Как уберечь собак от бешенства в августе? 1 страница

Твен любил утверждать, что он стал писателем случайно. Да и вся его жизнь, говорил он, была цепью случайностей. Молодой человек, который после долгих лет работы в типографиях решил овладеть профессией лоцмана, и не мечтал тогда посвятить свою жизнь литературе. Сэмюелу Клеменсу пришлось пройти немало новых испытаний, прежде чем настало время, когда он, наконец, начал зарабатывать на хлеб насущный своим пером. Это уже было в период войны Севера и Юга.

Но вспомним, что еще в довоенные годы Сэм не раз видел в печати сочиненные им строки.

Рассказ шестнадцатилетнего Сэмюела Клеменса «Франт пугает скваттера» был опубликован в 1852 году в журнале, который издавал Бенджамин Шиллабер, один из известнейших юмористов восточных штатов.

В рассказе повествуется о том, что произошло свыше десяти лет тому назад, когда Ганнибал был совсем маленькой топливной станцией. Однажды с парохода сошел некий франт «с убийственными усиками» и, желая порисоваться перед молодыми дамами, с которыми он флиртовал на палубе, направился к первому попавшемуся скваттеру — лесорубу, предварительно вооружившись ножом и пистолетами.

— Я тебя все-таки разыскал! — воскликнул франт. — Ищу тебя уже целых три недели. Молись! Из тебя получится прекрасная дверь для амбара, а дырку для ключа я просверлю сам.

Дальше произошло нечто неожиданное. Скваттер спокойно поглядел на франта с его пистолетами, размахнулся и сбросил хвастуна в реку.

— Послушай, ты, в следующий раз, когда тебе захочется просверливать дырки для ключей, не забудь своих старых знакомых! — прокричал скваттер опозоренному франту.

Рассказ заканчивался словами: «Дамы единогласно присудили нож и пистолеты победителю».

Демократический смысл рассказа очевиден — простой лесоруб с Запада смелее, благороднее и уж подавно сильнее пустого франта из «старых» штатов. Попробуй-ка задеть его! Это тебе даром не пройдет.

Рассказ юноши Клеменса не мог претендовать на оригинальность. В газетах, издававшихся в городках неподалеку от Ганнибала, печатались юморески на ту же тему незадолго до появления «Франта». Возможно, что начинающий автор опирался на материал скетча, опубликованного в 1849 году в газете «Геральд», что выходила в соседнем городке Блумингтоне. Если это и так, то, во всяком случае, Клеменс внес в свой рассказ некоторые улучшения по сравнению с первоисточником. У него точно указано место действия, убедительнее мотивирован поступок франта и скваттер изображен не человеком с «удивительно глупым лицом», а мощным лесорубом.

Строгие вкусы Ориона Клеменса мешали Сэму регулярно выступать на страницах газеты «Джорнал», которую издавал его старший брат, с дорогими его сердцу веселыми заметками. Но как-то редактор был вынужден уехать по делам и оставил своим заместителем младшего брата. За время отсутствия Ориона Клеменса вышло в свет несколько номеров газеты, в которых уже не чувствуется его сдерживающего влияния.

Юный редактор прежде всего вступил в перепалку с редактором другой ганнибальской газеты. Он сообщил, что его соперник на ниве печати собирался было покончить жизнь самоубийством вследствие любовных неудач, но позорно струсил. Был даже опубликован рисунок (клише вырезал сам Сэмюел Клеменс при помощи перочинного ножика), изображающий «самоубийцу» — он испуганно замеряет палкой глубину ручейка, в который собирался броситься. Сэм не упустил возможности задеть и своего старого недруга Амента. Он описал его отнюдь не мужественное поведение во время пожара, случившегося в Ганнибале.

В одном из номеров газеты «Джорнал» за сентябрь 1852 года была напечатана заметка, подписанная невероятно сложным и комическим псевдонимом В. Эпаминондас Адрастус Блаб», в которой рассказывается о том, как автору удалось добиться изменения своей фамилии решением палаты представителей штата Миссури, причем «это обошлось штату всего в несколько тысяч долларов». В этой шутке уже чувствуется сатирический привкус. Сэмюел Клеменс высмеивает законодателей штата, а ведь среди них было много членов демократической партии, которая стала уже опорой рабовладельческого уклада. Возможно, здесь сказалось влияние Ориона, все чаще проявлявшего отрицательное отношение к невольничеству.

Когда весной 1853 года Орион отправился в новую поездку, его брат напечатал несколько задиристых шуток. В них не найти социальной окраски — Сэм Клеменс просто шалит, веселится.

В газете появился заголовок:

«Ужасный случай! 500 человек убито и пропало без вести!!!»

Ниже значилось мелким шрифтом:

«Мы набрали этот заголовок, надеясь, конечно, использовать его. Но поскольку описанное событие еще не произошло, то скажем: (Продолжение следует)».

Сэм создавал пародии на арифметические задачи. «Если восемь человек копали землю двенадцать дней и ничего не нашли, — писал он, — то сколько дней должны копать двадцать два человека, чтобы результаты их работы были вдвое более высокими?»

Читателям и журналистам, озабоченным угрозой бешенства животных в летнюю пору, юный юморист дает издевательский совет: «Как уберечь собак от бешенства в августе? Отрежьте им головы в июле!»

Может быть, читатель хочет знать, каким образом остановить убежавшую от него лошадь? Очень просто. «Киньте ей под ноги пустую бочку из-под муки. Зеленые зонтики тоже пригодны для этой цели, но не всегда доступны». Сэм сочиняет много подобных шуток. Он печатает собственные сентиментальные стихи, но вместе с тем пародирует сентиментальную поэзию.

Письма, которые Сэмюел Клеменс после отъезда из Ганнибала изредка посылал Ориону для опубликования, по большей части носили юмористический характер. Порою в них вкрапливались зерна сатиры.

Юноша рассказывает, например, о том, что видел в столице США — Вашингтоне. Сэмюел Клеменс не претендует на глубокомыслие, его цель как будто лишь позабавить друзей. Кажется, что он ведет устный рассказ, импровизирует на ходу. С юмористическим отчаянием описывает юный Клеменс свои неудачные попытки забраться в переполненный омнибус. Но тут же он язвительно показывает сенаторов людьми, «которые делятся с народом своей мудростью и ученостью за щепотку славы и восемь долларов в день». Члены палаты представителей изображены и вовсе неуважительно. Председатель палаты, который молчаливо и мрачно восседает на своем месте в обстановке вечного шума, напоминает автору «льва, заточенного в клетку с обезьянами, льва, который, сознавая свое превосходство, презрительно отказывается замечать их болтовню».

Описывая выставку в Нью-Йорке, Сэмюел Клеменс, как подлинный американский журналист, не упускает возможности щегольнуть рекордными цифрами. Он сообщает с гордостью, что количество посетителей Хрустального дворца достигает шести тысяч в день. А ведь это вдвое больше численности населения всего Ганнибала. От входной платы выручают столько-то, высота обсерватории такая-то. Водоснабжение Нью-Йорка достойно удивления, количество воды, расходуемой ежедневно, составляет…

За три года с небольшим своей бродяжнической или полубродяжнической жизни Сэм напечатал около десятка писем. Надо полагать, что он работал над ними с удовольствием. Он рассказывает о том, что привлекает его интерес, и рассказывает так, как хочет, не следуя каким-либо узаконенным канонам. Его корреспонденции написаны просто, бесхитростно. Автор часто пользуется жаргоном, привычным для печатников. Порою в письмах появляются несколько претенциозные выражения, заимствованные из «солидной» литературы.

В письмах и юморесках юного Клеменса можно обнаружить признаки дарования, но все же это были в основном пустячки. Они свидетельствовали главным образом о любознательности юноши да о том, что он непрестанно впитывал в себя жизнь и не терпел скуки.

 

Высокая лоцманская рубка

Марк Твен продолжал учиться в своих «университетах».

Это были грозные годы в истории США. Приближалась схватка Севера и Юга.

Двадцатилетнему Сэмюелу Клеменсу был близок стихийный демократизм рядовых фермеров и ремесленников американского Запада. С искренним волнением упоминает юноша в одном из своих писем домой о возгласах в честь свободы, которые ему довелось услышать. Несколько позднее Сэмюел Клеменс (возможно, здесь сказалось влияние его отца) осмелился обратиться к «безбожным» сочинениям Томаса Пейна, вожака революционных масс, который в конце XVIII века был одним из руководителей левого крыла в лагере сторонников независимости Америки, а после создания Соединенных Штатов стал подвергаться в новом, буржуазном государстве осмеянию и травле. Уже в ту пору будущий писатель не без некоторого скепсиса взирал на современную политическую жизнь родной страны.

И все же рабство в Ганнибале и повсюду в Миссури, как и в более южных штатах, едва ли заставляло Сэмюела Клеменса задумываться надолго. Порою не без презрительной усмешки он говорил об индейцах и прибывавших в Америку иммигрантах.

Два десятилетия спустя писатель охарактеризовал себя самого в возрасте девятнадцати-двадцати лет как невежду, глупца, нетерпимого человека, эгоиста.

В ранней молодости Сэмюел Клеменс и впрямь не очень хорошо разбирался в том, что творится на свете и в его родной стране. Он действительно был несколько эгоистичен, своеволен и самоуверен. Как и тысячи других американцев его возраста — и не только его возраста, — он был озабочен в ту пору главным образом поисками профессии.

Юноша, который весною 1857 года внезапно пришел к убеждению, что он должен стать лоцманом на Миссисипи, никогда не забывал о трагической судьбе своего отца — судьбе, которую на глазах у него собирался повторить старший брат Орион.

Сделавшись лоцманом, он, Сэм, добьется решительно всего, чего только можно желать. С детства ему и его друзьям внушали, что нет выше положения, чем то, которое занимают пароходные лоцманы. Вот кто истинно независим — эти люди, ведущие суда по капризной, изменчивой реке! Даже капитан не имеет права вмешиваться в их действия.

К тому же лоцманы — обеспеченные люди. Во всей долине Миссисипи никто, пожалуй, не получает таких высоких окладов. Даже самому лучшему наборщику или печатнику далеко до лоцмана.

Лоцман на Миссисипи действительно занимал тогда особое место среди людей труда в Америке. Он не был нищим фабричным рабочим или старателем, всецело зависящим от случайностей, обреченным на всякие невзгоды и муки, пока не придет удача (а если она вовсе не придет?!). Он получал регулярную и необычайно высокую заработную плату. Он жил в довольно комфортабельных условиях, а работа его была даже увлекательной.

Привилегированное положение, в котором оказались лоцманы в канун Гражданской войны, было, разумеется, временным и объяснялось сложившимися тогда обстоятельствами. Пароход в тех краях еще был единственным дешевым средством транспорта на большие расстояния. Миссисипи еще не оборудовали сигналами, необходимыми для вождения судов. Опытные лоцманы, знавшие реку, были наперечет.

Мастера лоцманского искусства на Миссисипи сумели создать для себя монопольное положение, энергично и смело защищали свои привилегии.

Прошло всего несколько лет, и война положила конец «золотому веку» лоцманского дела. Положила конец не только потому, что сделала невозможным регулярное пароходное движение. Вскоре Север добился победы почти во всей долине реки Миссисипи, и пароходы снова двинулись в путь. Но после войны река покрылась сетью сигналов, и лоцманы перестали быть кудесниками. Их монополия была разрушена. К. тому же железные дороги успешно конкурировали с речным транспортом.

О достоинствах и тяготах лоцманского ремесла — нет, не ремесла, а искусства — Сэмюел Клеменс упорно думал на протяжении всего долгого пути из Цинциннати в Новый Орлеан. Пароход «Поль Джонс», на который ему случилось попасть, шел медленно. Но молодой человек, собиравшийся поехать в Южную Америку, не скучал. Как всегда, его радовала возможность побеседовать с новыми людьми, расспросить их о том, о сем, услышать какую-нибудь еще не знакомую историю о Финке или Крокете, обменяться несколькими шутками. Приятно было и просто отдохнуть на палубе. После долгой и мрачной зимы, проведенной у наборной кассы, за трудом, который уже перестал радовать и стал только средством добывания денег на еду и квартиру, хорошо было глядеть на плывущие мимо зеленые берега, улыбающуюся речную гладь. Хорошо было никуда не спешить и греться под ласковым весенним солнцем!

Гуляя по палубе «Поля Джонса», Сэмюел Клеменс стал присматриваться к тому, как вел пароход обитатель лоцманской рубки, высоко взнесенной над палубой. Лоцман уверенно приближал судно то к одному, то к другому берегу, спокойно вел его даже в кромешной тьме. В любое мгновение, казалось, перед самым носом парохода мог возникнуть берег, и тогда — катастрофа, гибель судна и, может быть, людей.

Сэм понимал, что сделаться лоцманом не просто. Лоцман обязан досконально знать всю Миссисипи или по крайней мере самый оживленный ее участок — от Сент-Луиса до Нового Орлеана. А между этими городами около двух тысяч километров.

Пришел день, когда худощавый пассажир с приятным лицом и шапкой каштановых (или, точнее, рыжеватых) волос осмелился подняться в святая святых лоцмана.

Молодой человек обратился к лоцману Горасу Биксби с вопросом: не согласится ли тот научить его лоцманскому делу? Биксби отказался: возиться с учениками канительно и невыгодно.

Но во время завязавшегося разговора Клеменс установил, что у него и Биксби есть общие знакомые. Оказалось к тому же, что рыжеволосый молодой человек обладает высокими моральными достоинствами — он не пьет, не играет в азартные игры и даже не жует табак, хотя и курит.

В конце концов Биксби согласился взять ученика. Впрочем, это будет стоить больших денег. Сможет ли молодой человек достать пятьсот долларов?

За такую сумму можно было в то время купить маленькую ферму. Предложение Клеменса принять в оплату тысячи две акров «земли из Теннесси» было лоцманом отвергнуто.

Ему нужны только наличные.

В Новом Орлеане Сэмюел Клеменс узнал, что судна, на котором он мог бы отправиться на Амазонку, все равно нет и в ближайшее время не предвидится. Он вернулся тем же пароходом «Поль Джонс» в Сент-Луис. У зятя Сэм взял взаймы сто долларов и передал эти деньги в качестве задатка Горасу Биксби.

Так Твен еще раз стал учеником, на этот раз учеником лоцмана, «щенком». Разумеется, жалованья он получать не будет. По существующему обычаю, пароходный повар обязан кормить и лоцмана и его ученика. Но не во время стоянки. Значит, нужно немного подрабатывать, чтобы иметь возможность купить пищу в дни между рейсами. Ну что ж, ученик Клеменс согласен и на это.

Лоцман, в руки коего попал будущий писатель, был человеком незаурядным. Большая часть реки, но которой он из года в год водил пароходы, протекала по рабовладельческим штатам. Биксби, однако, был противником невольнических порядков. Когда началась Гражданская война, этот мужественный человек повел военные суда против южан.

Для того чтобы стать лоцманом, нужно было изучить берега Миссисипи со всеми их извилинами, изучить дно реки, каждую мель, чуть ли не каждое свалившееся в воду дерево. Миссисипи следовало знать и в полную темень и в лунные ночи, когда все кажется призрачным, обманчивым. Надо было помнить к тому же, что Миссисипи непостоянна и капризна. Там, где недавно был остров, сегодня уже простирается водная гладь, проливы между островами внезапно оказываются несудоходными, берега осыпаются. Иногда Миссисипи вдруг пробивает себе новое русло, сокращая на много километров свой путь.

Лоцманское дело требовало прекрасной памяти и готовности идти на риск. Сэмюел Клеменс никогда все-таки не представлял себе, что лоцманам приходится держать в голове такое количество сведений. Река записана в их памяти точно на длиннейшей ленте. Записана несколько раз — отдельно вверх и отдельно вниз по течению, отдельно днем и отдельно ночью. Река меняется также в разные времена года.

Сэмюел Клеменс еще не отличался долготерпением и выдержкой, хотя и умел работать изо всех сил, когда это было нужно. Он легко вспыхивал и быстро остывал. Теперь же требовалась необычайная выдержка. Пособий, книг, учебников не существовало. Да они, пожалуй, устарели бы, прежде чем их напечатали. Недаром лоцманы, которые почему-либо некоторое время не работали, обязательно снова и снова отправлялись в поездку по реке, чтобы узнать, какие произошли изменения, какова глубина русла у такой-то плантации, что наделала река у Орехового поворота. Если нагрузить голову всей этой лоцманской премудростью, то придется ходить на костылях, говорил Сэм, иначе не вынести тяжести собственной головы.

Биксби был добросовестным и умелым педагогом. Прежде всего он постарался сбить спесь с самоуверенного и, пожалуй, несколько ленивого ученика. И вот уже у Сэма завелись записные книжки, в которые он заносил сведения о реке. Чтобы пройти такой-то поворот, надо пустить судно вдоль такой-то мели и на столько-то футов выше повернуть в такую-то сторону.

Постепенно в память Клеменса начали врезаться очертания берегов реки. Теперь ни ночь, ни туман, ни лунный свет не собьют его с толку. Биксби учит своего «щенка» не верить обманчивым внешним показателям — он должен знать, какова Миссисипи на самом деле. И ученик лоцмана стал отчетливо представлять себе подводное хозяйство реки: мели, затонувшие деревья, бревна, останки погибших кораблей.

Он изучил все острова и все протоки. Он приобрел то особое чувство, которое позволяет по отражению на поверхности реки сказать, что именно находится под водой.

И все же опасности подстерегали лоцмана чуть ли не на каждом шагу. Уж на что опытен и умен был Биксби, но во время первой поездки с ним Сэмюел Клеменс видел, как «Поль Джонс» застрял на камнях. А сколько раз Горасу Биксби едва-едва удавалось избежать аварии!

Частым и страшным явлением на реке были взрывы пароходов. Суда строились по дешевке, из скверного материала. Поговаривали, что с помощью взяток пароходовладельцы легко обходили даже те скромные требования в отношении качества пароходных котлов, которые предъявляли государственные органы контроля. Особенно часто случались взрывы во время гонок судов. Пароходные компании устраивали состязания в скорости не столько в спортивных целях, сколько для того, чтобы создать рекламу своим судам и отбить пассажиров у конкурентов. Позднее в «Позолоченном веке» Твен опишет катастрофу, вызванную гонками, — ведь о пароходных катастрофах он знал не понаслышке. От взрыва на пароходе погиб его младший брат Генри, а сам он только по случайности оказался в это время на другом судне.

Дело было так. Биксби иногда приходилось на время поручать своего ученика друзьям. Хорошо, если попадался такой славный, хоть и вспыльчивый человек, как сам Биксби. Лоцман с дурным характером мог сделать жизнь своего «щенка» ужасной — ведь ученик обязан был выполнять любые поручения «хозяина».

Когда Биксби устроил Клеменса на один из самых больших пароходов на Миссисипи — «Пенсильванию», «щенок» был этим очень горд. Но старший лоцман «Пенсильвании» Браун оказался злым, придирчивым, мстительным. Он изводил ученика, пользуясь своей безнаказанностью, а Сэмюел Клеменс, как он вспоминал много лет спустя, мог только напрягать воображение, придумывая самые страшные способы возмездия Брауну. У руля Сэм был исполнительным и покорным учеником.

На «Пенсильвании» находился и Генри Клеменс — младший брат Твена. Он уже успел пожить некоторое время в Сент-Луисе, но работы там не было. Капитан парохода согласился пристроить Генри клерком. Те времена, когда Сэм был шалуном, а Генри образцом послушания, давно миновали. Братья были искренне привязаны друг к другу.

Лоцман Браун перенес свою неприязнь к старшему из Клеменсов на Генри.

Однажды мальчику поручили сообщить Брауну, что у такой-то плантации пароход надо остановить. Браун не то не расслышал, не то сделал вид, что не слышит, и пароход прошел мимо пристани.

Капитан потребовал объяснений. Браун заявил, что Генри ему ничего не передавал. Сэм подтвердил, что поручение было выполнено.

Завязался спор. Он принимал все более яростный характер. Сэмюел Клеменс давно питал злобу к Брауну. Кончилось дело тем, что ученик совершил неслыханное преступление — он избил лоцмана. Между тем пароход был предоставлен течению…

Казалось, все потеряно. Долгие месяцы учебы теперь пойдут насмарку. Виновника нападения на лоцмана, как бы ни был оправдан его поступок в моральном смысле, обязательно арестуют и отправят в тюрьму.

К удивлению Сэма, ничего подобного не случилось. Капитан достаточно хорошо знал Брауна. Но, разумеется, работать вместе Браун и Клеменс не могут. Временно ученик перейдет на другое судно.

Когда пароход «Лейси», на котором теперь находился Сэмюел Клеменс, подходил к Гринвилю, стало известно о катастрофе на «Пенсильвании». Она произошла двумя днями раньше, взорвались четыре котла из восьми, погибло много людей. Хотя в местной газете сообщалось, что Генри Клеменс жив и здоров, старший брат его находился в тревоге. Некоторое время спустя из другой газеты он выяснил, что Генри все-таки пострадал.

Тяжко было на душе Сэмюела Клеменса в те долгие часы, пока «Лейси» тащился в Мемфис — катастрофа произошла неподалеку от этого города. Но еще хуже пришлось ему в Мемфисе. Генри лежал в бараке на полу, легкие и тело его были обожжены. Он вел себя геройски. Взрывом юношу выбросило в реку, но он поплыл к пароходу, чтобы принять участие в спасении тяжело пострадавших. На берегу Генри потерял сознание.

Сэмюела Клеменса мучила совесть — ведь это он устроил Генри на злосчастную «Пенсильванию»! К тому же в момент катастрофы сам он оказался в другом месте, в полной безопасности.

Новым источником страданий для него явилось то, что случилось через шесть дней после катастрофы: Генри мучила боль, и по совету одного студента-медика Сэм дал ему немного морфия на кончике ножа. Генри заснул и в ту же ночь умер.

В великолепной шевелюре Сэма появилась седина.

Генри Клеменса похоронили в Ганнибале, где прошло его детство.

После похорон члены семьи снова разъехались. Ученик лоцмана был рад вернуться к Биксби.

Период ученичества подходил к концу. Спустя несколько месяцев Сэмюел Клеменс получил права лоцмана. Это был счастливый день в его жизни. Теперь он стал равным среди равных, приобрел великолепную профессию. Недаром в письмах молодого лоцмана родным так часто звучало гордое чувство. Ему повезло в жизни. Он водит «Сити ов Мемфис» — самое большое судно на Миссисипи. Он полон сил и энергии. А что такое человек без энергии? Он ничего не стоит, ровно ничего…

Нелегко точно установить, какую роль сыграл этот молодой лоцман в создании и укреплении закрытого профсоюза лоцманов, возникшего в США незадолго до Гражданской войны. Профсоюз провел немало упорных схваток с пароходовладельцами. Во всяком случае, писатель всю жизнь гордился тем, что был участником организации, которая умело защищала права трудовых людей в боях с предпринимателями.

Недолго царствовали лоцманы на Миссисипи. Но Сэмюелу Клеменсу посчастливилось разделить с группой товарищей-лоцманов самые пышные дни этого царствования.

 

«Меня никогда не тянуло к литературе…»

Годы, которые Твен провел в высокой лоцманской рубке, много дали ему как писателю. Сэмюел Клеменс продолжал узнавать жизнь. Пожалуй, никогда раньше ему не случалось встречать столько людей самых различных профессий, как на речных пароходах. Много лет спустя Твен сказал (комически утрируя по свойственной ему манере), что за время работы лоцманом он познакомился лично и очень близко со всеми разновидностями человеческих типов, какие только упоминаются в литературе.

На пароходах встречаются охотники из неосвоенных фермерами районов Кентукки, янки из Новой Англии, «джентльмены» — плантаторы из южных штатов, сердобольные дамы и пароходные проститутки, хвастуны и врали, негроторговцы и бродяги. Иногда тут же устраивают пышные свадьбы. Играет музыка, все танцуют.

Порою на пароходе располагаются последователи какой-нибудь секты, уезжающие в глухие места, чтобы не иметь дела с «еретиками». Далеко на западе страны они будут строить жизнь по учению новых «наместников бога на земле» — фанатичных и не лишенных хитрецы «пророков». У сектантов голодный, изможденный вид. Пассажиры стараются обойти стороной этих дурно пахнущих людей.

Клеменс знакомится с капитанами, боцманами, матросами, переселенцами. У каждого своя история. Память молодого лоцмана вбирает в себя и правдивые рассказы о пережитом и анекдоты, шутки, легенды.

Нигде не услышишь столько рассказов, столько выдумки и вранья, как на речных пароходах, где время тянется медленно, а у большинства дел нет никаких. Тут передают истории о речных пиратах, кровавой мести, ловких мошенничествах, находках драгоценных металлов в Калифорнии и Неваде, обычаях членов секты многоженцев — мормонов. Сообщают о восстаниях рабов, о людях, создающих колонии для перестройки жизни на новый лад, на основах истинного равенства, по идеальному образцу. Много говорят о текущей политике — борьбе южан с янки в сенате и палате представителей, выступлениях юриста и оратора из Иллинойса Эйба Линкольна, которого так любят фермеры-северяне, угрозах плантаторов-рабовладельцев создать из южных штатов самостоятельное государство.

В эти годы у Клеменса оставалось мало времени для литературной работы. На просьбы Ориона присылать письма для газеток, которые он пытался издавать, Сэм обычно отвечал отказом.

Но молодой лоцман всегда готов был в свободные от вахты часы рассказать какой-нибудь анекдот, от которого слушатели покатывались со смеху. Его медлительная речь позволяла ему с особенным успехом выступать в роли глуповато-хитрого рассказчика, который как будто и не подозревает о комизме случившейся с ним истории.

Рассказы Клеменса были выдержаны в духе простонародного юмора западных областей страны. В них было полным-полно комических нелепостей. Когда однажды заговорили о находчивости при катастрофах, он рассказал любопытную историю, будто бы с ним случившуюся. Во время пожара в окне четвертого этажа показался старик. Лестница не доходила так высоко, никто не знал, что делать, — старику грозила гибель. Но он, Сэм, не растерялся, закинул веревку и, когда старик поймал ее конец, велел ему обвязать себя вокруг пояса. «Старик это сделал, и я стащил его вниз».

Слушатели хохочут, но Сэмюел Клеменс делает вид, что не находит в этом рассказе ничего смешного. Он до конца верен избранной им роли простака.

Между тем твеновская коллекция «крокетианы», рассказов о Майке Финке и других буйных людях с Миссисипи значительно пополнилась. Во время стоянок в Сент-Луисе и Новом Орлеане Сэмюел Клеменс посещал библиотеки, и ему довелось прочитать бесчисленное множество фельетонов, шуток. Нередко лоцману попадались в руки рассказы Ирвинга и По.

В эти годы Сэмюел Клеменс напечатал несколько юморесок.

Став полноправным лоцманом, он счел своим долгом высмеять в газете «Кресчент», издававшейся в Новом Орлеане, старого лоцмана Айсайю Селлерса, который изрядно наскучил своим молодым коллегам газетными заметками, написанными в покровительственном тоне.

Этот Селлерс обычно предсказывал на страницах газет условия предстоящей навигации и давал лоцманам непрошеные советы. Клеменс выступил со злой пародией. В статье, подписанной «Сержант Фатом», он объявил с комически серьезным видом, что уровень Миссисипи поднимется так высоко, что к середине января вода будет на крыше местной гостиницы. Как и старый лоцман, он приплел ни к селу ни к городу события, которые якобы имели место полвека тому назад, а затем даже начал рассказывать о том, что произошло с ним в середине… XVIII столетия.

В «Жизни на Миссисипи» Твен подробно описывает обстоятельства опубликования статьи, высмеивающей Селлерса. Он приводит отрывок из заметки, которую, по его словам, написал лоцман и которая послужила поводом для пародии. Заметка эта начинается весьма торжественно: «Для блага граждан Нового Орлеана сообщаю свое мнение…» Вслед за тем Твен покаянно говорит, что его пародия «глубоко уязвила сердце славного человека» и что «капитан Селлерс оказал мне честь, начав глубоко ненавидеть меня с этого дня».

В рассказе Твена об истории с Селлерсом есть немало выдумки. Автор «Жизни на Миссисипи» весьма вольно обращался с фактами. Богатое воображение заставило его «заострить» кое-какие ситуации, внести в образ Селлерса (да и в свой собственный) такие краски, каких в оригинале не было.

Заметку, которую Твен приписывает Селлерсу, тот в таком виде, в котором она была воспроизведена Сэмюелом Клеменсом, на самом деле не публиковал. Верно, что в газете «Тру Делта» от 7 мая 1859 года была напечатана заметка за подписью Айсайи Селлерса, в которой говорилось, в частности, что Миссисипи поднялась выше, чем когда бы то ни было с 1815 года. Но Сэмюел Клеменс воспроизвел ее с такими дополнениями, автором коих являлся он сам, что получилось нечто совсем другое. В частности, слова: «Для блага граждан Нового Орлеана сообщаю свое мнение…», которые Сэмюел Клеменс использовал в качестве трамплина для особенно злых насмешек, как оказывается, принадлежали отнюдь не Селлерсу.

Твен пишет в «Жизни на Миссисипи», что статья о Селлерсе была его первой газетной публикацией. На самом деле к этому времени он напечатал уже много газетных материалов.

Надо сказать, наконец, — и это важнее всего, — что необоснованно также утверждение Твена, содержащееся в «Жизни на Миссисипи», будто свой псевдоним «Марк Твен» он заимствовал у Селлерса.

Когда Селлерс умер, Сэмюел Клеменс был «новоиспеченным журналистом» и «конфисковал брошенный псевдоним старого речника»; так говорит писатель в своей книге о жизни на Миссисипи. В письме, посланном в газету «Дейли альта» в июне 1877 года, Твен тоже утверждает, что Марк Твен — это псевдоним капитана Айсайи Селлерса. «Он умер в 1863 году, и так как эта подпись ему не была больше нужна, я захватил ее, не спрашивая разрешения у останков владельца».