Сидел в этом коварном молчании

Так медленно тянулось время, если время еще существовало:

Почем знаю я это! Но наконец случилось то, что меня разбудило.

Трижды ударили в ворота, как громом, трижды зазвучали и

заревели своды в ответ; тогда пошел я к воротам,

Альпа! -- кричал я, -- кто несет свой прах на гору? Альпа!

Альпа! Кто несет свой прах на гору?

И я нажимал ключ и напирал на ворота, стараясь отворить

Их. Но они не отворялись ни на палец.

Тогда бушующий ветер распахнул створы их: свистя, крича,

Разрезая воздух, бросил он мне черный гроб.

И среди шума, свиста и пронзительного воя раскололся гроб,

И из него раздался смех на тысячу ладов.

И тысяча гримас детей, ангелов, сов, глупцов и бабочек

Величиной с ребенка смеялись и издевались надо мной и неслись

На меня.

Страшно испугался я и упал наземь. И я закричал от ужаса,

Как никогда не кричал.

Но собственный крик разбудил меня -- и я пришел в себя".

--

Так рассказывал Заратустра свой сон и потом умолк: ибо он

Не знал еще значения своего сна. Но ученик, которого он любил

больше всех, быстро поднялся, схватил руку Заратустры и сказал:

Quot;Сама твоя жизнь объясняет нам сон этот, о Заратустра!

Не ты ли сам этот ветер, с пронзительным свистом

Распахивающий ворота в замке Смерти?

Не ты ли сам этот гроб, наполненный многоцветной злобою и

Ангельскими гримасами жизни?

Поистине, подобно детскому смеху на тысячу ладов, входит

Заратустра во все склепы, смеясь над ночными и могильными

Сторожами и над всеми, кто гремит ржавыми ключами.

Пугать и опрокидывать будешь ты их своим смехом; обморок и

Пробуждение докажут твою власть над ними.

И даже когда наступят долгие сумерки и усталость

Смертельная, ты не закатишься на нашем небе, ты, защитник

Жизни!

Новые звезды и новое великолепие ночи показал ты нам;

Поистине, самый смех раскинул ты над нами многоцветным шатром.

Отныне детский смех всегда будет бить ключом из гробов;

Отныне всегда будет дуть могучий ветер, торжествующий над

Смертельной усталостью: в этом ты сам нам порука и

Предсказатель.

Поистине, самих врагов своих видел ты во сне -- это

Был твой самый тяжелый сон!

Но как ты проснулся от них и пришел в себя, так и они

должны проснуться от себя самих -- и прийти к тебе!"

Так говорил ученик; и все остальные теснились к

Заратустре, хватали руки его и хотели его убедить оставить ложе

И печаль и вернуться к ним. Заратустра же сидел, приподнявшись

На своем ложе и с отсутствующим взором. Подобно тому, кто

Возвращается после долгого отсутствия, смотрел он на своих

Учеников, вглядывался в их лица и еще не узнавал их. Но когда

они подняли его и поставили на ноги, изменился сразу взор его;

Он понял все, что случилось, и, гладя себе бороду, сказал

твердым голосом:

"Ну что ж, это придет в свое время; но позаботьтесь,

Ученики мои, чтобы был у нас хороший обед, и поскорей! Так

Думаю я искупить дурные сны!

Прорицатель же должен есть и пить рядом со мною: и

поистине, я покажу ему еще море, в котором может он утонуть!"

Так говорил Заратустра. И он долго смотрел в лицо ученику,

Объяснившему сон, и качал при этом головою.

Об избавлении

Однажды, когда Заратустра проходил по большому мосту,

окружили его калеки и нищие, и один горбатый так говорил ему:

Quot;Посмотри, Заратустра! Даже народ учится у тебя и

Приобретает веру в твое учение; но чтобы совсем уверовал он в

тебя, для этого нужно еще одно -- ты должен убедить еще нас,

Калек! Здесь у тебя прекрасный выбор и поистине случай с

Многими шансами на неупущение. Ты можешь исцелять слепых и

Заставлять бегать хромых, и ты мог бы поубавить кое-что и у

Того, у кого слишком много за спиной; -- это, думаю я, было бы

прекрасным средством заставить калек уверовать в Заратустру!"

Но Заратустра так возразил говорившему: "Когда снимают у

Горбатого горб его, у него отнимают и дух его -- так учит

Народ. И когда возвращают слепому глаза его, он видит на земле