Палитра эмоций

Его короткие стихи ясны, глубоки, наполнены грустью и юмором.
В каждом из них - хотя бы крупица юмора и (или) мудрости.

Все собрано в четверостишиях Хайяма: опыт, страдания, искания души, юмор, лукавство, ирония, дерзость и самое главное - мудрость.

Наиболее очевидные особенности рубаи – спонтанность и актуальность. Как правило, в первом бейте (двустишии) дается посылка, а в третьем полустишии второго бейта – вывод, закрепленный афористической сентенцией четвертого полустишия. Даже любовные темы в рубаи раскрываются не столько через эмоции, сколько посредством философских раздумий и медитаций. Жанр рубаи стал широко известен именно благодаря тому, что в нем писал стихи Омар Хайям. Он же и довел эту поэтическую форму до совершенства.

Спор Омара Хайяма с Богом (т Аветика Исаакяна)

Омар Хайям, скорбный поэт Хорасана, сидел среди золотистых нарциссов и пил из глиняной чаши вино, дабы забыть о суетности мира. Вдруг поднялся внезапный смерч. Бешено крутясь на своём хвосте, он, как безумный, кидался то в одну, то в другую сторожу, круша и унося всё, что попадалось на пути. Он с яростью набросился на бедного Хайяма и, махнув невидимой полой, опрокинул, разбил глиняную чашу, и пролилось вино на землю. Потом злой безумец с диким свистом полетел, понёсся дальше. Хайям то мрачно смотрел вслед убегающему ветру, то с сожалением оглядывался на животворную красивую влагу, которую мгновенно впитала алчущая земля. И, обратив взор к голубым небесам, молил Хайям, грустный соловей хорасанских роз:

Ты кувшин мой разбил, всемогущий Господь, В рай мне дверь затворил, всемогущий Господь, Драгоценную влагу ты пролил на камни — Ты, видать, перепил, всемогущий Господь!*

И дошли до ушей Бога жалобы и упрёки Хайяма. Рассердился Бог, разгневался он, что какой-то смертный посмел обратиться к нему с такими словами. И наказал Бог Хайяма: перекосило ему рот и онемел его язык. И не мог больше выговорить ни слова Хайям, сладкозвучный певец бренности всего сущего.

Прошло немного времени. Хайям пришёл в себя, ощутил всю тяжесть кары, раскаялся и так обратился к Богу:

Кто, живя на земле, не грешил? Отвечай! Ну, а кто не грешил — разве жил? Отвечай! Чем ты лучше меня, если мне в наказанье Ты ответное зло совершил? Отвечай!*

Дошли до ушей Бога исполненные мудрости слова Хайяма, и удивился он тому, как мудро судит простой смертный. Устыдился он самого себя и простил поэта, вновь одарив его и янтарным вином, и даром мудрого слова.

Омар Хайям поднимает на смех религиозный призыв к отказу от благ земных во имя благ, ждущих нас по ту сторону смерти. Никакого загробного мира нет, говорит Хайям. Существует лишь посюсторонний мир, где царят законы природы.
Перед их лицом молитвы и болтовня о рае и аде смешны и наивны:

«К чему кумирен дым, светильники мечетей?
К чему про ад и рай все разговоры эти?
Наставницей-судьбой от века на доске
Начертан ход земных и неземных столетий.»

Омар Хайям постоянно повторяет и остроумно иллюстрирует ту мысль, что единственная настоящая «реальная» действительность – это земная действительность, что только «земной» сиюминутной жизнью нужно дорожить, и что потеря этой «настоящей» жизни принесет не путевку в райские кущи, а лишь небытие и забвение:

«Пусть не томят тебя пути судьбы проклятой,
Пусть не волнуют грудь победы и утраты.
Когда покинешь мир – ведь будет все равно,
Что делал, говорил, чем запятнал себя ты.»

Омар Хайям, в своих рубаях, ярко иллюстрирует явные противоречия между учением религии о божественном всемогуществе и всеведении и учением о воздаянии:

«Когда ты для меня слепил из глины плоть,
Ты знал, что мне страстей своих не побороть;
Не ты ль тому виной, что жизнь моя греховна?
Скажи, за что же мне гореть в аду, господь?»