Ужас напал на меня, когда увидел я нагими этих лучших

Людей; тогда выросли у меня крылья, чтобы унестись в далекое

Будущее.

В далекое будущее, в более южные страны, о каких не мечтал

Еще ни один художник: туда, где боги стыдятся всяких одежд!

Но переодетыми хочу видеть я вас, о братья и

Ближние мои, и наряженными, тщеславными и гордыми, в качестве

Quot;добрых и праведных".

И переодетым хочу я сам сидеть среди вас -- чтобы не

Узнавать вас и себя: в этом моя последняя человеческая

мудрость. --

Так говорил Заратустра.

Самый тихий час

Что случилось со мною, друзья мои? Вы видите меня

Расстроенным, изгнанным, повинующимся против воли, готовым уйти

Ах, уйти подальше от вас!

Да, еще один раз должен Заратустра вернуться в свое

Уединение: но неохотно возвращается на этот раз медведь в свою

Берлогу!

Что случилось со мною? Кто обязывает меня к этому? -- Ах,

Этого хочет мой гневный повелитель, он говорил ко мне; называл

Ли я вам когда-нибудь имя его?

Вчера вечером говорил ко мне мой самый тихий час --

Вот имя ужасного повелителя моего.

И случилось это так -- ибо я должен сказать вам все, чтобы

Ваше сердце не ожесточилось против внезапно удаляющегося!

Знаете ли вы испуг засыпающего? --

До пальцев своих ног пугается он, ибо почва уходит из-под

Ног его и начинается сон.

Это говорю я вам для сравнения. Вчера, в самый тихий час,

Почва ушла из-под моих ног: сон начался.

Стрелка подвинулась, часы моей жизни перевели дух, --

Никогда еще не было такой тишины вокруг меня: так что сердце

Мое испугалось.

Тогда заговорила беззвучно тишина ко мне: " Ты знаешь

это, Заратустра? " --

И я вскрикнул от страха при этом шепоте, и кровь отхлынула

От моего лица, -- но я молчал.

Тогда во второй раз сказала она мне беззвучно: "Ты знаешь

это, Заратустра, но ты не говоришь об этом!" --

И я отвечал наконец, подобно упрямцу: "Да, я знаю это, но

не хочу говорить об этом!"

Тогда опять сказала она мне беззвучно: "Ты не

Хочешь, Заратустра? Правда ли это? Не прячься в своем

упорстве!"

И я плакал и дрожал, как ребенок, и наконец сказал: "Ах, я

хотел бы, но разве могу я! Избавь меня! Это свыше моих сил!"

Тогда опять сказала она мне беззвучно: "Что тебе за дело,

что случится с тобой, Заратустра? Скажи свое слово и разбейся!"

--

И я отвечал: "Ах, разве это мое слово? Кто я такой?

Я жду более достойного; я не достоин даже разбиться о него".

Тогда опять сказала она мне беззвучно: "Что тебе за дело,

Что случится с тобой? Ты еще недостаточно кроток для меня. У

кротости самая толстая шкура". --

И я отвечал: "Чего только не вынесла шкура моей кротости!

У подножия своей высоты я живу; как высоки мои вершины? Никто

Еще не сказал мне этого. Но хорошо знаю я свои долины".

Тогда опять сказала она мне беззвучно: "О Заратустра, кто

Должен двигать горами, тот передвигает также долины и

низменности". --

И я отвечал: "Еще мое слово не двигало горами, и что я

Говорил, не достигало людей. И хотя я шел к людям, но еще не

Дошел до них".

Тогда опять сказала она мне беззвучно: "Что знаешь ты

Об этом! Роса падает на траву, когда ночь всего

безмолвнее". --

И я отвечал: "Они смеялись надо мной, когда нашел я свой

Собственный путь и пошел по нему; и поистине, дрожали тогда мои

Ноги.

И так говорили они мне: ты потерял путь, а теперь ты

отучиваешься даже ходить!"

Тогда опять сказала она мне беззвучно: "Что тебе до

Насмешек их! Ты тот, кто разучился повиноваться: теперь должен

Ты повелевать!

Разве ты не знаешь, кто наиболее нужен всем? Кто

Приказывает великое.

Совершить великое трудно; но еще труднее приказать

Великое.

Самое непростительное в тебе: у тебя есть власть, и ты не

Хочешь властвовать".

И я отвечал: "Мне недостает голоса льва, чтобы

Приказывать".

Тогда, словно шепотом, сказала она мне: "Самые тихие слова

-- те, что приносят бурю. Мысли, ступающие голубиными шагами,

Управляют миром.