Глава 2. Смерть и умирание. Кюблер-Росс

Шестидесятники держались еще до восьмидесятых. Но в действительности новая эпоха американской мистики началась еще при них в 1975 году, когда Раймонд Моуди опубликовал книгу «Жизнь после жизни». Это была революция, революция настолько сильная, что через четверть века один из американских исследователей — Мелвин Морс — пишет о ней, как бы находясь все еще в потрясении от того, что ему открылось.

«Брюс Грейсон, профессор психиатрии из университета Вирджинии, утверждал, что публикация исследований доктора Моуди открыла "новый неведомый мир ".

Изменения, которые произошли в нашем коллективном представлении о мире, были столь глубокими, что сейчас уже трудно вспомнить культурный фон, который существовал до 1975 года» (Морс, с. 7).

Я не знаю, был ли Моуди хоть как-то связан с той культурной средой, которую представляла из себя предшествующая мистика, но общее ощущение таково, что он просто пошел совсем другим путем. Однако у него были предшественники, точнее, предшественница — доктор Элизабет Кюблер-Росс, с середины шестидесятых ведшая исследования того, как облегчить безнадежным больным последний переход. Кстати, именно она написала Предисловие к первому изданию книги Моуди.

Если честно, сама Кюблер-Росс, можно сказать, жизнь положившая на исследования смерти и умирания, о душе никогда не задумывалась. И слово это встречается у нее лишь в совершенно бытовых словосочетаниях, вроде: в глубине души она уже понимала... Однако другая сторона ее души полностью осознавала... Сопричастность душ...

Элизабет была врачом до кончиков волос. А значит естественником, который всего лишь не захотел мириться с бездушием Медицины и собратьев Круг шестой. Мистика — Слой второй. Американская мистика

по цеху. Умирание и душа человека интересовали ее лишь как психологическая или психотерапевтическая задача, от которой современная Медицина безжалостно отмахивается, предпочитая заниматься лишь технологической частью — ремонтом телесной машины.

Но именно эта психологическая направленность позволила ей, как мне кажется, нащупать несколько именно психологических понятий, без которых вряд ли возможен выход на действительное изучение души. Во всяком случае, для прикладника самопознания это, безусловно, ступени, которые одновременно являются и помехами на пути к ясному восприятию собственной души. В сущности, это психологические защиты, которые вынужден натягивать на свою душу любой современный человек, принявший материалистическое понимание мира и себя. Если их не ставить, то жизнь будет невыносима.

Сама Кюблер-Росс говорит о них как о механизмах, все еще рассматривая человека не как душу и тело, а как тело с его механикой. И все же это очень важное пограничье с наукой о душе. Вот ее собственные слова:

«До сих пор мы обсуждали различные этапы, которые проходит оказавшийся перед лицом трагической вести человек, — защитные механизмы, выражаясь психиатрическим языком, или механизмы поведения в экстремально трудных ситуациях» (Кюблер-Росс, с. 163).

Кюблер-Росс описала пять шагов или этапов развития отношения к известию о скорой смерти у неизлечимо больных людей. Эти этапы стали классической основой современной Западной психологии умирания.

1. Отрицание и изоляция

2. Гнев

3. Торговля

4. Депрессия

5. Смирение.

Если вы вглядитесь, то почувствуете, что Элизабет понимает под этими механизмами то поведение, которое вызывает у человека известие, что он смертельно болен. Иначе говоря, она воспринимает эти этапы как разворачивание осознавания близкой смерти. И человек сначала борется с этой мыслью, а потом смиряется и принимает ее. При этом само отношение к смерти, безусловно, зависит от культуры человека, то есть от той среды, в которой он воспитан. Это она увидела.

При этом она, да и все ее последователи, насколько мне известно, не усмотрели того, что эти этапы уходят в культуру гораздо больше, чем просто некое поведение в «экстремально трудной ситуации». Они — сама культура соответствующего общества. И они не возникают перед смертью или после внезапного сообщения о скорой смерти. Они лишь проявляются после него.

Сами же они создаются и укладываются в сознании с раннего детства, как способ не столько подготовки к смерти, сколько способ пережить собственное предательство — отказ от души ради благополучной жизни в обществе. Глава 2. Смерть и умирание. Кюблер-Росс

Кюблер-Росс на примере множества наблюдений и бесед с умирающими описывает, что они испытывают, когда узнают о скорой кончине. Вот, например, как звучит исходное определение первого этапа — отрицания:

«Мы провели беседы более чем с двумя сотнями обреченных больных, и большинство из них признавалось, что их первой реакцией на известие о смертельной болезни были слова: "Нет, только не я, не может быть!" Такое первоначальное отрицание присуще и пациентам, которым сказали правду в самом начале развития болезни, и тем, кто догадался о печальной истине самостоятельно» (Там же, с. 52).

В сущности, так же звучат и этапы гнева и торговли. Американский больной, узнав, что обречен, сначала не верит, будто хочет сказать: не может быть, чтобы меня нашли, я ведь так хорошо спрятался! Потом злится как бы на тех, кто его нашел, а после этого пытается хорошим поведением выторговать себя еще какое-то время жизни...

Она описывает это, но нигде не доходит до вопроса о причинах такого поведения. Как будто этот вопрос отпадает для нее как само собой разумеющийся: ведь она тоже американка, пусть и эмигрировавшая из Европы. Именно это «само собой» и создает у нее слепое пятно в понимании: так ведут себя люди американской, а если брать шире, естественнонаучной культуры. Но что же все-таки заставляет их именно так воспринимать весть о том, что неизбежно?

Когда я вглядываюсь в описания Кюблер-Росс, то у меня возникает несколько чисто психологических вопросов: почему они возмущаются? Почему возмущаются именно так? И на кого они возмущаются? И я не нахожу другого ответа, кроме как, что с самого раннего детства человек научной культуры ведет торговлю с чем-то, что не называет, считая несуществующим. Но это нечто в действительности ощущается им действительным богом, хотя является всего лишь обществом.

Именно с этим богом и договаривается маленький человечек, обещая хорошо себя вести и даже не поминать про душу и бессмертие, но за это просит всего лишь, чтобы его страшное божество забыло о нем или даже спрятало от судьбы.

И когда бог обманывает, постаревший детеныш возмущается, потом торгуется... и лишь по мере самопознания, когда осознает, что договор он заключал лишь односторонне и сам себя обманул, смиряется...

Такова современная Западная культура.

Человек в других культурах относится к смерти иначе. Везде по-разному, но всюду иначе. Даже мне во время этнографических поездок довелось узнать людей, которые относились к смерти иначе. А именно так, как относились к ней мудрые русские крестьяне. Называлось это светлой смертью. Подошедший к последней черте старик задолго знал, когда придет его время уходить, спокойно и безмятежно готовился, раздавая долги и завершая дела. Потом шел в баню, мылся, одевал чистую белую рубаху, возвращался в избу, ложился на лавку под образа и говорил: Зовите родню, милые, прощаться будем... Круг шестой. Мистика — Слой второй. Американская мистика

Честно говоря, и про то, что этапы подготовки к смерти — это само содержание нашего сознания, мне тоже сказал один из них. Сказал, как про Мышление смерти. Эта струя живет в сознании любого обычного человека с детства и решает всегда лишь одну задачу: закрыть душу от болезненных и ненужных мыслей о смерти. Мышление состоит из длинных цепей образов, закрепившихся в образцы поведения. Цепи эти очень похожи на ленты, которыми пеленали мумии. Вот и душа человека оказывается спелёнутой этими лентами во много слоев.

Он даже показал мне икону, на которой то ли душа, то ли сам умерший был весь спеленут какими-то белыми лентами.

— Вот именно так и защищается человек от смерти мышлением... — сказал он.

Мы тогда много говорили о том, из каких струй состоит мышление, и я попытался расспросить его и о Мышлении смерти. Но он только усмехнулся:

— Тебе не надо. Насколько могу видеть твое будущее, не понадобится...

— Почему? — не понял я.

— Не защита это. Защита одна — принять смерть и жить душой.