XX съезд КПСС: взгляд через сорок лет

Размышляя о вехах советской истории, я всякий раз упираюсь в два обжигающих душу события - расстрел новочеркасских рабочих в июне 1962-го и расстрел защитников Дома Советов в октябре 1993 года.

Ожидаю реплики несогласия, но расцениваю оба эти события как контрреволюционные акции.

"Как? Не может быть! - восстанут партконформисты. - В 60-х годах Советская власть была незыблема, а держава наша шла в гору. Выстрелы в Новочеркасске - это не танковая канонада Ельцина - Грачева..." Но история скорее всего не прислушается к этим возражениям. Для нее весомым останется другое. Прискорбный новочеркасский эпизод имел место спустя полгода после того, как XXII съезд КПСС (17-31.10.61) признал, "что диктатура пролетариата перестала быть необходимой", а Черный Октябрь (04.10.93) завершил расправу над Советами как пролетарской формой народовластия. Трудно не увидеть в этих казусах некое родство. Хотя между ними и прошло больше 30 лет, вся эта полоса времени была полна нарастающими процессами перерождения советского "верха", актами мести "зарвавшимся" трудящимся со стороны буржуазно-бюрократических элементов.

Заметьте: слова "демократия" и "права человека" не сходили с языка всех "реформаторов'* 50-90-х годов. Но низовая у трудовая демократия не выигрывала от этого ни гроша. Ее откровенно побаивались и не развивали, а между тем "бюрократическое извращение" диктатуры пролетариата, о котором предупреждал уже Ленин, подтачивало сам этот тип власти. Одновременно не только сохранялось, но и укреплялось "буржуазное право", неизбежное в условиях переходного периода, "буржуазное государство - без буржуазии", которое, если утрачено понимание его как инструмента в руках непосредственных производителей и не налажен жесткий массовый контроль, подобно гидре, регенерируется в "буржуазное государство - с буржуазией".

С чего это началось?

Ощутимо в общественном масштабе - с двадцатого съезда КПСС (14-25.02.56). Знаю, это утверждение вызовет волну протестов. Как кровную обиду воспримут его многие "шестидесятники". Но что поделаешь? Как коммунист и должен сказать видимую мне правду - сказать по меньшей мере себе и другим коммунистам.

К середине 50-х годов советская экономика демонстрировала исключительно динамичный рост. "За четверть века, или, точнее, за 26 лет (1929-1955. - Р. К.), - отмечал на XX съезде Никита Хрущев, - Советский Союз, несмотря на огромный урон, причиненный его народному хозяйству войной, увеличил промышленное производство более чем в 20 раз, в то время как США, находившиеся в исключительно благоприятных условиях, смогли поднять производство лишь немногим более чем в два раза, а в целом промышленность капиталистического мира не дала даже такого прироста".

К этому моменту существенно улучшилось положение в сельском хозяйстве. Эта много раз травмированная отрасль пошла вверх особенно после сентябрьского (1953) Пленума ЦК КПСС, который готовился много раньше и открыл новые возможности финансирования и оснащения колхозно-совхозного производства современной техникой, совершенствования его организации. По сравнению с 1950 годом на 29% увеличилось производство зерна, более чем вдвое - подсолнечника, почти наполовину - сахарной свеклы и льноволокна.

Центральный Комитет КПСС, сообщив новое дыхание принципу коллективного руководства, сумел справиться со сложнейшей политической ситуацией, возникшей после смерти Иосифа Сталина, к середине 1953 года, и не только пресек притязания авантюриста Лаврентия Берии на верховную власть, но и поставил под свой контроль все силовые структуры, в том числе органы государственной безопасности и внутренних дел. Стали складываться благоприятные условия для глубокой демократизации внутрипартийной жизни, всей советской политической системы, для развития социалистического самоуправления народа.

Как показали последующие XXI (27.01-05.02.59) и XXII съезды КПСС, в руководстве партии быстро созревали конструктивные идеи выхода на качественно новые рубежи социально- экономического созидания. Но тут же проявились и тенденции, сделавшие в конце концов этот выход невозможным. Речь идет прежде всего об отвлечении партийных сил для развенчания

авторитета Сталина, о во многом необъективной, а то и прямо клеветнической оценке его деятельности, в целом послеоктябрьского пути партии и государства, о деморализации и подрыве международного коммунистического движения.

Известно, что секретный доклад "О культе личности и его последствиях", с которым Хрущев выступил 25 февраля 1956 года, готовился узкой группой лиц (называют обычно Петра Поспелова и Дмитрия Шепилова) и был вынесен на съезд самочинно, без коллективного одобрения. "Он обманул ЦК", - говорил мне Дмитрий Чесноков, бывший тогда членом Президиума ЦК КПСС. Хрущева частенько, прежде всего на Западе, похваливали за такую "смелость", но в сущности поведение его было антипартийным. Ведь прений по докладу не открывали, ограничившись резолюцией в девять строк. В силу этого то, что потом громко именовалось "линией" или же "духом XX съезда", строго говоря, так и не получило статуса партийной легитимности.

Дело вовсе не в том, что Сталина-де не за что было критиковать, как до сих пор утверждают некоторые ветераны. Ответственность Сталина за многочисленные проявления произвола, политические ошибки и нарушения законности не подлежит сомнению. Дело в другом, а именно в том, что хруще ВС кая критика велась как бы со стороны. Она била по всей партии и каждому коммунисту, задевала, перехлестывая через край, несмотря на ритуальные поклоны, Ленина, теорию и практику научного коммунизма. Не случайно в стане его противников поднялся радостный ажиотаж. Ликовали все антисоветчики - от колчаковцев до власовцев, от уцелевших гитлеровцев до маккартистов. С тех пор жупел сталинизма был взят на вооружение различными отрядами реакции и контрреволюции, а облыжные оценки советского опыта стали главным средством отпугивания широких масс за рубежом от социалистического выбора.

Нет сомнения в том, что КПСС в общем легко перенесла бы прививаемую ей хруще вцам и болезнь мещанского самоедства, будь партийные кадры способны на взвешенный конкретно- исторический анализ. В репрессиях, приведших к гибели немало невинных людей, они могли бы увидеть сложное проявление классовой борьбы, ее не понятых Сталиным новых форм, в частности проникновения в правоохранительные органы чужеродных элементов, которые как раз к тому и стремились, чтобы дискредитировать и обескровить Советскую власть, зачастую разя доверенным ею мечом и тех, кто был ей предан. Разве не наблюдали мы в 60-90-х

годах аналогичное проникновение в мозговые структуры советского общества - аппарат ЦК КПСС и Академию наук СССР - антимарк- систов и антикоммунистов, которые все более откровенно работали не на упрочение, а на демонтаж социализма, освящая своими "учеными" титулами буквально все, что шло "из-за бугра"? Только крах горбаческой "перестройки" и капитализаторская горечь ель- ци неких "реформ" позволили всерьез осознать, какие силы были развязаны Хрущевым. Только циничный перевод расчлененного Советского Союза в разряд колониальных рынков для западных бросовых товаров и источников сырья для потребительского "золотого миллиарда" дал возможность трезво взглянуть на хру- щебскую "оттепель" как на увертюру к тотальной сдаче позиций, завоеванных народами в многолетней кровопролитной антиимпериалистической борьбе.

Тогда это так не оценивалось, но реакция начала шаг за шагом теснить позиции социализма. Подрыв целостной плановой экономики непродуманным региональным дроблением народнохозяйственного комплекса на совнархозы; деградация производительных сил аграрного сектора, обеспеченная ликвидацией машинно- тракторных станций; кукурузный шаблон "от Сухуми до Якутии" и погром травопольной системы земледелия; вытеснение-сельского населения в города гонениями на личное п особи ос хозяйство; ослабление сети бытового обслуживания поспешным огосударствлением промышленной кооперации - таковы лишь некоторые хруще вские "художества", шедшие вразрез с принятыми ранее научными установками. Хрущев принимал как должное формирование собственного культа, возомнил себя "законодателем" в области литературы и искусства и, наконец, пошел на развал советской политической системы, искусственно разделив ее на городскую и сельскую. Все это не могло не принести ядовитые плоды.

Однако главное, о чем приходится сожалеть, обозревая сорокалетний период, - это общая дезориентация развития страны. Навязанный XXI съезду голословный вывод о "полной и окончательной победе социализма" резко снизил требования к новому строю и размагнитил кадры. В том же направлении сработала и принятая XXII съездом Программа КПСС, которая наметила построение в основном коммунистического общества на рубеж 80-х годов и в силу своей утопичности вскоре стала дискредитировать эту идею. "Оттепель" дала распутицу.

...На XIX партсъезде (05-14.10.52) состоялось переименование ВКП (большевиков) в КПСС под тем предлогом, что с победой ленинизма меньшевистское, буржуазно-оппортунистическое крыло в партии якобы перестало существовать. Сталину тут изменила обычная осмотрительность. Он должен был не только помнить, что России часто мстила ее мелкобуржуазность, но и учесть, что ВКГКб), образно говоря, дважды погибнув на полях Отечественной войны, имела в значительной степени обновленный состав, правда, обстрелянный в огне сражений, но сильно нуждающийся в идейно- политической закалке. Вирус меньшевизма (правого и левого) никогда не покидал КПСС и всякий раз оживлялся, когда в обществе в силу тех или иных причин активизировались капиталистические тенденции. Думающие старые партийцы, начинавшие работать еще до войны, называли мне деятелей из высшего руководства, "хромавших на правую ножку": Георгия Маленкова, Лаврентия Берию, Анастаса Микояна, а также Никиту Хрущева. По-видимому, этот уклон и реализовался в дальнейшем, оседлав реальную потребность общества в высвобождении инициативы масс, всесторонней демократизации.

Сталин, несмотря на потери командного состава Красной Армии в результате прискорбных репрессий ЗО-х годов и поражений первого года войны, блестяще справился с формированием офицерского корпуса, который во всем мире был признан образцовым. Свой звездный урожай Никита Хрущев, а потом и Леонид Брежнев собирали с трудов ученых и конструкторов, инженеров и рабочих тех перспективных отраслей, которые заложил он: гидро- и атомной энергетики, авиа- и ракетостроения, космонавтики и радиотехники. Но подготовить столь же профессионально и нравственно безупречную когорту партийно-государственных руководителей Сталин не сумел. Нельзя сказать, что он не пытался это делать. "Как-то в 1947 году, - вспоминал Микоян, - Сталин выдвинул предложение о том, чтобы каждый из нас подготовил из среды своих работников 5-6 человек, таких, которые могли бы заменить нас, когда ЦК сочтет нужным это сделать. Он это повторял несколько раз, настаивал". Однако, судя по той же микояновской записи, это жизненно значимое для советского строя предложение натолкнулось на доказывание чиновниками собственной незаменимости и по сути саботировалось.

Много лет повторяя ставшие дежурными фразы о мощи и крепости социализма, о его объективно-исторической прогрессив-

ности, мы, как правило, слабо сознавали, что любой строй - это все же живые люди со всеми их слабыми и сильными сторонами. Для социализма данное положение было чрезвычайно важно потому, что, не достигнув еще своего зрелого бесклассового состояния, он сосуществовал с капитализмом и испытывал на себе его влияние.

В любой партии, а особенно крупной и правящей, не может не быть течений, так или иначе противостоящих ее основной линии и программе. Так и случилось в КПСС: здесь на любом этапе затаенно или же открыто действовали пробуржуазно настроенные личности. Это не обязательно прямые недруги рабочего класса, но всегда носители чего-то вроде меньшевизма. Такой урок преподал нам XX съезд КПСС, и нынешние коммунисты прослывут политическими недотепами, если позволят себе этот урок позабыть.

Диалог” 1996. № 4

ПИСЬМО ГЛАВНОМУ РЕДАКТОРУ

АГЕНТСТВА КИОДО,

ГОСПОДИНУ КИИСИ ИВАМОТО

Уважаемый господин К. Ивамото! Я получил Ваше обращение * просьбой прислать новогоднее послание японскому народу.

У советских деятелей нет такой традиции, чтобы премьер иностранного государства обращался к народу другого государства со своими пожеланиями. Однако глубокое сочувствие народов Советского Союза к японскому народу, попавшему в беду в связи с иностранной оккупацией, вынуждает меня сделать исключение из правила и удовлетворить Вашу просьбу.

Прошу передать японскому народу, что я желаю ему свободы и счастья, что желаю ему полного успеха в его мужественной борьбе за независимость своей родины.

Народы Советского Союза сами испытали в прошлом ужасы иностранной оккупации, в которой участвовали также японские империалисты. Поэтому они вполне понимают страдания японского народа, глубоко сочувствуют ему и верят, что он добьется возрождения и независимости своей родины так же, как добились этого в свое время народы Советского Союза.

Желаю японским рабочим освобождения от безработицы и низкой заработной платы, ликвидации высоких цен на товары массового потребления и успеха в борьбе за сохранение мира.

Желаю японским крестьянам освобождения от безземелья и малоземелья, ликвидации высоких налогов и успеха в борьбе за сохранение мира.

Желаю всему японскому народу и его интеллигенции полной победы демократических сил Японии, оживления и подъема экономической жизни страны, расцвета национальной культуры, науки, искусства и успеха в борьбе за сохранение мира.

С уважением

И. СТАЛИН

1951 год, 31 декабря