство того, что А в чем-то провинился, его снимают с работы, считают, что он не годится и т.п. Вот когда действительно А в чем-то провинится и начинают говорить, что, мол, не знали его подлинного лица и проглядели, тогда лгут, ибо подлинное лицо социального индивида окружающие его лица, как правило, знают точно и исчерпывающим образом.
ПРИЧИНА И ВИНА
За полчаса до открытия Ларька Член и Болтун уже стояли в очереди. Член говорил, что он написал новую работу о чрезмерно высоком жизненном уровне ибанского народа и о мерах но его сокращению. Называется труд "Клеветнические измышления о". Почему же только ибанского, спросил Болтун. Потому что он живет лучше всех, сказал Член, и я это доказываю с помощью данных. Данные - вранье, сказал Болтун. К тому же никаких данных не нужно вообще, ибо сама концепция официально порочна и научно вредна. Во-первых, ибанский народ у нас живет не хуже и не лучше других. Он живет одинаково. Это - установка. А установку нельзя доказать и нельзя опровергнуть. Во-вторых, Вы смешиваете научное и официальное сознание...
В этот момент подошел Социолог. Он пожал руку Члену и сказал "Привет, Старик". Затем пожал руку Болтуну и сказал "Привет, Старик". Член возмутился, почему Социолог обращается к ним на "ты". Болтун сказал что это не имеет значения. Социолог смотрит на них как на подопытных кроликов, муравьев, крыс и прочую нечисть. Потому он хочет казаться демократичным и употребляет для этой цели "ты". Пусть он говорит им "ты", и они ему будут говорить "ты". Но друг к другу они будут обращаться на "вы". Между ними должна быть какая-то дистанция, без которой немыслимы хорошие отношения. Взяв по паре кружек пива, Социолог, Член и Болтун направились на привычное место. Впереди шел Социолог, всем своим видом показывая, что дорога ему известна лучше, чем другим. По дороге он говорил, что слова Болтуна вздор, что он по натуре демократичен, хотя дед его был купцом первой гильдии, отец дипломатом, а вырос он за границей. После первой кружки Член вспомнил о прерванном разговоре с Болтуном и спросил, что он смешивает. С точки зрения науки, сказал Болтун, ругнув продавщицу за не в меру разбавленное водой пиво, следует говорить о причинах тех или иных явлений. С точки зрения же официального сознания такая постановка проблемы неприемлема. Для него встает вопрос о том, что повинно в таком-то положении дел. А так как для официального сознания вина должна быть персонифицирована, ибо винить можно только сознательные существа, а не мертвую природу и бессловесных тварей, то проблема для него встает в еще более четкой форме: кто виноват в этом положении дел. С точки зрения официального сознания даже за стихийные бедствия (за землетрясения, засухи, наводнения) несут ответственность определенные лица. А носители этого сознания, чиновники, берут вину эту на себя и потому стараются скрыть эти бедствия от населения. Они считают себя ответственными (или, точнее, боятся, что их будут винить) даже за следствия, вытекающие из социальной природы человека, и потому стремятся исказить эту природу и свалить вину на пережитки, родимые пятна, тлетворное влияние и все такое.
Пришел Шизофреник и спросил, по какой формуле Член рассчитывал потребление на душу населения. Член сказал, что по обычной: брал доход и делил на всех. Шизофреник сказал, что это пропаганда, а не наука. Во-первых, надо учесть коэффициент очковтирательства, который основательно сокращает официальную сумму потребления. Во-вторых, надо учесть иерархию потребления, распределение людей по потребительским рангам и коэффициент ранговости. В-третьих, надо учесть коэффициент отношения группы данного ранга к данному продукту. Так что результате получится гораздо более сложная формула, которая так ж не нужна, как и простая формула Члена, ибо все понятно и без них. Если распределяется картошка и фальшивая цигейка, то получится один результат, а если распределяется черная икра и норка - другой. Пришли Мазила и Клеветник и тоже набросились на Члена. Шизофреник резюмиовал итоги дискуссии, сказав, что получился типичный случай действия открытого им социального закона "Один на всех и все на одного", и предложил выпить за здоровье выдающегося борца за несуществующую правду. Говорят, Вы за границу собираетесь, спросил Член. Не за границу, а в Б, сказал Клеветник. Как Вы думаете, пустят, спросил Член. На семьдесят процентов вряд ли, а на тридцать наверняка нет, сказал Клеветник. Так зачем же хлопотать, спросил Член. А если не хлопотать, то нельзя будет сказать, что тебя не пустили, сказал Клеветник.
