Лекция 21. Научное знание как феномен культуры и фактор развития техногенной цивилизации

Вопросы:

1. Возникновение и становление науки. Закономерности развития науки.

2. Наука как общественное явление: форма деятельности, отрасль духовного производства, социальный институт.

3. Научная методология. Уровни методологии. Источник и движущие силы развития науки.

Наука и научно-теоретическое знание относятся к сфере культуры. Культуру будем понимать как деятельность людей по созданию и воспроизводству общественной жизни (социального бытия) вместе с продуктами и результатами этой деятельности. Социальное бытие отличается от природного тем, что не существует иначе чем в формах человеческой деятельности. Мир культуры разумотворный и рукотворный, отчего его и называют искусственным в отличие от естественного, или как мир второй природы в отличие от первой. Несмотря на свою предметность, это мир символический, мир значений и смыслов, ценностей человека. Чтобы выразить смыслообразующую функцию культуры, выделяют сферу духовной культуры, духовной жизни человека, под которой по сложившейся традиции рассматривают сферу мыслимого и переживаемого, как невещественные начала жизни, как идеальное в отличие от материального. Внутреннюю структуру, каркас культуры образуют ценности, представления, нормы и творчество. Это ценностная, смыслообразующая область жизнедеятельности человека, не предметно-практической, а духовно-практической и рационально-теоретической. Науку и культуру объединяет их понимание в качестве творчества, как конструктивной деятельности по созиданию нового.

Знание – часть мира символов, при этом научное знание – это знание,
во-первых, теоретическое, сверхчувственный, умопостигаемый продукт мышления, рефлексии, во-вторых, стремящееся к объективности собственного содержания, то есть знание о естественном, о мире природы, об обществе как естественноисторическом образовании и процессе исторического развития человечества, о человеке как предметном существе. Соответственно научное познание носит рационально-теоретический характер, является рационально-теоретической деятельностью «внутри» культуры, направленной на активное теоретическое, а затем и предметное (в промышленности, эксперименте, технологиях) освоение бытия человеком. Ценности выражают потребности и интересы индивидов и социальных групп, значимость, важность для человека тех или иных проявлений культуры, наука в культуре – это ценность интеллектуального и образовательного потенциала человека, ценность знания. Для традиционных культур – ценность умений, навыков, обыденного знания, для современных инновационных – ценность теоретического знания. Поскольку сегодня определяющей частью культуры принято считать науку и технику, обычно нашу эпоху называют эпохой научно-технического развития.

Понятие цивилизации первоначально возникло для характеристики определенного, а именно, преобразующего окружающую среду типа культуры. Например, для различения с древними культурами дикости и варварства. В XVII–XIX веках под цивилизацией стали понимать мир промышленности, материально преобразованной, окультуренной природы. Сегодня имеется два подхода к различению культуры и цивилизации: как близких по содержанию понятий и как противоположных. Последнее характерно для ХХ века, когда человечество столкнулось с глобальными цивилизационными кризисами развития. При таком понимании говорят о противоположности культуры и цивилизации как духовности и бездуховности, духовных ценностях и вещизме, культурно-историческом подходе и технократизме и т.п. Мы будем придерживаться той точки зрения, согласно которой цивилизация – это определенный тип и уровень культурного развития, а потому их не следует противопоставлять. Отметим также, что в описании исторического процесса существуют формационный и цивилизационный подходы. Первый представлен, например, у К. Маркса, второй – у А. Тойнби. В отечественной социальной философии ХХ века официально принятой парадигмой, в рамках которой получали объяснение и прогнозировались социальные процессы, а также разрабатывались проблемы социальных наук, была формационная теория К. Маркса. Марксова концепция истории как последовательной смены общественно-экономических формаций, согласно мнению ее сторонников, является рациональным основанием материалистического понимания истории, поскольку раскрывает естественноисторическую закономерность происходящих в обществе изменений и дает возможность научного предвидения будущего перехода к высшей форме организации общественной жизни – коммунизму. Формации различаются между собой прежде всего по составу производства и соответствующей ему социально-классовой структуре, а социальная динамика подчинена линейности исторического развития, детерминированного сменой способов производства. Такое понимание истории является апофеозом рационализации, подчиняя смысл и логику мирового исторического процесса умозрительным идеалам и ценностям европейской культуры.

Влияние формационного подхода, который, как можно видеть, имеет целый ряд различных интерпретаций, на социальную мысль XIX–XX веков исключительно велико. Он весьма удобен для сторонников интеграционных процессов в экономике и политике, для выделения так называемых «стран-изгоев».

В этих условиях среди развивающихся стран и малых народов мира интерес вызывают цивилизационные подходы к анализу социальной реальности и ее исторической динамики. Их суть состоит в том, что для анализа исторического процесса вводится абстракция «локальной цивилизации». Основоположник этого метода исследования А. Тойнби насчитывал более 20 цивилизаций, которые по достигнутым результатам общественного развития делятся им на «достигнувшие полного расцвета», «застывшие» и «недоразвитые». Однако эти подходы не менее, а более умозрительны и модельны, чем формационный: Тойнби определял понятие «локальной цивилизации» как «умопостигаемую единицу исторического исследования», отличную не только от формационного подхода, но и от конкретной истории отдельных государств. Поэтому – особенно после не вполне удавшихся попыток применения цивилизационных подходов в работах П. Сорокина, Г. Мишелла и ряда других исследователей, – интерес к этому подходу на западе резко снизился. Но цивилизационный подход имеет ряд преимуществ. Во-первых, он более функционален, позволяет более четко учитывать и ввести в модель процесса целевые функции развития, а тем самым – ввести субъекта в исследование социума как объекта. Во-вторых, он смещает акцент в сторону разнообразия как исходного пункта и условия социальной интеграции, а не наоборот, как в случае формационного подхода. Так, В.С. Степин предлагает выделять различные типы цивилизационного развития как стадии возможного социального синтеза; те типы, которые имели место до сего дня – традиционный, догоняющий (сопровождающийся процессами модернизации), техногенный (индустриальный) и информационный (постиндустриальный), – привели в конечном счете не только к поразительным технологическим достижениям, но и к экологическому и к системному гуманитарному кризисам. Это ставит задачу определения иных гуманитарных критериев и ценностных ориентиров последующего глобального развития. В-третьих, этот подход допускает введение в теорию гуманитарных параметров, т.е. позволяет учитывать динамику ценностей и сочетать научно-теоретическое и философское познание.

С учетом сказанного считаем, что весьма перспективным для анализа будущего науки и цивилизации мог бы стать цивилизационно-экологический подход. Среди имеющихся наработок – высказанная в 1987 концепция устойчивого развития человечества.

Но вернемся к феномену знания. Знание часто ассоциируется с информацией. Некоторые философы науки вообще избегают обсуждения вопроса «что такое знание», ограничиваясь отсылкой вроде «знание – это информация». Этого, конечно же, недостаточно, ибо одно неясное понятие мы определяем через другое, не менее неясное. В особенности когда речь идет о научном, теоретическом знании. Ссылки на интуитивную самоочевидность здесь недостаточны. Информация – понятие, заимствованное кибернетикой из языка средств массовой информации (с начала ХХ века широко использовалось в журналистике) и из обыденного языка. Основоположник кибернетики Н. Винер впервые придал этому понятию универсальное значение, поставив наряду с веществом и энергией (по неудачному выражению Винера – с «материей и энергией», что вызвало идеологическое неприятие кибернетики у сторонников диалектического материализма). Понятие информации было истолковано в качестве особого вида связи, несилового взаимодействия между компонентами сложных систем управления. В нашей стране интенсивные исследования в области природы информационных процессов, предпринятые с 60-х годов ХХ века, привели к выводу, что информация – это одна из форм отражения, процесс и результат избирательного ограничения разнообразия во взаимодействии управляющей и управляемой подсистем, нечто среднее между простейшими формами отражения (копирования) в неорганической природе и сознанием, мышлением человека. Из существующих эта точка зрения наиболее, на наш взгляд, обоснована. С этой точки зрения, информация – это функциональная форма отражения в живых системах и технических кибернетических устройствах. Поэтому, в частности, неубедительно определять более сложное (научное знание) через более простое (информацию), они соотносятся скорее в контексте изучения знаковой коммуникации, передачи, обмена знаниями.

Более обоснованным (хотя с формальной точки зрения, по-видимому, и менее строгим) является анализ знания не в техническом, а в социокультурном аспекте. Знание можно определить как системообразующий фактор современной цивилизации. Это образующий компонент процесса познания, который, в свою очередь, есть процесс развития сознания человека. Точнее, развития человека как существа культуры, развитие общества и миров человеческого сознания. Будем рассматривать знание в качестве автономной области ментального, идеального по своим свойствам бытия, неотделимого от языка и социальных связей, составляющего часть символического мира культуры, способного в деятельности человека как создателя и носителя знаний опредмечиваться в языке, общественных отношениях и мире вещей, включая промышленность, технику, технологии.

В вопросе об объективном статусе и относительной автономности знания как сферы ментальных явлений нам следует разобраться. «Ментальный» в европейских языках означает «умственный, психический». В последние десятилетия понятие «менталитет» стали использовать в более широком контексте – как феномен культуры, определенная установка, определяющая характер, стиль поведения. В этом смысле говорят, например, о ментальности или менталитете этноса, народа, социальной группы. Однако исходно это понятие связано с сознанием человека и способом идеального существования, в отличие от физического, вещественного, материального. Ментальность знаний означает, что их получение не может иметь основой «пересадку» вещи в психику. Поэтому метафору диалектического материализма «идеальное – это материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней» едва ли можно считать корректной. Гораздо более корректно другое крылатое выражение, принадлежащее немецкому философу-материалисту XIX века Л. Фейербаху: в человеческом сознании природа приходит к сознанию самой себя.Вопрос лишь в том, каким образом? Прежде чем предложить логическую модель получения или создания теоретического знания, его содержания, рассмотрим связь ментального со свойством идеальности. Это тем более важно, поскольку сегодня актуальными проблемами стали анализ знания как информации и исследования по виртуальной реальности в связи с распространением компьютерных технологий. В советской философской литературе идеальность трактовалась двумя способами.

Первый связан со школой Д.И. Дубровского. Здесь идеальное трактуется как «чистая», отвлеченная от носителя информация. Способность существовать в подобном «чистом» виде как содержания, отвлеченного от собственной формы, считается присущей только человеку. Иначе говоря, информация приобретает в человеке способность отделяться от своего нейромозгового кода; это и есть теоретическое знание. Поэтому теоретические знания как ментальный, идеальный мир знаний существуют лишь в процессах мышления теоретиков как индивидуальных носителей этих процессов. Познание здесь трактуется как отражение, его высшая форма: сначала отражение существует как простое копирование, затем в функциональных формах информации (как в ЭВМ), наконец, в индивидуально-идеальных формах ментальности, мышления людей. В этом направлении исследования природы научного знания продолжаются сегодня представителями функционального и эмерджентного материализма (главным образом американо-австралийской школы).

Второй способ объяснения идеального был предложен
Э.В. Ильенковым. По его мнению, идеальное объективно представлено в его бытии как способ действия мыслящего тела. Идеальное возникает в человеческой деятельности распредмечивания как снятие свойств и качеств вещественного мира в идеальный план образов, а затем и понятий, абстракций мышления. Поэтому идеальность, ментальное существует объективно как феномен культуры, оно бытийствует в предметности телесной деятельности – в языке, коммуникации, общении. Здесь идеальность знания трактуется как уподобление мыслящего человека тому, что мы познаем. Знание приобретает объективный статус как способ бытия, как бытие особого рода. Правда, не в теологической трактовке уподобления и природы универсалий неотомистами и не в гегелевском понимании идеального как субстанции идеалистического монизма, а как своего рода аспект, сторона бытия культуры, создаваемой человечеством социальной субстанции, той ее части, которая формируется в культуре, проявляясь в живой деятельности людей. В этом, мы полагаем, действительный смысл понимания Платоном познания как припоминания, о чем речь шла в лекции об античном типе рациональности. Учитывая обе рассмотренные концепции, в дальнейшем анализе теоретического знания мы будем опираться на вторую. Можно сказать и так: в обыденном познании существенен момент отражения, но в рационально-теоретическом ученый в своем творческом воображении мышлением, мыслью выходит за пределы отражения, и возрастающее значение приобретает уподобление.

Специфика научного знания – не в продолжении и усложнении обыденного знания, а в возникновении качественно особой новой формы знания, обусловленной рационально-теоретическим познанием и освоением бытия человеком. Вспомним подробный анализ этой специфики в первой лекции этого курса, а также в третьей лекции при обсуждении концепции «третьего мира» в эволюционной эпистемологии К. Поппера. При этом в современном научном мышлении общее требование к рационально оформленному знанию включает как логическую непротиворечивость, ясность, отчетливость, так и соответствие критериям опыта, эксперимента.
М. Вебер истолковывал рациональность как точный расчет адекватных средств для данной цели, Л. Витгенштейн – как наилучшую адаптированность к обстоятельствам, С. Тулмин – как логическую обоснованность правил деятельности. Возможны и иные трактовки, но во всех случаях научная рациональность связана с дискурсивным анализом ситуации, достижением эффективного и оптимального результата деятельности, соблюдением в мышлении и действии системы фиксированных общезначимых правил, которые, по предположению, не являются чисто субъективными, в каком-либо смысле имеют место и на стороне объекта. А потому и являются столь могучим орудием, органоном человека, давая последнему допуск к целостному охвату природы, общества и собственной субъективности.

Научное знание может рассматриваться в различных аспектах: культурологическом (как продукт духовного производства, ядро духовной культуры); социологическом (как форма и уровень общественного сознания); коммуникативном (как особый тип информационного процесса и его результатов); когнитивном (как систематизированное мышление о сверхчувственном), семиотическом (как взаимосвязь синтаксических, семантических и прагматических сторон); науковедческом и др. Часть из них носят экстерналистский, часть – интерналистский характер.

Знание есть результат (продукт) познания в целом, теоретическое знание – продукт мышления. Относительно науки заметим, что развитые формы знания, в особенности теоретическое знание, в отличие от обыденного, рецептурного и т.п., обнажают проблему возрастающей самореферентности, все большей замкнутости знания на самого себя. Теоретическое знание трактует онтологию как теорию бытия, учение о бытии, как картину мира, то есть опять-таки как знание. Тогда соответствие (истинность) есть соответствие знания другому знанию, принятой картине мира, а не самому миру, то есть в существенной степени имеет основу в соотносительности знаний, что и нашло отражение в неклассических теориях истины. Но мы пока что не ответили на вопрос, что же это такое – знание? Сказанное позволяет предположить, что знание – это относительно замкнутая, автономная область ментального, идеального по своим свойствам бытия. Его природа обсуждается с момента возникновения философии как первой исторической формы теоретического мышления. Полярными полюсами этого обсуждения, как известно, являются трактовки знания как субстанции в идеализме, реализме, дуалистической концепции бытия, и его трактовки как функции, или того, что существует только в отношении к познаваемому миру вещей, то есть неподлинным, эпифеноменальным образом (функциональный, эмерджентный материализм). Мы будем придерживаться точки зрения на знание как культурно-историческое свойство человеческой деятельности, часть символического мира культуры, но такое свойство, которое обладает онтологической реальностью, особым объективным статусом существования.Иначе говоря, знание рождается в сознании человека в результате преобразующей предметной деятельности, является ее оборотной стороной, распредмечиванием свойств и отношений физического, нементального мира в форму собственных объектов, обладающих новыми, нефизическими свойствами обобщенности и универсальности. Но при этом знание не сводится к сознанию человека, оно интерсубъективно, объективируется в языке и отношениях людей, в предметных формах деятельности. Заметим также, что дотеоретическое знание неустранимо антропоморфно, а теоретическое – антропологично, предполагает условием своего существования человека как носителя этой объективности знаний и их объективирующей инстанции. В данной трактовке бытие знания сближается с трактовкой идеального (ментального) Э.В. Ильенковым. Но со следующим онтологическим дополнением: знание как ментальная реальность – это часть бытия, часть природы, при определенных условиях обладающая самостоятельным свойством трансцендирования, порождения новых бытийных состояний. Мы разделяем логику рассуждений К. Поппера и Дж. Экклза в работе «Самость и ее мозг» (1977). Эта логика такова. Отказ от реальности ментального не решает проблему главного в знаниях – его содержания. Приписывая статус реальности только физическому миру и заменяя ментальность знаково-языковой коммуникацией (а сознание человека – внешним поведением), физикализм упрощает картину бытия и недооценивает потенции природы к порождению новых качеств. Вселенная открыта, знание и мышление – часть природы, обладающая самостоятельной трансценденцией порождения новых ее (природы) состояний и качеств. Отсюда, как известно, Поппер развил эволюционный подход в эпистемологии и пришел к трактовке научного знания в качестве «третьей реальности». Этот объективный мир знаний, эволюционируя, способен влиять и на мир природы и социума, трансформируя его посредством знаниевых технологий, и на самого человека (на наш мозг, на наши традиции, на наши предрасположения действовать и на сами наши действия). Поппер обоснованно различает донаучные знания (знания – мнения) и научно-теоретические. Как уже упоминалось ранее, в отношении мира научных знаний он приходит к выводу, что этот мир–посредник качественно изменяет характер эволюции человека: в отличие от животных, человек участвует в естественном отборе не собой, не собственной телесностью, а посредством отбора знаний.

Родовое свойство знания легче выразить через отрицание – в отличие от физической, это непространственная и невременная реальность. Ее объекты самостоятельно существуют только в ментальном мире. Это понятия, абстракции. Они не занимают места в пространстве. Откуда это известно? Из опыта оперирования этими объектами как предметами мысли. Не имеет смысла, например, утверждение, что понятие Вселенной больше понятия атома, или что понятие треугольника находится ближе к понятию квадрата, чем к понятию многоугольника. Здесь имеют место логическо-математические, а не физические отношения.

Простейшая схема (модель) формирования элементарного (чувственно-наглядного, дотеоретического) знания может быть интерпретирована через акты перехода свойства вещи или отношения между вещами в объект ментального мира (предиката вещи в объект ментального мира). Имена суть абстракции совокупности свойств и отношений, явленных в деятельности (элементарном познавательном акте). Так может быть истолковано первоначальное формирование дотеоретического мира знаний. Образно переход от ментального объекта к предикату физической вещи можно обозначить как акт предицирования.

Таким образом, элементарные акты абстрагирования и предицирования в предметной деятельности показывают, как рождение знания преодолевает и разрешает проблему переноса, или корреспонденции (мы еще вернемся к этому вопросу при сопоставлении классической и неклассических концепций истины). Знание – это не только отражение вещей (хотя может отчасти интерпретироваться как отражение свойств и отношений), но прежде всего процесс и результат уподобления человека посредством ментальности их (вещей) свойствам и отношениям в понятии. Объектами знания становятся предикаты вещей, а не сами вещи. Уже на дотеоретическом уровне обобщения чувственных восприятий не вещи, а их свойства и отношения становятся объектами мысли, языка и знаний. Мы можем предположить, что свойства и отношения физического мира обладают характеристиками, родственными ментальному миру знаний. Поэтому их можно именовать предикативными, а элементарный познавательный акт трактовать как переход предиката вещи в объект ментального мира и обратно. Этим отчасти решается проблема переноса физического в ментальное и обратно, отчасти, потому что во всех других измерениях, кроме выделенных свойств и отношений, вещь физического мира остается кантовской «вещью в себе». Этим исключается гегелевское тождество мышления и бытия, скорее предложенная модель знания соответствует хайдеггеровскому «зазору» бытия, приоткрывающемуся вопрошанию человека и находящему воплощение в знании. И еще аргумент: современные физики указывают на так называемые «черные дыры» во Вселенной как на «вещи-в-себе»! Но как мы приходим к гипотезе истинности, объективности, относительной независимости от нас каких-либо научных знаний или теорий?

Поясним еще с одной стороны. Отношение предикатов выявляется теоретическим мышлением как предметное отношение включением мысли в предметный мир. Предметность определяется опосредованиями (рычаг и блок дает понимание силы уже не по аналогии с физическими усилиями человека, а как механической силы; происходит объективизация предметных отношений практики, первые городские цивилизации древности). В этой ориентации на изучение объектов по их собственным законам – первая главная особенность науки.На эту особенность обращают внимание выдающиеся теоретики-естествоиспытатели, такие как А. Эйнштейн или А. Пуанкаре. Последний провел специальное исследование природы законов науки и их исторической эволюции именно как отношений; закон науки, как мы помним, и есть существенное, необходимое, универсальное и общее отношение. Вторая главная особенность – возможность на этой основе предвидеть возможные будущие изменения объектов, одинаковая структура объяснения и предвидения в науке.Этим вводится дополнительный критерий разграничения научного и обыденного, стихийно-эмпирического познания. Так, постановка внутринаучных проблем и их решение в рамках фундаментальных физических исследований привела к открытию законов электромагнитного поля и предсказанию электромагнитных волн, к открытию законов деления атомных ядер, квантовых законов излучения атомов при переходе электронов с одного энергетического уровня на другой, – и это стало основой радиоэлектронной аппаратуры, атомных электростанций, лазерных установок. Обыденное тоже предвидит, но в наличных исторически сложившихся способах действия; обыденный язык, в отличие от языка науки, 1) «вплетен» в повседневность наличной практики, 2) нечеток и многозначен. У науки – специфический язык и средства деятельности (научная аппаратура – измерительные инструменты, приборные установки). Системность и обоснованность научного знания выводится из исследования объектов, обыденно и в производстве еще не освоенных (нужен эксперимент, выводимость из уже истинных знаний, перенос и т.д. – то, что позволяет выразить внутреннюю взаимосвязь исследуемого объекта в системно-организованном теоретическом знании). В языке научного описания существенную роль играет методология, то есть избранный путь достижения объективности, истинности. Самоценность истины в науке следует подчеркнуть особо: именно для достижения истины разрабатываются соответствующие идеалы организации знания – требования логической непротиворечивости, опытной подтверждаемости и другие (они будут рассмотрены в лекции о научной теории и ее внутреннем строении). Подчеркнем в специфике науки ценность новизны, из признания которой проистекают запрет на плагиат, допуск критического пересмотра оснований, а также рождается этос ученого – перед лицом истины все исследователи равны, прошлые заслуги не принимаются во внимание, если речь идет о доказательствах. Здесь проявляется специфика субъекта научного творчества, которая не ограничивается специальной профессиональной подготовкой. Ученый может ошибаться, но не подтасовывать результаты; повторить уже сделанное открытие, но не заниматься плагиатом. «Селекция» наиболее выдающихся результатов, их признание обеспечиваются в научной коммуникации посредством цитирования и ссылок. Это достаточно строгий и объективный критерий.

Наряду со свойством обобщенности мы обнаруживаем в этом анализе другую родовую характеристику теоретического знания – его универсальность. Понятия, их синтаксические и семантические взаимосвязи позволяют выражать (описывать, интерпретировать) реальность любого рода, придавая ей объективный статус содержания знаний.

Литература

Косарева Л.М. Рождение науки Нового времени из духа культуры. М., 1997.

Кохановский В.П. Философия и методология науки. М., 1999.

Степин В.С., Горохов В.Г., Розов М.А. Философия науки и техники. М., 1995.