Словно завтра не наступит никогда. А оно насту­пит.

- Будь со мной... Любименя... Не отпускай...- шептала Ева, не помня себя.

Она впивалась в тело Бориса, словно он был ее единственной точкой опоры. Словно, если бы его не было, она бы упала в бездну. Тяжелое ды­хание Бориса обволакивало Еву со всех сторон. Его похожее на рык сопение заставляло Еву по­слушно двигаться в такт его движениям. Она чувствовала силу, огромную, не подвластную ей силу. Ей было жутко, и само это чувство ужаса превращалось в ее существе в острую судорогу наслаждения. Ей казалось, что она растворяет­ся, распадается на мириады частиц, становит­ся пространством, умирает...

- Убей меня, пожалуйста... Я хочу умереть сейчас... - эти слова, этот надрывный шепот вы­рвался у нее сам собой, слетел с губ, как послед­нее прощание. - Раздави... Я не хочу жить... Раздави...

- Ева, что ты говоришь? - Борис остано­вился.

Ева открыла глаза и увидела перед собой его испуганное лицо.

- Что? - бесстрастно, холодным-прехолодным голосом спросила Ева.

Ей вдруг стало как-то неловко, неуютно, зяб­ко. Вся чувственность, все ее возбуждение в один момент улетучились, растаяли, как утрен­ний туман. Только что она ощущала себя про­странством, а сейчас, вдруг, превратилась в ма­ленькое, слабое, но необычайно агрессивное су­щество. Привычного сладостного расслабления, этого таяния в нежности, следующего обычно за занятиями любовью, не было и близко. Напро­тив, в Еве, вдруг, появилась какая-то злоба, не­нависть, презрение.

- Ева, девочка моя, любимая... Ты не дол­жна так говорить... - Борис пытался быть вни­мательным, заботливым, нежным.

- Не говори мне, что я должна, а чего не должна! - жестко отрубила она.

- Но Ева...

- Борис, я тебя не люблю, - Ева посмот­рела на него какими-то сумасшедшими, холод­ными, стальными глазами. - Что тут непонят­ного? Ты получил, что хотел? Все!

Борис вдруг показался ей отвратительным. Она дернулась, словно увидела дохлую крысу, и быстро, резкими движениями сползла с кро­вати. Ева сама не понимала, что на нее нашло. Но с каждой секундой раздражение разраста­лось в ней с неумолимой силой. Внутри напряг­лась какая-то пружина. Казалось, еще мгнове­ние - и она выстрелит.

- Ева, я этого не хотел... - Борис почув­ствовал себя виноватым и пытался как-то оправ­даться. - В смысле, я хотел, чтобы ты... Тебе... Если ты была не готова - прости.

- Я была готова, - Ева стала быстро оде­ваться. - Я была абсолютно готова. Ты про­сто воспользовался моей слабостью, моей рас­терянностью. Вот и вся моя готовность. Да, у меня плохой период! Ты все правильно рассчи­тал! Да, меня не устраивает вся моя прежняя жизнь и я в панике. Да! Но я закрыла дверь в прошлое, понимаешь?! Сегодня! Закрыла навсег­да! И ты - просто часть этого прошлого. Все! Я выплатила тебе свой долг, теперь мы в расче­те. Теперь ты оставишь меня! Оставишь и забу­дешь!

- Ева, какой долг?.. - было видно, что оша­рашенный Борис, словно раненый, контуженный, абсолютно не понимал, что происходит. Он си­дел на кровати в неловкой позе и все еще про­должал бессильно оправдываться. - О чем ты говоришь, Ева? Ты мне ничего не должна. Я так не думал! И я не воспользовался... Я просто... Я просто тебя...

- Думал, не думал - какая разница?! - Ева прервала его резко, с нахлестом фразы. Она понимала, что если сейчас он скажет свое «люб­лю», она просто не справится с собой. Она убьет его. Просто убьет! Выцарапает глаза! - Борис, мы больше не увидимся никогда. Слышишь?! Никогда! А-а, черт!

Она натягивала на себя колготки, но они со­вершенно расползлись. Раздумывала секунду, а потом буквально содрала их с себя и с силой бро­сила на пол.

- Ева, ты все не так поняла...

- Это ты все не так понял! Все кончено, Бо­рис! Кончено! - Ева выбежала из спальни и опрометью помчалась к выходу.

Она не понимала, куда сворачивать в этих длинных коридорах, где лестница на первый этаж... На мгновение она почувствовала себя в западне. А когда увидела выход, так дернулась, что чуть не разбила ноги о перила. Схватив туфли в руки, она тут же оказалась на крыль­це.

Так, босиком, Ева пробежала по участку. Бежала, словно Борис за ней гнался. Оказав­шись у забора, Ева схватилась за ручку кова­ной калитки, но та оказалась закрытой. Ева в бессильной истерике стала трясти ее изо всех сил.

На шум из домика охраны вышел человек в черной униформе и с удивлением на нее уста­вился.

- Что?! - завопила на него Ева. - От­кройте мне! Быстро!

Охранник растерянно посмотрел в сторону дома. В окне, отодвинув гардину, стоял Борис. Он так и не успел надеть рубашку. Едва замет­ным движением Борис кивнул охраннику и тот, смутившись, быстро нажал на кнопку, открыва­ющую выход на улицу.

Металлическая дверь лязгнула у Евы за спи­ной, словно тяжелые кандалы.

В момент своего падения душа словно превраща­ется в камень и бьет каждого, кто оказался у нее на пу­ти. Она - как слепое орудие Рока. Злого, беспощад­ного и беспринципного Рока. Все и вся перестает иметь для нее какое-либо значение. Ей настолько больно, что она способна лишь обороняться. И обороняется от все­го, от всех - от врагов, друзей, ветряных мельниц...

Когда ты испытываешь предельную боль, ты пере­стаешь думать о том, что кому-то тоже может быть боль­но. Напротив, тебе, вдруг, начинает хотеться, чтобы все так страдали и мучились, как ты. Ты желаешь им зла. Впрочем, ты хорошо понимаешь и другое: никто и ни­когда не поймет и не поднимется до твоей боли. Никто и никогда. И от осознания этой мысли становится еще больнее. Ты один на один с бесконечностью страдания.

Это предельная точка эгоизма: когда душа, рас­терявшая прежнюю память о Красоте, утратив прежние знания о «благе», становится жестокой. Может ли душа творить зло? Может ли она разрушать Красоту? К со­жалению, да. Может. Неслучайно, Инь в философии Дао, достигая предела, превращается в Ян, и наоборот. Все, что достигает предела, становится своей собствен­ной противоположностью.