"Велик соблазн перечеканить древних философов в нашу форму рефлексии", — писал Гегель [1, с. 103]. Внемлем и мы этому предупреждению великого мыслителя в своих усилиях уяснить, в чем заключена специфика "восточного" типа мышления и существует ли вообще таковая.
В стойких представлениях, сложившихся на Западе, принято противопоставлять так называемый восточный тип мышления западному и притом по многим параметрам. Утверждается, например, что на Востоке философия никогда не выделялась из религии, тогда как на Западе разведение их состоялось; что восточный спиритуализм противостоит западному натурализму; что восточному типу философствования присущи в качестве определяющих характеристик идеализм, иррационализм, интровертность, космоцентризм, пессимизм в противовес западному материализму, рационализму, экстравертности, антропоцентризму, оптимизму.
Сформулированные подобным образом стереотипы в одних случаях выстраиваются по иерархическому принципу, при котором западное философствование признается в качестве более "высокого" по сравнению с восточным. При таком подходе индийцам отказывают в способности к научному спекулятивному мышлению [24, с. 38], китайцам приписывают "поразительное отсутствие творческой силы воображения" [Там же, с. 43], у арабов констатируют "полнейшее отсутствие критической способности" [Там же, с. 87].
В других случаях именно "спиритуальность", мистический настрой восточной мысли рассматриваются как свидетельство превосходства ее над западной. Носители первой казались известному ориенталисту Максу Мюллеру "превосходящими большинство философов Запада" [48, р. XIII].
Иногда указанные стереотипы выступают "на равных" как взаимно дополняющие. Такой точки зрения придерживается, например, большой поклонник восточной философии Герман Гессе, усматривающий в "мудрости Востока и Запада... не враждебные, борющиеся силы, но полюсы, между которыми раскачивается жизнь" [25, с. 217].
Хотя этот подход исключает несправедливость и тем более уничижительные оценки той или иной мировоззренческой традиции, он тоже представляется неудовлетворительным, поскольку разводя Восток и Запад как два полюса и постоянно подчеркивая только специфику каждого из них, не дает возможности выявить в развитии философской мысли отдельных народов то общее, что делает их участниками истории человеческого общества в целом.
Неприятие стереотипов востоко- и западоцентризма не означает утверждения повсеместного единообразия способов и методов философствования. Специфика последних, как, впрочем, и других аспектов культуры, безусловна. Но адекватное выявление богатства философского наследия диктует отказ от ограниченно упрощенного отнесения философских традиций к двум разным полюсам. При этом важно обратить внимание на следующие обстоятельства.
Стереотип западного типа мышления как рационалистического явно подсказан состоянием и тенденциями развития философской мысли в Европе в Новое и Новейшее времена. Но он, конечно же, неприменим, скажем, к европейской средневековой философии. Категоричность оценки восточного типа как исключительно иррационального в значительной мере вызвана тем, что восточная философия в нынешнем ее состоянии сопоставляется с западной Нового и Новейшего времен. Не обнаружив на Востоке картезианского направления, исследователи склонны заключить, что "восточной" ментальности в принципе чужда рациональность. Проблема же, однако, состоит не в отсутствии рационалистических потенций как таковых, а в том, что на Востоке они не были реализованы в такой же степени, как на Западе. И произошло это не столько из-за специфики "восточного" склада ума, его мировосприятия, сколько вследствие своеобразия социально-экономической и политической организации восточных обществ, детерминированного обстоятельствами преимущественно объективного характера.
Совершенно очевидно, что всякий человек как существо разумное обладает той или иной мерой рациональности, а потому рациональность — неотъемлемый элемент духовной культуры любого народа. Констатировать наличие рационального типа мышления допустимо тогда, когда имеется налицо оперирование понятийно-логическим аппаратом. В этом смысле рациональны в определенной степени и теологические концепции, и мистико-теософские построения, а не только философские или научные теории.
Однако понятно, что рациональность сама по себе не тождественна рационализму. Последний относится к тому типу мышления, для которого характерна ориентация исключительно на разум как единственно достоверный и безграничный по своим возможностям источник знания. Последовательный рационализм ставит разум в основание не только гносеологии, но и онтологии, когда Разум выступает как Бог-Абсолют, начало бытия, мироздания. В то время как рациональностью отмечено мышление всех цивилизованных народов, рационализм — явление, безусловно, не универсальное, а скорее даже исключительное, соотнесенное с определенным временем, уровнем культурного развития.
Тип мышления детерминируется, диалектически взаимосвязан с мировидением. Скажем, если Бог и мир полностью разведены, первый абсолютно трансцендентен по отношению к последнему, либо, если мир вообще есть иллюзия, небытие, то и познание не только ограничено в своих возможностях, но даже становится бессмысленным. Словом, своеобразие мышления проявляется прежде всего через представления о том, что есть знание само по себе и каковы пути, методы его обретения.
Литература:
Степанянц М.Т. Типы философствования./История философии. Запад-Россия-Восток. Книга первая. Философия древности и средневековья.- М.:Греко-латинский кабинет, 1995 - с.421-423
