Мероприятия по поднятию культурного

ПОЛОЖЕНИЯ МЕСТНОГО НАСЕЛЕНИЯ

Необходимо примерно:

а) устройство клубов (беспартийных) и других просветительных учреждений на местных языках;

б) расширение сети всех ступеней учебных заведений на местных языках;

в) привлечение к работе в школе более или менее лойяльных народных учителей местного происхождения;

г) создание сети обществ распространения грамотности на местных языках;

д) постановка издательского дела.

ХОЗЯЙСТВЕННОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО В НАЦИОНАЛЬНЫХ

РЕСПУБЛИКАХ И ОБЛАСТЯХ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ

НАЦИОНАЛЬНО-БЫТОВЫХ ОСОБЕННОСТЕЙ

Необходимо примерно:

а) урегулирование, а где требуется — прекращение переселений;

б) возможное обеспечение землёй местного трудового населения за счёт государственного земельного фонда;

в) доступный сельскохозяйственный кредит местному населению;

г) усиление ирригационных работ;

д) всемерная помощь кооперации, в частности, промысловой (в видах привлечения кустарей);

е) перенос фабрик и заводов в республики, изобилующие соответствующим сырьём;

ж) создание ремесленных и технических школ для местного населения;

з) создание сельскохозяйственных курсов для местного населения.

О ПРАКТИЧЕСКИХ МЕРАХ ОРГАНИЗАЦИИ

НАЦИОНАЛЬНЫХ ВОЙСКОВЫХ ЧАСТЕЙ

Нужно теперь же приступить к созданию военных школ в республиках и областях для выработки в известный срок командного состава из местных людей, могущего послужить потом ядром для организации национальных войсковых частей. При этом понятно, что должен быть в достаточной мере обеспечен партийный и социальный состав национальных частей, особенно командного состава. Там, где имеются старые военные кадры из местных людей (Татария, отчасти Башкирия), можно было бы сейчас же организовать национальные милиционные полки. В Грузии, Армении и Азербайджане уже имеется, кажется, по дивизии. На Украине и в Белоруссии можно было бы теперь же создать по одной (особенно на Украине) милиционной дивизии.

Вопрос о создании национальных войсковых частей имеет первостепенное значение как в смысле обороны от возможных нападений со стороны Турции, Афганистана, Польши и т. п., так и в смысле возможного вынужденного выступления Союза Республик против соседних государств. Значение национальных войсковых частей с точки зрения внутреннего положения Союза Республик не требует доказательства. Надо полагать, что в связи с этим придётся увеличить численный состав нашей армии примерно тысяч на 20—25.

ПОСТАНОВКА ПАРТИЙНО-ВОСПИТАТЕЛЬНОЙ

РАБОТЫ

Необходимо примерно:

а) создать школы политграмоты на родном языке;

б) создать марксистскую литературу на родном языке;

в) иметь хорошо поставленную периодическую печать на родном языке;

г) расширить деятельность Университета народов Востока в центре и на местах, обеспечив этот университет материально;

д) основать партийный дискуссионный клуб при Университете народов Востока с привлечением проживающих в Москве членов ЦК;

е) усилить работу в союзе молодёжи и среди женщин в республиках и областях.

ПОДБОР ПАРТИЙНЫХ И СОВЕТСКИХ РАБОТНИКОВ

С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ПРОВЕДЕНИЯ В ЖИЗНЬ РЕЗОЛЮЦИИ

ХII СЪЕЗДА ПО НАЦИОНАЛЬНОМУ ВОПРОСУ

Необходимо привлечь в учраспред, агитпроп, орготдел, женотдел и инструкторский аппарат ЦК определённое количество националов (по два или по три), с тем чтобы с их помощью облегчить текущую партработу ЦК на окраинах и производить правильное распределение партийных и советских работников по республикам и областям в духе обеспечения линии XII съезда РКП по национальному вопросу.

 

О ПРАВЫХ И “ЛЕВЫХ” В НАЦРЕСПУБЛИКАХ

И ОБЛАСТЯХ

Речь по первому пункту порядка дня совещания:

“Дело Султан-Галиева”

Июня

 

Я взял слово, чтобы сделать несколько замечаний к речам товарищей, которые здесь выступали. Что касается принципиальной стороны вопроса, затронутого в связи с делом Султан-Галиева, я постараюсь осветить её в своём докладе по второму пункту.

Прежде всего по вопросу о самом совещании. Здесь кем-то было сказано (я забыл, кем именно), что настоящее совещание представляет необычайное явление. Это неверно. Такие совещания не представляют чего-либо нового для нашей партии. Настоящее совещание по числу — четвёртое за время существования Советской власти. До начала 1919 года было три совещания. Тогда обстановка позволяла нам собирать такие совещания. В дальнейшем, после 1919 года, в 1920—1921 гг., когда мы ушли с головой в гражданскую войну, у нас не было времени для такого рода совещаний. И только теперь, после того как мы с гражданской войной покончили, когда наша работа пошла вглубь по линии хозяйственного строительства, после того как и сама партийная работа стала более конкретной, особенно в национальных областях и республиках,— мы вновь получили возможность созвать такого рода совещание. Я думаю, что ЦК не раз будет прибегать к этому средству, чтобы создать полное взаимное понимание между теми, кто проводит политику на местах, и теми, кто её вырабатывает. Я думаю, что следует созывать такие совещания не только от всех республик и областей, но и по отдельным областям и республикам для выработки более конкретных решений. Только такая постановка вопроса может удовлетворить и ЦК, и работников на местах.

Я слушал некоторых товарищей, говоривших о том, как я Султан-Галиева предупреждал, когда я получил возможность познакомиться с его первым конспиративным письмом на имя, кажется, Адигамова, который почему-то молчит и не выступает, хотя раньше всех и больше всех должен был бы высказаться именно он. Я получил упрёк со стороны этих товарищей, что я чрезмерно защищал Султан-Галиева. Да, я, действительно, защищал его до последней возможности, и я считал это и продолжаю считать своею обязанностью. Но я защищал его до известной грани. И когда эта грань была перейдена Султан-Галиевым, я отвернулся от него. Его первое конспиративное письмо говорит о том, что он, Султан-Галиев, уже порывает с партией, ибо тон его письма почти белогвардейский, ибо он пишет о членах ЦК так, как могут писать только о врагах. Я с ним встретился случайно в Политбюро, где он защищал требования Татарской республики по линии Наркомзема. Я его тогда же предупредил, передав ему записку, где я называл его конспиративное письмо антипартийным, где обвинял его в устройстве организации валидовского типа, и сказав ему, что если он не прекратит нелегальную антипартийную работу, кончит плохо, и всякая поддержка с моей стороны будет исключена. Он с большим смущением ответил мне, что я введён в заблуждение, что он действительно писал Адигамову, но писал не то, а что-то другое, что он как был, так и остаётся партийным человеком и даёт честное слово и впредь оставаться партийным. Тем не менее, через неделю после этого он посылает второе конспиративное письмо, где обязывает Адигамова установить связь с басмачами и их лидером Валидовым, а письмо “сжечь”. Получилась, таким образом, подлость, получился обман, заставивший меня прервать с Султан-Галиевым всякую связь. С этого момента Султан-Галиев стал для меня человеком, стоящим вне партии, вне Советов, и я не считал возможным говорить с ним, несмотря на то, что он несколько раз порывался зайти ко мне “побеседовать”. Меня упрекали “левые” товарищи еще в начале 1919 года, что я поддерживаю Султан-Галиева, берегу его для партии, жалею, в надежде, что он перестанет быть националистом, сделается марксистом. Я, действительно” считал своей обязанностью поддерживать его до поры до времени. Интеллигентов, мыслящих людей, даже вообще грамотных в восточных республиках и областях так мало, что по пальцам можно пересчитать,— как же после этого не дорожить ими? Было бы преступно не принимать всех мер к тому, чтобы уберечь нужных людей с Востока от разложения и сохранить их для партии. Но всё имеет предел. А предел этот наступил в тот момент, когда Султан-Галиев перешагнул из лагеря коммунистов в лагерь басмачей. С этого времени он перестал существовать для партии. Вот почему турецкий посол оказался для него более приемлемым, чем ЦК нашей партии.

Я слышал такой же упрёк со стороны Шамигулова что я, вопреки его настояниям покончить одним ударом с Валидовым, защищал Валидова, стараясь сохранить его для партии. Я, действительно, защищал, надеясь, что Валидов может исправиться. Не такие люди исправлялись, об этом мы внаем из истории политических партий. Я решил, что Шамигулов слишком просто решает вопрос. Я его совету не последовал. Правда, предсказание Шамигулова оправдалось через год, Валидов не исправился, он ушёл к басмачам. Но всё-таки партия выиграла от того, что мы на год задержали уход Валидова из партии. Если бы мы в 1918 году расправились с Валидовым, я убеждён, что такие товарищи, как Муртазин, Адигамов, Халиков и другие, не остались бы тогда в наших рядах. (Голос: “Халиков остался бы”.) Может быть Халиков не ушёл бы, но целая группа работающих в наших рядах товарищей ушла бы вместе с Валидовым. Вот чего мы добились своей терпимостью и предусмотрительностью.

Я слушал Рыскулова и должен сказать, что его речь была не вполне искренняя, полудипломатическая (голос: “Верно”), и вообще его речь производит тяжёлое впечатление. Я ожидал от него большей ясности и искренности. Что бы ни говорил Рыскулов, ясно, что у него лежат дома два конспиративных письма Султан-Галиева, которых он никому не показывал, ясно, что он был связан с Султан-Галиевым идейно. То, что Рыскулов отмежёвывается от дела Султан-Галиева в части криминальной, утверждая, что он не связан с Султан-Галиевым по линии, идущей к басмачеству,— это пустяки. Не об этом идёт речь на совещании. Речь идёт об идейной, идеологической связи с султан-галиевщиной. Но что такая связь у Рыскулова с Султан-Галиевым была — это ясно, товарищи, этого не может отрицать сам Рыскулов. Но разве не настало время для того, чтобы здесь, с этой трибуны, отмежеваться, наконец, от султан-галиевщины решительно и без оговорок? В этом смысле речь Рыскулова была полудипломатической и неудовлетворительной.

Енбаев держал тоже дипломатическую, неискреннюю речь. Разве это не факт, что Енбаев и группа татарских работников, которых я считаю великолепными практиками, несмотря на их идейную невыдержанность, что они обращались в ЦК, после ареста Султан-Галиева, с требованием немедленного освобождения, с полным ручательством за Султан-Галиева, делая намёки на то, что документы, взятые у Султан-Галиева, не подлинны? Разве это не факт? Что же, однако, обнаружилось по расследовании? Обнаружилось, что все документы были подлинны. Подлинность их признал сам Султан-Галиев, сообщил при этом о своих грехах больше, чем в документах сказано, признал свою вину до конца и, признав, раскаялся. Разве не ясно, что после всего этого Енбаев должен был решительно и бесповоротно признать свои ошибки и отмежеваться от Султан-Галиева? Этого Енбаев, однако, не сделал. Он нашёл случай поиздеваться над “левыми”, но отмежеваться от султан-галиевщины решительно и по-коммунистически, отмежеваться от той пропасти, куда угодил Султан-Галиев, он не захотел, полагая, видимо, что дипломатия спасёт.

Речь Фирдевса была сплошной дипломатией от начала до конца. Кто кем руководил идейно: Султан-Галиев Фирдевсом или Фирдевс Султан-Галиевым — этот вопрос я оставляю открытым. Я думаю, однако, что идейно скорее Фирдевс руководил Султан-Галиевым, чем обратно. Я не вижу ничего особенно недопустимого в теоретических упражнениях Султан-Галиева. Если бы у Султан-Галиева дело ограничивалось идеологией пантюркизма и панисламизма, это было бы полбеды, я бы сказал, что эта идеология, несмотря на запрет, данный в резолюции Х съезда партии по национальному вопросу, может считаться терпимой и что можно ограничиться критикой её в рядах нашей партии. Но когда идеологические упражнения кончаются работой по установлению связи с лидерами басмачей, с Валидовым и другими, то здесь оправдывать басмаческую практику невинной идеологией, как пытается сделать это Фирдевс,— никак уж нельзя. Таким оправданием деятельности Султан-Галиева никого не проведёте. Так можно найти оправдание и для империализма, и для царизма, ибо у них тоже есть своя идеология, иногда довольно невинная с виду. Так рассуждать нельзя. Вы не перед трибуналом тут стоите, а перед совещанием ответственных работников, которые требуют от вас прямоты и искренности, а не дипломатии.

Хорошо говорил, по моему мнению, Ходжанов. Недурно говорил Икрамов. Но я должен отметить одно место в речах этих товарищей, место, наводящее на размышления. Оба они сказали, что между Туркестаном нынешним и Туркестаном царским нет никакой разницы, что только вывеска изменилась, что Туркестан остался прежним, таким же, каким он был при царе. Товарищи, если это не обмолвка, если это продуманная речь и если это сказано с полным сознанием, то нужно сказать, что в таком случае басмачи правы, а мы не правы. Если Туркестан в самом деле есть колония, как при царизме, то тогда басмачи правы, тогда не мы должны судить Султан-Галиева, а он должен нас судить, как людей, терпящих в рамках Советской власти существование колонии. Если это верно, не понимаю, почему вы не ушли сами в басмачество? Очевидно, Ходжанов и Икрамов не продумали это место своей речи, ибо они не могут не знать, что нынешний Советский Туркестан в корне отличается от Туркестана царского. Это тёмное место в речах этих товарищей я хотел отметить с тем, чтобы товарищи постарались подумать над этим и исправить свою ошибку.

Я принимаю на себя часть тех обвинений, которые Икрамов изложил, имея в виду деятельность ЦК, что мы не всегда были внимательны и нам не всегда удавалось во-время ставить те практические вопросы, которые диктовались обстановкой восточных республик и областей. Конечно, ЦК перегружен и он не в состоянии везде поспевать. Но было бы смешно думать, что ЦК всё может сделать в своё время. Конечно, школ мало в Туркестане. Местные языки еще не вошли в обиход государственных учреждений, учреждения не национализированы. Культура вообще низка. Всё это верно. Но разве можно серьёзно надеяться, что ЦК или партия в целом сумеют в два—три года поднять культуру Туркестана? Мы все кричим и жалуемся на то, что культура русская, культура русского народа, более культурного, чем другие народы Союза Республик, низка. Об этом не раз заявлял Ильич, что культурности у нас мало, что нет возможности в два—три и даже в десять лет поднять существенно русскую культуру. А если нельзя в два — три и даже в десять лет поднять существенно русскую культуру, то как же можно требовать ускоренного поднятия культуры в областях нерусских, отсталых, малограмотных? Разве не ясно, что девять десятых “вины” падает тут на обстановку, на отсталость, что с этим, как говорится, нельзя не считаться.

О “левых” и правых.

Есть ли они в коммунистических организациях в областях и республиках? Конечно, есть. Этого отрицать нельзя.

В чем состоят грехи правых? Они состоят в том, что правые не представляют и не могут представлять противоядия, надёжного оплота против националистических веяний, развивающихся и усиливающихся в связи с нэпом. То, что султан-галиевщина имела место, то, что она создала некоторый круг своих сторонников в восточных республиках, особенно в Башкирии и Татарии,— это с несомненностью говорит о том, что правые элементы, которые там, в этих республиках, представляют преобладающее большинство, не являются достаточным оплотом против национализма.

Следует помнить, что наши коммунистические организации на окраинах, в республиках и областях, могут развиться и стать на ноги, сделаться настоящими интернационалистическими марксистскими кадрами только в том случае, если они преодолеют национализм. Национализм — основное идейное препятствие по пути выращивания марксистских кадров, марксистского авангарда на окраинах и в республиках. История нашей партии говорит, что партия большевиков в её русской части росла и крепла, борясь с меньшевизмом, ибо меньшевизм есть идеология буржуазии, меньшевизм есть проводник буржуазной идеологии в нашу партию и без преодоления меньшевизма она не могла стать на ноги. Ильич несколько раз писал об этом. Только по мере того, как большевизм преодолевал меньшевизм в его организационных и идеологических формах, он рос и укреплялся как настоящая руководящая партия. То же самое нужно сказать о национализме в отношении наших коммунистических организаций на окраинах и в республиках. Национализм играет для этих организаций ту же роль, какую меньшевизм играл в прошлом для партии большевиков. Только через националистическое прикрытие могут проникнуть в наши организации на окраинах всякие буржуазные, в том числе меньшевистские, влияния. Наши организации в республиках могут стать марксистскими лишь в том случае, если они сумеют устоять против того националистического веяния, которое прёт в нашу партию на окраинах, прет потому, что возрождается буржуазия, растет нэп, растет национализм, есть пережитки великорусского шовинизма, которые также толкают вперёд национализм местный, существует влияние иностранных государств, поддерживающих всячески национализм. Борьба с этим врагом в республиках и областях представляет ту стадию, которую должны пройти наши коммунистические организации в национальных республиках, если они хотят окрепнуть как действительно марксистские организации. Другого пути нет. И в этой борьбе правые слабы. Слабы, так как заражены скептицизмом в отношении партии и легко поддаются влиянию национализма. Вот в чём грех правого крыла коммунистических организаций в республиках и областях.

Но не менее, если не более, грешны “левые” на окраинах. Если коммунистические организации на окраинах не могут окрепнуть и развиться в подлинные марксистские кадры, не преодолев национализма, то сами эти кадры могут стать массовыми организациями, могут сплотить вокруг себя большинство трудящихся масс лишь в том случае, если научатся быть достаточно гибкими для того, чтобы привлекать в наши государственные учреждения все сколько-нибудь лойяльные национальные элементы, идя им на уступки, если они научатся маневрировать между решительной борьбой с национализмом в партии и столь же решительной борьбой за привлечение к советской работе всех более или менее лойяльных элементов из местных людей, интеллигенции и пр. “Левые” на окраинах свободны более или менее от скептического отношения к партии, от податливости к воздействию национализма. Но грехи “левых” состоят в том, что они не умеют быть гибкими в отношении буржуазно-демократических и просто лойяльных элементов населения, они не умеют и не хотят маневрировать в деле привлечения этих элементов, они искажают линию партии по овладению большинством трудящегося населения в стране. А между тем эту гибкость и эту способность маневрировать между борьбой с национализмом и привлечением сколько-нибудь лойяльных элементов в ряды наших государственных учреждений необходимо создать и выработать во что бы то ни стало. Её можно создать и выработать только в том случае, если будем считаться со всей сложностью и специфичностью, которую мы встречаем в наших областях и республиках; если не будем заниматься простым пересаживанием тех образцов, которые создаются в центральных промышленных областях и которые не могут быть механически пересажены на окраины; если не будем отмахиваться от националистически настроенных элементов населения, от националистически настроенных мелких буржуа; если научимся вовлекать эти элементы в общую государственную работу. “Левые” грешат тем, что они заражены сектантством и не понимают первостепенной важности этих сложных задач партии в нацреспубликах и областях.

Если правые грозят тем, что они своей податливостью к национализму могут затруднить рост наших коммунистических кадров на окраинах, то “левые” грозят партии тем, что они в увлечении своим упрощённым и скоропалительным “коммунизмом” могут оторвать нашу партию от крестьянства и широких слоев местного населения.

Какая из этих опасностей наиболее опасна? Если товарищи, уклоняющиеся “влево”, думают и впредь практиковать на местах политику искусственного расслаивания населения, а эта политика практиковалась не только в Чечне и Якутской области, не только в Туркестане... (Ибрагимов: “Это тактика дифференциации”.) Теперь Ибрагимов придумал тактику расслоения заменить тактикой дифференциации, но от этого ничего не изменилось,— если, я говорю, они думают и впредь практиковать политику расслаивания сверху; если они думают, что можно русские образцы механически пересаживать в специфическую национальную обстановку, не считаясь с бытом и конкретными условиями; если они думают, что, борясь с национализмом, надо вместе с тем выкинуть за борт всё национальное; словом, если “левые” коммунисты на окраинах думают остаться неисправимыми,— то я должен сказать, что из двух опасностей “левая” опасность может оказаться наиболее опасной.

Это всё, что я хотел сказать по вопросу о “левых” и правых. Я несколько забежал вперёд, но это потому, что всё совещание забежало вперёд, предвосхитив обсуждение второго пункта.

Надо подстегнуть правых для того, чтобы заставить их, научить их бороться с национализмом на предмет выковки настоящих коммунистических кадров из местных людей. Но надо также подстегнуть “левых” для того, чтобы научить их гибкости, умелому маневрированию на предмет овладения широкими массами населения. Необходимо всё ото проделывать потому, что истина лежит “посередине”, между правыми и “левыми”, как правильно заметил Ходжанов.

 

ПРАКТИЧЕСКИЕ МЕРОПРИЯТИЯ