10.
13 и 14 апреля 1871 года
...Вот и теперь мне хочется передать вам одно понятие, которое не спешите отвергать за неясность изложения. Это понятие будет служить ответом на некоторые вопросы ваши. Святые отцы в своих назиданиях духовных часто увещевают нас просить у Господа премудрости, если мы ее не имеем; силы, когда немоществуем; терпения, если изнемогаем в скорбях, и вообще всего доброго от Него просить. Но я, беседуя с вами, говорила, что лучше не просить себе ничего, кроме помилования, чему вы немного противоречили. Теперь мне хочется сказать вам, что я не отвергаю и того, о чем говорили отцы, но не дерзаю буквально применять к себе всякий совет. Делание, о котором я хочу говорить, приводит к принятию всего от Господа, даже больше этого - к принятию душою Господа, в Котором она находит все. Вы уже по опыту знаете, какую силу находит душа в том исповедании, что в Господе, и в Нем Одном ее спасение, что Он Сам спасение ее. Это исповедание может быть произносимо душою только при полном сознании своей греховности. Вы чувствуете силу оживляющую в этих словах, и иначе быть не может. Во время молитвы это исповедание как будто установляет отношение души, убитой грехом, к Господу спасающему. Если душа остается постоянно и глубоко в таком настроении, то она уже молится даже без слов, даже во сне. Это исповедание объемлет всю душу и всю жизнь, и так как душа состоит из частей, жизнь слагается из многих разнообразных состояний (я говорю о жизни духовной), то и это исповедание, сохраняя свой единый, основной характер, разделяется на частности.
Например, при духовном неразумии, когда ум тупеет, не проникая ни в слово Божие, ни в свое состояние, душа исповедует: "Ты, Господи, Один премудрость и просвещение наше". Когда дух немоществует: "Ты, Господи, - Сила моя!" Когда тьма внутренняя наполняет всего человека и, как вы выражаетесь, не пробьешься внутрь себя: "Ты, Господи, Один Свет", и во всех иных случаях подобные исповедания. Из этих частных исповеданий выходит одно полное и живое познание - познание душою Искупителя, Который для нее - Единое спасение. Но только эти частные исповедания не следует употреблять без надобности и часто переменять одно другим, но чтоб они были выражением крайней потребности души, чтобы она в Господе, и в Нем Одном находила, чаяла зреть то, что не находит в себе, что в себе и искать не дерзала бы. Эти исповедания не суть просьбы о даровании того или другого, нет; душа и не хочет себе и для себя и в себе видеть и находить что бы то ни было доброе - все это она чает зреть в Едином Боге, и верою просвещается. Опять повторю, что душа при каждом своем состоянии, поставленная в правильное отношение к Господу спасающему, в молитвенном призывании Его имени слышит живую силу Его. Но только чтоб эти исповедания не были выдуманы умом, составлены воображением, растворены чувствами, нет, они могут быть только вызваны потребностями души, без всяких порывов и разгорячений. Когда чувствуется мертвенность души, то я не стараюсь оживить ее ничем: "Господи! Ты - жизнь души моей, в Тебе одном живот вечный!", и я призываю Его Всесвятое Имя и, выходя из своей мертвенности, не ища жизни в себе, не желая ее для себя; не достаточно ли для моей души того верования и исповедания, что Жив Господь, и жива будет душа моя! И как-то хочется оставаться в своей мертвенности, чтоб только в Нем Одном видеть жизнь. Это не чувство, не мечтательность, но состояние дней, месяцев, годов.
11.
22 мая 1871 года
...Отвечу на все вопросы ваши как можно короче, чтобы дать себе свободу впоследствии отвечать подробнее на то, что мне покажется особенно важным и нужным.
Вы не вполне понимаете описанное мною внутреннее делание, которое вы назвали моим любимым, прочтя его в выписке из творений Григория Синаита, и желаете получить объяснение на непонятные для вас слова. Со временем Господь даст понять вам, а мне, молитвами матушки, яснее высказать ее слово, но теперь главное дело состоит в том, чтоб правильно отнестись к слышанному слову. Если слово, переданное мною, покажется вам истинным, то и довольно этого - вера в истине принятой, хотя и не вполне ясно сознанной, усваивает душе принятую истину. Божественный Учитель говорил ученикам Своим: Уже вы чисти есте за слово, еже глаголах вам (Ин. 15, 3). И всякое истинное понятие, имеющее основанием своим Его Божественное слово, имеет отчасти ту же силу. Истина, принятая верою, очищает от заблуждений, в которых находилась, которыми жила душа. Входить же усиленно в какое бы то ни было духовное делание очень опасно. Старанием усиленно войти в понимание какого-нибудь духовного понятия - невозможно. Чтобы вполне или хоть даже несколько правильно понять дух человека, надо видеть его и беседовать с ним, по словам же другого нельзя никак сделать верного определения. Что же касается вас, то я думала бы смущаться мною нечем. Если ваш дух смущается, то лучше отдаляться от сближения, не определяя его духовного состояния. Я смутила вас похвалой, простите меня! Но нужно ли смущаться? Я не верю в то состояние, которое нужно беречь. Если есть что хорошее, его нельзя не видеть, нельзя не признавать его хорошим, но можно и должно приписать его Господу, и откроется новая причина для души смиряться и благоговеть пред Единым Святым и Спасающим. Похвала, иногда и просто по-человечески принятая и ласкающая самость, бывает полезна, как ободряющая унывающий дух. Бывало, при матушке почувствуешь уныние духа от понятия и ощущения полной греховности и немощи своей, и придешь к матушке с просьбой, чтоб она похвалила меня и уверила бы меня в моей способности к спасению. Матушка действительно начнет уверять, и так серьезно и сильно, что я поверю и утешусь, и ободрюсь. И не боялась она поблажить самости, но и ее употребляла как орудие, спасающее против уныния, наносимого иногда силою вражиею. Так десными и шуиями соделывается наше спасение.
12.
1 июня 1871 года
Желаю вам здоровья и духовной крепости, не унывайте в минуты душевной пустоты, это состояние совсем недурное. Молитесь за меня, грешную.
13.
7 июня 1871 года
Все хочется ответить вам на вопросы ваши, цель которых пополнить или разъяснить сказанное мною в письме моем от 13 апреля, но что-то я очень рассеялась и осуетилась и не выберу довольно свободного времени, чтоб написать вам письмо духовного содержания. И скорблю об этом, зная, что вы ждете моего ответа, так что сегодня ночью вижу во сне, что будто бы приехали вы, и я жалуюсь вам на свою развлеченную жизнь и прошу вас записать и помнить, чтоб поговорить со мною о моем письме от 13 апреля при другом свидании, когда я буду иметь больше времени. Это показывает, что я забочусь отвечать вам, хоть и не отвечаю.
1) Вы просите дать некоторые объяснения для того, чтоб войти в делание, о котором я говорю. Но войти в него невозможно. Ему предает человека то, чтоб человек потерял все, чтоб он нигде и ни в чем не находил надежды спасения. Если это первое условие вполне принято, то почти нет нужды отвечать на остальные вопросы. 2) Вы спрашиваете: чем занимать ум или внимание, когда помыслам дана свобода увлекать в бездну, и так далее? Но потому-то они увлекают, что нет сил, нет способности держать их. Ум, внимание и все его силы не существуют все равно, как не сущие. Не в уме, не в памяти, не вниманием, а глубоко в душе оживает сознание, что есть Спасающий. Это сознание я называю верою и потому, что она не произведение ума, а живое ощущение души, - она <вера> названа живою верою, хотя она будет и в самой малой степени и слабая. 3) Чем выражается вера? Выражается она тем, что не попускает человека искать жизни и спасения своей души ни в чем. Не попускает даже душе действовать для себя и собою. Молитва Иисусова есть выражение живого ощущения веры. 4) Чем выражается воззрение к заповедям и вера в Закон Божий? Душа, не имеющая ничего вне себя и в себе, на что бы она уповала, познавшая ложность и незаконность всех своих законов (земных и человеческих) и слабость сил своих в исполнении их, - в воле Божией и в ней одной находит тот чистый и святой закон, который естество человеческое выводит из тли. Познание его дается душе, отвергшей всякое составление своего понятия о нем. Закон этот обретает душа в промыслительной воле Божией, в слове Божием, а полноту его и совершенство - во Иисусе. 5) Вы говорите: "Если они выражаются исповеданием Единого Спасающего, то я не удивляюсь, если это исповедание приводит к молитве". Исповедание устное приводит к молитве устной, чтоб не сказать чувственной. А исповедание, присущее душе, отвергшейся всего, исповедание жизнию действительно приводит к молитве. Не соблазнитесь, если я скажу, что на пути этого делания не всегда можно оставаться верным деланию внимательной молитвы, но теряя все, теряется иногда на время и труд молитвенного делания. Иисус есть начало и конец, есть цель, есть всех человеческих желаний краю. Он - есть дверь, которою входит человек в жизнь духовную, Он - путь, ведущий к жизни. Он есть и жизнь, вкусивши которой человек будет мертв для всего. До этой последней минуты человек не может умереть для всего, но по вере может и должен потерять все, прежде чем приступить к той Двери, которая вводит на путь, его же мало кто обрящет.
Еще о законе. На днях во время Литургии читали Послание апостола Павла к Римлянам: "О законе". Несколько дней шло это чтение. Закон чем больше требовал, тем более немоществовал человек. В нем открывалась греховность, наконец, совершенная невозможность исполнить его. Господь Иисус Христос умертвил в Себе грех и упразднил правду законную, убивающую человека, приобщив его закону благодати, жизни и свободы, который открыл ему в Себе. Не умею высказать, но так мне чувствовалось при слушании Послания апостольского. Моей душе открывался тот закон, который дает жизнь, а не смерть. При этом, что может носить память, кроме имени Иисуса?
14.
26 июня 1871 года
Сегодня отправила отцу Архимандриту письмо, в котором жаловалась на вас, а посланная моя, относившая то письмо на почту, принесла мне с почты два ваших письма: от 14-го и 17 июня. Очень обрадовалась я этим письмам и утешилась всем, что в них написано. Обрадовали они меня еще более потому, что в последнее время письма ваши ко мне стали как-то кратки и редки. Причиною этого, может быть, были гостившие у вас родные ваши, но мне думалось, что есть и другая причина. Мне показалось, что вы смутились некоторыми моими словами и взглядами на духовную жизнь. Эта мысль меня очень огорчила. Не потому, что я желаю от вас безусловной веры к моим словам, но потому, что я не сумела хорошо, точно и правильно изложить учение моей духовной матери, и слово ее, животворящее мой дух, перешедшее через мои уста, принесло смущение слышащим. Простите мне мое неразумие и немощь моего духа, искажающую святую истину, и не спешите чуждаться меня. Вспомните, с каким смелым и решительным требованием духовного общения я приехала к вам. Родство духовное было признано еще тогда, как я не видала вас, потому-то я требовала от вас, как от родных, чтоб вы его признали. И теперь потерять общение с духовной семьей Преосвященного Игнатия - это значит остаться опять в совершенном духовном одиночестве, а это очень тяжело.
Если я говорю иногда, что есть различие, то я признаю его не в духе, не в направлении, не в основании и цели, но в некоторых приемах духовного пути. Это различие я замечаю не между Владыкой и моей матушкой, а между нами. Правда, что оно связывает меня немного, но и оно со временем должно разъясниться. Потерпите же и вы то, что видите во мне или в моих словах не вполне понятное для вас, или даже чуждое. Я сильно верую, что если мы будем по возможности верны словам наших духовных руководителей и по милости Божией не отчуждимся от их духа, то никогда не будем чужды и друг другу.
Теперь буду отвечать на ваше письмо от 14 июня. Сличая мои слова о том, чтоб не стараться выйти из мертвенности со словами, читанными вами во 2-м томе Аск. опытов (Имеется в виду: Св. Игнатий (Брянчанинов). Аскетические опыты. - Ред.), на стр. 525, строка 2-я сверху, вы говорите, что, по-видимому, есть различие. Да, различие есть и не может не быть, потому что говорится о различных состояниях или преуспеяниях духа. В состоянии мертвенности, в которой я нахожусь, еще не может быть правильного зрения своей греховности. У мертвеца нет глаз, чтобы видеть; нет языка, чтобы просить. В этом состоянии может быть одна вера, хоть не живая, но твердая и непоколебимая, что Создавший может вновь воссоздать, если будет угодно Его благости и Его всесвятой воле, все устрояющей для спасения человека. Когда же начнут открываться очи, то тогда зрение греховности своей бывает не принужденное, но естественное состояние души, причем естественен и вопль постоянный души о помиловании. Но переход из одного состояния в другое не может быть самовольный. Можно, конечно, прийти в это зрение самому, потому что ум, обогащенный чтением слова Божия, может воображением входить во всякое духовное состояние, может шевелить чувства, умилять их на время, и этим утешиться, но это неправильный путь, и этот труд бесплоден. Что сам берешь, то сам и должен хранить и непременно утрачивать при малейшем столкновении с жизнию, с действительностию, потому что состояние было ложно, мечтательно, воображаемо. А то, что приходит от Господа, то состояние, в которое душа вводится Самим Господом, бывает вечно, неизменно. Это не взятое ею делание, а ее состояние. Лишиться его она может только тогда, если совсем сойдет с духовного правильного пути, а столкновения внешние, даже свои собственные немощи и страсти, не отымут у нее того, что сделалось ее вечным достоянием.
Но и самое ощущение мертвенности не может быть взятое, оно приходит от полного познания живущей и действующей в нас самости и от решительного намерения не жить в этом противлении Господу. Вы спрашиваете: как стать в правильные отношения к ближним, чтоб от собеседования с ними могла быть общая польза и чтоб они не расстраивали обыденный порядок жизни. Можно давать только то, что мы имеем. Вы имеете большую веру к слову Владыки, эту веру вы сообщайте всем беседующим с вами, и в беседе и в вас она оживляется. Вот и польза от собеседования. А вреда большого от рассеянности я не вижу. Конечно, ваш дух развлекся тем, что вошел сочувствием в отношения семейные и общественные ваших родных, но это не значит, что они внесли в вашу душу расстройство, они открыли только то, что живет в ней. И вот в эту минуту оживления чувств и должна быть внутренняя борьба. А борьба состоит не в том, чтоб не хотеть видеть в себе оживление некоторых чувств, но в отречении того, что рождает их в душе, и в терпении как их обнаружения в себе, так и того страдания, которое последует отречению, и той борьбы чувства, которое отвращается духовного закаления, которое противится ему. Такая борьба очень очищает чувства и научает познанию себя и духовному разуму. Постоянное уединение и строгое хранение себя едва ли полезнее некоторых уклонений от обыденного порядка и борьбы, последующей за ними.
Из писем матушки Игумении Арсении
к Петру Александровичу Брянчанинову
15.
29 июня 1871 года
Поздравляю вас с днем вашего Ангела, и все, что только может пожелать душа душе спасающейся, было выражено в моем молитвенном желании об вас сегодня.
16.
10 сентября 1871 года
8 сентября все мои собрались у меня и пили чай в той комнате, которая около гостиной, - она очень маленькая, - я сидела и лежала на кровати, кто на стуле, кто на скамеечках, кто на ящиках, кто просто на полу, - всем было хорошее место. Разговаривали. Общее требование высказалось в том желании, чтоб я указала, что нужно, что потребно для спасения, что есть спасение души? Требование это вызвало мое любимое слово, вызвало меня на то, чтоб я указала им, что - единое нужное, единое на потребу, единое, дающее спасение и жизнь духу, единая цель, к достижению которой стремятся все души и все духи Ангельские, - есть Господь. Но для того, чтоб все пришло к этой единой цели, чтоб все в душе объединилось Единым искомым, нужен труд всесторонний, чтоб во всем трудилась, во всем находилась душа и от всего отрешилась. Во всем искала Господа, искала добра, приводящего к Нему, и отрешилась от себя, от того зла, которое отчуждает от Господа и возвращает самость. При этом я не могла не указать на те сети, которыми опутывает враг души человеческие, обманывая их и отводя от спасения. Знает он, бывший Денница, к какой славе и блаженству призывается человек, и всеми силами старается попрепятствовать исполнению воли Божией во спасение человека. И подмешивает он свою сладость ко злу, чтоб ею уловить души наши, и любим мы эту сласть врага и ею заменяем вечное блаженство. Полюбим лучше, говорила я, горечь подвига духовного, болезнь отречения, чтоб этой горечью и болезнею избежать сетей вражиих и выйти на путь, ведущий к Единой цели, к Единому Спасению, к чему во всю вечность будут стремиться духи и души праведных. Мне грустно, что ваши отношения к А. Ж. приняли такую натянутость. Есть в ней то, что может быть залогом вашей неизменной дружбы к ней, - это ее искание Господа. В отношении меня, что бы ни было у нее, - я человек, около меня искать нечего, и общение ради меня такое же непрочно и ложное, как и я сама. А ради Господа, и в Нем Одном общение душ вечное. Поэтому вам не следовало бы отдаляться от нее, нужно только поверить ее желанию спасения и помогать ей в этом искании: то подкрепить ее дух унывающий - силою веры, то возбудить ее стремления ко спасению, объясняя пользу отрешения от того, из чего слагается жизнь земная и ее утешения, и так далее. В отношении А. Ж. вам нужно тоже приобретать любовь к ближнему, ту любовь, которая не ищет своей пользы, но пользы и спасения ближнего.
17.
21 сентября 1871 года
Не стесняйтесь писать ко мне и часто и много, никогда меня это не отяготит. А если бы что и отяготило, то зачем же беспокоиться об этом, разве не к труду мы призваны? разве труд не есть наше настоящее дело? Да избавит нас Господь от дел увлеченных, приятных, сладких, как я выражаюсь, а от труда я не желала бы уклоняться.
18.
5 октября 1871 года
Не отвечаю на все ваши вопросы духовные, надеюсь скоро видеться и беседовать с вами. На сегодня скажу только одно, что исповедание Господа спасающего, как духовное делание, может быть принято душою не только в течение целых часов и дней, но даже и годов. Не скажу, чтоб оно заменяло молитву, но в нем может пребывать душа долгое время, не переходя к молитве, если сама молитва не придет. Когда от лености, от рассеянности нет молитвы, тогда нужно ее поискать с трудом; когда от восстания страстей отходит она, тогда надо побороться и отречься от причины страстей; когда от уныния, от помрачения душевного не находит ее душа, тогда лучше всего пребывать в исповедании Единого спасающего.
19.
30 ноября 1871 года
Наше стадо понемногу прибавляется: вчера была принята под руководство еще одна послушница, после целогодичного испытания нашего искания и ее. В монастыре у нас утвердилось такое убеждение, что ко мне под руководство духовное так трудно попасть, что лучше и не искать этого; кто же решится поискать, тот решается всею душою. Отчего же я так стеснила вход к себе? Оттого, что очень тесен путь. Тесен он тем, что требует отречения полного, тесен тем, что ни в себе, ни около себя не дает человеку видеть опору на этом пути, тесен еще более тем, что во мне, как в названном руководителе, видит трость ветром колебимую, часто приклоняющуюся к земле и почти сокрушенную. А в руководителе всегда хочется видеть твердый жезл, на который во всякое время можно было бы опереться. Но этого я не могу и даже не хочу дать. Довольно того, если руководитель укажет, где искать, где найти это жезл, и блаженна душа, если найдет его, этот непоколебимый жезл опоры, в Едином Крепком и никогда Неизменном, вечно Живущем Господе.
20.
10 декабря 1871 года
Жду от вас письма, уведомляющего меня о том, что уединение, молитва, чтение и вообще вся обстановка жизни монастырской принесла вам душевное спокойствие, укрепило ваши силы для того, чтоб вновь начать делание спасения, и что в этом делании вы ощутили усиление веры, которой дала место самость, разбитая немощами. Да, на почве смирения вырастают хорошие плоды. В познании греховности своей душа верою познает Господа. А в самости, что она будет видеть и знать, кроме себя? А свое "я", как бы оно ни было хорошо и украшено добром, - что оно может дать? Ни света, ни жизни. В нем есть сила, страшная, воюющая против всех заповедей Божиих, против ближних, против Самого Бога, сила, убивающая самую душу, лишающая ее добра, жизни, Бога. В минуты покоя трудно усмотреть, какой дух движет всеми действиями человека, даже добрыми, даже стремлением ко спасению, к добру, к Богу. Но во время искушений обнаруживается то, что было неясно. Если Господь управлял душою, то время искушений будет для души временем побед и венцов, временем сильного преуспения. Если же самость управляла действиями человека, то во время искушений сила ее на нее же обращается и мучит бедную душу, как пленницу, отводя ее в самую глубь ада.
Но все-таки эти минуты лучше воображаемого покоя. В эти минуты душа может правильно понять свое состояние, не обманывается воображаемым добром своим, и понятий ума не сочтет своим достоянием. В это время, если только правильно отнесется ко всему, в это благословенное время, может низко, низко сойти душа. И если она согласится полюбить свою низость, свою полную нищету, если отдаст предпочтение ближним и Господу, - порадуется, что Он Один высоко и что есть приближающиеся к Нему из моего естества, тогда вкусит утешение от того добра, которое не самость создает, но ее умерщвление. Говоря вам о том, что я считаю полезным немоществовать иногда, я говорю вообще; вашего же теперешнего состояния я не знаю и, признаюсь, даже не понимаю, отчего могло произойти такое сильное немоществование. Думаю, не огорчила ли я вас чем? Отец Архимандрит говорит правду, что я к вам слишком строга, он очень не хвалит меня за это, а мне кажется даже больше этого: по отношению вас я беру на себя не свое. Простите мне эту дерзость, и в знак совершенного прощения выскажите то, что имеете против меня. Только полная откровенность может уничтожить то стеснение, которое я замечаю в вас. Помолитесь за меня, многогрешную, но желающую вам всего доброго, спасительного.
21.
1 января 1872 года
Поздравляю вас с новым годом, желаю вам здоровья, мира душевного и обновления жизни. Великий Арсений говорил ежедневно: "Господи! ничего доброго не сделал я, даруй мне хотя с нынешнего дня начать!" А нам хотя бы с каждым новым годом начать вновь, с новым произволением, с новым стремлением духа отрекаться от всего старого в нас, чтоб приобресть общение с тем новым, обновленным естеством, которому обещано воскресение. Даруй, Господи, начать и чаще, чаще начинать.
22.
4 марта 1872 года
Теперь вы уже в Петербурге. Господь да благословит вас и да поможет вам потрудиться в пользу истины! Вы боитесь рассеянности при встрече с родными и знакомыми и, конечно, рассеянность будет, но только бояться ее не следует. Сидя в келлии, мы боремся с помыслами страстными, греховными, а среди людей - с самими страстями. Вот и выходит одно и то же, только в последнем случае борьба обширнее, живее, действительнее. В келлии мы изучаем слово Божие, а среди людей должны стараться исполнять его. В Петербургских гостиных заповеди Божии могут исполняться на деле, и вы не сетуйте, что не успели выписать их из Евангелия. Исполняться же они могут тогда, когда вы свою душу будете становить на пути самоотвержения, а целию действий своих будете иметь отречение. Это состояние души сейчас же укажет на то, что должно быть в ее отношениях с людьми, с ближними. Она сейчас найдет эту среднюю меру, которая чужда сласти, человекоугодничества, как одинаково чужда холодности, жестокости, жесткости. Эта средняя мера есть любовь. Не беда, если вы увлечетесь иногда и понемоществуете, но беда, если при этом вы сойдете с того места, где я советую вам стоять. Блаженное самоотвержение! Пребывая в нем, и среди огня не сгоришь, и среди воды не утонешь, а с самостью не только в затворе келлии, но и в самом раю погибнешь.
23.
8 марта 1872 года
На первой неделе мы говели, и в воскресенье мне что-то захотелось поговорить со своими дочками. Собралось их человек десять и, между прочим, говорили о любви к ближнему. Ближнего надо поставить на то место, где сам стоишь, значит, прежде надо сойти с того места, где стоишь. Где же это то место, где стоишь? Это весь мир, видимый и невидимый. Везде самость захватила все себе, ничего не хочет уступить ближнему, и как же может любить душа ближнего, когда чувствует, что он у нее все отнимает, имея на все такие же права, как и она. Вот она и видит его врагом своим и ненавидит его. Надо все у себя отнять, чтобы уступить все ближнему, и тогда-то, вместе с ближним, душа обретет и Господа.
24.
5 апреля 1872 года
Сегодня прочла в книге Исаака Сирского одно слово и так осталась довольна и утешена им, что закрыла книгу. Он говорит, что "для верующего любовь к Богу достаточное утешение и при погибели его". Желаю, чтоб это слово утешило и вас и придало вам силу даже в самой немощи вашей.
25.
15 апреля 1872 года
Накануне светлого праздника Пасхи пишу вам и поздравляю вас и желаю вам встретить его с духовной радостию. Мы не приготовили себя как следует, или даже хоть сколько-нибудь к тому, чтоб радоваться духом, но самое событие, воспоминаемое грядущим праздником, так велико и благотворно, что оно действует радостно, светло и во тьме.
26.
25 января 1873 года
Благодарю вас и всех близких мне по духу, всех сострадавших мне. Общая любовь, общая молитва умилостивили милосердного Господа, и моя болезнь, видимо, подалась. Конечно, далеко до того, чтоб сказать, что болезнь прошла, думаю, что она потребует еще продолжительного лечения и ухаживания за собою, но она настолько уменьшилась, что бывают часы, когда я забываю, что болезнь живет во мне, и живу и действую так, как живут и действуют здоровые. Отец Архимандрит уехал от нас 22-го числа. Много, очень много утешил он меня своим приездом. Чем более я знаю его, тем более вижу в нем плоды правильного духовного руководства. Моя душа отдыхает в беседе с ним, а его способность к самоотвержению удивляет меня и укрепляет мой слабый дух. При всем, что он имеет доброго, в нем есть еще такой задаток к духовному восхождению, что я не знаю и меры его будущему преуспеянию духовному, если Господу угодно будет продлить его жизнь телесную и духовную. Все это я говорю вам одному, - он не любит, когда я ему пророчествую что-нибудь больше сознания греховности своей, но это-то сознание и есть основание, с которого никогда не должна сходить душа, и если потерять его, то не только большого не получишь, но погибнет и путь, ведущий к добру.
27.
16 февраля 1873 года
Письмо это вы получите в Великий пост и это будет очень кстати, потому что вы наверно более другого времени будете склонны прощать ближнего, а этим письмом я прошу прощения у вас, так как пишу его на последних днях сырной недели, в дни, назначенные Православной Церковию для прощения. Всегда нам найдется, за что прощать друг друга, и я нахожу покой, когда сочту себя виновной. А пред вами я виновата в том, что часто требую от вас того, чего сама не имею, - простите.
28.
20 февраля 1873 года
Поздравляю вас с наступившей Четыредесятницей, которую желаю провести в совершенном здоровье и духовном подвиге. Мы по обычаю монастырскому, говорим: "с душевной пользой", но польза не от нас, а от Господа, об ней будем молить Его милосердие, а я желаю вам пребыть в подвиге, потому что подвиг - от нас, в нем пребывать нам нужно непрестанно, а теперь и время способствует ему и Церковь помогает. В чем же должен состоять подвиг? и какая цель его? Подвиг должен состоять в отрезвлении тела от сонливости, от лености, чтоб оно бодро стояло на службах церковных, на келейных молитвословиях. В отрезвлении души от уныния, ума - от помыслов суетных, сердца - от чувств страстных, чтоб всецело внутренний человек предстоял пред Господом. Это-то и есть цель всех подвигов. Но приведет ли Господь достигнуть желаемой цели? Об этом опять не нам рассуждать, а подвиг оставлять было бы грешно и только одно уныние, подкрепленное неверием, основанное на развлечении, может пренебрегать им, сделавши своею целью удовлетворение своих страстных влечений. Но нехорошо и то, что вы очень унываете от напора искушений. Бросьте свое смущение, я не хочу его видеть в вас! Помыслы безнадежия - от врага, а я не хочу, чтоб вы прислушивались к его внушениям. Господь не попустит нас погибнуть. Он победит врага и наши страсти. Он дарует нам вечное спасение Своим непобеждаемым милосердием. Я верую в это и, зная вашу душу, не нахожу вины не иметь и вам этой веры, полной и неизменной. Немощи наши не погубят нас, но может погубить нас неверие, от чего да избавит нас Господь Своим милосердием.
