России
Проблемы преступления, прежде всего, исходят из понимания преступления вообще. На первый взгляд здесь все ясно и просто, так как преступлением является асоциальное, наносящее вред существующим общественным отношениям поведение лица с его соответствующим социально- негативным внутренним миром. И, тем не менее, вокруг понятия и определения преступления возникает масса фикций, условностей, которые довольно часто сводят на нет указанную ясность и простоту.
Полагаем, что следует провести краткий исторический экскурс, с целью рассмотреть предлагаемые в науке и литературе определения преступления с тем, чтобы понять, чего достиг законодатель в познании данного явления социальной жизни. В теории уголовного права уже предпринималась попытка рассмотреть двойственный характер понятийного аспекта преступления: с одной стороны - естественно-фактический, с другой - социальный[2].
Как и всякое явление природы или социума, преступление также имеет свою структуру и сущность. Структура подразумевает его содержание, объем элементов, достаточный для возникновения и существования конкретного явления (преступления); именно поэтому при анализе структуры преступления нужно выделять и использовать только элементы. В отличие от структуры сущность преступления представляет собой совокупность признаков, на основе которой преступление выступает как самостоятельное социальное явление. Понять явление можно только лишь, выявив его сущность[3]. Отсюда идеальное определение любого понятия должно исходить из совокупности признаков, которые привносят в определение достаточную ясность в понимание его сущности, поэтому важно установить, насколько полно отражают сущность преступления имеющие место ранее и существующие определения преступления и что они отражают — структуру или сущность.
Если обратиться к источникам права Х - XVII вв., то в них трудно найти термин, который бы охватывал все наказуемые формы поведения. Древнерусское право, важнейшим памятником которого считается Русская Правда (в различных редакциях), нередко использовало слово «обида», т.е. причинение материального, физического или морального вреда, но было бы неверно считать, что оно подразумевало любое наказуемое действие, т.е. имело значение родового понятия. Достаточно четкого понятия преступления не было. Но уже Новгородская и Псковская судные грамоты рассматривает преступление не только как причинение вреда отдельному частному лицу, но и государству («Господину Великому Новгороду» или Пскову).
Аналогичное можно сказать и о терминах «лихое дело» (Судебник Ивана Грозного), «злое дело» (Соборное Уложение 1649 года) и т.д. Вместе с тем уже в средневековых уставах и уставных грамотах начинают употребляться словосочетания такого типа, как: «кто преступит сии правила» (Устав князя Владимира Святославича. Синодальная редакция), «а кто уставление мое порушит» (Устав князя Ярослава Мудрого. Краткая редакция), «аще кто устав мой и уставление мое порушит» (Устав князя Ярослава Мудрого Пространная редакция), «а кто иметь преступати сия правила» (Устав великого князя Всеволода) и т.д.[4]
Так из содержания статей Соборного уложения 1649 г. можно сделать вывод о понимании под преступлением нарушения царской воли, закона.
Таким образом, была определена противоправность, учитывая размытость этого понятия, существовала возможность произвольно, по усмотрению судебно-административных органов устанавливать рамки уголовной ответственности. Надо полагать, именно на основе такого рода словосочетаний (заключительная часть княжеских уставов) возникает и широко распространяется во времени Петра I обобщающий термин «преступление», с которым стали связывать всякое уголовно наказуемое поведение. Впервые данное понятие употребляется в Воинских артикулах 1715 года. Преступление признавалось не только нарушение законов, но и действие, причинившее вред государству, даже если об этом деянии ничего не говорилось в законе.[5]
