Откровение святого Иоанна Богослова, 10:1-11

ПРЕДИСЛОВИЕ

Когда-то очень давно, еще в раннем детстве, я узнал о том, что моряки, терпящие бедствие в море, передают сигнал «SOS» - Save Our Souls, спасите наши души. Я удивился - по­чему они просят спасти души, а не жизни? Разве душа смертна? - думал я. Смертность души... Какое-то предельно неправильное, ошибочное со­четание слов. Да, смерть - это неотъемлемая часть жизни. Да, она неизбежна. Да, все мы ум­рем. Но душа?.. Разве она может умереть? По­чему люди вообще подвергли сомнению бессмер­тие души?

Долгие годы я возвращался к этому вопросу. Не специально, но возвращался. Я даже не пы­тался на него ответить, просто чувствовал какую-то неловкость. Но потом, вдруг, понял, что у это­го странного феномена особая природа. Есть причины, почему мы сомневаемся в бессмертии нашей души. Какие?.. Когда я стал размышлять об этом, то ответ, который я получил, поверг меня в самое настоящее оцепенение. Понимаю, что не многие смогут сразу это принять. Воз­можно, мой вывод кого-то шокирует. Кто-то от­крыто не согласится. Но все же я должен ска­зать об этом...

Человек хочет убить свою душу - в этом все дело.

Абсурдное, парадоксальное, нелепое, немыс­лимое предположение... Кажется, что этого про­сто не может быть. Бред сумасшедшего! Но все это только на первый взгляд. И это нормальная первая реакция. Кто признается себе в том, что мечтает о том дне, когда, наконец, его душа оста­вит его в покое? Никто. Но если задуматься, ес­ли хотя бы на мгновение допустить, что такое возможно и люди, действительно, хотят раскви­таться с собственной душой, то все тут же ста­новится на свои места. Все те вещи, которые обычно ставят нас в тупик и вызывают недоуме­ние, находят свое объяснение.

Просто нужно иметь мужество. Мужество со­мневаться в том, что наши представления о ми­ре верны. Мужество допустить то, что наши пред­ставления о самих себе ложны. Мужество при­знаться себе в том, что мы не знаем ответов на все вопросы и более того - многие из этих во­просов пока даже правильно не поставлены. Со­крат шутил: «Я знаю то, что я ничего не знаю». Это мужество, известное Сократу, жившему две с половиной тысячи лет назад, совершенно не­знакомо современному человеку, который пре­бывает в тотальной иллюзии, что мир ему поня­тен, понятен он сам и его поведение. Это не так.

Давайте попробуем исходить в своих рассуж­дениях из предположения, что человек, на са­мом деле, тяготится своей душой, что она ему мешает и он подумывает о том, как освободить себя от этого тяжкого бремени. Как было бы, если бы это было так... Я понимаю, что само это мое предположение покажется кому-то кощун­ственным. Но если нас интересует истина, мо­жем ли мы позволить себе поддаться собствен­ной растерянности и пойдем ли на поводу у своего страха? К сожалению, можем. Более того, имен­но так и поступаем. Но ближе ли становится к нам истина? Нет, конечно. А вот иллюзии...

В какой мир попадает душа, обретая тело, вселяясь в телесную оболочку конкретного че­ловека? Назвать этот мир добрым, счастливым, беззаботным, полным Света и Красоты... Слож­но. Нет, он трудный, часто жестокий, полный испытаний, боли, отчаяния и душевной муки. Не будем лукавить с самими собой: будь этот мир каким-то другим, он мог бы быть гораздо, го­раздо лучше. Но если душа бессмертна, если она не рождается и не умирает, значит, ей извест­ны и другие миры. А коли так, то, по всей ви­димости, сравнение с этими другими мирами оказывается не в пользу нашего.

У Федора Достоевского где-то есть такая фраза, кажется, в романе «Братья Карамазовы»: «Я не в Бога не верую, я мира Его не прини­маю!» Так, вероятно, могла бы сказать душа, если бы умела говорить, если бы мы могли ее слышать. Мир божественный, которому она при­надлежит своей сущностью, - прямая проти­воположность нашему - земному - миру. Ее страдания понятны и оправданны. Она не при­нимает земной мир. Она тяготится его неспра­ведливостью, сопоставляя ее с правотой того мира, в котором она некогда была счастлива. Душа сравнивает Небо и землю. Сравнивает и приходит в ужас, страдает.

Теперь вспомним о нашем «безумном» пред­положении... Если бы человек мог убить свою ду­шу, разве бы он не почувствовал себя лучше в этом, земном, мире? Конечно, почувствовал бы! Ведь жизнь его превратилась бы в бесконечные плотские удовольствия, нехитрые радости от удовлетворения нехитрых потребностей. И ни­каких мук совести! Никакого ощущения, что ты делаешь что-то неправильно, что есть что-то иное, куда более важное, от чего ты отказыва­ешься. Напротив, этой своей свободой от Выс­шего он был бы очень счастлив! Ведь это неспо­койная душа, мечтающая о Красоте, не дает ему тупо наслаждаться удовольствиями. Она знает, что это не главное. Совсем не главное...

Таков, мне кажется, тот самый первородный грех человечества, о котором так часто и так настойчиво говорят священнослужители. Тело стало для души самым настоящим испытани­ем. Когда Бог вдохнул душу в частицу земной плоти, Он не пытался облагородить плоть. Нет, это не тело, а душа получила возможность, шанс стать лучше. Ей дали плоть, которая всегда ищет удовольствий, которая, как говорил Зигмунд Фрейд, живет по принципу удовольствия. А са­ма душа живет по принципу Красоты, нужда­ется в Красоте. И возникает конфликт: тело ищет удовольствий, душа - Красоты, и одно слишком сильно отличается от другого. Слиш­ком сильно.

Чтобы развить мускул, вы должны регуляр­но его напрягать. Чтобы добиться мастерства в каком-то деле, вам необходимы постоянные тре­нировки. Чтобы душа, привыкшая к Красоте бо­жественного мира, осознала ее подлинную сущ­ность, Бог мешает ее с плевелами иллюзорной, мирской красоты.

Вечная, ужасная, изнуряющая дилемма - не­уловимый дух или плотские утехи? Все путает­ся: человек начинает принимать страсть за лю­бовь, любовь - за слабость, слабость - за добродетель, добродетель - за любовь. И так далее, по кругу, одно за другим. Бесконечное, бессмысленное движение от одного фантома к другому. Пока, наконец, загнанный, уставший, измученный человек не обнаруживает этого странного, парадоксального, нелепого, но в чем-то очень логичного решения: не будь у него души, он был бы абсолютно счастлив тем, что имеет.

* * *

Вы никогда не задумывались над тем, поче­му, когда человек получает то, чего он страстно желал, он не испытывает настоящей радости. Разве только на какое-то короткое мгновение - «Ура!», и дальше - пустота. Ответ прост: душа тут же напоминает ему: удовольствие, удовлет­ворение - это совсем не то, что ты хочешь на самом деле. Главное, по-настоящему ценное, ис­тинное - это Красота.

Но где в нашем мире найдешь Красоту? Ведь истинная Красота - это вовсе не красота ху­дожественных творений и даже не красота при­роды. Подлинная Красота лежит за гранью ви­димого, она как обратная сторона существую­щего, она всегда внутри. Как ни поверни, она всегда будет там, с той стороны, по ту сторону.

Как увидеть эту Красоту? Как ее понять? Как, наконец, жить, понимая, что она тебе необ­ходима, но при этом ты не знаешь, какова она на самом деле? Нельзя искать то, о чем у тебя нет ни малейшего представления, лишь некий оста­точный след от напрочь забытого сновидения. Что-то было... Но что?! Мы ищем не просто кош­ку в темной комнате, мы ищем то, чего в этой комнате нет и, в принципе, не может быть. Но мы ищем, потому что это искомое - мы сами...

В нас есть интуитивное ощущение Красоты, данное нам Свыше, данное нам еще прежде рождения. Красоты иной, необъяснимой. А есть этот мир и мы, не понимающие, что ищем ту Красоту, которой здесь просто не может быть, которая есть в нас, но в которую мы не верим, потому что не понимаем. И этот поиск, заранее обреченный на неудачу, - наша жизнь. А по­тому всегда есть выбор: или прекратить бес­плодные поиски, чтобы не страдать и не мучить­ся, или все-таки продолжать, понимая, что эта затея обречена на неудачу.

Так в нас возникает желание убить свою ду­шу. Это решение... Безумное, но при этом пре­дельно логичное: если нечто нельзя найти, надо отказаться от поисков, если что-то мешает от­казаться от этих поисков, надо устранить то, что этого поиска требует. И люди отказывают­ся. Конечно, большинство - не потому, что много об этом думали и приняли такое решение со­знательно, взвесили все «за» и «против», а за­тем решили. Нет, они отказываются от своей души «по умолчанию». Как? Очень просто: уби­вают время.

Для того чтобы думать о том, что важно, для того чтобы совершать внутреннюю работу, нуж­но время. Много времени... И не урывками, а в его длительности, непрерывности. Почему мо­нахи уходят в свои отдаленные скиты, поднима­ются на недоступные горы? Зачем?.. Просто для целей физического оздоровления? Нет, они ухо­дят, чтобы иметь возможность сосредоточить­ся на своем внутреннем поиске, на этой рабо­те. Уходят от мира, чтобы обрести Мир.

Внутренняя сосредоточенность, духовная кон­центрация - все это требует колоссального, про­тяженного времени. А если его нет, то этот внут­ренний поиск становится невозможным. И воп­рос снимается. У человека в современном мире нет времени даже задуматься о том, что у него нет времени. Он постоянно занят. Он никогда не находится в тишине (разве что когда спит). Он почти не бывает один. Он - гончая, кото­рая сама превратилась в загнанного зверя.

Поэтому, если у человека возникает потреб­ность освободить себя от бессмысленных поис­ков смысла жизни, то эта проблема решается элементарно. Все, действительно, необыкновен­но просто: ты занимаешь каждую минуту свое­го времени чем-нибудь. И неважно, чем имен­но: работой или учебой, встречами или разгово­рами по телефону, непосредственным общением или жизнью в Сети. А есть еще телевизор, му­зыка, кино, журналы - тысячи вариантов сур­рогатного общения. Не надо питать иллюзий: нам может казаться, что во всем этом есть ка­кой-то смысл, но это только так кажется.

И неважно, чем ты убьешь время. Важно, на что ты его потратишь - на себя или на то, что вокруг? На то, что вокруг, время тратить куда легче. Если мы смотрим «медленный» фильм, нам становится скучно. Почему? Потому что мы привыкли к смене «картинок». Во внешнем мире картинки меняются постоянно, с бешеной ско­ростью. А внутри, в нашей душе, картинки не меняются вовсе. Их там просто нет. Там про­странство, по которому нужно идти и идти, даже если ты не рассчитываешь ни на какой резуль­тат. Просто идти, потому что так надо...

Мы создали время гигантских скоростей, что­бы не дать своей душе опомниться. Мы создали время, в котором остались одни эмоции, но боль­ше нет души. Люди встречаются и расстаются, ссорятся и мирятся, сходятся и расходятся - везде есть эмоции. Но есть ли проникновение в суть? Есть ли духовная встреча друг с другом? Нет, в лучшем случае - симпатия, доброжела­тельное и заинтересованное отношение. И все. А дальше одиночество, к которому, кажется, мы все уже стали привыкать. Вокруг нас люди, но, на самом деле, мы совершенно одиноки.

Это элементарное правило: отказываясь от се­бя, человек отказывается от тех, кто рядом. А мы отказываемся от себя - это правда, в которой нужно себе признаться. Мы отказываемся от себя в пользу удовлетворения своих нужд и по­требностей. И тут дело вовсе не в одной толь­ко физиологии. Есть еще потребность в инфор­мации, в новых переживаниях, в новых людях, в новых идеях, делах и так далее. Это тоже по­требность тела. Душа же нуждается не в новом, она нуждается в настоящем. А настоящее ни­когда не открывается сразу и всегда дается с тру­дом и болью.

Душа - в сущности, пустая безделушка. От нее нет никакой пользы, одни накладные расхо­ды... А еще ей нужно много неспешного време­ни, которого никогда нет. Ведь даже если мы ни­чем не заняты, мы думаем не о том, что внут­ри, а о том, чем бы нам хотелось или нужно было заняться. Душа принадлежит вечности, тогда как наши занятия - проходящему миру.

И ужас в том, что человечество, кажется, уже сделало свой выбор - выбрало проходящий мир и его занятия. Даже то, что мы называем «ду­шевной работой», превратилось у нас в еще одно занятие проходящего мира. Иначе, почему мы не можем ответить на вопрос - зачем она нуж­на, эта самая душевная работа?.. Когда я писал прежние свои книги, я пытался говорить имен­но об этом.

Мне хотелось рассказать о том пути, на ко­тором человеку открывается сущность Света. Потом я пытался рассказать моим читателям о тех препятствиях, с которыми нам неизбежно придется столкнуться, когда мы попытаемся от­крыть этот скрытый в нас Свет. Мне казался важным сам этот разговор - от сердца к сер­дцу. Я рассказывал о том, что чувствовал, что переживал тогда, в тот момент.

Но время идет, и ты начинаешь понимать то, чего прежде не замечал, о чем прежде не задумывался, от чего открещивался. Да, хоро­шо знать Путь. Да, хорошо знать, какие пре­пятствия ждут тебя на этом Пути и как их пре­одолеть. Но... Но кто идет по этой дороге? Да, как оказалось, я говорил обо всем, только не о том, о чем следовало. А нам нужно было гово­рить о том, кто идет по этому Пути. О нас са­мих...

И я понял, что должен написать о том, что значит «быть собой». Но в ту же секунду осо­знал, что мне придется писать о вымирающем виде. Ведь всем нам давно пора кричать - «Save Our Souls!» Спасите наши души - три слова, которые, как мне кажется, человечеству уже, наконец, нужно выкрикнуть и услышать. Мы потеряли способность «быть собой», пото­му что заложили в ломбард собственные души.

Иметь душу - это слишком утомительно, слишком накладно. Нам хочется простых инст­рукций и ясных ответов. Как бы мы обрадова­лись, обнаружив на полке книжного магазина книжку с названием - «Три способа обрете­ния Света». Лишенные души, отказавшиеся от нее, мы начинаем верить в то, что простые ре­шения существуют. Душа воспротивилась бы самой идее такой книги! А мы... Мы бы обра­довались и побежали к кассе.

Наши души потерялись в океане времени. В океане времени, которого не стало. Мы тер­пим бедствие, сами того не понимая. Мы отка­зались от души и теперь удивляемся, почему не чувствуем собственной идентичности. Кто мы? Что мы? Зачем мы? Сейчас уже никто и не ответит на эти вопросы. Почему? Потому как отказаться от души - это всегда проще, чем искать то, о чем она просит. А мы полюбили про­стые решения...

Что ж, настало время, когда мы должны от­ложить «Скрижали» и «Печати» в сторону. На­стало время говорить не о Пути, а о Путеше­ственнике, о том, кто стоит на этом Пути, то есть - о нас самих. Да, мы пытаемся убить свою душу, мы делаем все, чтобы она молчала, мы затыкаем ей рот, мы закрыли для нее взлет­ную полосу. Но она есть. И она бессмертна. Мы не сможем ее убить. А если попытаемся, то узна­ем, что такое настоящая боль. Мы узнаем, что такое ужас.

* * *

Душа бессмертна, и когда Бог вдохнул ее в человеческое тело, Он дал ей шанс, возможность идти, расти вверх. Это был дар. Великий, свя­щенный дар. Доверие, которое Бог оказал душе человека. Впрочем, когда есть верх, появляет­ся и низ. Идея развития предполагает возмож­ность регресса. А потому мы оказались на раз­вилке. Мы оказались перед выбором - вверх или вниз? У нас появилась альтернатива. Причем, у любого решения, как известно, есть плюсы и минусы. Путь вверх прекрасен, но труден, путь вниз - против правил, но он легок и не лишен некоего очарования обреченности.

Ветхозаветная история о сотворении Адама и о Древе Познания... В Библии сказано: Бог запретил Адаму вкушать плоды с Древа Позна­ния, но Змий соблазнил Еву, и она принесла Адаму яблоко. Яблоко разбудило в Адаме чув­ственность, он познал Еву, и Господь проклял их, их потомков и изгнал из Эдема. Он изгнал их из мира, в котором царит Красота. За этот первородный грех Он лишил человечество веч­ного блаженства и обрек его на вечную муку. Но в чем именно состоял первородный грех Адама?

Мы привыкли читать то, что написано. Мы совершенно не умеем заглядывать вглубь, внутрь, по ту сторону. За что Господь наказал Адама? За то, что он познал Еву, или за то, что Адам нарушил Закон, нарушил непререкаемое уста­новление Господа? Он наказал Адама за то, что тот не исполнил Завет, или за то, что он стал тем, кем он стал, когда Завет был нарушен? На­казывать за неизбежное, за естественное - нелепо. Наказывать за нарушение Завета - оправданно.

Нас приучили думать, что проблема в чув­ственности, что любовь грешна. «Адам познал Еву»... И хотя светское общество формально реабилитировало любовь между двумя людьми, их тягу друг к другу, этот «осадок» порочности на теле любви остался. И до сих пор любовь несет на себе печать того, прежнего, ошибочного понимания первородного греха. Неуловимой, не­ясной, ложной скверны, лежащей на теле люб­ви. Мы по-прежнему стыдимся своих чувств. Нам кажется, что дело «в приличиях», а дело в давнишней ошибке интерпретации...

Яблоко Евы - вот то, о чем мы должны ду­мать, если хотим понять истинный смысл той давней истории.

* * *

История, о которой я собрался рассказать в этой книге, реальна. Предельно достоверна. Все так и было. Точнее - все так и есть. Ведь это не история из жизни, не история «этого ми­ра», это история духа, история души. В каком-то смысле, это притча, где важно не то, что про­исходит с героями, а то, что это значит, симво­лизирует, то, на что это указывает. Мне нужна форма для того, чтобы рассказать о том, что не видно глазу, не слышно уху, непонятно уму. О тай­ном, о сокровенном, о невыразимом...

Мне хочется говорить с душой - и со сво­ей, и с вашей. Я хочу, чтобы говорили наши ду­ши - друг с другом, друг о друге, друг для дру­га. Я хочу дать им голос, а потому мы входим в пространство потаенного. На поверхности - события жизни. Внутри - истина души, кото­рая переживает и мучается, как всякая расту­щая или... разрушающаяся душа. Душа не мо­жет умереть, но она может или идти бесконеч­но вверх, или идти бесконечно вниз. Это и есть Ад и Рай.

Ошибаются те, кто думает, что Ад и Рай ждут нас после смерти; они с нами в каждый момент этой жизни, только по ту ее сторону, с изнанки.

 

«И видел я другого Ангела силь­ного, сходящего с неба, облеченного об­лаком; над головою его была радуга, и в лице его как солнце, и ноги его как столпы огненные;

В руке у него была книжка раскры­тая. И поставил он правую ногу на мо­ре, а левую на землю,

И воскликнул громким голосом, как рыкает лев; и когда он воскликнул, тог­да семь громов проговорили голосами своими.

И когда семь громов проговорили голосами своими, я хотел было писать; но услышал голос с неба, говорящий мне: скрой, что говорили семь громов, и не пиши сего.

И Ангел, которого я видел стоящим на море и на земле, поднял руку свою к небу

И клялся Живущим во веки веков, Который сотворил небо и все, что на нем, землю и все, что на ней, и море и все, что в нем, что времени уже не будет;

Но в те дни, когда возгласит седь­мой Ангел, когда он вострубит, совер­шится тайна Божия, как Он благовествовал рабам Своим пророкам.

И голос, который я слышал с неба, опять стал говорить со мною и сказал: пойди, возьми раскрытую книжку из руки Ангела, стоящего на море и на земле.

И я пошел к Ангелу и сказал ему: дай мне книжку. Он сказал мне: возьми и съешь ее; она будет горька во чреве твоем, но в устах твоих будет сладка, как мед.

И взял я книжку из руки Ангела и съел ее; и она в устах моих была слад­ка, как мед; когда же съел ее, то горько стало во чреве моем.

И сказал он мне: тебе надлежит опять пророчествовать о народах и племенах и языках и царях многих».

Откровение святого Иоанна Богослова, 10:1-11

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Однажды ты проснешься и поймешь, что все в твоей жизни до этого самого дня было неправильно. Чудовищно неправильно. Бессмысленно, бесцветно, пусто... И ты захочешь сбежать из своей собственной жизни.

Сорваться и сбежать! Бежать куда глаза глядят! Прочь. Прочь. Прочь... Только бы не видеть ничего этого больше. Себя-прежнего не видеть! Никогда... И ты побежишь, бросив все. Бросив то, что было для тебя дорого и важно. И на миг почувствуешь облегчение. Облегчение, которое дает только... смерть. Убить свою жизнь, чтобы остаться в живых. Ты сделаешь это. Обязательно сделаешь! А потом опомнишься... Но дороги назад уже не будет.

 

В свете сумрачного утра похожая на саван про­стынь. Мокрая от слез подушка. Бездыханная, почти звенящая тишина. И рядом - это, такое любимое, такое желанное и такое чужое, бесчув­ственное, почти мертвое тело. Рядом с ним - с этим телом - Ева проплакала всю ночь. Словно с покойником... Она прощалась.

- Глеб, пожалуйста... Пожалуйста... - сле­зы душили Еву, все ее тело сотрясалось от судо­роги, душа выворачивалась наизнанку. Почти те­ряя сознание, Ева вновь и вновь пыталась найти в себе силы, чтобы сказать ему это, чтобы вы­молвить, прошептать: - Все, Глебушка... По­жалуйста... Отпусти меня... Прошу. Просто от­пусти...

Глеб всегда думал только о себе. Так часто случается - красота портит мужчин. Женская любовь дается им в долг, ссужается без всякой меры, без всяких гарантий на возврат вложен­ных чувств и душевных сил. И потому они не знают ей цены. Они как бездонная пропасть - разверзаются, чтобы забрать и уничтожить. Вза­мен - только минута полета над бездной. Упо­ительного, сладостного, завораживающего поле­та. За секунду до смерти...

Природа, кажется, специально награждает та­ких мужчин всем, чем только возможно, - кра­сотой, силой, умом, удивительной, соблазняющей чувственностью. Экономит только на одном - на сердечности. При таком количестве досто­инств без этой «безделушки» вполне можно обой­тись. Влюбленной, любящей женщине много, в конце концов, не надо. Она согласится и на ма­лое - быть бы рядом с тем, кого она любит, и чтобы он... Нет, не любил. Хотя бы просто не­много ценил. Может быть, понимал. Чуть-чуть, самую малость. Был добрым...

Но зачем тебе быть добрым, если у тебя есть все, чего ты хочешь? Ты улыбаешься, и окружаю­щие уже не могут тебе ни в чем отказать. Они сча­стливы с тобой общаться, предлагают тебе свои услуги, открывают для тебя новые возможности, помогают. А ты просто принимаешь это с улыб­кой, которая так для них дорога. Зачем быть доб­рым?.. В крайнем случае, можно просто изобра­жать доброту, и этого будет вполне достаточно. Больше, чем достаточно! Красота, находящаяся ря­дом, учит быть непритязательным и сговорчивым.

Глеб, абсолютно голый, лежал на кровати, зало­жив руки за голову, и бесстрастно смотрел в по­толок. Во всем его облике читалась вселенская ску­ка. Он словно бы говорил Еве: «Боже мой, сколь­ко можно, девочка?.. Я слышал это уже тысячу раз... Это так скучно и неоригинально. Все рав­но ты никуда не денешься. Так что, давай обой­демся без драмы. Лишнее, право». Ева все пони­мала. Она понимала Глеба лучше его самого. И от этого ей становилось еще больнее, еще нестер­пимее, еще горше. Она могла читать его мысли. Но он в это никогда не верил. А зря.

- Послушай, Ева... - устало протянул Глеб, поднимаясь с кровати. - Давай обойдемся без драмы. Лишнее, право.

Он сел на кровать, повернувшись к Еве спи­ной. Своей большой, сильной, внушающей бла­гоговейный, восторженный трепет спиной. Спи­ной, за которой ей всегда так хотелось спрятать­ся, глядя на которую раньше, она чувствовала себя маленьким, счастливым ребенком. Даже сейчас она инстинктивно потянулась к ней, по­тянулась к этой его спине, чтобы притронуть­ся, прижаться, обнять... Когда мужчина удаля­ется, женщина испытывает потребность следо­вать за ним. Тихо, неслышно, шаг в шаг.

Но сейчас, сделав над собой немыслимое уси­лие, Ева сдержала себя. Она сдержала свой не­вольный порыв, свою слабость. Впилась рука­ми в подушку, словно ухватилась за какой-то по­жухлый куст на самом краю обрыва, и в который уже раз за эту ночь омылась слезами. Они брыз­нули из ее глаз сами, словно ее тело - это один большой баллон с водой, сжатый тысячью атмо­сфер. Ева понимала, что не должна позволить слабости одержать над собой верх. Они с Гле­бом должны расстаться. Она должна прекратить это. Глеб не любит ее и никогда не любил. Он игрался, пользовался, ему было удобно. А любить - нет, он даже не знает, что это.

Глеб встречается с другими. Всегда встре­чался. Они знакомы уже четыре года, и все эти четыре года... У него есть специальная запис­ная книжка - потертая, в обложке из зеленой кожи. Убористым, твердым мужским почерком, страница за страницей, в нее бесстрастно вписа­ны сотни женских телефонов. И все девушки, ко­торые значатся в этом списке, знают о том, что их место в его «книге судеб». Глеб вправе не скры­ваться, он вправе быть честным. Он может себе это позволить. Он называет эту книжку - «мой маленький зеленый друг», а еще, также в шут­ку, «службой спасения».

Когда Глебу скучно, а скучно ему бывает ча­сто, он берет своего «маленького зеленого дру­га» и набирает наугад первый попавшийся номер. Алла, Света, Таня, Лора, Ксения... И ему ни­когда не отказывают. Никогда. Девушки броса­ют все свои дела, занятия, оставляют свою ком­панию. Время и место не имеют значения. Они бегут к нему опрометью, переполненные востор­гом. Даже не бегут. Летят. Счастливые, доволь­ные и бесконечно глупые. Все женщины в при­сутствии Глеба магическим образом глупеют. Это еще одно его загадочное свойство.

Магия этого оглупления не действовала только на Еву. Не действовала никогда. И именно по­этому ее не было в этом списке. Она была - «Избранной».

- Все, я ухожу, - прошептала Ева, подни­маясь с кровати. - Это давно надо было сде­лать. Глеб, мы просто очень разные люди. Это была ошибка. Не звони мне больше. Никогда.

С каждым словом ее, до этого обреченный, еле слышный, бессильный голос становился все пронзительнее и тверже. Она начала быстро со­бираться.

- Не валяй дурака, - раздраженно кинул Глеб. Резким движением встал, взял пачку Win-ston, ударил тыльной стороной ладони по доныш­ку, достал губами сигарету, тут же чиркнул за­жигалкой и закурил.

- Прощай.

Душа не знает ни пространства, ни времени. А по­тому она не рождается и не умирает. Она лишь уходит из своего дома и возвращается в свой дом. И ее дом - не мир, который мы знаем, и не человеческое тело, в котором она оказывается, покинув свою обитель. Ее мир - Красота.

Это трудно объяснить и невозможно понять, этого даже нельзя себе представить... Как это выскажешь? Ду­ша - частица мира Красоты. Мира Ангелов - «боль­ших» душ, что приходили в наш мир уже тысячи раз. Приходили наравне со всеми и прошли те же испытания, что даются каждому, но не всем оказываются по силам. Ангелы - это не те, кто правят миром, Ангелы - это те, кто его знают.

Покидая мир Красоты, душа страдает. В нашем мире ей не хватает той прежней, истинной Красоты, что была ее счастьем. И она начинает поиск. Она ищет то, что потеряла. Она ищет в нашем мире Красоту. Но он обманчив: здесь ей даны органы чувств, а истинная Кра­сота внутри - ее не увидеть и не пощупать. Как узнать то, что стоит за фасадом, если тебя не пускают внутрь?..