Не быть собой - единственный способ обмануть мои ожидания

21 ноября 1984 года

 

Бхагаван, может быть, мы каким-то образом обманули Ваши ожидания, раз Вы вынуждены заговорить снова?

 

Невозможно обмануть мои ожидания. Это не в вашей власти. Вы можете обмануть ожидания Моисея, если не будете следовать десяти его заповедям. Я не давал вам никаких заповедей. Вы не можете выступать против меня. Вы очень легко можете обмануть ожидания Иисуса, поскольку все, что он говорит вам, чему учит вас, идет против человеческой природы, а вы - человеческие существа, тщетно пытающиеся быть сверхчеловеческими. Вы обязательно потерпите неудачу.

Я не давал вам никаких сверхчеловеческих идей. Я никогда никаким образом не убеждал вас выходить за пределы обыкновенного. Как вы можете обмануть мои ожидания?

Иисус говорит: «Любите врагов своих, как самих себя». Может быть, вам трудно найти противоречие. Сначала вы воспринимаете кого-то, как своего врага. Само это восприятие означает, что вы возненавидели его. А теперь Иисус говорит: «Любите его». Он говорит: «Любите человека, которого вы ненавидите». В непосредственном переводе его высказывание означает: любите человека, которого ненавидите.

Люди делают и так, правда, с прямо противоположной стороны. Они ненавидят человека, которого любят. И в тот момент, когда Иисус говорит: «Любите врагов», - он не осознает того факта, что вы не можете любить даже друга без того, чтобы не ненавидеть его, что любовь и ненависть - две стороны одного и того же явления. Всякого, кого вы любите, вы и ненавидите. Иногда берет верх ненависть, и любовь уходит вниз, а иногда берет верх любовь, и уходит вниз ненависть. И в течение двадцати четырех часов вы можете наблюдать, как точка на колесе любви и ненависти по отноше­нию к одному и тому же человеку идет то вверх, то вниз.

Иисус говорит о любви, но, кажется, он не знает о ней ничего, поскольку первое, что нужно знать, - это то, что любовь и ненависть - не две разные вещи. Их невозможно разделить. Если хотите любить, то должны и ненавидеть. Да, ваша любовь может быть настолько понимающей, что впитает в себя и ненависть, что вы воспримете ненависть, как сущес­твенную часть любви, чтовы не станете ненавидеть ненависть.

Вы не можете обмануть мои ожидания по той простой причине, что я никогда и ничего не ждал от вас.

Все эти мессии чего-то ждут от вас. Вы должны сделать это, вы должны сделать то. Раз вы не соответствуете идее о том, какими вы должны быть, то тем самым вы обманываете их ожидания. То, что вы будете все время подводить их, абсолют­но неизбежно, ведь вы не можете соответствовать чьей-то чужой идее.

У вас есть своя собственная сущность, которая нуждается в самореализации.

Вы не отвечаете передо мной за исполнение моей идеи.

Свою идею реализовал я сам. Теперь дело за вашей идеей, вашим бытием, вашей сущностью, которая должна быть реализована.

Никто другой не может навязать вам свою идею. Но на протяжении веков тысячею и одним способом люди правили людьми. Они правят вами посредством денег. Они правят вами посредством политики; они правят вами посредством осведом­ленности. Они правят вами, создавая определенный образ социального уважения.

Например, я хотел бы сказать кое-что о Махатме Ганди. В его ашраме каждодневным страхом было то, что ученик мог обмануть его ожидания. Ведь то, что он требовал от этих бедных людей, было так неестественно, настолько лишено всякого здравого смысла, что если они не были абсолютными идиотами, то они обязаны были обманывать его ожидания. Это было единственным способом спасти себя, иначе он их унич­тожил бы. В ашраме Махатмы Ганди вы не могли выпить чаю. Этого было достаточно, чтобы расстроить его. Чай - такая невинная вещь. Буддийские монахи пьют его на протяжении тысяч лет, чтобы помочь себе в медитации, ведь он сохраняет бдительность, бодрствование. Когда вы засыпаете, выпейте чашку чая, и он придаст вам немного осознанности.

Есть история о том, как Бодхидхарма решил оставаться без сна двадцать четыре часа. Но тело есть тело, веки устают. А когда они устают, глаза закрываются. Он так разгневался, что отрезал свои веки и бросил их в траву. Тогда его глаза перестали закрываться. Это символический рассказ. Этого не было, этого не могло быть, поскольку я очень хорошо знаю Бодхидхарму. Он последний, кто сделает такое. Но история эта очень значительна, хотя это просто история: из этих век выросло растение, которое стало чайным кустом. И поскольку то были веки такого человека, как Бодхидхарма, чай до сих пор несет в себе качества, придающие осознанность. Это значи­тельная история.

В каждом буддийском монастыре чай является первым делом. Но в ашраме Ганди, если кого-то заставали пьющим чай, это считалось великим грехом. Считалось, что он обманы­вал учителя. А учитель был садомазохистом. Все привержен­цы дисциплины, будь то махатмы, мудрецы, раввины, святые, начальники, учителя, руководители - все приверженцы дис­циплины, глубоко внутри диктаторы.

Дисциплина - хорошее название для мерзкой вещи - диктаторства.

Но вы не можете бунтовать против приверженца дисцип­лины. Вы можете бунтовать против диктатора. Вы можете бунтовать против Сталина, вы можете бунтовать против Мус­солини, но вы не можете бунтовать против Махатмы Ганди, и в этом опасность.

Почему вы не можете бунтовать против Махатмы Ганди? Потому что перед тем, как наказывать вас, он мучит сам себя. Он садист и мазохист одновременно. Перед тем, как мучить вас, он мучит себя больше, чем вас. Вы не можете бунтовать. Этот человек не просто мучит вас, как Иосиф Сталин. Он измучил себя, он наказал себя гораздо больше, чем вас. Как против него можно бунтовать? Невозможно найти никакого оправдания для бунта.

У Ганди был один ашрам в Южной Африке в начале его карьеры в качестве махатмы. Он назывался «Ашрам Феник­са». Там он так сильно мучил свою жену и своих детей, что я удивляюсь, почему никто не побеспокоился и не подумал об этом. А люди, подобные лорду Аттенборо, делали фильмы о Ганди, в которых совершенно опущено все существенное, все, что должно было быть вынесено на людское обозрение. Может быть, эти люди, подобные Аттенборо, полностью слепы - ослеплены своим Махатмой.

Что он делал со своей женой? Прежде всего, она должна была чистить туалет... а вы не знаете индийских туалетов. Нечего сравнивать с западным туалетом. Западный туалет можно чистить, нет проблем. Там нечего чистить, он уже чист. Но индийский туалет по-настоящему грязен. И Кастурба, жена Ганди, не могла сказать «нет», поскольку сам Ганди тоже чистил. Когда муж чистит... она знала, что он махатма. Она знала, что это грязная работа, и ей не нравилось убирать грязь за чужими людьми, выносить ее из дома на задний двор и выбрасывать все это дерьмо в яму - у Ганди ведь была идея, что дерьмо не должно пропадать. Все должно быть использо­вано.

Он был настоящим скрягой. Дело не в том, что он страдал от запоров - всю свою жизнь он повсюду носил с собой клизму, - то была его психология. Дерьмо должно быть собрано и выброшено в яму позади дома, затем поверх него нужно набросать земли, чтобы оно стало удобрением для урожая следующего года.

Кастурбе так трудно было делать это. Вы не представляете себе, как это делается в Индии. В Индии четвертую часть страны низвели до такого состояния, что этим людям не разрешается делать никакую другую работу. Им доступна только такая работа, они должны выполнять ее. Они родились, чтобы выполнять ее; это их судьба. Так что они собирают дерьмо в ведра и несут его на своих головах, на расстояние в мили. В Индии Кастурба никогда и не подумала бы, что ей придется делать это, поскольку она принадлежала к высшей касте. Она не была шудрой, неприкасаемой.

Но Ганди сам носил, и он был Махатмой. А когда он делает это сам, он приобретает над вами некоторое тонкое, едва уловимое право. Вы должны понимать эту тонкую политику власти в таких маленьких вещах. Ведь он встает в три утра, поэтому и все остальные должны вставать в три утра. И когда старый человек встает в три утра... вы молодые, вы будете чувствовать вину за то, что не встаете вместе с ним. И если вас застанут спящим, то это значит, что вы обманываете ожидания учителя. Что же делать учителю? Он не будет наказывать вас. Он накажет себя, поскольку он вынашивает эгоистическую идею о том, что если он истинно чист, то вокруг него ничто не может идти неправильно, все должно быть исключительно правильно. Если что-то идет неправильно, то это означает, что что-то нечисто в нем, поэтому он должен очистить себя постом.

Поэтому, если кто-то подводит его, он будет мучить себя. Это накладывает на вас еще больший груз. Первое — чувство вины за то, что вы обманули его ожидания. Второе - чувство вины за то, что теперь он страдает из-за вашей глупости, ведь вы могли проснуться в три часа, не такое уж это большое дело. И теперь на несколько дней, никто не знает... поскольку он всегда начинает «пост до смерти». Хотя он никогда и не постился до смерти, но всякий раз начинал смертельный пост.

Тогда всем нужно было начинать уговаривать Ганди; тогда все лидеры страны должны были мчаться в его ашрам и просить: «Из-за ошибки одного человека не наказывайте всю страну». После уговоров через два-три дня он соглашался принимать пищу... А того одного человека обвиняла вся страна. Он уже был наказан больше, чем вы можете себе представить. Куда бы он ни пошел, люди говорили о нем: «Из-за этого человека Ганди держит смертельный пост». А если Ганди умрет, они убьют этого человека, они не оставят его в живых.

Однажды ночью Ганди вышвырнул из дома беременную Кастурбу за то, что она отказалась чистить отхожее место. Беременная женщина, женщина, не знающая никакого друго­го языка, в чужой стране, абсолютно зависима от него, а он захлопнул перед ней дверь, выбросил ее на улицу и сказал: «Если ты не чистишь отхожее место, то это не твой дом, тогда ты не моя. Если не можешь следовать моим наставлениям, если даже моя жена подводит меня, тогда кто же будет слушать меня?» Кастурба плакала, на дворе холодная зима, и наконец решила, что вынуждена согласиться чистить отхожее место. И только тогда, когда она согласилась, ей было разрешено войти внутрь.

Не представляет труда чем угодно обмануть ожидания такого человека, например, курением сигареты, чашкой чая... чем угодно.

Он не разрешал давать образование своим детям. Он не посылал их в школу. Они хотели ходить в школу, их мать хотела того же. Естественно, она хотела, чтобы они были образованными: «Иначе кто их будет кормить. А у них впереди вся жизнь. Вы сами образованны, вы адвокат, вы зарабатыва­ете на жизнь. И вы махатма - даже если вы не будете зарабатывать на жизнь, у вас есть тысячи приверженцев. Но ваши дети... и вы не посылаете их даже в начальную школу».

А он был против того образования, которое дается в школах, колледжах, университетах. Почему? Потому что оно порождает сомнение, оно разрушает людскую веру. Потому что оно обучает людей науке, технологии, а он выступает против всего этого, против вещей таких простых и нужных; вы не можете представить себе, как в двадцатом веке человек может выступать против телефона!

Телефон никому не причинил никакого вреда. Можно выступать против ядерного оружия, я понимаю, - но против телефона?.. железных дорог?.. поездов?.. самолетов? Он был против всего, за исключением прялки, - вот единственная технология, которую он воспринимал. Кроме этой, все иные технологии были злом, все науки были злом, так зачем же посылать детей учиться этим дьявольским наукам, техноло­гии, логике, философии и разрушать их веру, их веру в Бога? Нет. Он не станет посылать их.

Его старший сын Харидас сбежал. Он понимал: «Этот человек собирается полностью разрушить наши жизни». Он добрался до семейства одних родственников и рассказал им всю историю, все, что случилось, и то, что он хочет в школу. Только взгляните на ситуацию: мальчик вынужден бежать из дома, чтобы пойти в школу. Мальчики бегут из школы, чтобы не ходить туда... а Харидас вынужден был уйти из дома и просить какого-то дядю, дальнего родственника: «Пожалуйс­та, помогите мне. Я хотел бы ходить в школу. Дальше я посмотрю, но пусть меня хотя бы примут, ведь образование абсолютно необходимо».

Ганди очень разгневался. Пророк ненасилия был в гневе, в яростном гневе. Он сказал: «Отныне этот дом закрыт для Харидаса. Ему запрещается входить в него, и никто из моей семьи не должен встречаться с ним. Даже его мать, его братья, его сестры - никто не должен встречаться и видеться с ним. Если кто-нибудь встретится с ним, то отправится туда же. Он подвел меня». Вы навязываете такие глупые идеи... то, что делал Харидас, было абсолютно правильным. Он вынужден был оказать сопротивление. Другие дети не сбежали, они были слабовольными. У Харидаса был некоторый характер. И позднее он показал, что у него был некоторый характер.

Ганди обычно говорил: «Все религии как одна». То было тоже политической уловкой. «Все религии как одна; индус, мусульманин, христианин, джайна, буддист, сикх... все религии как одна». Но основной политикой при этом было захва­тить всех этих людей и их голоса, удержать Индию от раскола, чтобы партия Ганди правила над всей Индией, а не только над какой-то ее частью.

На их молитвенных собраниях, проходивших каждое утро, цитировался Коран, читалась Библия, воспроизводились также и другие святые книги. Читалось несколько отрывков из Библии, несколько отрывков из Торы, несколько отрывков из Корана... И здесь тоже была великая хитрость, я ведь заглядывал в те отрывки, которые они читали: эти отрывки совпадали по смыслу с Гитой. Из Библии выбирались только те отрывки, которые по смыслу совпадали с Кришной, ведь Ганди называл Гиту своей «матерью». Он никогда не называл Коран «мой отец» или Библию «моя тетя», ну хоть бы... только Гита была его матерью. Все эти выбираемые им фрагменты вводили в заблуждение. Они представлялись просто разными переводами одного и того же послания, как будто они были одним и тем же посланием. Все, что было против Гиты - или просто отличалось от Гиты, не то, чтобы шло против нее, - все это исключалось.

Поэтому он обманывал мусульман, обманывал христиан, обманывал джайнов, обманывал буддистов, обманывал сик­хов, всех. И все они думали, что этот человек сверхмудрец; в этом смысл слова «махатма» - великая душа. Как будто души бывают великими и маленькими, души - это просто души, не великие и не маленькие. Но великая душа... махатма... ведь он так либерален, непредвзят... А он был предвзят целиком и полностью.

Харидас знал это. Поэтому он сделал вот что: он обратил себя в мусульманство. Он поступил хорошо. Я приветствую его. Двери дома Ганди были закрыты для него. Ганди отказал­ся от него, объявив: «Он больше не мой сын. Я больше не его отец. Он совершенно обманул мои ожидания. Если бы он умер, было бы лучше». Какой же грех он совершил? Он отправился в школу! Но он был по-настоящему разумным мальчиком. Как только он оставил школу, он обратился в мусульманство.

И мусульмане возрадовались. Их радовала идея, что старший сын Ганди нашел приют в исламе. Они стали назы­вать его «Махатма Абдулла Ганди».

Они сохранили «Махатма» и «Ганди», чтобы люди пом­нили, кто он, и изменили «Харидас» на «Абдулла», что буквально и означает «Харидас». «Абд-Аллах»... слуга Бога, точно такое же значение имеет и «Харидас» - слуга Бога. Это арабский перевод слова «Харидас», так что это в точности одно и то же.

Но Ганди был шокирован! Представьте себе, его сын пошел в школу - и этого оказалось достаточно, чтобы отказать­ся от сына, а теперь сын стал еще и мусульманином! Ганди рыдал. И это человек, который говорит, что все религии одно и то же. Тогда в чем же разница? Является ли он индуистом или мусульманином, какая разница? Ведь даже его имя - не что иное, как арабский перевод санскритского имени — точный перевод.

По случайному совпадению была одна встреча в Бомбее. По случайному совпадению Ганди ехал в том же поезде, из которого выходил Харидас. Кастурба в конце концов была матерью; она хотела хотя бы взглянуть на своего сына. Она знала, что муж не разрешит им поговорить, но Ганди не разрешил ей даже увидеть его. Он сказал: «Помни, ты не должна видеть его. Для нас он умер. Став мусульманином, он нанес мне пощечину». Он забыл про свой синтез всех рели­гий... а тем временем каждый день продолжались все те же молитвы.

Очень легко обмануть ожидания людей такого типа.

Мои ожидания обмануть нельзя, невозможно. Нет возможности обмануть мои ожидания; я ведь не навязываю вам никакой дисциплины, как вы можете подвести меня? Я не даю вам никакой доктрины, против которой вы могли бы пойти. Как вы можете пойти против меня?

Я всего лишь постоянно говорю вам: «Будьте подлинно самими собой».

Единственный способ обмануть мои ожидания - это не быть собой. Можете ли вы сделать это? И очень хорошо, что не можете.

Я начал говорить не потому, что вы не оправдываете моих надежд. То, что я начал говорить, не имеет к вам никакого отношения. Просто я человек, живущий от мгновения к мгновению.

Однажды я почувствовал желание отправиться в мир безмолвия. И я замолчал.

Другой бы на моем месте не отправился бы в безмолвие, поскольку столь многое было не завершено, так много еще нужно было сделать. Но меня это не беспокоит. Ведь однажды я умру, и все останется незавершенным - что же, мне откладывать и смерть?

Я проживаю жизнь так же, как я буду проживать смерть, от мгновения к мгновению.

Если дела не завершены, пусть остаются незавершенны­ми. Может быть, такова их судьба. Может быть, кто-то другой завершитих. Кто я, чтобы беспокоиться?

Поэтому однажды я остановился, я почувствовал жела­ние остановиться. Однажды я сказал, я просто сказал Шиле - и в тот момент она была бедной Шилой, - я сказал ей: «Я собираюсь прекратить говорить». Она была потрясена. Что произойдет со всем движением? Как выживут санньясины? Они привыкли слышать меня каждый день; это сталоих пищей, ежедневной пищей.

Но я никогда ничего не предусматриваю, я очень непред­усмотрительный человек. Что я чувствую, то и делаю, совер­шенно не задумываясь о последствиях. Я готов с радостью принять любые последствия.

И снова была бедная Шила. Я сказал ей: «Сегодня я собираюсь заговорить!»

Она попросила меня: «Но нужно сделать приготовления, и то, и другое... Нельзя ли завтра?»

Я сказал: «Нет. Это ваше дело, приготовления и прочее. Я собираюсь говорить сегодня».

Это никак не связано с вами. Это просто мой способ жизни, от мгновения к мгновению, оставаясь спонтанным, оставаясь непредсказуемым. Я не знаю, завтра я могу не заговорить, я могу снова остановиться. Я не могу гарантиро­вать завтра, поскольку завтра не в моих руках, оно открыто, не предрешено. Посмотрим, когда оно придет. Посмотрим, что оно принесет.

И так я жил всю свою жизнь.

Однажды я оставил свою семью. Они все беспокоились обо мне. Они хотели, чтобы я пошел в научный колледж, но я отказался. Я сказал: «Это мне неинтересно. Я буду изучать философию, религию, психологию. Мне интересно это, пос­кольку я собираюсь бороться - всю свою жизнь - против философов, теологов, священников, психологов».

Мой отец сказал: «Странный интерес - ты собираешься бороться с этими людьми?»

Я сказал: «Да, и поэтому я должен изучать их так глубоко, как это только возможно. С наукой у меня нет конфликта. Науку я собираюсь использовать, но религиозные деятели, философы - со всеми этими людьми я собираюсь бороться».

Отец мой сказал: «Образумишься ли ты когда-нибудь или нет? Я не собираюсь платить ни единого пайса за твое обучение в любом художественном колледже».

Я сказал: «Я не прошу ни единого пайса. Даже если вы дадите деньги, я не приму их». Он не подумал, что я говорил серьезно. Он так сильно любил меня.

Я покинул дом, не взяв ни единого пайса у своих родителей. Я проехал без билета восемьдесят миль до ближай­шего университета. Когда отец увидел, что я действительно ушел, он ринулся за мной на станцию. Но когда он добрался туда, поезд уже ушел. Он спрашивал. Люди сказали: «Да, мы видели его; он уехал».

Он поехал за мной на следующем поезде, нашел меня и сказал: «Не воспринимай мои слова так серьезно. Я просто пытался как-то убедить тебя, чтобы ты пошел в научный колледж, стал доктором, стал инженером. Что ты выиграешь от искусства?»

Я сказал: «Смысл совсем не в этом. Я не собираюсь выигрывать. И я не могу представить себя доктором. Я лучше покончу с собой. Строить мосты, дома... Я не представляю себя инженером. Этого нет в моем существе. Я не чувствую в себе ни единого отзвука этого — ни один колокольчик не звенит во мне». При виде доктора я скажу: «Бедный парень. Всю свою жизнь он будет думать о болезнях, заболеваниях, больных людях и полностью забудет, что вся его жизнь, его собственная жизнь, каждое мгновение просто утекает в трубу. Он думает о жизнях других людей, о том, как спасти их, и он полностью забыл, что сам он еще не спасен».

Он сказал: «Прости меня. Иди в художественный кол­ледж. Я буду присылать тебе денег».

Я сказал: «Я не могу принять их. Вы знаете меня. Вы сказали, что не дадите мне ни пайса». Я сказал: «Даже если вы дадите мне деньги, я не приму их». Сейчас вы даете, и я не принимаю».

И я не принял от него денег. По ночам я работал журналистом дневной газеты, редактором, а днем ходил в университет. И отец был действительно очень сильно обеспо­коен. Снова и снова, каждый месяц, он приезжал. Так прошло два года. Затем однажды, когда он приехал, я сказал: «Хоро­шо, я приму». Он не сказал ни единого слова. Я сказал: «Вы ничего не говорите. Если вы скажете хоть одно слово, тогда, как я сказал уже раньше, вы будете давать мне деньги, а я буду отказываться от них. Поэтому договоримся так: и вы не даете мне денег, и я не отказываюсь от них. Вы просто кладете деньги здесь на мой стол, всякий раз, когда чувствуете, что я нуждаюсь в них. Ни вы не даете, ни я не беру».

И так продолжалось шесть лет. Он постоянно клал деньги. Он не говорил мне: «Это для тебя», - поскольку, если бы он сказал это, были бы неприятности. И я не говорил о деньгах; деньги не были предметом обсуждения, поскольку мы договорились о них раньше. Конечно, я не говорю, что если я находил на столе деньги, то не пользовался ими...

Я жил, не думая о прошлом, не думая о будущем.

И я нашел, что это единственный способ жить. В против­ном случае, вы только притворяетесь, но не живете.

Вы надеетесь жить, но не живете.

Вы помните, что жили, но вы не жили.

Или это воспоминание, или это воображение, но это никогда не реальность.

И я никогда не делал так, чтобы кто-то отвечал передо мной. Постарайтесь понять мой основной подход. Все религии говорят, что вы несете ответственность перед Богом, перед Иисусом, перед Буддой, перед родителями, перед учителями, перед теми и перед этими. Никто из них не сказал, что вы несете ответственность только перед собой.

А я говорю вам, что вы не отвечаете перед Богом, поскольку Бог нигде не существует.

Вы не отвечаете перед Иисусом, поскольку Иисус не отвечает перед вами. С какой стати вы будете нести ответствен­ность перед Иисусом?

Вы не отвечаете перед родителями, поскольку они не спросили вас: «Мы собираемся дать тебе жизнь, готов ли ты прийти в мир или нет?» Вы пришли к ним совершенно случайно.

Я говорю вам, что вы отвечаете только перед собой.

И чудо этого высказывания в том, что, если вы отвечаете перед своим собственным бытием, вы найдете, что многие обязательства исполняются, будучи совсем не предусмотрен­ными.

Я никогда не нес ответственности перед своими родителя­ми, но я не думаю, что кто-то другой мог бы исполнить свою ответственность перед родителями лучше, чем это сделал я. Но я не делал этого. Это было просто следствием моей ответствен­ности перед самим собой. В тот момент, когда я реализовал себя, в тот момент, когда я был благословлен истиной, я, конечно, захотел поделиться этим, и было естественно, что я делился со своим отцом, со своей матерью, со своими братьями, со своими сестрами, которых я знал больше, чем кого бы то ни было. И я делился с ними.

Я никогда не просил их стать санньясинами - никогда. Стать санньясинами было их решением. Если они захотели стать санньясинами, то было их решением. Я не обращаю людей в свою веру. Я думаю об обращении, как об одной из самых грязных вещей, которую кто-то может сделать по отношению к вам. Христианские миссионеры продолжают делать это с людьми, обращают их.

Кто вы, чтобы обращать кого-то? Вы можете открыть людям свое сердце. Если там у вас есть какой-то свет, вы можете делиться им с другими. Если они почувствуют это, они начнут искать в себе. Это не будет обращением; это будет превращением.

Если вы хорошо знаете меня, вы будете стараться хорошо узнать и себя.

Это единственный способ.

Хорошо зная меня, вы не можете чувствовать ответствен­ности передо мной. Вы будете чувствовать ответственность, предельную ответственность, перед собой.

Так много жизни вы потратили впустую, и кто знает, сколь мало еще осталось?

Поэтому каждое мгновение нужно проживать интенсив­но, полно, объемлюще.

Вы можете подвести себя. Вы не можете обмануть моих ожиданий.

Человек, который мог бы подвести меня, мертв. То был я сам, перед тем, как узнал. Вот тот человек, который мог бы обмануть мои надежды. Но вместо того, чтобы подвести меня, он умер. Поскольку моя жизнь была только в его смерти. Только после смерти он дал пространство для роста моей жизни. Поэтому я благодарен тому мертвому человеку, каким я был. И я останусь благодарным навечно.

Вы не можете обмануть мои ожидания, поскольку вы не несете передо мной никакой ответственности. Вы или можете самореализоваться, и тогда будете благодарными, признатель­ными, или можете остаться нереализованными, и тогда вы будете гневаться на меня - как будто я предотвратил ваш рост.

Я не могу ни помочь вашему росту, ни предотвратить его.

Я могу только делиться своим ростом, представлять себя вам в предельной обнаженности, чтобы вы могли видеть, что происходит с тем, кто приходит домой, с тем, кто прибывает.

И этот проблеск может включить процесс преобразова­ния; не обращения, но преобразования.

 

 

Бхагаван, в чем разница между христианским способом быть самоотверженным, скромным и смиренным и Вашим спосо­бом быть без эго, быть обыкновенным?

 

Христианский путь быть смиренным, скромным, самоот­верженным является неправильным в самой основе. Слова, которые они используют, могут звучать точно так же, как и те, которые использую я, но они не означают того же самого. Когда Иисус говорит: «Будьте смиренными», - что он имеет в виду? Он имеет в виду нечто противоположное эго: эго, стоящее на голове, но все же эго... хотя и вверх ногами. Когда я говорю: «Будьте обыкновенными», - то обыкновенность не идет против эго; обыкновенный человек не является смирен­ным.

Я не смиренный человек.

Я не эгоист. Я как раз в точности посередине.

Смиренный человек прямо противоположен эгоисту. Мне вспомнилась небольшая история. Было три христианских монастыря, расположенных очень близко друг от друга и принадлежащих трем различным орденам. Однажды по чис­той случайности главы всех трех монастырей встретились на утренней прогулке. Они сели немного отдохнуть под деревом.

Один из них сказал: «Ваши монастыри тоже творят дело господа нашего, - он тщательно подбирал слова. - Ваши монастыри тоже творят дело господа нашего, но в том, что касается учености, вы не можете превзойти наш монастырь».

Второй глава сказал: «Я согласен, я совершенно согласен. Ваши монастыри тоже творят дело господа нашего, но в том, что касается служения бедным, больным, престарелым, сиро­там, вы не можете даже приблизиться к нам. Вы далеко позади».

Третий монах сказал: «Вы оба правы. Ваши монастыри тоже творят дело господа нашего, это верно. В первом монас­тыре есть великие ученые. Во втором монастыре есть великие служители людям бедным, больным. Но в том, что касается смирения, мы выше всех».

Смирение - это не что иное, как эго, стоящее вверх ногами. Смиренный человек - это не тот, у кого нет эго; он подавил свое эго, заставил эго стоять на голове. Он старается стать самым смиренным человеком во всем мире.

Но что есть эго? Кто-то старается стать самым богатым человеком в мире - это эго. А кто-то старается стать самым смиренным человеком в мире - это что, не эго? Если президент думает, что он на самой вершине, тогда это эго. А когда праведник начинает говорить, что он выше всех в том, что касается смирения, а все остальные ниже, тогда это что, не эго?

Нужно очень тщательно проанализировать Иисуса. Он говорит: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют царство Божье». С одной стороны, быть кроткими... но зачем быть кроткими? Какой мотив? Мотив дается в другой части выска­зывания: чтобы наследовать царство Божье - великая кро­тость! Иисус также говорит: «Если кто-то ударит тебя в одну щеку, - обороти к нему и другую». И эти утверждения выглядят так прекрасно, потому что вы были так сформированы, слушая их снова и снова, а ведь вы полностью забыли, чтоих нужно анализировать, понять психологически. Требуется великое исследование, исследование в глубину. Утверждения, подо­бные этому, нуждаются в исследовании.

Когда кто-то ударит вас в одну щеку, Иисус говорит: «Оборотите к нему и другую». Это выглядит так, как будто он учит вас ненасилию, учит вас любви, состраданию. Но то, чему он вас учит... он учит вас быть сверхчеловеком и низводить другого до положения недочеловека. Задумывались ли вы когда-нибудь над тем, что если кто-то ударил вас, а вы подставляете ему другую щеку, то, что вы делаете этому ударившему? Не говорите ли вы ему: «Посмотри, я правед­ник». Да, вы не говорите, но эта мысль все равно присутствует. Она звучит очень громко, хотя вы и не произносите: «Посмот­рите на мою праведность, на мою смиренность, на мою кротость; вы ударили меня в одну щеку, я подставляю вам другую».

Когда Иисус преподавал это послание своим ученикам, один из них спросил его: «А если он ударит и в другую?» Иисус не подумал о возможности такого вопроса. Да, это возможно, ведь если вы сами предлагаете другую щеку, было бы такой неблагодарностью не принять предложение. И если удар по первой щеке доставил вам такое большое удовольствие, что вы приветствуете удар по второй, то этот удар может оказаться еще более сильным.

Поэтому тот человек спросил: «Тогда что же нам делать?» Иисус сказал: «Вы должны прощать семь раз». Человек сказал: «Хорошо». То, как он сказал «хорошо», ясно показывает, что этот человек знает, что семь раз он может допустить, но если будет восьмой, тогда всего лишь одним ударом... «Я покажу ему: то, что он не смог сделать за семь раз, я смогу сделать за один». Посмотрев на этого человека, видя, как он сказал «хорошо», Иисус говорит: «Нет! Семьдесят семь раз». Но и семьдесят семь раз когда-нибудь кончатся.

Иисус не пытается разрешить проблему, он просто откла­дывает ее. Сначала он отложил ее на два раза, потом на семь раз. Теперь, видя этого человека и то, что нет никакой разницы... после семи раз он будет делать точно то же, что делал бы после двух раз, после первого раза. Но он снова откладывает, тянет, теперь на семьдесят семь раз. Но я говорю, что и семьдесят семь раз кончатся, тогда... ваше смирение тоже кончится? Тогда что вы будете делать?

Нет, это неправильный путь. Вы не смиренны. Напротив, вы унижаете другого человека. Иисус сказал вам подставить ему другую щеку. Глубоко внутри он говорит: «Унизьте его». Может быть, он сам не осознает, что говорит. Может быть, он думает, что дает вам великое учение. Я не сомневаюсь в его искренности, но вопрос совсем не в его искренности. Вопрос в самом его утверждении, в принципе. Какая основная психоло­гия заключена в нем? Кто-то ударяет вас, и вы подставляете ему другую щеку; вы низводите его до положения недочеловека, и глубоко внутри исполняется ваше эго - вы так благочес­тивы.

Но эго, исполненное благочестия, гораздо более опасно, чем эго, исполненное чего-то плохого, мерзкого, поскольку от мерзкого эго можно избавиться, но невозможно избавиться от благочестивого эго. Благочестивое эго - это сокровище, кото­рое должно быть сбережено, сохранено: тот человек сделал вас праведником. Это именно то, что делал сам Иисус, когда был на кресте. Даже на кресте он унижает людей. Он просит Бога: «Прости этих людей, ибо они не ведают, что творят». Как будто он ведает!

На самом деле эти люди прекрасно знают, что творят. Они знают, что они распинают его за то, что он провозгласил себя мессией, а в священных книгах сказано, что мессия будет распят и случится чудо. Он будет воскрешен Богом - и это будет единственным доказательством, что он истинный мес­сия, иначе он мессия ложный.

Они прекрасно знали, что делали. Но даже на кресте... благочестивое эго все еще берет последнее слово: «Бог, отец, прости этих людей. Они не ведают, что творят». Только он знает, а никто другой не знает. И что же он знает? Всего несколько мгновений назад он сам спрашивал у Бога: «Не покинул ли ты меня?» То было сомнение. Он был шокирован тем, что чудо не происходило, что ничего не происходило, что небо было абсолютно тихим. Нет ответа... в его уме должны подняться все виды сомнения.

На кресте думаешь о себе, а ведь он объявлял себя... и сам верил в это. Я никогда не сомневался в его искренности. Он не дурачил, не обманывал. Он не был мошенником. Он был чистосердечным душевно больным человеком. Он верил, что является мессией, пришедшим спасти все человечество. И он сам пошел на распятие - весьма вероятно существование некоторого странного заговора.

Только Гурджиев говорил об этом, он был первым, кто заговорил об этом. Христиане, конечно, об этом не говорят. А евреев распятие никогда не волновало; они даже никогда не упоминают о том, что этот сын плотника был распят. Они просто проигнорировали его - какой-то сумасшедший парень. В их исторических книгах, в их религиозных книгах нигде не упоминается распятие, о нем говорится только в христианских книгах, в Новом Завете, который был написан триста лет спустя после распятия Иисуса, так называемого распятия.

У Гурджиева было несколько очень значительных идей. Я могу назвать их только идеями, поскольку их подлинность не может быть установлена по каким-то другим источникам; но Гурджиев - человек проницательного ума. Одна идея заключалась в том, что предание об Иисусе не является историческим. Это драма, театральное представление, которое из года в год разыгрывалось в старые времена, точно так же, как в Индии из года в год, на протяжении пяти тысяч лет разыгрывается предание о Раме. Даже сегодня в каждой деревне, в каждом городке и в каждом большом городе, даже в самой маленькой деревушке есть своя собственная группа актеров, разыгрывающих предание о Раме, Рамлилу. Это предание разыгрывается каждый год в одно и то же время. Никогда, вероятно, не было такого человека, как Рама. Это только предание, но оно разыгрывается непрерывно на протя­жении пяти тысяч лет, и тем самым как бы приобрело историч­ность.

Гурджиев говорил, что распятие Иисуса и все предание о нем было театральным представлением, которое разыгрыва­лось каждый год. Так что такого исторического события не было. Я не соглашаюсь с этим, ведь если бы это было так, то евреи продолжали бы разыгрывать это предание точно так же, как индусы продолжают разыгрывать свое. Почему они остановились? Что случилось? Предание прекрасно; почему евреи перестали разыгрывать его? И ни один еврейский источник не упоминает о нем, даже как о предании. И если оно разыгры­валось на протяжении тысяч лет, то невероятно то, что не нашлось других источников, в которых бы упоминалось о нем. И почему все так внезапно прекратилось две тысячи лет назад? Нет. Это не могло быть просто театральным представлением. И представление не может создать столько волнений в мире. Представление не может породить христианства. Представле­ние не может сотворить всего того, что христиане сделали для человечества. Нет, ни одно представление не обладает такой силой.

Его вторая идея также была очень значительной, и были моменты, когда я думал, что он прав. По первой идее я с ним совершенно не согласен. Вторая идея заключается в том, что Иуда не предавал Иисуса - он был его ближайшим учеником. Сам Иисус уговорил Иуду передать его в руки врагов. И здесь тоже нет никаких источников. Гурджиев был странным человеком, но иногда он натыкался на определенные фрагменты, на определенные аспекты истины.

Я вижу здесь некоторую вероятность истины, ведь у Иуды не было необходимости предавать. Они никогда не боролись друг против друга. Не было сомнения в том, что он будет его преемником, поскольку Иуда был самым грамотным, самым культурным, самым образованным человеком среди учеников Иисуса. Все остальные были очень обыкновенными людьми, представителями масс. Он был единственным среди них - он был гораздо лучше образован, гораздо более культурен, чем сам Иисус. Было абсолютно ясно, что он займет его место, когда Иисус уйдет. С ним никто не мог состязаться. И не было конфликта. Не было борьбы, и совершенно невероятно, чтобы он продал своего учителя за тридцать Серебреников. И если он был действительно так сильно настроен против Иисуса, то зачем он покончил с собой после распятия Иисуса?

Христиане не говорят о самоубийстве Иуды, а оно очень значительно. Может быть, Гурджиев прав. Может быть, Иисус уговорил Иуду, приказал ему: «Пойди и передай меня в их руки. И передай им меня так, чтобы они не догадались, что это я послал тебя. Поэтому, если они предложат тебе какую-то плату, бери». Они предложили тридцать серебреников. Он принял с благодарностью и привел их к тому месту, где стоял Иисус. Иисуса схватили, и на следующий день он был распят. Кажется, Гурджиев добирается здесь до смысла, ведь Иисус знает наперед, что завтра он будет распят. Откуда он знает это? Он знает, что Иуда собирается передать его в руки врагов. Откуда он это знает?

Христиане скажут: «Он все знает, он всеведущий, он сын Божий». Но что случилось с сыном Божьим на кресте? Внезапно Бог отказался от сына?.. забыл его?.. не услышал его молитвы? Нет, вероятно, он сам все знает, ведь это его собственный план: он должен быть передан в руки первосвя­щенника, и сделать это может только Иуда, поскольку он так послушен, на него можно положиться. Остальные были эмо­ционально привязаны к Иисусу; только Иуда был привязан к Иисусу интеллектуально. Остальные были ненадежны. Они могли сказать: «Нет, мы не можем сделать этого. Как мы можем сделать такое для тебя? О чем ты говоришь?» И даже если бы их удалось послать, они вернулись бы, никому ничего не сказав об Иисусе. Они были простыми людьми.

Только Иуда был цельным человеком. И Иисус говорит ему: «Это единственный способ действовать. Ты передаешь меня в руки первосвященника, и пусть они распинают меня, пусть Бог покажет чудо воскрешения, чтобы нас признали тут же. И мы сможем преобразовать весь мир и спасти каждого от его страдания». И Иуда поверил в это. Он не против Иисуса, и он не предает его; он на самом деле подчиняется ему, подчиняется высшей силе. Только очень послушный ученик может сделать такое. Но он также и верит, что распятие не повлечет никаких неприятностей. Распятие - это только игра. Ведь Иисус - сын Божий.

Вам нужно поставить себя на место Иуды, тогда вы поймете, что он не предавал. Он никогда, ни на одно мгнове­ние, не думал, что это предательство. Он просто исполняет план и подчиняется приказу Учителя. И ведь сказано же в писаниях: «Мессия будет предан своим собственным учени­ком». Так что все написано в писаниях. Он знает писания, он единственный, кто умеет читать. Эту роль должен сыграть ученик, это всего лишь роль, он совершенно уверен в том, что после воскрешения мир будет спасен. И он делает великую услугу человечеству. Он не предает Иисуса, он исполняет его миссию на земле.

Идея Гурджиева немного диковинная, но заслуживает обсуждения. В любом случае, правильная она или нет, одно ясно совершенно точно: Иисус очень стремился быть распя­тым, стремился гораздо сильнее, чем первосвященник велико­го храма евреев. Он рвался в Иерусалим на ежегодный праздник, ведь по всей стране было известно, что если в это время Иисус войдет в храм... Год назад он учинил хаос в храме, он перевернул лавки менял, разбросалих, избилих и объявил: «Так больше не может продолжаться в доме отца моего. Храм — дом отца моего».

Поэтому весь год непрерывно повсюду разносился слух: «В следующий раз, если он придет, священники будут гото­вы». В прошлом году они не были готовы, все произошло неожиданно, они не смогли ничего сделать. Но на этот раз они приготовятся, и они убедили римского правителя Понтия Пилата: «Этот человек представляет религиозную опасность для нас и политическую для вас».

Иисус знал. Все эти слухи доходили до него через учеников, людей, странников, но он по-прежнему рвался на праздник. Для чего? Он стремился стать мучеником. Это другое название инстинкта самоубийства — хорошее название. Но он верил, безумно верил, что никто не причинит ему вреда. Когда спаситель - Бог, кто может причинить ему вред? Но на кресте его надежды исчезли. Однако все еще остается эго, надменность смиренного человека - человека, который всегда прощает, даже если его распинают: «Эти бедные люди должны быть прощены».

И кто были эти бедные люди? Образованные раввины - всю свою жизнь они проводили в изучении Торы, - первосвя­щенник и сотни других раввинов, ведь храм евреев был одним из величайших храмов в мире. Там работали, действовали сотни священников. И конфликт главного священника, пер­восвященника, с Иисусом был эгоистическим. Если бы у Иисуса не было его эго, конфликт не возник бы.

Было заведено такое правило: каждый год в храме откры­валось самое главное место для поклонения, святыня, и единственным человеком, который входил туда, был первосвя­щенник, после чего двери закрывались. Только ему дозволя­лось произносить имя Божье. Вот почему - вы удивитесь - в еврейских книгах не пишут б-о-г. Бог, ведь это было бы произнесением полного имени. Пропускается «о», вместо «о» оставляется пустое место: «б», пустое место для «о» и затем «г». Вы не должны произносить имя Бога, если не являетесь достаточно чистыми.

Только первосвященник был наделен правом, произно­сить имя Бога; остальные не имели права даже слышать его. Поэтому двери в святыню закрывались, плотно закрывались, и там была только одна дверь. После чего он произносил «Бог» и молился об искуплении евреев: «Пошли нам мессию».

А этот человек, Иисус, в прошлом году ворвался в храм, разрушил всю структуру храма, всю систему храма и объявил себя мессией. И не только это - он объявил: «Я единственный рожденный сын Божий. И это дом отца моего, и что за дела вы тут делаете? Я не разрешаю здесь таких дел. Убирайтесь из храма!»

Это был определенный вызов первосвященнику, ведь явился еще более первый священник, явился мессия, молитва услышана. Он послал не только мессию, он послал своего сына. Так вот, с этим сыном нужно как-то покончить, иначе теряется назначение, функция первосвященника и тысяч других священников, всего храма.

Иисус рвался, был схвачен, распят, но даже при распятии его высокомерие остается тем же. Он просил, чтобы те люди были прощены, ведь они не ведали, что творили. Если вы всмотритесь глубже в это высказывание, то будете удивлены, поскольку то, что проявляется на поверхности, не вся реаль­ность. Поэтому, когда христиане говорят о смирении, это означает подавление эго. Но эго входит через заднюю дверь, провозглашая: «Я самый смиренный человек». Когда они говорят о самоотверженности, они предлагают вам быть само­отверженными, быть смиренными.

Как-то раз один христианский монах пришел повидаться со мной. Он путешествовал по всей Индии, и одиниз моих христианских друзей послал ему письмо с тем, что если он будет проезжать через мой город, то должен повидаться со мной. Мой друг написал письмо и мне: «Брат такой-то и такой-то приезжает на днях, и он самый смиренный человек, с которым вы когда-либо встретитесь, абсолютно самоотвержен­ный. Он точно такой, как вы учите. Поэтому я посоветовал ему повстречаться с вами, и я умоляю вас также встретиться с ним. Это человек, с которым стоит повстречаться».

Брат такой-то и такой-то появился однажды утром. Он носил с собой Библию и был похож на индусского монаха, выглядел очень просто, благородно. Но я не предложил ему сесть.

Он сказал: «Ваш друг послал меня».

Я сказал: «Я получил письмо, но почему вы носите с собой этот хлам?»

Он сказал: «Хлам? Это Святая Библия».

Я сказал: «Это святая чепуха».

Его глаза стали огненными, и он сказал: «Что вы за человек? Мой друг сказал, что я буду хорошо встречен. Вы даже не предложили мне сесть и назвали мою Святую Библию «святой чепухой», хламом. Я не могу больше оставаться здесь».

Я сказал: «Я не хочу, чтобы вы оставались здесь, посколь­ку вы не тот человек, которого описывал в письме мой друг: брат такой-то и такой-то очень смиренный, самый смиренный человек, с которым вы встретитесь когда-либо. Вы не смирен­ный человек. Если бы вы были смиренным, то, что плохого вы увиделибы в том, что я назвал вашу Библию хламом? Вы должны были рассмеяться. Вы должны были сказать: "Хоро­шо, это ваше мнение"».

И если я не предложил вам сесть, то я и не запретил. Вот стул. Почему вы ждали, чтобы я предложил вам сесть? Смиренный человек? Вы могли сесть; я не запретил вам. И только подумайте о своем гневе - вы в ярости». Я сказал:

«Теперь я говорю, пожалуйста, садитесь. Положите свою святую Библию сюда на стол».

Он сказал: «Нет. Я не могу оставаться здесь ни единого мгновения. Вы опасный человек. Вы разрушили мое двадца­тилетнее смирение».

Я сказал: «Смирение, практиковавшееся в течение двад­цати лет и разрушенное в двадцать секунд, не многого стоит».

Вы можете подавить самость, вы можете подавить эго, вы можете вести себя так, как ведет смиренный человек. Вы можете натренировать себя, но все это цирк, натаскивание. Глубоко внутри вы остаетесь тем же, всякий, кто знает, как поскрести ваш тонкий слой натасканности, может в секунды выявить вашу реальность.

Когда я говорю быть без эго, я не говорю подавить эго, я говорю, попытаться понять эго.

Я не говорю бороться с ним.

Я говорю осознать его.

И чем больше вы осознаете эго, тем его меньше. В тот день, когда вы полностью осознаете эго, оно больше не обнаружится.

Когда эго не обнаруживается, тогда в вас возникает качество, подобное благоуханию, - оно является смирен­ностью, оно является тем, что я называю «обыкновенностью», просто чтобы была разница со «смиренностью». Слово «сми­ренный» так неправильно использовалось религиозными людь­ми, что я вынужден использовать слово «обыкновенность», поскольку ни одна религия не использует этого слова.

Поэтому я не хочу использовать слова «смиренный», «самоотверженный». Я хотел бы, чтобы вы просто поняли, что я такой же обыкновенный, как и всякий другой. И это понимание приходит путем осознания эго, не путем подавле­ния его.

Одна женщина написала письмо, в котором она говорит: «Вы не джентльмен; и не только это - вы даже не христианин». Я начал размышлять: «Быть христианином является ли необ­ходимым условием для того, чтобы быть джентльменом? Тогда весь мир, не относящийся к христианам, не является джентльменским. Только христиане - джентльмены».

И мой опыт, и ваш опыт показывают, что это не так. Христиане вследствие эгоистических высказываний Иисуса продолжают плыть в том же эгоистическом потоке - их папа непогрешим.

Я думал, бывало, что повстречался уже со всеми видами идиотов, но, прибыв сюда, в Орегон, понял, что это не так. Орегонский идиот - это особая категория.

 

 

Беседа 24

ПСИХОЛОГИЯ ВАШЕГО СУЩЕСТВА - ЗОЛОТОЙ КЛЮЧ

22 ноября 1984 года

 

Бхагаван, в чем заключается функция ума в религии?

 

Ум - самое сложное явление во всем существовании.

Будет немного трудно понять функцию ума в религии. Вам потребуется пройти через три двери.

Во-первых, это позиция по отношению к уму современной западной психологии. Психология говорит, что ум имеет три функции: познавание, размышление, чувствование. Через познавание мы осознаем весь окружающий нас объективный мир. Все, что мы видим, слышим, ощущаем на вкус, на запах, на ощупь, - все это и есть познавание. Мир узнается через познавание. Пять чувств - пять путей познания мира.

Но через познавание невозможно узнать себя.

Посредством лишь познавания вы узнаете только мир вещей, поэтому-то западная психология отбросила идею вашей сущности, вашего внутреннего «я». Это очень странная ситу­ация, поскольку они говорят, что вы осознаете мир посредст­вом познавания, и при этом они отрицают вас. Кто осознает объективный мир? Кто видит восходы и закаты? Конечно, не глаз.

Есть кто-то позади глаза, но сам глаз не может видеть того, кто позади него.

Кто слышит звук, музыку, песню, птиц, поющих поутру? Не ухо. Ухо — всего лишь коридор. Кто-то стоит в конце коридора. Вы распознаете окно, но вы не распознаете челове­ка, стоящего позади окна и смотрящего на небо.

Западная психология находится в очень глупом положе­нии из-за этого отрицания.

Вы распознаете знание.

Вы распознаете познаваемое.

Но вы не распознаете познающего.

Без познающего может ли быть знание? Как может быть что-либо познано? Но странно, ни один западный психолог даже не поднимает этого вопроса.

Познавание, конечно, не может помочь пройти внутрь. Все пять чувств - это пути, ведущие вас вовне, прочь от вашего центра. И у них нет способа повернуться к самому центру. Для этого должно быть познано что-то другое.

Мы обсудим это. Коль скоро распознаны эти три функ­ции, давайте сначала обсудим их.

Познавание - это познание мира, другого мира, всего мира, не считая себя. Вы приобретаете знание обо всем и остаетесь абсолютно невежественными по отношению к себе. Видите странность ситуации?

Знание все время растет, а познающий уменьшается.

А этот познающий - самое существенное, поскольку это вы.

Второе - размышление, другая функция ума. Размышле­ние производит философию, теологию, науку.

Но размышление не может дать вам истины о вашем бытии, поскольку размышление всегда связано с тем, что поставляет вам познавание. Оно зависит от познавания.

Например, слепой человек не может размышлять о свете. У него нет способа размышлять о свете, поскольку, прежде всего, у него нет глаз. Не произошло познавания света. Нет объекта. Он не может сфокусировать свое размышление на чем-то, чего нет. Невозможно, чтобы глухой человек размыш­лял о музыке. Как он может размышлять о ней? Невозможно выразить ее в понятиях.

Поэтому философия зависит от познавания, но она только размышляет, она никогда не идет дальше размышления. Она никогда не ставит экспериментов.

Наука - дальнейший шаг. Она - следствие философии. Когда размышление начинает экспериментировать, начинает искать факты... ведь само по себе размышление остается вымыслом. Мысль - это просто воздух, если вы не докажете ее какими-то фактами. Наука возникает как результат долгой традиции философии, когда философия насыщается, все ходит вокруг, вокруг и вокруг и не может ухватить ничего, что можно назвать фактическим.

Да, философия познает, что есть логическое, но логическое не является обязательно действи­тельным, не является обязательно реальным. Иногда логичес­кое оказывается недействительным.

Иногда действительное оказывается нелогическим. Они не являются синонимами.

Но и философия, и наука оказываются бессильными в том, что касается религии. Да, они могут создать теологию. Теология - это не что иное, как философия о Боге. В этом смысл слова теология. «Тео» означает Бог; «логия» означает логику - логическое размышление о Боге. Не может быть ничего более абсурдного. Вы не знаете Бога. Познавание не предоставляет нам Бога. Вот почему наука постоянно преуспевает, а теология постоянно терпит поражение, ведь наука путем познавания имеет некоторое основание для вхождения в объективную реальность.

У теологии же нет путей, ведущих через познавание. Поэтому она просто остается размышлением о вымысле. Она размышляет о Боге.

Вы не знаете Бога. Как вы можете размышлять о нем?

Перед тем, как начать размышление, вы должны иметь некоторого рода переживание.

Поэтому теология - это псевдорелигия, притворяющаяся религией, но не религия.

Третьей функцией, признаваемой психологией, является чувствование. Чувствование дает вам целое измерение в виде всех искусств, поэзии, живописи, музыки, танца, литературы, но чувствование не имеет способов связи с фактическим. Оно может дать вам прекрасную поэзию, но оно не может доказать, что это факт. Никто и не просит поэтов доказывать фактическое: это было бы бессмысленно. Поэзия и не предполагает поставлять вам факты, она предполагает давать вам прекрас­ное, наслаждение прекрасным - что и есть чувствование.

Если нет того, кто чувствует, вы думаете, закат солнца будет прекрасным? Вы ошибаетесь. Закат солнца будет, но он не будет прекрасным. Ничто не будет прекрасным, ничто не будет безобразным, ничто не будет хорошим, ничто не будет плохим. Все это разделение идет лишь через ваше чувствова­ние.

То же является справедливым и по отношению к позна­ванию. Вы удивитесь. Сначала ваш ум откажется верить в это, но это факт, так что с этим ничего не поделаешь. В тот момент, когда вы закрываете глаза, все цвета в комнате исчезают - для вас. Если глаза закроют все, тогда все цвета в комнате исчезнут для всех. Тогда в этой комнате не будет цвета, поскольку для цвета необходима встреча света и глаза. В точке их встречи возникает цвет. Если глаза закрыты, точки встречи нет. Свет будет, но не будет глаза, чтобы вступить с ним в контакт и посредством этого контакта создать цвет.

Каждый луч света состоит из семи цветов радуги. Ваши одежды красные по одной странной причине. Они не красные. Ваши одежды поглощают шесть цветов из луча света - все, за исключением красного. Красный отражается назад. Осталь­ные шесть поглощаются. Поскольку красный отражается, он попадает в глаза других людей, поэтому они видят ваши одежды красными.

Это очень противоречивая ситуация: ваши одежды не красные, вот почему они кажутся красными. Если они кажут­ся синими, значит они не синие. Если они кажутся зелеными, значит они не зеленые, поскольку, какими бы они ни каза­лись, это означает, что этот цвет не поглощается. Остальные шесть цветов поглощаются, только один остается вовне. И цвет, оставшийся вовне, достигает глаз людей, и, естественно, они связывают этот цвет с вашей одеждой. Он пришел от вашей одежды. Но когда я закрываю свои глаза, ваши одежды немедленно перестают быть красными, поскольку мои глаза не будут создавать цвет.

Итак, даже наука может сказать лишь то, что она имеет дело только с фактами, но не с истиной.

Это факт, что ваша одежда красная, но это не истина.

Знайте различие между фактом и истиной. Факт означа­ет: вот так вещи предстают перед вашими органами чувств. Истина означает: вот такими вещи являются, без всяких ссылок на ваши органы чувств.

Теология не имеет ничего общего с познаванием, поэтому она - чистый вымысел. Философия тоже вымысел, но напол­овину, поскольку она может повернуть к теологии, тогда она становится более вымыслом; или она может повернуть к науке, тогда она перестает быть вымыслом, она становится фактической.

Но ни один из этих трех предметов - наука, философия, теология - не имеет никаких средств узнать человека, позна­ющего посредством всех этих трех функций, стоящего за всеми этими тремя функциями: познаванием, размышлением, чув­ствованием. И поскольку посредством этих трех функций человек оказывается недоступным, психология просто отвергает его. Это самая опасная ошибка, совершенная западной психологией.

Вторая дверь, второй возможный способ взглянуть на функции ума в отношении религии - это западный психоана­лиз. Западный психоанализ снова разделяет ум на три части: сознательный ум, бессознательный ум и коллективный бессо­знательный ум. Это разделение принадлежит Юнгу, и я использую его, поскольку оно является шагом вперед по сравнению с классификацией Фрейда. Разделение Фрейда таково: сознательный ум, подсознательный ум, бессознательный ум. На самом деле подсознательный ум — это всего лишь граница между сознательным и бессознательным, он не очень важен, поэтому я и не использую классификацию Фрейда.

Разделение Юнга гораздо более важно. Он говорит, что у вас есть сознательный ум, посредством которого вы размыш­ляете, понимаете. Все три функции психологии осуществля­ются посредством сознательного ума. Как раз под ним, в девять раз больше сознательного, лежит бессознательный ум, облада­ющий огромными возможностями, приходящий к жизни в ваших снах, в ваших фантазиях. Он обладает такими возмож­ностями, как телепатия, ясновидение, передача мыслей на расстояние. Он может читать в умах других людей, он может проецировать свои мысли в умы других людей, и они будут думать, что это их мысли.

Он обладает определенной способностью, которая извес­тна как «гипноз». Гипноз - это род преднамеренного сна, не естественного сна, а сна особого рода. В обыкновенном сне вы теряете все контакты с внешним миром. В гипнозе... «гипноз», само это слово, означает сон, но я использую его, чтобы отделить от обыкновенного сна. Обыкновенный сон — это когда вы разъединяетесь со всем внешним миром, миром объектов. Гипноз - это когда вы разъединены со всем внешним миром, исключая одного человека, человека, создавшего в вас этот сон и остающегося с вами в контакте. Вы не будете слышать ничего другого. Если заговорит кто-то другой, вы не будете слышать, но если заговорит человек, погрузивший вас в гипноз, вы будете слышать его. Если он приказывает вам, вы подчиняе­тесь. Если он скажет вам сделать что-то, вы сделаете. И этот бессознательный ум в состоянии гипноза может делать то, что выглядит чудом.

Например, вы можете ходить по огню. Таких людей много по всему миру: мусульманские суфии ходят по огню, буддий­ские монахи ходят по огню на Цейлоне, в Индии, в Китае, на Яве, на Суматре. Это происходит каждый год, во многих местах, во многих храмах, свидетелями тому тысячи людей. И вы можете ходить по огню. Все, что для этого нужно, это в состоянии гипноза получить приказ от человека, загипнотизи­ровавшего вас, о том, что вы можете ходить и не сгорите.

Бессознательный ум настолько мощен, что он может изменить саму вашу физиологию. Вы можете ходить по огню и не сгореть. Возможно и другое. Вы в гипнотическом сне; в вашу руку кладется холодный камень, и вам говорят, что он раскален докрасна, чистый огонь, - и ваша рука будет обожжена. Нет, не камень обжег вам руку. Что же случилось? Ваш бессознательный ум настолько мощен, что тело слушает­ся его. Религии в полной мере использовали способности бессознательного ума.

В Индии почти в каждой деревне можно увидеть людей, протыкающих себе щеку острогой с одной стороны и вытаски­вающих ее с другой. Два отверстия - в обеих щеках - и ни единой капли крови. И часами они могут ходить в таком состоянии, с острогой во рту. А когда острогу вынимают, нет ни капли крови, и раны заживают моментально. Не остается ни единого шрама. Но для этого нужно то же самое средство - гипноз.

Сейчас в России используют гипноз для обучения. Ребе­нок спит в наушниках, и очень, очень тихим голосом, чтобы не побеспокоить сон, его учат. А утром он помнит, чему его учили. Он помнит гораздо лучше, чем, если бы он пытался запомнить это в сознательном состоянии, ведь, когда вы в сознательном состоянии, ваш ум занят еще тысячей и одной вещью. Но когда вы в гипнотическом сне, ваш ум ничего не делает. Он просто поглощает все, что вливается в него.

Теперь они используют это для внушения, обучения коммунизму. Они применяют это к заключенным, военноп­ленным. В Китае это использовалось так широко, что когда люди, захваченные в плен во время корейской войны, возвращались в свои страны, они оказывались совершенно другими - они были коммунистами. А ведь они отправились бороться с коммунизмом. Они отправлялись с явной антикоммунисти­ческой позицией, - а когда возвращались из лагерей для военнопленных, оказывались коммунистами, абсолютными коммунистами. И никто ничего не говорил им, все делалось во сне. Но такой сон нужно специально устроить, он должен быть гипнотическим, не обыкновенным сном.

И так может быть устроено, собственно, все религии на протяжении столетий так и делали, а вы этого не знали. Например, если вы перед тем, как пойти спать, распеваете мантру, все время распеваете, распеваете, распеваете, распева­ете, распеваете, пока не уснете, то это не будет обыкновенный сон. Вы сами в себе создали гипнотический сон. Это самогип­ноз. И теперь ваш сон будет совершенно иным. И конечно, утром вы почувствуете разницу. Вы будете более свежими, более обновленными, более ясными, чистыми, молодыми, освеженными, ведь в гипнозе ничто не движется, вся актив­ность прекращается. Это был самогипноз, никто не заставлял вас.

Вы можете гипнотизировать себя и внушать самим себе. Например, вы можете постоянно распевать какую-нибудь мантру с мыслью о том, что сегодня ночью вы увидите Кришну, Кришна явится в вашем сне. На фоне этой мысли вы все время распеваете мантру... и Кришна явится вам в вашем сне, такой реальный, как и все остальное, что вы видите. Вы сможете прикоснуться к нему, вы сможете разговаривать с ним, он будет отвечать вам. Нет сомнений в том, что это он. Вот так христиане видят Христа, индусы видят Кришну, буддисты видят Будду, и после таких видений их вера абсолютно лишается всяких сомнений. Теперь поколебать их веру можно, только разрушив созданную ими же самими гипнотическую обусловленность.

Люди, захваченные в плен в Китае, все были религиозны­ми людьми, пришедшими из разных стран. Все они вернулись антирелигиозными людьми. Вся их религия была изъята тем же самым способом, которым она вначале была вложена в них - тем же методом.

Бессознательное имеет потрясающие силы. Оно может передавать мысли. Оно иногда устанавливает мысленную связь, даже если вы не практиковались в этом. Например, когда умирает сын, то может быть так, что мать, находящаяся даже за тысячи миль, почувствует, что происходит что-то неладное, поскольку у нее установлена с сыном определенная связь. Сын - часть ее. Девять месяцев он был неотъемлемой частью ее физиологии, ее психологии, всего. Его фундамент все еще связан с ней.

Случилось так: один из моих друзей - очень хорошо известный поэт профессор Рамешвар Шукла, псевдоним которого «Анчал». Мы ехали с ним вдвоемиз Джабалпура в Нагпур в одном автомобиле. Было, наверное, полпервого ночи. Мы были примерно на полпути между Джабалпуром и Нагпуром, как он внезапно что-то услышал. Я не слышал ничего. Он сказал: «Вы слышали что-нибудь?»

Я сказал: «Нет».

Он сказал: «Странно, но я услышал это трижды».

Я спросил его: «Что вы услышали?»

Он сказал: «Я услышал: "Мунна, Мунна, Мунна"».

Я спросил: «Это что-то значит для вас?» Я понятия не имел о том, что Мунна было его детским именем. В Индии это популярное имя, Мунна. До того, как дети получат полное имя, их зовут Мунна, Паппу или вроде этого, каким-нибудь бессмысленным словом. Мунна было его детским прозвищем.

И он сказал: «Меня называл так только мой отец, никто другой», - а в тот момент ему самому было около шестидесяти, он был главой колледжа и хорошо известным поэтом. Кто бы стал называть его Мунной? Только его отец, а отец жил в Аллахабаде.

Я сказал: «Будет лучше, если мы остановимся где-нибудь и вы немедленно позвоните в Аллахабад».

Он сказал: «Чепуха. Зачем?»

Я сказал: «Не говорите, что это чепуха. Ведь если только ваш отец называл вас Мунной и вы слышали это имя три раза, а я ничего не слышал, то это означает, что что-то шевельнулось в вашем подсознании, и это должно быть связано с вашим отцом».

Он сказал: «Вы верите в эти вещи?»

Я сказал: «Это не вопрос веры; для меня все это очень научно».

Мы остановились в Сеони, большом городе между Джа­балпуром и Нагпуром, это было единственное место, где мы смогли найти телефон. Мы позвонили. Его отец умер ровно в полпервого и перед