Глава восьмая, про Художественный свист.

Надвигался конец квартала. В районной инспекций Госстраха наступили суматошные дни. Надо было выполнять и перевыполнять квартальный план. Страховые агенты ставили рекорды красноречия. По их словам выходило, что пожары свирепствуют в городе, как вирусный грипп. Когда ораторы покидали квартиры, запуганные жильцы прятали от детей спички, перекрывали газ, проверяли электрическую проводку, а затем бежали в хозяйственный магазин за огнетушителем…

Руководитель инспекции Андрей Андреевич Квочкин собрал своих подчиненных на краткий митинг. Он хотел вдохновить сотрудников на последний финишный рывок.

– Я сам пойду по квартирам! – заявил начальник, увлекая агентуру личным примером. – Но этого мало. Посмотрим, не создано ли за последний месяц какое-нибудь новое учреждение?

Посмотрели: создано Управление Художественного Свиста.

Решили: послать туда лучшего агента.

По опыту было известно, что в процессе организационной неразберихи еще неоперившиеся работники не умели оказывать достойного сопротивления мастерам страхового дела.

Слегка прихрамывающий Деточкин направился в УХС.

Художественный свист в течение многих лет находился в состоянии анархии. Никто им не занимался, никто ему не помогал. Артисты свистели кто во что горазд. Теперь этому был положен конец.

Управлению удалось захватить бывший дворянский особняк, расположенный в Дудкином тупике, в самом названии тупика было что-то символическое.

Когда Деточкин входил в особняк, его едва не облили цинковыми белилами. Управление, естественно, начало свою творческую деятельность с перекраски фасада.

Юрий Иванович, припадая на левую ногу, шел по длинному коридору, всматриваясь в таблички. "Высший художественный совет", – было начертано на высоких двухстворчатых дверях, обитых черным коленкором на вате. На двери, обитой дерматином похуже и без звуковой изоляции, красовалась вывеска: "Главный художественный совет." Следующий вход был с матовым стеклом, как в уборных. Чтобы не создавать путаницы, табличка гласила: "Художественный совет". Кроме дверей с названиями, было множество безымянных.

Мимо Деточкина сновали рабочие и уборщицы, они разносили по кабинетам новую мебель. Естественно, нельзя было работать по-новому при старой мебели.

Деточкин растерялся. Он не знал, с кого начать, и, наконец, вошел в первый попавшийся кабинет. Здесь трудился обаятельный Согрешилин. Увидев Юрия Ивановича, он заулыбался, обнял его, повел к кожаному креслу, усадил. Сам Согрешилин пристроился в таком же кресле напротив.

– Я еще не слышал, родной мой, но я должен предостеречь.

Деточкин ничего не понял.

– Конечно, в вашем репертуаре что-то есть… – дружелюбно улыбался Согрешилин.

– Я не свистун. – Деточкин начал понимать создавшуюся ситуацию.

– А что вы делаете? – спросил Согрешилин. – Токуете тетеревом, ухаете филином, стучите дятлом, курлыкаете журавлем или плачете иволгой?

– Я насчет страхования, – начал, было, Юрий Иванович, но Согрешилин его перебил:

– А… понимаю, вы текстовик! Предлагаете тему страхования? Но, согласитесь, родной, какой может быть страх у нашего человека?

– Но это государственное страхование, – поправил собеседника Деточкин.

– Государственное? – задумался Согрешилин. Он стал опасаться, что допустил промах: – в общем, это, конечно, тема…

– Можно застраховаться на случай смерти… – предложил Юрий Иванович.

– Смерти не надо, – быстро вставил Согрешилин. – Художественный свист должен быть оптимистичным.

– Я хочу внести ясность, – настаивал Деточкин. – Я не подражаю птицам и не свищу.

– Будете свистеть! – убежденно заявил хозяин кабинета. – Здесь все свистят!

– Не хотите от смерти, я застрахую вас от несчастного случая. – Юрий Иванович достал из портфеля гербовую бумагу.

– Так вы страховой агент, – наконец сообразил Согрешилин.

– Я сейчас заполню бланк, а вы поставите подпись, – предложил Деточкин.

– Дорогуша! – Согрешилин смотрел на Деточкина как на ближайшего друга. – Мне нравится ваша напористость. В общем, я не против. Но вы желаете, чтоб я, так сразу, поставил свою визу на документе! Ай-яй-яй! Это безответственно!

Профессиональный опыт не помог Деточкину. Битый час проторчал он у Согрешилин, но так и не смог уговорить его поставить свою подпись.

Деточкин ходил из кабинета в кабинет. Ходил он долго. Страховаться были согласны все. Ставить свою подпись никто!

Деточкин устал. Нога болела. Он присел в холле на шаткий модерновый стул, вокруг царила тишина. Лишь перестук пишущих машинок, доносившийся из машбюро, нарушал торжественный покой. Машинки отбивали отрицательные заключения по всем развлекательным мелодиям. Из их перестука складывался мотив антимарша, исполняемого с лихой жизнерадостностью, как того и требовала эпоха.

Вдруг машинки замолчали. Вместо них дробно застучали каблуки. Из комнат выскакивали сотрудники и бежали в одном направлении. Согрешилин несся в первых рядах.

Из кабинета с табличкой "Начальник управления" степенно вышел С.И.Стулов. Увидев знакомое лицо, он негромко обратился к Деточкину:

– Ты теперь здесь работаешь? – Стулов привык к безудержному раздуванию штатов управления, по опыту зная, что зато потом будет кого сокращать.

– Сегодня здесь, – ответил Юрий Иванович.

– Молодец, – одобрил С.И.Стулов и направился в зал прослушивания вслед за табуном. Когда он удобно расселся на мягком диване, механики включили стереофонический магнитофон.

В рабочее время сотрудники управления дружно слушали фривольные программы низкопробных западных варьете, чтобы не допустить в родное искусство художественного свиста никакой безнравственности. Сами сотрудники считали себя настолько непорочными, что не боялись тлетворного влияния ни буржуазного твиста, ни буржуазного свиста.

Деточкин одиноко скучал в холле.

"Если бы я их страховал от потери занимаемой должности, выстроился бы длинный хвост", – с яростью думал Юрий Иванович.

Прослушивание закончилось одновременно с рабочим днем ровно в 5 часов.

Деточкин в потоке сотрудников пошел к выходу. Впервые за свою практику он не сумел застраховать ни одного человека.