Религия Ирана

В сасанидский период зороастризм становится государственной религией. Свидетельством этому является принятый Арташиром I после коронации новый, зороастрийский, царский титул — «Поклоняющийся (Ахура-)Мазде...»—и основание им «царского» (коронационного) храма огня, ставшего общегосударственным святилищем. В это время Арташир сосредоточил в своих руках не только гражданскую и военную, но и религиозную власть. В списках его двора нет титула «верховный жрец», как нет его и в списках двора его наследника Шапура I. Первоначально зороастризм сасанидских монархов отражался в их официальных памятниках лишь посредством титулатуры и символов. Зороастризм раннесасанидского времени был сходен с его формами в парфянсспорно существенную роль играл культ не только Ахурамазды, но и Анахиты, в то время преимущественно богини войны и победы, и культ бога Митры. Несколько позже большое значение приобрел и культ самого Арташира I, храм которого в гроте Накш-и Раджаб долго почитался.

Все это было фоном деятельности первого реформатора сасанидской религии — жреца Картира, карьера которого началась, вероятно, в последние годы царствования Арташира I. Тогда он имел скромное звание хербед — нечто вроде учителя при храме, знакомящего будущих жрецов с зороастрийским ритуалом. Картар возвысился при Шапуре I, который поручил ему организацию зороастрийских храмов и жреческих общин в Иране и в завоеванных областях. Заняв выдающееся положение в государстве, став духовником внука Шапура I, Варахрана II (276—293), который занял престол Ирана при его активном содействии, затем «владыкой» храма Анахиты в Стахре, родовом святилище Сасанидов (и до и после него жрецами здесь были сами шаханшахи Ирана), затем единственным толкователем «воли богов», вершителем судеб всего государства, Картир, уже глубокий старик, вероятно, был убит при очередном государственном перевороте.

Его жизнь и деяния по созданию государственной религии и организации церкви и провозглашенная им «исповедь веры» изложены в надписях самого Картира, где он молит богов, чтобы они дали ему возможность объяснить «живущим», в чем состоит божественное воздаяние праведникам, чтобы боги открыли ему «существо» ада и рая, чтобы с божественной помощью Картир показал, «каких божественных дел ради, что именно сделано, чтобы для них (т. е. для «живущих») все эти дела стали бы твердо установленными». Далее Картир подробно рассказывает о том, что с помощью богов он (вернее, его «двойник»-душа) якобы совершил путешествие в потусторонний мир к престолу Ахурамазды в сопровождении персонификации зороастрийской веры — Наиблагороднейшей Девы. У некоего золотого трона происходит пир, и здесь же находятся весы (на них божество Рашну взвешивает добро и зло). Здесь же находятся души праведников, достигшие этого почета благодаря исполнению определенных ритуалов и исповеданию определенных религиозных догматов. Отсюда, совершив ритуальную трапезу, эти души (в том числе и «двойник» Картира) проходят по мосту Чинват в рай.

Таким образом, Картир считал себя пророком, подобным Заратуштре. Вот как завершается текст его надписей: «...и тот, кто эту надпись увидит и прочтет, тот пусть по отношению к богам и владыкам станет благочестивым и справедливым. И также в этих именно молитвах и догматах, в делах религиозных и вере, которые теперь установлены мной для жителей этого земного мира, пусть он станет более твердым, а другие (молитвы, дела.и веру) — пусть не исповедует. И пусть он знает; есть рай и есть ад, и тот, кто избрал добро, пусть попадет в рай, а тот, кто избрал зло, пусть в ад будет низвергнут. И тот, кто избрал добро и неуклонно следует по пути добра, бренное тело того человека достигнет славы и процветания, а душа его достигнет праведности, чего и я, Картир, достиг».

Картир был не только создателем первого канона государственной религии, но еще более политиком. В своих надписях он пишет об основных итогах своей деятельности по созданию государственной религии: «И от шахра к шахру, от области к области, по всей стране дела Ормизда (Ахурамазды) и богов возвысились, и вера и маги получили по всей стране великое господство... И Ахриман (Ангхро Манью) и дэвы получили великий удар и мучение (?), и вера Ахримана и дэвов отступила из страны и была.изгнана. И иудеи, и буддийские жрецы, и брахманы, и назареи (по-видимому, гностическая секта мандеев.—В. Л.), и христиане... и зиндики (== манихеи) были разбиты, а изображения (их) богов разрушены, и убежища дэвов (= ложных богов) были разрушены... И от шахра к шахру, от области к области многие... храмы были основаны...» (далее перечисляются области, захваченные войсками Шапура, где насильственно насаждался зороастризм).

Картир проводил свою реформу в весьма напряженной обстановке — при дворе Шапура I во время его коронации был принят еще один пророк и создатель собственной религии — Мани, пропаганда учения которого была разрешена по всему Ирану. Это было вызвано прежде всего тем, что завоевания Сасанидов открыли для Ирана новые идейные горизонты: христианство, гностические учения, неоплатонизм, древневосточные космогонические и космологические идеи, различные толки зороастризма, иудаизм. Возможно, что именно политический расчет создать идеологическую основу власти не только в Иране, опираясь на такую веру, которая могла бы всюду стать популярной, заставил Шапура принять Мани и разрешить пропаганду его учения. Обрывки когда-то обширной манихейской литературы и произведения противников манихейства дают нам представление об учении весьма сложном и очень противоречивом. Применив сирийский алфавит для записи религиозных текстов на среднеперсидском языке, Мани особенно подчеркивал, что его учение в отличие от учения зороастризма записано самим пророком и поэтому едино. Но на самом деле манихейство было разным в разных странах. Принцип веры заключался прежде всего в том, что она должна быть понятной «в любой стране, на любом языке». Но вскоре вера Мани обрела повсюду собственную судьбу. В Месопотамии манихейство успешно соперничало со многими гностическими школами; например, оно было похоже на учение маркионитов, которые, как и манихеи, утверждали, что кроме бога, творца телесного мира, мира зла и скверны, есть еще более высокий бог, проявляющий себя в благости и доброте. В учении Мани можно было найти идеи, сходные с идеями неоплатоника Плотина; манихейские книги много говорили и о Христе. Главная проблема, которая ставилась Мани, одинаково волновала тогда и гностиков и христиан: в мире существуют добро и зло, ибо он создан из двух начал; высший бог не мог создать зла в мире, значит, он не создал и мира. Материя существует помимо бога, а человек — это «смесь материи и сияния горнего света». В зороастрийской среде учение Мани тоже казалось знакомым. Верховное божество манихейского пантеона выступало под именем Зрвана — Божественного Времени, почитавшегося в некоторых зороастрийских толках, а первым, вступившим в бой с силами тьмы, был Ормизд, т. е. Ахурамазда. Но зороастризму было чуждо отрицание возможности участия человека в конечной победе добра над злом.

Так же как и в христианстве, иудаизме и зороастризме, в учении Мани содержалась идея Страшного суда, идея прихода мессии; последователи Мани признавали Христа, Будду, Заратуштру. Сам Мани писал об этом так: «Мудрость и (добрые) дела неизменно приносились людям посланниками бога. Раз они были принесены в Индию, через посланника, именуемого Буддой, другой раз — в Иран, через посредство Зардушта (= Заратуштры), другой раз — в страны Запада, через посредство Иисуса. В настоящий последний век написано вот это откровение в страну вавилонскую и объявилось пророчество в лице моем, Мани, посланника бога Истины». По учению Мани, основное в человеке — даже не душа, которая, как и весь мир, порождена злом, а «искра божьего света», и задача истинного праведника — способствовать ее освобождению. Этого можно достичь лишь крайней степенью аскетизма. Истинный праведник, кроме того, должен поститься определенное количество раз в году, исповедоваться главам общин, заботиться об «избранных», т. е. о религиозных наставниках. «Избранные» должны воздерживаться от некоторых видов пищи, соблюдать обет безбрачия, не должны даже касаться руками всего «тленного и злого». Их задача—молиться за свою паству, за то, чтобы души попали в «царство света», пройдя предварительно целый цикл превращений, являясь на земле снова и снова, пока наконец сами не станут «избранными». Основной акцент учения Мани — крайний пессимизм, отрицание любых активных действий (кроме проповеди учения), замкнутость и обособленность (последователь учения, например, не должен делать добра никому, кто «против священного долга»). В III в. учение Мани возбуждало в Риме и в Иране интерес горожан и простого народа, но преимущественно все же образованных людей, потому что тогда эта вера была еще во многом философией. Громадное значение для распространения манихейства в это время имела гибкость организации его адептов и в особенности хорошо поставленная пропаганда. На востоке Ирана при жизни Мани действовали двенадцать проповедников его идей; в Мерве, тоже при жизни Мани, существовала большая манихейская община, многочисленные общины были в Месопотамии.

Стройная замкнутая структура общин последователей учения Мани, таинственность мистических обрядов, изучение «гороскопа, судьбы и звезд», слава манихеев как превосходных врачей, знающих самые сильные заклинания,— все это привлекало к ним и тех, кому не было дела до «познания сущности бытия». Но разные школы и секты манихеев развивали свои особые идеи, во многом отличные от первоначальных. Западные общины манихеев были особенно близки к иудео-христианам, на Востоке они ближе смыкались с различными неортодоксальными сектами зороастризма.

В хаосе различных вероучений, сект и школ эпохи падения эллинизма шли поиски единого «религиозного языка», напряженная борьба, ценою больших жертв подготовившая почву для успеха «великих религий». Но именно зороастризм как религия, традиционная для Ирана, мог скорее всего занять в переработанном виде место идеологического фундамента централизованного государства, и поэтому увлечение манихейством Шапура I и части иранской знати было лишь эпизодом. Во вновь завоеванные области вместе с сасанидскими войсками шли и зороастрийские жрецы Картира.

Судьба «пророка» Мани была трагична. Он был казнен через несколько лет после смерти своего царственного покровителя; его учение было объявлено вреднейшей ересью, и, несмотря на отдельные благоприятные для манихеев обстоятельства, члены этой секты (зиндики) вынуждены были действовать тайно.

Манихейство — одно из тех учений, которые Картир называл «верой дэвов». Другим учением, стоявшим в оппозиции к зороастризму, но гораздо более распространенным, было христианство (в надписях Картира «назареи и христиане»). Христианские общины (часть из которых затем оформилась в епископства) появились в Иране в начале III в. Их роль в жизни империи особенно усилилась в IV в., когда было основано много новых христианских общин по всему Ирану вплоть до Мерва. Сасанидские монархи преследовали христиан, исходя из принципа, который поздние авторы приписывают Шапуру II: «Они населяют нашу землю, но разделяют чувства императора, нашего врага».

В 484 г. сирийская церковь в Иране официально приняла несторианское вероисповедание, в византийском православии считавшееся ересью, и порвала с византийской церковью. Кроме того, в Иране и особенно в Закавказье (в Армении и Алвании), был распространен монофизитский толк христианства, который в Византии также считался еретическим. В конце V в. несториане и монофизиты были легализированы иранским правительством.

Громадная роль Картира при дворе первых сасанидских монархов привела к тому, что государство быстро шло к теократии. Молодой шаханшах Варахран II полностью находился под влиянием Картира и его партии, провозгласившей даже доктрину «идеального государя». Согласно этой доктрине, государь должен быть религиозен, всегда доверять своему духовному наставнику, действовать согласно догматам веры. Но переворот Нарсе (293 г.) привел, в частности, к реставрации династийного культа — жрецами Анахиты снова стали сами повелители Ирана, и в Парсе на рельефе в Накш-и Рустаме Нарсе венчала на царствование эта богиня. «Реставрация» подвела итог. и напряженной борьбе различных придворных групп и жречества, разгоревшейся вокруг концепции власти царя царей,— вновь возобладала идея единства «светской» и «духовной» власти шаханшаха.

Новая реформа зороастризма, предпринятая главным жрецом страны (магупатом) Атурпатом Михраспанданом, являлась результатом этих событий и также сопровождалась разного рода «чудесами». Ее существо в формулировке зороастрийских жрецов мало отличалось от реформы Картира: действуя по приказу Шапура II, Атурпат «очистил от скверны и наново возродил древнюю веру», проведя новую кодификацию «Авесты».

Имя Атурпата — одно из самых почитаемых имен в позднезороастрийской традиции, а имя первого реформатора, Картира, не упоминается ни в одном религиозном сочинении, ни в одной исторической хронике, ни в одном преданий. Для жрецов позднезороастрийского периода такого человека не существовало — его место занял мифический Тусар, абстрактный- «идеальный религиозный подвижник», всю свою жизнь якобы посвятивший собиранию и изучению разрозненных остатков «Авесты» и прославленный в позднесасанидском сочинении «Тусар-намак» (не ранее VI в.), наполненном его скучными проповедями, оправдывавшими любое деяние шаханшаха.

Реформа Атурпата прежде всего коснулась магу стана — зороастрийской церкви. При дворе шаханшахов появляются несколько магупатов различных областей Ирана, а сам Атурпат получает титул магупата магупатов (по аналогии с титулом «царь царей»). О некоторых новшествах, введенных Атурпатом, можно судить по косвенным данным. Так, например, не случайно в это время и в религиозном искусстве, и в литературе становится популярным олицетворение божества «царской предназначенности» и символа царского благополучия — Хварены: в силу ряда политических причин именно в IV в. сасанидские шаханшахи стали возводить свою генеалогию к древним царям ахеменидского времени «Дариям» (случайные сведения о которых сохранила традиция) и «Кейанидам» (т. е. Кавианидам, полумифической династии царей, известной из «Авесты»). В созданном в это время варианте «Карнамака» («Книги о деяниях Арташира I»—романа, где говорилось о приходе к власти династии Сасанидов) «царская Хварена» в образе барана сопутствовала первому сасанидскому шаханшаху.

В IV в. по всему Ирану распространяется и новый тип зороастрийских храмов — открытые со всех четырех сторон павильоны (так называемые «четыре арки»), совершенно непохожие на традиционные храмы позднеахеменидской и раннесасанидской эпох.