II. Разрыв с Фрейдом

 

В тридцатых годах Хорни опубликовала две книги. "Невротическая личность нашего времени" (1937) и "Новые пути в психоанализе" (1939), которые привели к тому, что психоаналитическое сообщество "отлучило" ее от психоанализа. В обеих книгах она подвергала критике теорию Фрейда и выдвигала свою собственную.

 

Одной из главных черт работы Хорни в то время было выделение роли культуры в формировании невротических конфликтов и защит; важность культуры все более подчеркивалась ею уже в работах, посвященных женской психологии. Переезд в США и осознание отличий этой страны от центральной Европы сделали ее еще восприимчивее к работам социологов, антропологов и культурально ориентированных психоаналитиков, таких как Эрих Фромм, Херольд Лассуэлл, Рут Бенедикт, Маргарет Мид, Альфред Адлер и Гарри Стек Салливен.

 

Хорни показала, что Фрейд, в силу своего особого интереса к биологическим корням поведения человека, сделал не вполне корректное предположение об универсальности чувств, установок и отношений, свойственных его культуре. Не принимая во внимание социальных факторов, он связывает эгоцентризм невротика с нарциссическим либидо, его враждебность – с инстинктом разрушения, его одержимость деньгами – с анальным либидо, а стяжательство – с оральным. Но антропология показывает, что каждая культура имеет свои, отличные от других культур, тенденции к продуцированию всех этих типов характера. Вслед за Малиновским и другими Хорни рассматривает Эдипов комплекс как культурально обусловленный феномен, объем которого может быть значительно уменьшен посредством социальных перемен.

 

Фрейд считает невроз производным от столкновения культуры и инстинкта, но Хорни не соглашается с этим. По Фрейду, мы нуждаемся в культуре для выживания и, чтобы сохранить ее, должны подавлять или сублимировать свои инстинкты. А поскольку наше счастье состоит в полном и немедленном удовлетворении инстинктов, мы должны выбирать между счастьем и выживанием. Хорни не верит, что это столкновение индивида и общества неизбежно. Столкновение происходит в том случае, когда неблагоприятное окружение фрустрирует наши эмоциональные потребности и тем самым возбуждает страх и враждебность. Фрейд изображает человека ненасытным, деструктивным и антисоциальным, но по Хорни, все это – скорее невротические реакции на неблагоприятные условия, чем выражение инстинктов.

 

Хотя Хорни часто считают представителем культуральной школы, особое внимание к культуре было лишь преходящей фазой ее творчества. Более важной частью ее работы в тридцатых годах стала новая версия структуры невроза, впервые представленная ею в "Невротической личности нашего времени". Хорни не отрицала значения детства в эмоциональном развитии человека, как иногда думают, но значение придавала не фрустрации либидинозных импульсов, а патогенным условиям жизни ребенка в семье, где он не чувствует себя в безопасности, любимым и ценным. В результате у него развивается "базальная тревога" – чувство своей беспомощности перед враждебным миром, которое он пытается смягчить, вырабатывая такие защитные стратегии, как погоня за любовью, стремление к власти или отчуждение. Поскольку эти стратегии несовместимы друг с другом, они вступают в конфликт, который создает новые трудности. В своих следующих книгах Хорни развивала и уточняла эту модель невроза.

 

Хорни считала, что наши стратегии защиты обречены на провал, поскольку создают порочный круг: средство, которым мы хотим смягчить тревогу, напротив, усиливает ее. Например, фрустрация потребности в любви делает эту потребность ненасытной, а требовательность и ревнивость, вытекающие из ненасытности, делают все менее вероятным, что человек обретет друга. У тех, кого не любили, развивается прочное чувство, что их никто не любит, и они отбрасывают любое свидетельство противоположного, а за любым проявлением симпатии ищут дурные намерения. То, что они были лишены любви, сделало их зависимыми, но они боятся зависеть от другого, потому что это делает их слишком уязвимыми. Хорни сравнивает эту ситуацию с ситуацией "человека, который умирает от голода, но не осмеливается съесть что-либо из страха, что еда отравлена".

 

Большую часть "Невротической личности" Хорни посвятила разбору невротической потребности в любви, но она останавливается в этой работе и на стремлении к власти, престижу и обладанию, которое развивается в том случае, когда личность отчаивается добиться любви. Эти невротические стремления являются продуктом тревоги, гнева и чувства неполноценности. Они ненасытны, поскольку невротику никакого успеха не будет достаточно, чтобы он ощутил себя в безопасности, спокойным или довольным своими достижениями. Потребность в любви или в успехе плодотворна, и ее возможно удовлетворить, если она не носит компульсивного характера.

 

Согласно Хорни, люди пытаются справиться с базальной тревогой, вырабатывая не одну, а несколько стратегий защиты.

 

"Человек ощущает одновременно императивное влечение властвовать над всеми и быть всеми любимым, его влечет уступать каждому и каждому навязывать свою волю, уйти прочь от людей и умолять их о дружбе". В результате "его раздирают неразрешимые конфликты, которые часто и являются динамическим центром невроза".

 

Итак, в ранних книгах Хорни развивалась парадигма структуры неврозов, согласно которой нарушения в человеческих взаимоотношениях генерируют базальную тревогу, что ведет к развитию стратегий защиты, которые, во-первых, сами себя сводят на нет, а во-вторых – приходят друг с другом в конфликт. В "Невротической личности нашего времени" разрабатывалась тема погони за любовью и господством, но затрагивалась и тема отчуждения; в книге "Новые пути в психоанализе" к межличностным стратегиям защиты были добавлены нарциссизм и перфекционизм (погоня за совершенством). В этих книгах даны также описания внутрипсихических стратегий защиты, таких как самообесценивание, самоупреки, невротическое страдание и сверхподчинение стандартам, но более полно их содержание было раскрыто в двух последних книгах Хорни.

 

Возможно, самым значительным аспектом новой версии психоанализа, созданной Хорни, было смещение интереса аналитика (как в теории, так и на практике): от интереса к прошлому пациента – к интересу к его настоящему. Если в центре внимания Фрейда находился генезис невроза, то в центре внимания Хорни – его структура. Она полагала, что психоанализ должен заострять внимание не столько на инфантильных корнях невроза, сколько на имеющейся констелляции защит и внутренних конфликтов невротика. Эта особенность ее подхода резко отличала его от классического психоанализа и делала неприемлемым для тех, кто интересовался в основном прошлым пациента.

 

В работе "Новые пути в психоанализе" Хорни отграничивала эволюционистский подход от "механически эволюционистского". Эволюционистское мышление предполагает, что "существующее сегодня не существовало в этой форме изначально, а приняло ее поэтапно. На этих предшествующих этапах мы, возможно, найдем очень мало сходства с нынешней формой, но нынешняя форма немыслима без предшествующих". Механически эволюционистское мышление настаивает, что "ничего реально нового в процессе развития сотворено не было", и "то, что мы видим сегодня, – только старое в новой упаковке". Для Хорни глубинное влияние ранних детских переживаний не исключает последующего развития, тогда как для Фрейда с человеком, после того как ему исполнится пять лет, ничего нового не происходит, и все дальнейшие реакции или переживания следует рассматривать только как воспроизведение раннедетских. Механически-эволюционистский аспект мышления Фрейда отразился в его идее об отсутствии времени в бессознательном, в его понимании навязчивого повторения, фиксации, регрессии и переноса. Хорни считает этот аспект мышления Фрейда ответственным "за ту степень, в которой склонностям человека приписывается инфантильность, а его настоящее объясняется прошлым".

 

В сердцевине концепции Фрейда об отношении детских переживаний к поведению взрослого находится доктрина об отсутствии времени в бессознательном. Вытесненные в детстве страхи, желания или целостные переживания не подвергаются никаким влияниям со стороны дальнейшего опыта, появляющегося по мере взросления человека. Это позволяет выстроить концепцию фиксации – либо по отношению к раннему окружению человека (фиксация на отце или на матери), либо по отношению к стадии развития его либидо. Согласно этой концепции и становится возможным рассмотрение дальнейших привязанностей человека или стереотипов его поведения как воспроизведения прошлого, застывшего в бессознательном и не подвергшегося изменениям.

 

Хорни вовсе не пытается опровергнуть доктрину об отсутствии времени в бессознательном или ряд концепций, с ней связанных. Она, скорее, пытается выстроить (на ином наборе предпосылок) собственную теорию: "отличная от механистической точка зрения такова, что в процессе органического развития никогда не возникает простых повторений или регрессий к предыдущим стадиям". Прошлое всегда содержится в настоящем, но не в виде его воспроизведения, а в виде его развития. Путь "реального развития" – это путь, на котором "каждый шаг влечет за собой следующий". Таким образом, "интерпретации, которые связывают трудности настоящего непосредственно с влиянием детства, в научном плане – только половина истины, а в практическом – бесполезны".

 

Согласно модели Хорни, ранние переживания так глубоко влияют на нас не потому, что создают фиксации, заставляющие человека воспроизводить инфантильные стереотипы, а потому, что обуславливают наше отношение к миру. Последующие переживания тоже влияют на наше отношение к миру, и оно, в конце концов, выливается в стратегии защиты и черты характера взрослого человека. Ранние переживания могут повлиять сильнее, чем более поздние, поскольку именно они определяют направление развития, но характер взрослого – продукт всех предыдущих взаимодействий его психики и окружающей среды.

 

Есть и другое важное различие Хорни и Фрейда Фрейд считал, что эти решающие детские переживания относительно немногочисленны и носят в основном сексуальный характер, а Хорни была уверена, что за невротическое развитие отвечает вся совокупность детских переживаний. Жизнь взрослого человека идет вкривь и вкось из-за того, что в детстве вся окружавшая его культура, его отношения со сверстниками и особенно семейные отношения заставляли ребенка чувствовать себя незащищенным, нелюбимым и ненужным, и это породило в нем базальную тревогу. Эти неблагоприятные условия дают почву для развития особой структуры характера, а из нее проистекают все дальнейшие трудности.

 

Хорни указывает, что связь между нашим настоящим и ранним детством существует, но она многосложна, и ее трудно проследить. Она считает, что, пытаясь понять симптом в рамках его инфантильного начала, "мы силимся объяснить одно неизвестное... через другое, о котором знаем еще меньше". Более плодотворно было бы "сосредоточиться на силах, которые ныне движут человеком или препятствуют его движению; есть достаточная вероятность, что мы сумеем их понять, даже не очень много зная о его детстве".